Отче наш

«Боже Мой, для чего ты оставил меня?»
Марк 15:34


Петр погладил уже начавшую седеть бороду, бросил последний взгляд на свадебный кортеж, пронесшийся по их улице, и отошел от окна.
За последние десять лет пустота утомила его – в доме было пусто. Жена ушла от него пять лет назад, не вынесла запоев и «благочестивых» скандалов. А дочь… Дочь он выгнал давно, когда еще думал, что виной всем его бедам она.
А теперь в доме пусто. Мебели немного, но грязно. Полно пыли даже на самодельных иконах. Владимирская богоматерь кротко улыбается, пытаясь защитить своего ребенка, если не от распятья, то хотя бы от пыли.
Интересно, подумал Петр, как бы выглядела моя дочь в свадебном платье?.. Кровь с молоком, рослая… Должно быть красиво… Жаль, что она не крещеная, а было бы так чудесно присутствовать на венчании в церкви.
Помедлив у двери, Петр вышел на дорогу и, остановившись у калитки, долго глядел в след удаляющейся свадьбе.
И все-таки он любил свою дочь. Бил? Но плоть нужно умерщвлять, ибо она греховна. Заставлял учить жития святых? Но это ведь  хорошо для развития памяти и успокоения души. Возмущала его всегда ее детская наивная болтовня, виноватая улыбка, словно она боится сказать что-то не так и молчаливый горький упрек в глазах. Он всего лишь хотел, чтобы она выросла в смирении и вере. Дочь же ненавидела христианские догматы и упорно сопротивлялась его убеждениям.
Петр  снова погладил бороду и решил пройтись, чтобы подумать о насущном. Вчера он еще страдал от сильного похмелья. Но никто не помог его горю, поэтому сегодня он был на удивление соседям трезв.
Вечерело. Возвращаться домой не хотелось, но благодаря своему норову друзей он не имел. Пришлось идти домой и готовиться ко сну.
…Ночью он проснулся оттого, что кто-то ходил по дому. Шагов не было слышно, но чье-то присутствие незримо и явственно ощущалось. Натянув поскорее штаны, он выскочил из спальни, чтобы схватить что-нибудь поувесистей, но тут же, в зале, наткнулся на гостя.
Кто-то высокий стоял в комнате.
В зале тоже было почти пусто. Стенка светло-коричневая вдоль стены, стул, икона с самодельной лампадкой и пыльные шторы на окнах. Любую из этих вещей он нашел бы с закрытыми глазами. Но вот человека разглядеть не мог, поэтому на ощупь нашел выключатель и включил свет.
Незнакомый молодой человек стоял у почти догоревшей лампадки спиной к нему.
Петр настороженно огляделся. На  электронных часах – 06:14. дверь закрыта изнутри. А в том, что он ее закрывал, он был уверен – все ж таки трезв.
- Эй, парень! – осторожно позвал Петр, крадучись к нему приближаясь.
Парень развернулся к нему лицом точно за секунду до того, когда ладонь Петра должна была опуститься на его плечо.
Он был молод, не старше двадцати, смуглый и темноволосый, с резкими чертами лица. В кожаной черной одежде и сапогах, как городской байкер, совершенно чужой и неуместный в их заглохшей почти деревне.
- Ты что это, - пробормотал Петр, - грабить меня решил?!
- Я?! – с какой-то странной, издевательской интонацией, произнес парень. – Если только для отвода глаз.
- Ты кто?! – нервно загромыхал Петр. – Чего тебе надо в моем доме?
-…Ты не поймешь, - помолчав, произнес парень. – Я убить тебя собираюсь.
Слова прозвучали искренне. Петр расхохотался – он был на голову выше гостя, и поэтому недоуменно переспросил:
- Ты?! Это бессмысленно! За что?!
- Я… Не бывает бессмысленных преднамеренных убийств. Мне жаль, что ты пришел к черте, так и не осознав своих грехов.
Его глаза, ставшие вдруг нечеловеческими, вспыхнули холодным светом и вот он уже у Петра за спиной, и тонкая удавка обвилась тяжелой петлей вокруг его шеи.
Петля затягивалась, как надежно поставленный силок.
Петр удивился, хватая ртом воздух, и страха почти не было. Он не мог сопротивляться, хотя все казалось таким нелепым и ненастоящим.
В глазах стало темнеть, и он понял, что умирает. Кровь пульсировала так, что голова грозила лопнуть, а вместе с ней в голове четко застучали слова:
«Отче наш, сущий на небесах…»



1.11.1995г