Диверсия

                Друзья,  давайте  улыбнёмся.
                Что  было,  то  уже  прошло.
                Мы  в  наше  детство  не  вернёмся,
                Но  ЕГО  помним  хорошо.


                ДИВЕРСИЯ       


Вечерело.  После  жаркого  дня  воздух  начинал  охлаждаться  и  набирать  влагу.  В  этой  летней  благодати,  опутывая  своими  вьющимися  клубками  ветки  тополей  и  вершины  телефонных  столбов,  роились  вылезшие  из  укрытий  мириады  мошек  и  комаров.

Щуря  глаза  так,  чтобы  в  них  не  попала  эта  мельтешащая  тварь,  Мишка  смотрел  на  дорогу,  выискивая  в  её  тёмной  ленте  полоски  без  чёрных  провалов.

Свежесть  воздуха  бодрила,  и  ноги  крутили  педали  упруго  и  сильно.  Мгновенно  меняющиеся  контрасты  теней  создавали  иллюзию  большой  скорости.   И  от  всего  этого  Мишка  весь  превратился  во  что-то  целое  с  велосипедом,  дорогой  и  светлой  полоской  неба  на  горизонте.

Вдруг  он  резко,  сам  того  не  сознавая,  тормознул  и,  отперевшись  на  выброшенную  в  сторону  ногу, стал  вглядываться  в  пространство  перед  собой.  В  сером  сумраке,  поперёк  Мишкиного  движения,  в  воздухе  висела  тонкая  нить.  Мишка  приблизился  и  протянул  руку.  Пальцы  коснулись  прохладной  металлической  проволоки.

-  Хи-хи-хи, - прыснули  в  стороне  сдерживаемым  смешком.
Мишка  посмотрел  в  сторону  наваленной  кучи  грунта  и  проходящего  рядом  забора  школьной  спортплощадки.

-  Я  вам  покажу,  паразиты, - не  громко  выговорил  он  и,  подняв  с  обочины  ком  глины,  размашисто  запустил  им  в  подозрительную  темноту.


      -  Эй,  Мишка,  подожди, - крикнули  из  тёмного  укрытия,  и,  вслед  за  тем,  из-за  кучи  показалась  чья-то  голова.

Мишка,  не  выпуская  велосипеда,  приблизился.  Взгляд  его  впился  в  знакомую  фигуру.

-  Ты  что,  сдурел? – проговорил  он  беззлобно,  увидев  перед  собой  приятеля  Кольку. – Так  можно  человека  без  головы  оставить.  Ну-ка,  убери! 

-  Зачем?   Знаешь  как  интересно!  Айда  к  нам,  сам  увидишь.

-  Уви-идишь, - протянул  Мишка  и  посмотрел  по  сторонам. – Вот  схлопочешь  по  шее,  тогда  увидишь.

-  Да  никто  не  узнает,  не  бойся.  Айда,  скорее.

-  Айда,  айда,  а  велик?

-  Поставь  куда-нибудь.
      
      -  Ладно, - согласился  Мишка,  загораясь  охотничьим  азартом  и  трепетным  чувством  риска. – Сейчас  отгоню  домой  и  сразу  сюда.

-  Мы  будем  здесь.

Мишка  приподнял  проволоку,  пролез  вместе  с  велосипедом  под  ней  и  опять  налёг  на  педали.  Рядом  с дорогой  тянулась  чёрная   гряда   насыпи,  которая  появилась  после  экскаватора,  выкопавшего  длинную  и  широкую  траншею  для  труб  центрального  отопления  от  совхозной  котельной.  В  местах  пересечения  с  пешеходными  дорожками  её  перекрывали  небольшие  деревянные  мостки,  с  высокими  шершавыми  периллами.   Мишка  проскочил  один  мосток,  второй  и  вскоре  въехал  во  двор  своего  дома.

-  А,  это  ты,  сынок, - встретила  его  мать,  только  что  подоившая  корову. – Мой   руки,  будем  ужинать.

-  Потом,  мам,  я  ещё  погуляю.

-  Да  сколько  можно!  Целый  день  носишься.  Я  этот  твой  велик  разберу  и  в  утиль  выкину.  Совсем  отощал  со  своими  гонками.  Ну-ка,  быстро  за  стол!

-  Ладно,  счас.

Мишка  поставил  велосипед  в  сарайчик  и  вошёл  в  дом.  На  кухне,  побренчав  умывальником  и  вытерев  руки,  он  взял  со  стола  буханку  и  нож,  стал  отрезать  себе  кусок  хлеба.

-  Счас,  сынок,  поужинаем.  Борщ  вкусный,  молочка  попьёшь,  свеженького, - заходя  на  кухню,  говорила  Мишкина  мать,  ставя  подойник  на  скамейку. – Мысленно  ли  дело,  целый  день  голодный.  Наливай,  да  ешь,  полную  тарелку  дочиста.

-  Ладно,  мам,  поем  и  побегу.  Там  меня  ждут.

-  Ешь,  сынок,  ешь.

Мишка  быстро  заглотил  суп  и,  схватив  недоеденный  кусок  хлеба,  выскочил  на  улицу.  Мать  опять  чем-то  занималась  во  дворе  и  Мишка,  забежав  за  угол  дома,  что  бы  остаться  не  замеченным,  быстро  помчался  к  Кольке.

Не  добежав  до  кучи  метров  двадцать,  Мишка  свистнул  и,  увидев  очертания  фигуры  приятеля,  посмотрел  по  сторонам.  Поблизости  ни  кого  не  было.   Он  быстро  юркнул  за  кучу  и  лёг  рядом  с  Колькой.

-  О,  и  ты  здесь, - рассмотрел  Мишка  Колькину  сестру  Нинку, - тоже  мне,  вояка.

-  Ой,  да  я  с  самого  начала  здесь.

-  Тише,  ты, - прошептал  Колька  и  уставился  на  дорогу.  По  ней  шла  корова,  а  сзади,  с  прутиком,  топала  тётя  Нюра – продавщица.

-  Ну,  иди,  иди,  что  встала,  ну,  окаянная, - хлестнула  она  корову  хворостиной. – Ну,  иди  же,  ну!

Корова  дёрнулась  и  зацепившаяся  за  рог  проволока  соскользнула.  Отпущенной  тетивой  она,  зинькнув,  резко  хлестнула  тётю  Нюру  по  руке.

-  Ой,  батюшки, - охнула  она,  ничего  не  понимая. - Спаси, Господи,  сохрани,   Господи.

-  Хи-хи-хи, - затрясся  Колька  от  смеха,  поджимая  живот,  и  скатился  под  кучу.

-  Ах,  черти  б  вас  взяли,  окаянные,  бесы  проклятые, - завопила  во  весь  голос  тётя  Нюра,  поймав  проволоку  и  догадавшись,  что  это  дело  рук  злоумышленников. – Нажарить  бы  вас  под  хвост  крапивой,  что  б  с  места  не  сойти.  Ишь,  додумались,  хулиганьё.  Что  б  руки  ваши  отсохли,  что  б  вас  черти  разодрали.

Брань  её  постепенно  стихла  и  вместе  с  коровой  она  растворилась  в  сумраке  ночных  теней.

-  Слушай,  Кольк,  как  бы  кто  башку  себе  не  снёс, - сквозь  смех,  прошептал  Мишка.

-  Ты  чё,  ерунда.  Вот  если  мостки  запутать,  тогда  было  бы  да!  Я  знаю  где  проволока  есть.

-  Какая  проволока?

-  Алюминиевая.  Сейчас  принесу.

-  Вот  здорово, - прошептала  Нинка, - аж  мурашки  по  коже  бегают.

-  Чё  здорово?

-  Ну,  как  корова  зацепится,  как  вжикнет,  а  она,  ой,  Боже  мой,  я  чуть  ни  умерла  со  страха.  Вот  смехота,  я  не  могу.

Мишка  так  и  не  понял,  что  для  Нинки  было  так  здорово  и  что  смешно,  как  около  них  опять  появился  Колька.

-  Вот,  принёс, - держал  он  длинную  многопроволочную  жилу  алюминиевого  провода. – Надо  его  раскрутить.  Держи.

Мишка  взял  проволоку  и  стал  её  расплетать.  С  другого  конца  то  же  делал  Колька.  Нинка  мешала  то  одному,  то  другому.


-  Да,  отцепись  ты, - огрызнулся  Колька.

-  За  дорогой  наблюдай, - прошептал  Мишка.

-  Ладно, - согласилась  Нинка и  заняла  свою  боевую  позицию.

-  Никого  нет, - просипела  она  и  опять  ухватилась  за  проволоку.

-  Ай,  хватит,  сиди  здесь.  Если  что,  по  забору  камнем.  Поняла?
Мишка  с  Колькой  тенью  бросились  к  мостку,  а  Нинка  затаилась  за  кучей.

-  Всё, - прошептал  Мишка,  накручивая  остаток  проволоки.

-  Ну,  теперь  попрыгают.  Прыг,  прыг,  прыг,  как  козы,  хе-хе-хе.

-  Идут!
Колька  с  Мишкой  крадучись,  отбежали  в  сторону,  залегли  и  стали  следить  за  движущимися  чёрными  силуэтами.  Те  быстро  приближались,  становясь  всё  больше,  а  их  очертания  всё  отчётливее.

Мишка  сжался  и  ждал  чего-то  страшного.  Эти  двое  могли  рухнуть  в  траншею,  разбить  себе  голову,  поломать  руки,  ноги  о  стенки  лотка  или  о  трубы.  А  всё  эта  дурацкая  проволока.
Сердце  Мишки  стучало,  как  молот.  Стук  его  разлетался   во  все  стороны  и  Мишка  боялся,  что  те - двое,  услышат  его.

-  Осторожно,  Яков  Иванович,  мостки.   Давайте  я  пройду,  а  потом,  потихоньку,  вы.

-  Да,  хоть  глаза  коли.  А  долго  ли  фонари  на  столбы  навесить.  Только  на  собраниях  говорим.

Мишка  лежал,  ни  жив,  ни  мёртв.  К  мосточку  первым  подходил  его  отец,  а  сзади  шёл  отцов  начальник,  их  сосед – дядя  Яков.

«Крикнуть,  что  бы  остановились,  что  там  проволока», - будто  обожгло  Мишку,  но  он  не  крикнул.  Стыд  сковал  его  язык,  парализовал  тело  и  волю.  Стыд  и  страх.

-  Вот  и  мостик.  Тут,  ух,  чёрт  подери,  что  это?  Осторожней,  Яков  Иваныч,  подожди.

Отец  нагнулся  и  стал  щупать  рукой.

-  Ну,  посмотри,  до  чего  додумались.  Ах,  мать  их  такую, - впервые  услышал  Мишка  матерную  руготню  отца. – Ну,  это  же  бандиты,  разбойники,  а  не  дети!  Ну,  если  бы  мой  такое  натворил…  Это  же  надо  додуматься!  Мы  такое  в  войну  фашистам   устраивали.  Выше  ногу,  Яков  Иванович,  ещё  чуть-чуть.  Теперь  сюда.

Мишка  видел,  а  вернее,  чувствовал,  как  трудно  Яков  Иванович  перешагивает  через  препятствие.  Больные  ноги  его  не  слушались,  ступни  отвисали,  цепляясь  за  проволоку.  Поэтому  дядя  Яков  поднимал  ноги  высоко,  а  опускал  их  резко,  неудобно.

-  Ну,  вот  и  преодолели  преграду.  Теперь  пойдём  дальше.

Они  осторожно  двинулись  вперёд.

-  Ах,  сукины  дети,  и  здесь,  как  пауки,  наплели. 

-  А  мы  штурмом.  Опыт  у  нас  есть,  перелезем.

-  Да,  хоть  Измаил  бери, - поддакнул  Отец. – Однако  не  заметь  проволоку  и  без  головы  останешься.

-  Что  и  говорить!

Мишка  слышал,  что  голоса  удаляются,  но  всё  ещё  лежал,  не  двигаясь.  Стыд  и  страх  постепенно  проходили,  и  их  место  занимали  вялость  и  какая-то  пустота.

-  Пойдём  отсюда,  здесь  нас  видно.  Застукают, – шептал  Колька. – Скорей.   Опять   кто-то  идёт.

-  Диверсанты,  да? – прошептал  Мишка.

-  Чё? – не  понял  Колька.

-  Капчо,  я  домой  пошёл.

-  Струсил,  да?

-  Тоже  мне,  игрушечки.  Интересно,  интересно.  Вот  и  прыгай  сам  через  эту  проволоку.

-  А  кто  мост  запутывал?

Пока  Колька  с  Мишкой  препирались,  к  мосточку  приблизилась  молодая  парочка.  Оба  «диверсанта»  притихли  и  с  интересом  стали  наблюдать.

-  Это  же  Санька  Михайлов, - узнал  Мишка  своего  соседа,  с  которым  он  дружил  и  которого  уважал,  как  старшего.

-  Смотри,  он  с  Зинкой  Петровой  любовь  крутит.  Вот  даёт,  а! – горячо  прошептал  Колька.

Санька,  между  тем,  чинно  вёл  Зинку  под  руку  и  о  чём - то  ей  с  достоинством  и  важностью  говорил.  Потом,  видимо,  разговор  перешёл  на  шутливую  тему  и,  сначала  Зинка,  а  потом  и  Санька,  над  чем – то  весело  захихикали.

Подойдя  к  мостику,  Санька  отпустил  Зинку  и,  ох,  недотёпа,  пропустил  её  вперёд.

-  Ой, - рухнула  она  на  трап,  хватаясь  за  перила  и  гремя  о  доски  своим  телом.

-  Зина,  Зина,  Зина! – кинулся  на  помощь  Санька  и,  зацепившись  за  проволоку,  растянулся  прямо  на  своей  подруге. 

Ой, - вскрикнула  она  снова,  но  ещё  сильнее.  Видимо  Санька  больно  стукнул  её  локтем  или  коленкой.

Колька  и  Мишка  затряслись  от  припадка  немого  смеха.

-  Больно,  Зина,  больно,  да?

-  Чулок  порвала, - слезливо  ответила  она,  толи  от  боли,  толи  от  жалости. – Вот,  что  теперь  делать,  что?  Пойдём  назад.  Мне,  у  меня  всё  болит.  Ой – ёй!

-  Тут  же  проволока.  Смотри, - воскликнул  Санька. – Вот  гады!  Кто-то  специально  накрутил.  Ну,  попадись  он  мне,  я  ему  портрет  разрисую.  Ох,  устрою  живопись!

Перешагнув  заграждение,  они  выбрались  обратно.  Санька  отчаянно  и  злобно  стал  пинками  разрывать  проволоку.  Она  не  поддавалась.            

-  Ну,  гады,  вот,  гады, - повторял  он  одно  и  то  же  ругательство,  удивляя  при  этом  Мишку  своей  сдержанностью.  Не  будь  рядом  Зинки,  он  загнул  бы  такую  матерщину,  что  услышь  она  её,  снова  упала  бы  и,  наверняка,  в  обморок.

Разделавшись  с  проволокой  и  поправляя  одежду,  Санька  цепко  стал  всматриваться  в  темноту.  И  в  том,  как  непривычно  лежали  в  траве  у  дороги  два  тёмных  предмета,  он  почувствовал  что-то  подозрительное.

-  Подожди  ка,  я  сейчас, - проговорил  он  Зинке  и  направился  к  залёгшим  Кольке  и  Мишке.

Колька  не  выдержал,  вскочил  и  пустился  наутёк.

-  Вот  они! – громко  крикнул  Санька  от  неожиданности  и  бросился  за  Колькой.  Но,  увидев  запоздало  поднимающегося  Мишку,  кинулся  за  ним.

Мишка  удирал  вдоль  траншеи,  не  чувствуя  под  собой  ног.  Они  сами  несли  его,  куда  глядели  глаза.  Безотчётный  страх  овладел  им.  От  Санькиной  ярости  хорошего  ждать  было  нечего,  а  за  предательство  друга,  да  ещё  старшего,  Мишка  ждал  самой  страшной  расправы.  И  теперь  он  хотел  одного – убежать,  исчезнуть,  провалиться  сквозь  землю.

От  бешеного  бега  у  Мишки  спёрло  дыхание  и  он  почувствовал,  что  Санька   ужасно  быстро  его  догоняет.  Подбежав  к  траншее,  Мишка  отчаянно  прыгнул  вниз,  забежал  за  поворот  и  в  одно  мгновение  подкатился  под  толстую,  изолированную  трубу.  Замер.

Санька  был  тут  как  тут.  Он  легко  пробежал  мимо  и,  потеряв  из  виду  преследуемого,  остановился,  как  вкопанный.  Нигде  никого  небыло.  Санька  даже  опешил  от  удивления.

-  Как  сквозь  землю  провалился, - проговорил  он  и  стал  медленно  идти  по  трубе,  подходя  ближе  и  ближе  к  Мишке.

-  Что,  Саша,  убежали? – пропищала  подошедшая  Зинка.

-  От  меня  не  убегут.  Он  здесь  прячется.  Найду  сволоту,  убью,  гада!

-  Саш,  пойдём  отсюда,  мне  уже  надоело.

-  Нет,  подожди.  Я  с  ним  разделаюсь.  Он  где-то  здесь.  Эх,  дурак,  фонарик  дома  оставил.  Я  бы  его  сразу  прикнокал.

Санька,  под  хруст  стекловаты,  остановился  какраз  над  Мишкой,  который  лежал,  ни  жив,   ни   мёртв,   не   выдавая   себя  ни  малейшим  движением,  ни  дыханием,  которое  он  после  бега  совсем  не  успел  перевести. 

-  Саня,  темно  же, - будто  над  ухом  пропищала  Зинка. – Я  боюсь.   

-  Чё  бояться – то,  чё  бояться?

-  Ну,  Саша!

-  Эх,  гады,  так  и  быть,  живите  пока, - махнул  он  рукой  и  выскочил  из  траншеи.

Мишка  лежал  всё  так  же  тихо  и  неподвижно.  И  только  когда  Санька  обнаружил  на  мостике  вторую  проволоку,  порвал  её,  а  потом  голоса  его  и  Зинки  стихли  в  отдалении  и  перестали  слышаться  совсем,  он  осторожно,  боясь  засады,  вылез  из  под  трубы  и,  бесшумно  пробираясь  по  траншее,  направился  к  дому.  Там  его  давно  дожидались  мать  и  отец,  пришедший  с  работы  не   «в  духе».               
                1973 г.