Юрий Кулишенко

Байкал пьяных не любит.


Жаркий костер горит на берегу Байкала, языки пламени ярко взлетают над поленьями и прячутся под обгорелые сучья, высвечивая таинственную в ночи поверхность древнего озера. Пахнет чистой, холодной водой. Ветерок доносит теплые еще запахи тайги: янтарных сосен, душистых трав, грибной подстилки. И надо всем этим властвует запах горящей смолы и поленьев, разливает свой аромат свежезаваренный чай.
Из темноты подходит Павел с ведром омулей, деловито ставит котелок на огонь, и вот уже булькает уха,  дразня вкусом свежесваренной рыбы, лаврового листа и перца…
Вокруг углей выстраиваются на  деревянных рожнах  тяжелые тушки рыбин, они покрываются золотистой корочкой, жир брызжет на угли и шипит. Рядом, на бревнах, сидят рыбаки и дожидаются позднего ужина…
“Стоял я как-то неподалеку от устья Верхней  Ангары”, -  рассказывает один из рыбаков, Сергей Михайлов, - “взял отпуск и решил отдохнуть в одиночестве. Но рыбак, он и в отпуске рыбак, вот и я захватил удочки, да кое-какие снастишки. Так, мелочевку, чтобы харчиться можно было без проблем. Удочками я, ребята, окуней в соре промышлял, а сетишку на омуля ставил.
Зайдешь, бывало, в сор, выберешь местечко и сидишь, ждешь. Вода под осень прозрачная, как стекло. Поверишь ли, окуня у наживки как на ладони видно! Ходит, полосатый такой, как моряк в тельняшке, а как схватит наживку, так подсекай его, не зевай, и в лодку!
Разведешь к вечеру костер, сваришь ушицы, приправишь ее перчиком – вкус такой, что пальчики оближешь! Уметешь котелок с хлебом в придачу и не заметишь! А чай, какой ароматный с леденцами и ржаным сухариком! Масло из холодной воды достанешь и на сухарик намажешь... А потом в тулупе у костра устроишься и в звездное небо смотришь – каждая жилочка в тебе поет от счастья! А утром рассвет разбудит, ветерок свежесть из тайги принесет!
Так и коротал я время в тиши и благодати. Но дернул меня черт после стопки на  воду сойти. Я выпивший никогда в лодку не садился, Байкал знаю! А тут: “ Что”, – думаю, -  “ стопарик – то маленький, поутру от холодка принятый, сделает? ” 
Подхожу на моторке к устью Верхней Ангары. Солнышко пригревает, Байкал чистый такой, спокойный, простер свою гладь от берега до берега; остров Ярки, золотой от песка, светится вдали под лучами солнца. А горы вокруг непередаваемой красоты, такие нежные цвета и оттенки! Художник только передать их  сможет!
Иду я на  “Прогрессе”, воздухом дышу, на солнышке греюсь, а тут и водорослями запахло, рыбешкой потянуло: знать берег близко, и сеть моя рядом.
 Заглушил я мотор, вытащил сетишку и покидал омульков в ведерко. Отдохнул немного, потом посмотрел на Байкал и остров Ярки невдалеке и начал  мотор заводить. Дернул шнур раз, дернул другой, мотор взревел  - и как даст меня капотом по ногам! Я через него и перекувыркнулся, только брызги полетели!
Вода белая, холодом обжигающая, пузырьки вокруг, и мотор  – глухо так! Стал я вверх выгребать и телогрейку с себя сдирать: намокнет и потопит! А ”Прогресс” мой вокруг меня циркуляцию тихонько почему-то описывает, на собственных волнах слегка покачиваясь!
”Ну”, – думаю, - “сейчас мотор от тряски вывернется, и прощай белый свет! ”До берега не доплыть, далеко еще до Ярков, если самому плыть, а сапоги резиновые вниз уже тянут! И еще холод! Извернулся я тогда и стал сапоги стягивать, пуская пузыри. Только вода высокие голенища прижала – не идут мои сапоги!
“Господи!“ – думаю, - ” ведь погибаю же!” Страх сердце так стянул, что ажно  в глазах темнеет! Как из воронки на мир смотрю, маленькой точкой стал, скоро погасну вовсе! Тут такая жажда жизни во мне вспыхнула – не хочу туда, вниз  во тьму жуткую уходить! Такой крик из души беззвучный вырвался, что я на секунду даже сознание потерял!
Вынырнул из небытия и вижу, что ”Прогресс” заглох и плывет тихонько по инерции. ”Газ на волнах сбросился?” – обрадовался я – и, позабыв про сапоги, хватился к нему навстречу, махаю саженками что было сил! Ударился ”Прогресс” об меня и остановился. А я стал на него через борт царапаться. Царапаюсь, из последних сил подтягиваюсь, а меня обратно в воду кидает! Я вверх – меня обратно! Видно одежда за борт цепляется – пуговицами, что ли?  Перебрался я руками к корме, стал ногой на “сапожок” “Вихря” и ввалился в лодку без сил. Упал и лежу – вода потоками с одежды! Такое счастье  меня охватило, что я вам и передать его не смогу!
Полежал немного и вдруг чувствую - ветерок потянул от берега с гор! Поднялся едва живой - и газ на полный.  Схватился за шнур - а пальцы не слушаются, замерзли в воде и онемели – так я за лодку цеплялся!
Намотал я тогда шнур кое-как  на кисть и стал дергать. Дергаю, дергаю изо всех сил, а мотор не заводится – молчит и все тут!  Раз, наверное, десять уже дернул – ни в какую!
А ветерок тем временем крепчает, на веслах мне не выбраться, а если шторм начнется? От Байкала всего ожидать можно! Солнышко светит, птички щебечут, вдруг потянет, потянет, прижмет,  и пошел ветрище волну гнать!
Дергал я, дергал, и вдруг на рычаг переключения скоростей что-то заставило меня посмотреть. Тут меня  снова  в жар кинуло:  он же на скорости  стоит!
Сел я на банку, и минуты две меня трясло. Встал,  поставил рычаг на нейтралку, и опять за шнур. Взревел “Вихрь” родимый! С первого же рывка!  Он у меня послушный, никогда больше пары раз прежде дергать не приходилось: слежу я за ним! Сбросил я газ,  скорость кое-как поставил, газанул снова и пошел гнать к палатке…
Ткнулся в берег так, что упал на дно лодки: боялся, что не вытащу ее по слабости рук.  Ничего, не ушибся! Поднялся, вышел и неловко к стволу поблизости от воды “Прогресс” свой примотал.
Кое-как переоделся – на водку  и смотреть не могу - отогрелся у костра, чая горячего напился, горячей ухи похлебал и на тулуп. Пришел в себя постепенно...
Половил еще несколько дней окуньков да омульков  - тут и отпуск кончился!
   Теперь я, ребята,  перед выходом на воду ни стопарика!”