Юрий Кулишенко

БЕЛОГРУДЫЙ МЕДВЕДЬ И МАКАРОНЫ ПО-ФЛОТСКИ
Это случилось в уссурийской тайге, у геологов. Они стояли у маленькой речки, почти ручья. Огромные армейские палатки занимали всю прогалину, рядом простирался стол из необструганных досок, ряды чурбаков изображали стулья.
И вот однажды из лагеря вышли два студента, Михаил и Василий. С собой они несли старенькую одностволку и рюкзачок с провизией и горстью патронов шестнадцатого калибра в надежде добыть шкуру белогрудого, по-научному Черного медведя, Selenarctos tibetanus, а заодно и обогатить обрыдшее макаронно-тушеночное меню. Ружье было у Мишки, рюкзачок у Васьки, и они друг за другом потопали в кусты под шуточки геологической и рабочей братии: «Мишка мишку пошел добывать, а кто кого добудет, еще неизвестно!»
К вечеру лагерь отужинал и отдыхал, покуривая и травя байки. Ребятам оставили макарон по-флотски, хлеб и чай с сахаром. Парни по расчетам задерживались. И вот, наконец, из кустов появился Васька. Никому не говоря ни слова, согнувшись, с опущенной головой, он сел за стол, положил огромную порцию макарон и стал быстро чавкать.
«Где Мишка?» – спрашивают его товарищи, но Васька только убыстряет метание макарон в рот. Уже начальник отряда не на шутку встревожился и встал со своего места, когда на прогалине показался Мишка. Так же молча, как и Васька, он подошел к другу и надел ему на голову всю тарелку поедаемых макарон. Васька тотчас вскочил и, захватив макароны и миску, отправился на ручей мыть себя и посуду.
«Ты что? – встревожились свидетели события, – зачем Ваську так обидел?» И рассказал Мишка следующее.
Шли они себе по тайге, шли и вдруг вправду натолкнулись на белогрудого медведя. Сидел тот на высоком дереве, был занят своими делами и выглядел маленьким и безобидным. Подкрались они поближе, на верный выстрел. Мишка и говорит Ваське: «Я сейчас его сниму, а ты мне патроны подавай, чтоб не убежал, если промахнусь».
Приложился Мишка, затаил дыхание, как учили, и выстрелил. И случилась у них неприятность. Медведь рявкнул и посыпался вниз так быстро, что только кора полетела из-под когтей. И по мере падения стал он расти в размерах. Уже на полдороге больше двух огромных соседских догов показался он струхнувшему Мишке. «Неужели драть нас будет?!» – ужаснулся он и, судорожно выбросив гильзу, взвизгнул: «Патрон!!!» Но нет в протянутой назад руке патрона, пусто за спиной. «Васька!» – слабея, пискнул Мишка тонким фальцетом и обернулся. А друг Васька уже далеко на склоне мелькает выцветшей штормовкой среди деревьев. Затрещали тут кусты – медведь достиг комля и ломится уже, наверное, выпустив когти, к Мишке. Не помня себя от страха, стал тот быстро сгибать и разгибать ноги. Летит вверх по склону, как стрела, а кажется ему, что словно во сне плывет он по хищной тайге. И чувствует за спиной тяжелое дыхание зверя. Вот уже что-то влажное сунулось ему между лопаток. «Медвежий нос! – осенило Мишку, – жрать меня начинает!» Вышел он тут из себя и вошел обратно только перед самым лагерем. И увидел, что стремится вперед с ружьем наперевес, как в атаку, причем с такой прытью, что от ствола только ошмотья веточек и листвы в стороны летят! Споткнулся Мишка и, разом обмякнув, упал на ружьецо. Лежит и уши назад вытянул: «Не слыхать ли медведя?»
Тишина кругом, только птица тренькнет где-то, да тень от облачка ляжет на ветви деревьев. Отлепил Мишка пальцы от ружья, закинул его вялыми руками за спину и на негнущихся ногах поплелся к лагерю. Добрел как раз к ужину.
«Ну, не выдержал я, ребята, – оправдывался он, – когда увидел, как Васька после моей, можно сказать, кончины сидит за столом и пожирает двойную порцию макарон – за меня и за себя».