по дорогам войны 9

Помню одного. Раскрытые глаза,рыжая борода. Стар. Раскрыт череп и мозг его лежит в болоте, в двух метрах от головы. Иван Булькач стрелял до того как раскалялся автомат. Затем автомат остывал,и он снова принимался за работу. Рядом со мной сидел командир взвода автоматчиков юноша лет восемнадцати. Коля. Ребенок! Юношеская, невинная улыбка. Красавец парень. Мы с ним часто говорили, когда он откладывал в сторону автомат или снайперскую винтовку. Он, этот скромнейший культурный и отважный юноша был уверен в том что он будет жив. Он рассказывал мне о доме, о матери, о любимой девушке. Читал стихи. И зубы этого юноши с пушком на губах сверкали как снег, и голубые глаза горели под черными бровями. Однажды утром, 10 декабря 1942 года, когда с голубого безоблачного неба сияло солнце и было тепло, а в воздухе выли снаряды, Коля встал на свое любимое место со снайперской винтовкой, открыв себя в полурост врагу. И стрелял. Враг сидел в 40 метрах и видел его. Так Коля делал ежедневно,но судьба хранила его. Я часто его просил и ругал, приказывая быть осторожнее, но юноша был упрям. В это утро враги сидели в кукурузе,в касках и их было видно как никогда. Без какого либо бинокля. Один, два три не сосчитать. И все семнадцатилетние,восемнадцатилетние безусые смеющиеся. Они стреляли. Николай был в восторге что видит так много целей и стрелял стрелял без конца. Как мальчик восторженно кричал мне «Смотрите! Вот они. Вот они! Я тоже стрелял. Я два раза попросил его «Коля, мой хороший! Уйди! Затем я встал на его место, во весь рост и стрелял так минут пять. Меня позвали к телефону и я ушел. Коля встал на мое место и в ту же секунду рухнул вниз с пробитым черепом. Разрывная пуля пробила голову, вырвала кусочек кости из головы вместе с кудрями и он, этот кусочек лежал в шапке, упавшей с головы и лежавший в стороне. Закрыты глаза, тяжело дышит и еще жив! Так было пять минут. Огонь! Крикнул я и в бешенстве горя в телефонную трубку! Огонь артиллеристы! Крикнул Андреев. Лицо его было страшно в гневе и горести. И ураганный огонь открыл я , забыв все лимиты и запреты. Растоптав их ногой. Я встал во весь рост корректировал огонь и обрушивал на их голову. Как назвать их чтобы слово освобождало душу и сердце от той безумной ярости к ним, и горя за этот цветок человечества.я обрушивал сотни снарядов на них, и…они побежали. Бежали и падали. Рассыпаясь на части осколками. Пехотные солдаты, святые люди Армии, грязные и черные, измученные и непобедимые в упорстве и мужестве, эти юноши и старики плясали чечетку, танцевали и кричали в восторге забыв все на свете, и высыпали во весь рост в овраг. Немцам было не до них. Они бежали и умирали. Нет- правильнее корчились и сдыхали. Я кончил стрелять когда на меня гневно прикрикнул в телефонную трубку откуда то с КП лейтенант Козлов.Израсходовали 82 снаряда, убито 119 немцев. Пехота ворвалась в немецкие траншеи. Но пехоты было всего 20 человек, и ночью нас выгнали снова в овраг. Юноша Коля умер и лежал прекрасный и гордый рядом со своей винтовкой. Так прошла неделя.
Неделя под Кадгоршем. Седьмая гвардейская стрелковая бригада снялась и уехала в селение Ногир. Здест ы жили три или четыре дня вдали от переднего края. Ездили мытся в баню во Владикавказ. Помню эту баню на Республиканской улице у моста через Терек. Милый город! Я вновь увидел тебя. Окраины его разрушены. Баррикады. Был на рынке, купил на имевшиеся деньги молока котлет, водки. Минкин напился пьян и буянил в машине. Я еще раз убедился , что он большой дурак. В минуту свободы, я стремглав бросился на Степную улицу к дому Аршака, но его не было. Не было и Сократа, не было Андрея Николенко. Все они уехали из города!
Вместо отдельной батареи 76 мм пушек сформировался отдельный артиллерийский дивизион из пяти батарей. Командиром его был назначен гвардии капитан Козлов. Юридически это началось с 1 декабря 1942 года. Но этот дивизион фактически существовал из одной нашей батареи и дополнилось количество лодырей, ничего не делавших, не воевавших, числящихся в этих батареях, где не было ни одной пушки. Начиная приблизительно с 15 декабря до 22 декабря весь 10 й гвардейский стрелковый корпус сосредоточился и жил в районе станции Белан, недалеко от Владикавказа. Помню эту спокойную жизнь в ничегонеделаньи в каком то плохоньком домике вместе с хозяевами. Ели, пили водку когда она была, спали. У меня в качестве связиста прибавился один солдат. Конельский Юрий Казимирович, сибирский поляк. Молодой и грубоватый парень, но очень хороший товарищ и отважный воин.вот сейчас, когда с тех пор прошло больше двух с половиной лет я вспоминаю еще один боевой эпизод, который следует, если придерживаться последовательности и хронологии, отнести куда то к боям за Ардон, когда нам вдвоем с Микушиным пришлось на вечерней заре отражать атаку 20 танков. А ведь батарея наша была в бригаде единственной. И отразили! Итак приблизительно 22 декабря 1942 года, мы погрузились в большой эшелон и двминулись, вся бригада, по железной дороге снова через Грозный в Ищерскую.
На этот раз, мы проехали не только станцию Червленая,но и Алпатьевский совхоз, где воевали в августе-октябре.. Вот эшелон движеться по железной дороге в том месте, где я разбирал со своими солдатами шпалы на блиндаж. В стороне от дороги метров 100, виден старый мой блиндаж на наблюдательном пункте, От чего то сжимается сердце. Когда смотришь на эти места, наполненные трагедией, где воевал ты, в первый раз в своей жизни. Так и кажеться что вот сейчас ударят из Ищерской артиллерией немцы. Но нет. Здесь уже давно тишина. Немцы изгнаны. Приезжаем на станцию Ищерская 25 декабря 1942 года. Эшелон выгрузился. Жить негде. Ищерская в развалинах. Жили сутки около камней которые ранее считались домами.


Рецензии