Рей

   
     Пароход был огромным, словно тоска, распахнувшая небо над головой, переполнившая сердце Рея. Он стоял на зияющей палубе, глядя в белые сливки волн, выбивавшихся из-под винтов. Солнце оком подслеповатого Василиска обращало все в камень: вспыхнув кроваво-алым, небо и волны медленно приобретали сероватый оттенок. Воздух зрел, наливаясь сумраком сладковатым.
      Рей понимал, что уехать было необходимо. Но не работа отца была здесь причиной. Он не мог больше жить в городке, где каменный ангел печально свешивал крылья к свежей могиле с именем самого близкого друга. Рей понял смерть, как суету и отчаяние, как попытку время перехитрить и холодную скованность тела ангела в клетке из перьев. Свежий запах корней развороченных - вен, словно мертвых тела зашивали в лоно земли, чтоб она могла снова родить их.
      «Хочешь печенья? Очень вкусно, попробуй!»
      Тьма проросла из соленой воды, кроной затмив небеса. На палубу вышел отец. Он обнял Рея.
      - Становиться холодно. Собирается шторм над заливом. Здесь опасно. На скалы б не налететь в темноте. Не пора ли в каюту спуститься?
       - Конечно, еще пять минут. Я скоро буду, отец, не волнуйся.
        - Мы тебя ждем. Мама тревожится. К ужину не опоздай. 
       Мальчик вздохнул, глядя в сутулые плечи, усталый наклон головы, печально повисшие руки. Время было идти. Море его отпустило.
        Фальшивый свет солнца в каюте играл на металле приборов, как на гармонике. Слезы просились из глаз. Утомленная долгим не-сном, сестра его младшая тихо на табурете сидела. Сонные пальцы терли глаза. Ужин был вкусным. Сон обещал им забвенье и отдых. Семья разбрелась по кроватям. Фальшивое солнце, не зная заката, погасло мгновенно. Их мрак поглотил.
     Утро смыслом наполнило круглый зрачок иллюминатора. Сколько их было пасмурных, гневных, потерянных. Это сияло восторгом: остров уж близок. Можно уже разобрать его контуры, дымкой подернутые. Бледность песка, пыльные листья, веревки для рыбы сушеной, топот ног, не знающих обуви, глянец загара и выцветость одеяний. Подвижные, словно ртуть люди, не знавшие города лень и истому костюмов и ноши тяжелой ботинок. Удавки воротников и колготок им чужды, как дикая мысль под укус ядовитой змеи свою руку подставить. Неспешно здесь время течет, молчаливо в самую суть бытия прорастая. Здесь нет суеты. Здесь деньги не делают деньги, любовь здесь рождает любовь.
       Европейцы тревожно ступили на трап раскаленный. Отец за запястья придерживал дочь, потом сына. Женщина вышла последней. Ей помогал капитан. Деревня открытая, как ладонь, чужаков обняла осторожно. Хижина на огромном срезе ствола выше линии волн при приливе, словно большая корзина, а может гнездо. Так непривычно. Кафеля нет, ламината или паркета. Ванной, хотя б душевой. За плетением призрачных стен только море, вместо стонов трамваев и мата машин бесконечных.
     Рей вырвался на побережье, покуда семья гнездилась в чужой атмосфере, верней на планете чужой. Белой косой в никуда упирался песок в бесконечность. На песке отпечатки следов. Море шумело. Мужчины на лодках убогих, сети смотав, выходили в открытое море за рыбой. Сильные руки веслами пенили волны. Птицы беспечно болтали где-то в листве. Роща густая раскинулась на побережье. Рей захотел осмотреть ее.
    Тощий старик разговаривал с псом. Он сидел на обветренном камне, неспешно слагая слова. Рыжий огромный лохматый пес, казалось, не слушал его. Он дремал на подстилке из высохших листьев. Листья белые и золотые скрывали его, с шерстью сливаясь по цвету. Мальчик не сразу заметил собаку. Он замер. Старик улыбнулся, к себе приглашая присесть.
    - Ты Рей? Я – Шаман, это Вида, собака моя. В переводе с испанского «Жизнь» имя ее означает.
    - Вы меня знаете? – Рей удивился, смутившись.
  Старик улыбнулся опять. Это – кладбище. Каждое дерево здесь – человек. Мы не прячем умерших по ящикам, как европейцы. Мы кладем их свободно лежать, и над каждым сажаем по дереву. Души по корню в деревья врастают и в мир возвращаются. Смерти не существует на острове. Это – отец мой.
    Он нежно погладил кору, и листва затрепетала от ветра или от голоса и прикосновенья. Рей удивился.
    - Если ты потерял где-то друга, не бойся, к тебе он вернется сюда.
   Старик потянулся, взял палку и свистнул собаке. Она поднялась, отряхнувшись, взглянула Рею в глаза золотыми зрачками, и побрела за хозяином. Мальчик застыл меж стволов. Ему показалось, что они перешептываются и смеются. Или  то птицы в ветвях. Сквозь листву он увидел песчаную косу и море.
 Вдруг, ему показалось, что из моря на дальний конец полумесяца выбрался кто-то, блестя от воды. Что-то знакомое было в движеньях его и в легкой походке. Рей растерялся. Сара, сестра его младшая, мчалась к нему, задыхаясь от бега. Щеки ее раскраснелись, глаза заблестели. Она улыбнулась.
     - Где пропадаешь? Мама волнуется. Завтрак готов. Быстрее бежим! Как бы отец не рассердился.
      Они побежали легко, как бегают дети, почти не касаясь земли. Рей на бегу оглянулся на косу. Пуста. Никого.
     - С кем познакомился? – Мама спросила, подавая дымящийся чай с бутербродом. – Вареньем намазать?
    - Спасибо, не надо. Я повстречал старика и собаку. Мы поболтали немного.
    - Со стариком осторожней держись. – Заволновался отец. – Он помешан. Местные говорят, сына он потерял. Унесла лихорадка. Только не хочет он верить потере, всюду мальчика видит и говорит с ним, словно с живым, игрушки ему мастерит, покупает одежду. Подальше держись от него.
   Рей поежился зябко.
  - Можно я погуляю еще, искупаюсь?
  - Да, конечно, только не заплывай далеко и к обеду приди непременно. После обеда поможешь мне с книгами и посудой. – Мама поцеловала макушку и нежно погладила плечи сына.
  - Согласен.
   Рей тут же вспорхнул, словно бабочка. Он добежал до косы. Блики солнца слепили глаза. Сонно плавали рыбы голубые и желтые с пятнышком на голове. Рей засмотрелся на пестрые спины и плавники, и медуз, как прозрачные одуванчики распускавшихся под водой. В роще кто-то смеялся. Рей вздрогнул. Смех был знакомым. Осторожно поднявшись, мальчик медленно повернулся к деревьям. На камне сидел его друг и смеялся.
    - Хочешь печенья? Очень вкусно, попробуй! Что ты так смотришь, словно покойника видишь? Иди, поиграем. Я нашел два круглых камушка, ты посмотри.
     - Дэвид? Как думаешь, где мы? – Рей осторожно спросил, приближаясь.
      - Странный ты, Рей, мы на острове. Сами меня пригласили. Из больницы забрали, ты разве не помнишь? А пароход? Мы же вместе на палубе в воду смотрели! Не помнишь? Да ты перегрелся на солнце!
      Рей ощупью камень нашел и медленно сел. Голова закружилась. Он зажмурил глаза и открыл. Горло что-то сдавило, дышать стало трудно. Каменный ангел взмыл в небеса. Мраморных крыльев размах солнце на миг заслонил.  Дэвид с тревогой смотрел на него, наклонившись над другом. Мальчик заплакал.
      - Да что с тобой, Рей? Может маму позвать иль отца?
      - Нет, не надо, я сейчас успокоюсь. Дай руку.
      Они упивались волнами, ветром и бегом наперегонки. Камни бросали, взбирались на дерево, прятались и кувыркались. Устав, Рей уселся на камень в тени. Дэвид улегся на землю, глядя  на облака. Они помолчали.
      Сара неслышно приблизилась сзади.
     - С собакой болтаешь? Мама просила напомнить тебе про обед.
  Рей оглянулся. На листьях дремала собака. Сара ласкала ее. Пес зевнул, почесался и лениво побрел в жаркий полдень.
     - Скучаешь по Дэвиду? Отец не велел мне его вспоминать, но я тоже тоскую. Помнишь, он вечно конфеты носил мне, синие фантики с желтой каймою? – Она замолчала, пытливо на брата смотря.
     Рей кивнул, горло снова сдавило, и голос пропал.
    - Представляешь, я нашла их на тумбочке возле кровати с утра. Те же самые, что я люблю. Это ты их принес?
     Мальчик вскинул глаза удивленно. Немного подумав, он тихо ответил.
    - Да это был я. Захотелось приятное сделать. В сумке несколько штук завалялось, вот я и принес их тебе…
    - Вот спасибо! Я-то подумала…
    - Что?
    - Про старика. Помнишь, отец говорил? Я ходила на берег, там мальчик играл с кораблем самодельным. Красивый такой, с парусами цвета ранней зари. Я засмотрелась. А он засмеялся и протянул его мне. Я взяла. Мы играли. Потом прибежала собака, и мальчик ушел. А парусник мне подарил. Папа страшно сердился. Сказал мне, чтоб больше у старика ничего не брала. Он не поверил в мальчишку! Ты понимаешь? Думаешь, вру?
   - Нет. Я тебе верю.
   Они помолчали, уставившись в море и чаек. Рей взглянул на часы.
   - Нам пора, мама будет сердиться. Бежим? И никому про конфеты.
  «Я тебя уж заждался! Ты где пропадал?»
   После обеда тяжелые пестрые книги сортировали по полкам. Потом разворачивали листья газет, извлекая чашки, тарелки и блюдца из сундука, словно елочные украшения. Мама в кухню пошла, сделать чай ледяной с ароматным лимоном и мятой. Рей едва пригубил его к морю просясь.
   - Ну, иди уж, помощник. – Мама сдалась. – К ужину не опоздай.
   Рей нерешительно к роще побрел. У камня стояла девушка в пестром платье. Она говорила о чем-то с деревом. Оно отвечало, перебивая и споря. Рей замер, как вкопанный. Девушка обернулась и расхохоталась, увидев его перепуганное лицо.
   - Пойдем Даниель. Довольно рыхлить. И воды предостаточно. Мальчика напугали. Ты думал, я с деревом говорю? – Она посмотрела на Рея и улыбнулась.
   Из-за дерева вышел мужчина с лопатой, посмеялся над Реем. Они вместе брели по песку, о чем-то болтая. Солнце, дрожа, рассыпалось слепящими искрами. Облака косяком белых рыб потянулись к востоку. Тени резали воздух отточенными краями. Сети, блестя чешуей, растянулись в песке. Ржавый якорь, как палец, небу грозил.
   - Я тебя уж заждался! Ты где пропадал?
 Мальчик вздрогнул. Дэвид стоял на песке загорелый и мокрый. Он улыбался. И тень была четкой и мокрой, как он.
   - Сара конфеты нашла? Завтра еще принесу. Я тут ракушку нашел…
  Он болтал безумолку, двигаясь меж стволов. Исчезая и вновь появляясь. Размахивая руками. Рей смотрел зачарованный.
   - А ты видел собаку? – Спросил он. – Хозяин – старик, Шаманом себя называет.
    - Собаку? Не видел. Со стариком мы болтали, да больно он странный. Все говорил, пароход наш разбился в заливе. Толи на мель налетел, толи перевернулся, не помню. Помощь пришла слишком поздно, людей не осталось, всех смыло в открытое море. Правда, чудак?