Юрий Кулишенко

Жизнь и смерть беспечной стрекозы


Ярким безоблачным днем над светлым тихим прудом парили на широко раскинутых крыльях стрекозы. Теряя высоту, они быстро, сильными взмахами бросали себя вперед и вверх и вновь скользили над поблескивающей бликами водой в синеве неба.
Одна из стрекоз, красивая - черное с синим отливом тело, красноватая спинка и белые пятна на брюшке - спланировала в сторону берега и опустилась на полузатопленный обломок ветки. Изогнув брюшко, она отложила здесь яйца, дав, таким образом, начало удивительным приключениям и необычным превращениям будущей стрекозе Леукорхинии ориенталис, или, иначе, Белоносу восточному.  Своей дочери…
Большое лупоглазое чудовище с длинными паучьими лапами недвижно сидело на подводном камне-скале. Огромная жуткая пасть чудовища прикрывалась снизу длинной маской из коленчато-изогнутой нижней губы. Два острых, полулунно изогнутых лезвия на концах маски были сложены и плотно прижаты к ее внешнему краю. Чудовище -  личинка стрекозы, ждало добычу. Сильный голод заставлял ее жадно и пристально всматриваться в голубоватый туман воды. Серая как камень, безжизненно холодная, с бегущими по спине и бокам полосками и пятнами света она напоминала мертвую деталь рельефа и была почти незаметна на фоне уходившего в голубую дымку серого дна.
Полчаса томительного ожидания ничего не принесли:  пустынная безжизненная вода вокруг не была пронизана лишь скользящими лучами света. Иногда с приглушенным булькающим шумом уходили вверх, тревожа личинку, пузыри газа,  она слегка вздрагивала, пятилась  и   вновь, замирая,  терялась среди серых выступов подводной скалы…
 Но  вдруг продолговатая, размытая и изломанная тень отделилась от светлой поверхности воды и стала медленно опускаться вниз. Еще немного, и она обрела шесть огромных стройных ног. Они  широко выбрасывались в стороны и мощно гребли, перебирая друг за другом так, словно бежали по земле. Вскоре  у неясно различимой головы туманно обозначились  и криво  изогнутые  длинные челюсти хищника. Они могли навести ужас на кого угодно.  К скале приближался тиран озерка-океана, молодая личинка жука-плавунца, от которой в судорожном страхе   будут  уноситься прочь и киты-головастики, и огромные,  словно доисторические  акулы-кархародоны в масштабах озерка, рыбы-верховки.
Чудище на вершине скалы напряглось, оценивая происходящее. В примитивном мозгу личинки  заработали ассоциативные скопления нервных клеток, способные, тем не менее, на многое. Они уже провели сравнительный анализ и пришли к выводу, что размеры приближающегося существа по длине приближаются   к размерам  личинки стрекозы, а по толщине сильно отставали от нее. “Легче и слабее –   добыча, приготовиться к нападению! “ –  тотчас было принято решение.
Ни один мускул не напрягся и не дрогнул на теле чудовища, но электрохимический потенциал нервных волокон уже накопил энергию для молниеносного разряда.
Личинка жука-плавунца, Дитискуса цинкумцинктуса, по латыни, была еще молодой и неопытной, подолгу плавала в открытой воде, выискивая добычу, или просто любопытствуя. Полная сил и энергии, уверенная в себе, она медленно опускалась среди туманных столбов света в прохладную глубину воды над серой скалой.  Что-то влекло ее  к тяжелому угловато-огромному  обломку породы на ее вершине. Лихо бурля сильными лапами, Циркумцинктус снизил скорость и стал огибать его.
Вдруг вихрем взметнулся ил, вскипела вода,  из тяжелого угловатого обломка породы  вылетела огромная, с  крючками челюстей, лопатоподобная маска и с хрустом пробила толстыми лезвиями-бивнями броню кожи Циркумцинктуса на его боку.
С шумом заклокотала вода, взлетели обширные облака ила - два гиганта сошлись в смертельной схватке. Пронзенный огромными, словно бивни слона, и крепкими, как сталь, захватами маски, которая образовалась из нижней губы личинки стрекозы, Циркумцинктус стал отчаянно биться. Он то изгибался дугой, то пытался вогнать свои, еще более огромные челюсти, во врага. Испуганное его напором и размерами челюстей чудовище выпустило Циркумцинктуса. Ему показалось, что добыча не по зубам. Но раны личинки плавунца оказались тяжелыми,  она  с гулом  упала на вершину скалы и задергалась в предсмертных конвульсиях. Ходульно переставляя высокие ноги, голодное чудовище осторожно приблизилось к обреченной жертве и остановилось.
Медленно выдвинулась ужасная маска и с мягким хлюпающим звуком в циркумцинктуса вонзились бивни крючков. Проламывая толстую кожу, они вошли в спину за головой и потащили вздрагивающее тело к пасти. Распахнулись жвалы и стали мерно двигаться, поглощая плоть.
Насытившись, личинка стрекозы  бросила  остатки обильного стола на камне,  провалились с его края в бездну и стала  плавно  уходить вниз, широко расставив ноги и медленно паря в прохладной придонной  воде.
  Тотчас после ее ухода   появились из залитого солнцем пространства воды мальки верховки и словно большие акулы стали хватать и рвать тяжелую кожу и сырые куски внутренностей Циркумцинктуса. Прошло немного времени и от грозного недавно хищника почти ничего не осталось - лишь бесшумно расходилось в помутневшей воде беловатое облачко крови и жира.
Через несколько дней личинка стрекозы ползла в зарослях роголистника. Вокруг простиралось серое пустынное дно, и она спокойно перемещала по илу изогнутые острым углом коленями вверх длинные ноги. Недавно прошла ее последняя линька в воде - она стала еще больше и внушительней. В дальнейшем ее ждало превращение из угловатого чудовища в стремительного крылатого хищника -  аса воздушных пространств. Гадкий утенок должен будет стать легкокрылым лебедем-стрекозой.
Но подводный мир теплого пруда полон неожиданностей, и вот уже за самой личинкой началась охота. Гладкий и обтекаемый, как “ Наутилус “ капитана Немо и огромный, словно атомная подводная лодка, жук-плавунец почти бесшумно рассекал жидкий монолит воды и стремительно падал на Леукорхинию сверху. Быстро взмахивали его широкие задние лапы-весла, издавая глухой шум, ритмично прерываемый журчащим пением выбрасываемых для гребка лап. Сильные передние ноги плотно покоились в глубоких желобках на груди, делая его тело еще более гладким.
Жук описал плавную кривую и выбросил их вперед, следом раскрылись его крепкие и мощные челюсти. Траектория его нападения точно вписывалась в широкую спину личинки стрекозы.  Еще доля секунды, и удар неизбежен!
Вдруг навстречу плавунцу взметнулось облако ила, забарабанили по броне панциря камни и куски сгнивших растений, мелкий ил запорошили немигающие внимательно-жестокие глаза. Промахнувшийся плавунец остановил мощные двигательные мышцы лап и стал медленно всплывать на поверхность: добыча вдруг  исчезла, а большие воздушные мешки под надкрыльями делали его  тело легче воды.
Подводную бурю вызвала личинка стрекозы, которая в самый последний момент перед  грядущей гибелью всем телом почувствовала жесткую ударную волну, несущуюся перед массивным стремительным телом.  С взрывной скоростью сработал гидрореактивный двигатель, и из брюха личинки с шумом и гулом вырвалась струя воды, унесшая Леукорхинию далеко вперед. Еще раз и другой он гулко включался и наконец смолк  - все успокоилось, а личинка ходульно переместилась в укромный  уголок под скалой-камнем…
Наступило время последней линьки, и личинка забеспокоилась. Она бродила вдоль нависшего берега, совершенно забыв о еде и опасности.
В один из сухих и теплых летних дней  личинка неуклюже и громоздко выползла из воды. Непривычно тяжело тянула к себе земля, каждый шаг давался с большим трудом, но врожденный инстинкт гнал ее вперед. С  трудом взобравшись на ветку, густо поросшую белесыми столбиками лишайника, она замерла. Панцирь быстро обсох под горячими лучами, и личинка стрекозы напряглась. Вдоль спины панциря поползла широкая трещина, она стала расходиться, и вот  из нее показались грудь и голова молодой стрекозы. Выпростались и утвердились на старой шкурке длинные ноги, вытащилось широкое брюшко.  Быстро стали набухать лимфой  и расправляться зачатки крыльев. Вскоре покровы стрекозы окрепли,  она легко и непринужденно взмахнула  крыльями – словно всю жизнь провела в воздухе -  и взмыла вверх, присоединившись к хороводу крылатой жизни  над сверкавшим под солнцем зеркалом   пруда.
Большие радужные глаза занимали у стрекозы почти всю голову – ни один комарик, ни одна мушка не могли скрыться от этих совершенных оптических устройств. Львиная доля ее стрекозиного мозга в больших грибовидных телах обслуживала их работу, и совершенная летунья редко давала промахи. В глубоком вираже она ударяла мух грудью и сминала лапами. Оглушенная, жалкая добыча  съедалась на лету – стрекоза держала ее в “ корзиночке “ из сложенных жестких и сильных лап и быстро жевала челюстями. Весело и незаметно мелькали теплые дни, не  было счета играм и забавам с подругами и друзьями, они гонялись друг за другом, сталкивались, треща крыльями, и вновь разлетались в стороны…
Но вот, постепенно и незаметно, лето стало клониться к закату, и вдруг все более и более усталым и тяжелым становился полет стрекозы, все поздней и поздней просыпалась она под еще теплыми и яркими лучами солнца. Пообтрепались задние кромки ее прозрачных, неутомимых  и сильных когда-то крыльев, не так уже ловко ловила она мух, да и аппетит стал намного меньше. Осень приближалась к яркому пруду и трогала, пока еще издали, листья на деревьях, ягоды на кустах и траву под ними.
Однажды Леукорхиния ошиблась, догоняя над прудом случайно пролетавшую здесь большую синюю муху, и неуклюже врезалась в воду. С шумом и гулом поднялись вверх брызги, взметнулась сильная волна и ушла, расходясь по окружности вдаль. Над упавшей стрекозой на краткий миг вспыхнула радуга. Старая стрекоза привычно взмахнула было крыльями, но они прилипали к поверхностной пленке тянувшейся за ними массы воды и не давали возможности Леукорхинии подняться в небо.
Огромные акулы-верховки жадно  закружились  под ней внизу, в голубой, пронизанной солнечными лучами глубине воды, но не решались пока наброситься на живую еще и, может быть, опасную для них стрекозу. Возникший вдруг откуда-то из необозримого пространства тихий ветерок  потянул  ее к берегу,  и постепенно далекая рыжая полоса  у горизонта стала приближаться.
Намокшая и тяжелая, навалилась она ветром и волнами на влажный корень прибрежного куста таволги. У старой стрекозы еще хватило сил вытащить свое охлажденное водой и непослушное от этого тело сначала на корень, а потом и на сам куст. Блещущий солнцем полдень высушил крылья и наполнил живительным теплом тело стрекозы. Она взмахнула вновь  послушными крыльями и взмыла в голубое высокое небо с огромным вечным солнцем.
Еще несколько дней летала Леукорхиния над прудом и опушкой леса, что тянулся вдоль луга, почти не питаясь и подолгу отдыхая на плетне у огорода.
В это ласковое светлое утро она с трудом вышла из оцепенения. Сидела на столбике и смотрела на раскинувшийся перед ней луг, бледное зеркало пруда и  на отражающиеся в нем редкие деревья. Лапки стрекозы часто протирали подернувшиеся легкой дымкой огромные радужные глаза.
На соседнем столбике, прижимаясь к теплой древесине, грелась на том же солнышке  большая серая поджарая муха. Всем своим видом она напоминала боевой истребитель перед взлетом, готовый ворваться в широкое небо при первом же сигнале тревоги. Но слишком слабая и вялая стрекоза не стала обращать на нее внимания, тем более, что она привыкла брать добычу с лета,  в стремительном вираже погони.
Нагревшись и совсем пробудившись, леукорхиния взмахнула крыльями и взмыла в воздух.
И сразу же, следом за ней, в звонком гуле крыльев ушел в небо и ктырь Максимус. Описав широкую и высокую дугу, он догнал стрекозу и в быстром завершении острой и хищной линии своего стремительного полета ударил Леукорхинию в спину. Проламывая панцирь хитина, вонзился в горячие работающие мышцы острый хоботок мухи и выплеснул в тело жгучий яд. Умирающая Леукорхиния с ктырем на спине плавно понеслась вниз, к земле.
Опадающая листва украшала землю желтыми и багряными узорами и широко расцвечивала осенними красками прибрежный луг. Тихий ветерок осторожно и ласково шуршал высыхающими листьями и травой, и в тихий шум их, робко вступала временами печальная мелодия прозрачных легких крыльев, словно жалуясь и оплакивая  промелькнувшую  без  возврата такую долгую и яркую жизнь.