Очи чёрные

   - Пошли,  Ванька,  пора  ночлег  готовить. Скоро  темнеть  начнет,  а  у  нас  там  конь не  валялся. 
         - Иди,  я  закину  еще  разок  и  догоню  тебя.
         - Хватит  тебе,  ты  что,  не  нарыбачился  за день?
Два  грязных  и  заросших  субьекта,  напоминающие  леших,  бредут  в  сторону  сосняка  и  ведут  непонятный  разговор, очевидно,   прерванный перед  этим  в  середине  фразы.               
       -  Мы  тогда  говорили  о  людях,  которые  напропалую  врали.  Над  ними  смеялись,  их  выводили  на  чистую  воду.  Проходило  какое-то  время  и  они  снова  продолжали  врать,  глядя  в  глаза  тем,  кто  их  только  что  прижучил…
       -  Да,  это  я  нашел  изодранную  книжку  какого-то  знаменитого  психиатра.  Она  висела  на  гвозде  в  уборной  на  даче  у  моего  старого  друга.  Он  до  сих  пор  материт  меня,  обвиняя,  что  это  я  спер  у  него  любимую  книжку.  Я  увлекся  и  дочитал  то,  что  осталось  от  нее.
       -  Так  вот,  если  отбросить  оттуда  все,  что  заканчивается  «измами»,  то  можно  было  сделать  вывод,  что  врут  все  люди  без  исключения,  просто  так, из  любви  к  искусству. Дети-школьники, священнослужители,  банкиры  и  политики,  мужья  и  жены, -  все,  насколько  и  кому  это  выгодно.
Детям  родители  и  учителя  в  школе  вдалбливают: «Говорите  правду»!  Все  мировые  религии  проповедуют  своей  пастве:  «Не  оскверняйте  уста  свои  ложью»!  Врунов  осуждают,  изобличают  и  выводят  на  чистую  воду,  заставляют  клясться  на  библии  или  в  суде.  А  они,  отсидевшись  в  засаде,  снова  продолжают  врать.  Я  хорошо  помню,  как  несколько  близких  друзей  язвительно  издевались  над  своим  товарищем  и  называли  его  святым  за  то,  что  он  говорил жене  только  правду.  Хотя  во  всех  других  случаях  мог  и  приврать.
Если  взять  писателей  и  поэтов, - то  им  Сам  Бог  велел  врать,  то-есть,  им  положено  врать  по  положению.  Или,  к  примеру,  я  прочел  у  одного  мудака  (почему  мудака? Да  потому  что  он,  не  стыдясь,  называет  себя  философом),  что  дипломаты, - это  люди,  которые  призваны  отправляться  в  чужие  края,  чтобы  врать  на  благо  своей  страны.  Как  говорят  по  радио  и  пишут  в  газетах, что  то  или  иное  стихотворение  или  песня  народные,  то-есть,  что  у  них  нет  автора.  Потом,  позже,  выясняется,  по  крайней  мере  у  некоторых  из  них,  автор  имеется,  что  он  был  репрессирован  и  сидел  в  лагере  за  написанные  им  частушки,  где     и  умер.
А  еще  я  вспомнил,  как  один  из  героев  популярного  у  нас  в  начале  1960-х  годов  романа  Ремарка  слушает  в  Парижском  ресторане  русские  песни.  Среди  них  прозвучали  «Очи  Черные»  и  «Анастасия».  Отгремели   аплодисменты.  Встрепенувшись,  он  опомнился  на  том,  что  не  только  внимательно  слушает  песню,  но  и  чувствует  необъяснимо-грустное  очарование.  Чувство  для  солдата,  прошедшего  окопы  большой  войны,  забытое  и  непривычное.  Тут  он начинает  раздумывать  о  причине  возникших  чувств,  природе  какой-то  мистической  притягательности  только  что  прозвучавших  песен.  Всякие  предпочтения  у  людей  проходят  быстро.  Однако,  сколько  бы  они  не  звучали, люди  снова  и  снова  хотят  слушать  их  и  даже  не  задумываются, отчего  это  происходит. 
«Очевидно,  это  оттого, -  размышляет  он,  -  что  эти  две  песни  стали  символом  чудовищной  трагедии  большого  народа  огромной  страны  после  1917 года  и  вот  уже  почти  два  десятилетия  напоминают  нам  о  ней  со  сцен  и  подмостков  мировых  столиц.  Тут  что-то  не  так.  В  школьные  времена  и  позже  мы  слышали  от  наших  пророков-всезнаек,  что  русский  народ  -  это  варвары,  гунны  и  забулдыги,  не  способные  не  то,  что  к  творческой  деятельности,  но  и  к  простому,  полезному  ремеслу.  Но  ведь  не  тролли  же  написали  эти  песни»! 
        - Вот-вот,  и  не  марокканцы!  Что-то  не  вижу  ничего  трагического  в  этих  песнях,  особенно  в  «Очах  Черных».  Обычная  цыганская  песня  о  любви  молодого  человека,  еще  не  расставшегося  с  прыщами  и  веснушками,  к  барышне  и  его  страданиях,  а  может,  даже  и  не  очень  молодого.  Эка  невидаль! -  Как  обычно,  строг  в  своих  оценках  услышанного  или  увиденного  Александр  Михайлович. -  А  другая  песня,  «Анастасия»,  мне  говорили,  что  она  была  посвящена  Анастасии  Николаевне  Романовой.  Она  звучит  здорово,  когда  ее  поет  Пэт  Бун.  Но  вот  в  чьем  исполнении  слушал  ее  Ремарковский  вояка,  не  помню.  Там,  по-моему,  не   говорится  об  этом.               
Так  вот,  «ценитель  и  пониматель»  музыки  и  вообще  всего  прекрасного,  Александр  Михайлович,  это  вовсе  не  цыганская  песня,  и  даже  не  русская.  Теперь  насчет  марокканцев… Это  ты  за  что  же  их  так?  Будто  они  не  способны  на  что-то  дельное!  А  песня  и  впрямь, чуть  ли  не  марокканская,  потому  что  родилась  она  на  той  же  широте,  но  по  ту  сторону  океана,  на  Кубе.
        - Пошло-поехало…  Ты  что,  сивухи  перекушал?
          Тише-тише,  не  кипяти  малину,  а  выслушай  сначала.  Недавно  мне  попалась  статья-интервью  в  одном  еженедельнике  семидесятых  годов.  Автор  статьи,  наш  журналист-международник, случайно узнал,  что  человек,  написавший  или,  как  говорит  сам  автор,  придумавший  песню  «Очи  Черные»,  жив,  он  кубинец  и  проживает  на  окраине  Гаваны. По  заданию  еженедельника  журналист  разыскал  его,  очень  пожилого  человека  и  в  результате  написал  эту  статью.  Зовут  этого  человека  Синдо  Гарайя.  Всю  жизнь  он  провел  на  Кубе  и  рыбачил  в  море  на  лодке.  Приезжал  к  нему  Эрнест  Хемингуэй,  когда  работал  над  повестью  «Старик  и  Море».  По  словам  Синдо  Гарайи,  сеньор  Эрнесто  раздумывал  тогда  над  серией  рассказов  о  кубинских  рыбаках,  о  море  и  голубых  марлинах,  выходил  с  ним  в  море.  «Это  был  отважный  человек,  хоть  и  писатель». – Сделал  он  свою  безапелляционную  оценку.

                х   х   х         
                                -  Да,  это  он,  Синдо  Гарайя,  только  не  написал,  а  придумал  песню  «Очи  Черные».  Он,  видите  ли,  рыбак,  а  не  музыкант,  нот  не  знает.  Это  было  очень  давно,  очень!  И  ему,  и  сеньорите  Исабель  было  по  тринадцать,  а  может,  по  четырнадцать  лет.  Теперь  и  не  вспомнить  точно.  Вот  и  торчал  он  целыми  ночами  под  ее  окнами  и  бренчал  на  гитаре.  Все  бренчат  на  чем-нибудь  в  этом  возрасте.  Тут  ничего  особенного  нет.  А  как  на  гитаре  играл  -  вспомнить  стыдно!  В  его  обязанности  входило  к  рассвету,  когда  проснется  отец,  подготовить  лодку  к  выходу  в  море,  уложить  весла,  снасти,  проверить  паруса  и  принести  бочонок  с  водой, провизию.  Родитель  мой  был  строг  и  крут  на  расправу,  приходилось  поворачиваться.
         - Кроме  этих  обязанностей  он  ходил  еще  в  школу.  Пропускать  занятия  или  приходить с  плохо  приготовленными  уроками  было  нельзя,  иначе,  как  он  говорил,  отцовский  кулак  мигом  спляшет  румбу  на  его  морде.  Так  что  для  сеньориты  Исабель  он  выделял  только  два-три  часа  ночью,  а  песни  придумывал  днем.  Это  не  трудно.  Бежишь,  к  примеру,  в  школу  или  на  рынок,  а  песни  сами  лезут  тебе  в  голову.
Родители  ее  не  разрешали  встречаться  им.  Только  один  раз  они  виделись  с  Исабель,  когда  она  попросила  написать  для  нее  ноты  песни,  а  он  не  умел  это  делать.  Тогда  она  уговорила  его  спеть  песню  еще  раз,  что  он  с  удовольствием  сделал,  а  она  сама  записала  на  нотной  бумаге.  Вот,  собственно,  и  вся  история.
         - Как  вы  сказали? Нет,  нет!  В  начале  века  отец  ее  уехал  в  Штаты  по  своим  делам  и  увез  сеньориту  Исабель.  Да,  он  слышал  и  знает,  что  песня  была  популярной,  особенно  в  южных  штатах,  где  было  много  выходцев  из  Кубы,  однако  вскоре  о  ней  забыли.  Прошло  много времени  и  как-то  по  радио  он  услышал  русскую  народную  песню  «Очи  Черные»  в   исполнении  известного  певца,  через  некоторое  время  снова,  только  уже  другого  артиста.
Знаменитые  исполнители  пели  его  песню  на  незнакомых  языках  с  подмостков  далеких  и  прекрасных  городов.  Слушая  их  чарующие  голоса,  он  сидел  здесь,  рядом,  и  видел  нехитрое  занятие  и  убогое  житье  таких  же,  как  он,  рыбаков  и  знал,  что  эта  же  участь  уготована  и  их  детям,  и  не  верилось,  что  эту  песню  мог  придумать  он,  Синдо  Гарайя,  всю  жизнь  проведший  в  поединках  с  штормами,  алчностью  скупщиков  и  неумолимостью  судьбы.  Как  же  так?  Он  ночи  не  спал,  мечтал  о  сеньорите  Исабель,  придумывал  и  посвящал  ей  песни,  чтобы  они  понравились  ей,  чтобы  она  обратила  внимание  на  него,  а  выходит,  что  он  не  имеет  к  песне  никакого  отношения?  Потом  привык,  успокоился.  Появилось  что-то  вроде  гордости  даже,  что  его  песни  поют  всюду  и  делают  это  прославленные  певцы  и  певицы,
         - Вы  сказали: «Поют  ваши  песни»…  Вы,  кроме  «Очей  Черных»,  еще  написали,  простите,  придумали,  песни?   Как  они  называются?          
  Одна  из  них  называется  «О,  красавец  гуахиро».  Есть  еще  одна  песня  под  таким  названием,  но  она  появилась  намного  позже,  автора  я  не  знаю  и  никогда  не  интересовался.  Мой  « О,  красавец  гуахиро»  часто  звучал  в  пятидесятые  годы,  и  лучше  всех  его  пела  наша  Кубинская  певица  Мения  Мартинес. Сам  он,  видите  ли,  спел  эту  песню  только  единожды,  в  одном  из  баров  Гаваны.  Однако,  кто-то  успел  записать  мелодию,  чуточку  видоизменил  ее  и  выдал  за  свою.
         - Как  вы  сказали?  Мения  Мартинес?
О,  да!  Красивый  и  нежный  голос,  прекрасная  женщина!  Что, что?  Нет,  он  не  знаком  с  ней,  только  слышал  по  радио.  Несколько  раз  собирался  попасть  на  ее  концерты,  но  так  и  не  удалось,  теперь  поздно,  едва  хожу.
Я  потрясен!  Вы  могли  бы  только  на  этих  двух  песнях  стать  обеспеченным  человеком.  Вы  не  пытались  восстановить  справедливость  через  суд?  У  вас  столько  соседей-рыбаков,  знающих  вас  с  детства  и  помнящих  ваши  серенады  под  окнами  сеньориты  Исабель.
Ну,  что  вы!  Там  известные  всему  миру  люди.  А  он  всего  лишь  рыбак.  У  него  одна  утлая  лодка,  одна  дырявая  сеть  и  дом,  сколоченный  из  фанеры  и  ржавой  жести,  вы  сидите  в  нем.  Его  даже  и  слушать  никто  не  будет,  разве  что  сделают  посмешищем. 
         - Это  я  понял  давно, в  молодости,  и  тогда  же  надумал  ехать  на  ее  поиски,  даже  собирал  деньги.  Шло  время,  быстро  проходили  годы.  Как-то  перед  Второй  Мировой  Войной  он  провел  в  море  более  двух  суток. Когда  вернулся,  ему  рассказали,  что  приходила  красивая  сеньора  с  детьми  и  спрашивала  о  нем.  Никто  не  удосужился  спросить  у  нее,  что  передать,  или  как  ее  зовут.
         - Действительно,  какая  необычная  судьба  у  этой  песни! Она,  очевидно,  так  и  сгинула  бы  в  вечности,  если  бы  не  обрела  свою  душу  на  наших  заснеженных  просторах.  Так  что  она  теперь  и  в  самом  деле  русская  песня.  Однако  я  хочу  вернуться  назад  в  твоем  рассказе,  где  этот  любитель  наших  песен  в  парижском  ресторане  размышляет  о  природе  воздействия  музыки  на  человека.  Когда  европейцы  с  высоты  своего  чванства  и  спеси  говорят  о  нашей  истории  и  культуре,  это  всегда  вызывает  во  мне  подозрение,  особенно,  когда  говорят  в  одобрительных,  а  то  и снисходительных  тонах,  будто  поглаживая  нас  по  голове  и  похлопывая  по  плечу.  К  тому  же,  делается  это  в  безапелляционно-утвердительной  форме  людьми,  никогда  не  бывавшими  в  нашей  стране  и  изучавшими  ее  по  бульварным  листочкам,  рассчитанным  для  молодых  барышень  за  вышивкой   и  называющими  себя  профессорами  и  политологами.  И  делают  это  во  всех  областях,  от  ночных  горшков  до  дипломатии,  до  литературы  и  искусства.
Недавно  я  забрел  на  выставку  «Москва-Берлин»,  где  пережил  приятное  удовлетворение  и  пришел  к  любопытным  выводам.  Там  выставлены  работы  наших  и  немецких  художников  и  скульпторов,  выполненные  до  и  после  Второй  Мировой  Войны.  Видел  картины  тех,  кто  работал  в  «Баухаусе»  вместе  с  Вальтером  Гропиусом.  Говорят,  нельзя  сравнивать  картины  разных  художников.  Ничего  подобного,  можно.  Я  хочу  сказать  о  голых  бабах  на  полотнах  нашего  Дейнеки  и  в  «Суде  Париса»  немецкого  художника  Зелигера.
До  сих  пор  Дейнека  мне  не  нравился  из-за  какой-то  схематичности  своих  работ.  На  этой  выставке  я  увидел,  что  ошибался.  Женщины  Дейнеки,  и  зрелые,  и  совсем  юные,  прыгающие,  бегающие,  или  спокойно  стояще  на  месте, дышут  здоровьем  и  силой,  а  потому  они  естественны  и  целомудренны,  прости  мне  за  это  красивое  слово,  однако  другого,  более  точного,  в  природе  нет.  В  них  как-раз  неуловимо  чувствуется  тот  комплекс  многих  качеств,  из  которых  складывается  красота  человека.  В  них  нет  и  тени  позы,  как  у  героинь  Зелигера.  Посмотри  на  всех  трех.  И  Гера,  и  Афродита,  и  Елена  выглядят  пошлой  порнографией,  пахнущей  потом.  Я  радуюсь,  что  Гитлер  любил  именно  эту  картину  и  называл  ее  героинь  эталоном  арийской  женщины.  Мне  нравится,  когда  у  чудовища  нет  вкуса. 
Удивительно,  надо  было  «совершенствоваться»  два  тысячелетия,  чтобы  из  прекрасных  богинь,  созданных  гением  древних  греков,  слепить  подобное!  Кстати,  там  выставлены  только  две  немецкие  художницы,  тогда  как  наших  -  тринадцать.  А  имена-то  какие!  Гончарова,  Попова,  Голубкина,  Зинаида  Серебрякова…  Это  я,  опять  же,  для  сравнения.  Они  ведь  там  что-то  блебечут  о  равноправии,  о  достоинстве и  интеллекте  женщин.  Темный  фон  на  картинах  наших  художников  -  это  темная  и  бездонная  бесконечность  со  множеством  еле  уловимых оттенков.  На  картинах  немецких  -  тот  же  темный  фон  выглядит  дегтем. 
               
                х   х   х

В  двадцатых – тридцатых  годах  европейские  страны  и,  в  частности,  Германия,  были  заполнены  писателями,  художниками,  музыкантами  и  поэтами,  бежавшими  из  страны  после  революции.  Многие  из  них  нашли  приют  в  «Баухаусе»  Вальтера  Гропиуса,  говорившего,  что  с  приходом  русских  интеллектуалов  родились  целые  школы  и  направления  в  архитектуре,  искусстве,  а  с  ними  пришел  небывалый   интерес  к  театру.  Когда  фюрер  разогнал  их,  они  разбрелись  по  миру,  оплодотворяя  своими  идеями  и  знаниями  мировую  культуру.Наш  Георгий  Гольц  спроектировал  жилую  единицу  задолго  до  Марсельского  дома  Ле  Корбюзье,  а  дипломная  работа  студента  из  Кузбасса  по  спасению  Пизанской  Башни,  выполненная  около  тридцати  лет  назад  и  высланная  в  Италию  на  конкурс,  всплывает  теперь,  как  работа  итальянских  инженеров.  Хорошо  хоть,  работа  эта  была  зафиксирована  и  отрецензирована  академическими  и  госстроевскими  экспертизами  документально.  Там  даже  есть  оценка  Туполевского  Конструкторского  Бюро,  как  гениальная.
        -  И  последнее,  чтобы  не  засорять  твой  и  без  того  замшелый  мозг.  За  несколько  лет  до  революции  наш  предприниматель  и  крупный  промышленник  приехал  в  Берлин  по  каким-то  делам.  Он  заканчивал  Питерский  университет,  как  математик  и  тем  не  менее  хорошо  знал  несколько  европейских  языков,  в  том  числе  и  немецкий,  однако  в  разговоре  с  зарубежными  деловыми  людьми,  говорил  только  на  родном  языке.
    Друзьям  он  говорил:  «Почему  это  я  старался,  учил  их  язык,  потратил  уйму  времени  и  сил,  тогда  как  они,  разные  там  немчура,  лягушатники,  островитяне,  не  ударили  даже  палец  о  палец,  чтобы  понимать  меня?  Нет,  пока  они  не  скажут  мне  на  вполне  сносном  русском  языке  то,  что  они  хотят  сказать,  не  будет  у  нас  взаимопонимания!  То-есть,  я-то  пойму  их,  но  и  они  пусть  подсуетятся!
Позже,  во  время  революции,  когда  он  отдыхал  в  своем  имении,  перед  его  дворцом  собралась  толпа  народа  и  стала  выкрикивать  революционные  кричалки  с  угрозами  расправы.  Промышленник  наш  неспешно  оделся  во  фрак,  напялил  на  голову  цилиндр  и  вышел  на  балкон.  Затем,  мрачно  оглядев  собравшихся,  обнес  их  громоподобным  гвардейским  матом.
Народ  проникся  к  нему  уважением,  выбрал  своим  депутатом  и   отправил  к  Ленину  с  большим  списком  требований.  Через  три  недели  депутат  вернулся  со  всеми  решенными  вопросами  и  подписью  Ленина.  Будучи  в  эмиграции,  он  рассказывал  друзьям  и  знакомым,  что  никогда,  ни  раньше,  ни  позже,  он  не  относился  к  своим  обязанностям  столь  серьезно  и  ответственно,  как  в  тот  раз.  Это  я  рассказал  к  тому,  что  большой,  пусть  и  темный,  народ  по  достоинству  оценил  хоть  и  озорную,  но  талантливую  суть  своего  барина,  как  и  красоту  песни  с  далекого  острова.      
         - Были  в  природе такие  руководители  или  властители,  которые  говорили  бы  правду своему  народу?  Как  ты  думаешь?               
- Если  полистать  историю  всякой  власти:  папской,  королевской  или  парламентской,  как  и  всякой  другой,  то  конечно  нет!  Где  власть,  там  вседозволенность,  алчность,  а  это  все  позволяет  говорить  то,  что  выгодно  им.  Хотя  все  это  происходит  тайно,  под  грифом  «секретно». Маленькое  вранье  тянет  за  собой  большое,  а  большое  приводит  к  непониманию,  а  то  и  к  конфликтам.  Так  что  воровство  стихов  и  песен,  как  и  вранье  политиков  и  чиновников,  как  процветали,  так  и  процветают.                Недавно  я  прочитал  статью  какого- то  демографа,  что  население  России  на  сегодня  должно  было  составлять  чуть  больше  210  миллионов  человек.  Во  Второй  Мировой  Войне  мы  потеряли  семь  миллионов  человек  по  официальной  партийной  версии.  А  по  версии  непартийных  специалистов  -  пятнадцать.  Это  цифра,  близкая  к  версии  зарубежных  историков.  Возьмем  среднюю  цифру  -  одиннадцать  миллионов.
          Согласно  переписи,  нас  сегодня  150  миллионов  человек.  А  где  же  еще  60  миллионов ?  Они,  безымянные,  лежат  с  простреленными  затылками  в  братских  могилах  Сибирских  и  Колымских  лагерей  и  на  кладбищах  приволжских  и  уральских  городов,  умершие  в  голодные  годы.  Песни,  услышанные  бывшим  Ремарковским  солдатом  в  Парижском  ресторане  -  это  Реквием  по  тем  60  миллионам  недостающего  Российского  населения.