по дорогам войны 13

город Иркутск 11 декабря 1945 года вторник. четверг.

я хорошо видел в 30 метрах от себя у дороги 76 милиметровую дивизионную батарею. она не переставая ни на минуту. вела огонь по немцам. падали немецкие снаряды. содрогалась земля от их разрывов но я вынужденный в этот день быть созерцателем, только стоял в полурост в убогом и мелком окопе и наблюдал за полетом смерти. как меня тогда не убило, удивляюсь. немецкие снаряды обрушились рею находившуюся рядом со мной но смельчаки не прекращали огня до тех пор, покат они не были разбиты сами и погибли. я видел как очередной немецкий снаряд разнес в пух и прах одно орудие, затем серия других снарядов стерла с лица земли оставшиеся пушки. вечером я ушел на кухню батареи, так как мне здесь было абсолютно нечего делать и жил там до 9 июня 1943 года. кухня батареи помещалась в каком то саоае, который считался верхом роскоши и удобства и находился в трех километрах от переднего края. незабываемая южная природа Кавказа и благодатный июнь. не забудутся никогда и те тяжелые гаубичные снаряды которые ложились вокруг сарая где была кухня. особенно запомнился один трагикомичный случай. однажды прибегает перепуганный насмерть и одновременно истерически хохочущий молодой солдат.задыхается от быстрого бега и рассказывает в чем дело. спокойно лежал парень на зеленой мягкой лужайке и караулил быков. светило солнышко и солдат дремал. вдруг слышит свист снаряда а вслед за этим тяжелый гаубичный поросенок ковырнул землю в десяти метрах от парня, не разорвался, выпрыгнул из земли и неожиданно устремился в его сторону. ну, конечно сон как рукой сняло и "Иван" обезумев от страха бросился бежать. снаряд еще раз ковырнул землю, еще раз и еще и сделав рикошет повернул в другую сторону снова скользя по траве устремился за солдатом. солдат едва увернулся от преследующего его снаряда и когда прибежал к нам на кухню долго не мог отдышаться и долго смеялся. однажды за эти девять дней мы трусливо прижали уши и упали на землю, когда свист тяжелого снаряда послышался над головой но он ткнулся в землю и не разорвался. затем не разорвался второй, третий, четвертый... восемьдесят второй. нам стало весело и мы уже ничего не опасались, стали издеваться над немцами и рассуждать о том, как хорошо, то что кто то в немецких заводах работает на нас. но неожиданно восемьдесят второй снаряд ахнул, а за ним и остальные, нам ничего не оставалось сделать как прятаться по окопам
7 июня 1943 года я сидел на огневой позхиции с Николаем Шабалиным и Михаилом Лубским. был и капитан Ткач. КП была в балке заросшей кукурузой. окопы были глубокими а погода прекрасной. в этот день меня когда я лежал в тесном и узком окопе один так встряхнуло что я подумал не убит ли я. только через несколько дней я прочитал в газете о сильнейшем землетрясении в Турции и пораспросив других понял в чем дело.
9 июня ночью меня вызвал на командный пункт дивизиона и глухой ночью со связным я отправился из своего относительно спокойного и уютного сарая на перекресток дорог, где в блиндаже помещался штаб дивизиона. два дня тому назад 7 июня был убит командир взвода управления второй батареи мл лейтенант молодой парень только четыре дня назад пришедший на фронт. начальник штаба, Тамаев назначил меня на эту должность смертника, и я в этот же час с глубокой и искренней радостью что снова буду с люббимой и смертельно опасной разведкой темной непроглядной ночью отправился со связнм батареи на передовую линию под высоту 114,1 на наблюдательный пункт. непроглядная как черный ворон ночь. свистят пули, и ослепительно загораются вражеские ракеты. молодой солдат не из храбрых и несется словно метеор. я едва посвевал за ним задыхаясь. наконец вышел из терпения и обругал его. и пошли чуть потише. в два часа ночи добрались до огневой позиции.
она стояла в открытом поле под свистом пуль, и осколков у черта на куличках. в 150 м от немцев. представился комбату батареи старшему лейтенанту Медведеву который спал в убогом окопчике со своей походно полевой женой ППЖ санитарным инструктором Ольгой Ладиновой. о нем я был наслышан раньше как о трусливом эгоистичном самолюбивом человеке, и мало был обрадован что попал к нему в батарею. оказался он именно таким как я его только что охарактеризовал. но лично для меня плохого правду сказать он ничего не сделал. в ту же ночью по приказанию я ушел на наблюдательный пункт который находился от огневой позиции на высоте в кустах не далее 50 метров. там во мгле летней и душной безлунной ночт переполгенной запахами цветов, трав и разлагающихся трупов в глубокой и узкой траншее я увидел молодого солдата, одного который молча как крот подкапывал малой саперной лопатой в траншее глинистую почву чтобы выдолбить себе пещеру. это был командир отделения разведки молодой парень сержант Андрей Снегов или просто Андрей как я стал его звать потом.
В эти предутренние часы, уже занималась на востоке заря, он рассказал мне как тяжел, труслив и подл комбат Медведев. он потихоньку копал и вполголоса рассказывал мне о разведчиках, о связистах, о батарее. на перереднем крае стояла невозмутимая предутренняя тишина. лишь редко как соловьи посвистывали в тишине летней1 ночи пули. но они в траншее были не опасны. так я незаметно уснул в глиняном гроте, приготовленном для меня Андреем, закрывшись своей плащпалаткой.
сколько я спал, не знаю, кажеться недолго. Только знаю, что сон мой был неспокоен, а думы тревожны. Я был под впечатлением трагической смерти моего предшественника, под впечатлением того, что эта вторая батарея, которую командование не любило, была всегда затычкой в смертельно опасных местах, как и теперь, и думал, что жить мне осталось недолго. Так оно и было бы, если бы не фортуна, которая тогда неотступно следовала за мной. Мой предшественник КВУ погиб 7 июня следующим образом. В роте в 50 метрах от немцев, находился прекрасный блигндаж восемь хороших накатов, человек на двадцать. там находилось пехотное начальство, их наблюдательный пункт и приданные артиллеристы. Там, в числе двадцати человек пехоты, жил и младший командир взвода управления с двумя солдатами разведчиком и связистом. В этот день пехотным офицерам принесли немного спирта. за счет убитых накануне сорлдат. Они перепились, и потеряв сознание опасности, стали бегать по траншее. за военными девками и тискать их. Немецкий наблюдательный пункт нахождившийся в 50 метрах от гих, обнаружил наблюдательный пункт и начал адский обстрел из тяжелой артиллерии. 49 или 50 тяжелый 205 ти милиметровый снаряд уничтожил начисто блиндаж и похоронил под собой всех 20 человек. котрые там находились. Позже на том месте никого не нашли. В голубое тихое июньское утро я проснулся на наблюдательном пункте и позавтракал с Андрюшей. Пока я спал, завтрак принес разведчик с которым я познакомился. Дмитри й Недорезов. Д о сих пор этого человека я вспоминаю с любовью и думаю о нем с великим благовением. С 12 года, уроженец Туапсе, тихий и скромный и чуточку насмешливый, носил усы. За это его в шутку звали усатиком.
В этот день он мне выкопал в той же самой траншее окоп и перекрыл его досками и ящиками от снарядов и мин. Сам он, метров пять от меня наблюдал за противником в периескоп из другого окопа. Другой, с кем я познакомился в этот день, был телефонист молодой парень украинец Бибка с 22 года рождения. С ним я подолгу в эти первые дни сидел в окопе, расспрашивая обо всем а он меня. Вечером пришел на наблюдательный пункт второй связист, юноша с лучистыми глазами, кубанский казачок Петя Широбоков с которым впоследствии мы стали неразлучными друзьями и делили пополам и горе и радость. Он был с 20 года рождения уроженец из хутора Сухого, Ставрополья. С ним я был до 10 июня 1943 года до 27 марта 1945 года дня, когда он был убит. В этот день немцы вели себя относительно спокойно.

Г.Иркутск 9 января 1946 года. Среда.

Зеленые волны пшеницы неслышно переливались и перекатывались под ласковым утренним ветерком. Было тихо-тихо. Я сидел в глубокой извилистой траншее в кустах. Впереди были они, лохматые густые и спасительные. От траншеи Дмитрий Яковлевич Н елорезов невозмутимый тихий и неторопливый солдат выкопал мне как я сказал ответвление в виде ркопа перекрыл его, и хотя через эту несчастную крышу в сантиметр толщиной мог преодолеть любой саый мелкий осколочек и убить меня наповал, лежа на спине на палатке постланную на свежую траву, глядя в успокоительные диски над головой я не видел синего июльского неба и было спокойно. Под застреху своего дома я клал огромные куски сахара которого нам выдавали очень много и я не успевал его сьедать, так как воды и чая давно не хватало. Комбат Медведев не появлялся на КП и жил на огневой позиции и я был доволен что я хозяин в этой траншее, с двумя сорлдатами, что никого нет в этих кустах. Днем я часто наблюдал за жизнью огневой позиции обратя на нее свой взор через бинокль. Она была на равнине позади меня но трудно было ее различить- так как она была хорошо замаскирована. Вечером ко мне пришел молодой солдатик, только что пришедшй на фрогь кубанец с акцентом чтобы помочь оборудовать блиндаж. Он был этот птенчик молчалив и пуглив. Всего несколько дней он был здесь на полях битвы и смертельно боялся всего, особенно того, что его послали сейчас со специальной огневой позиции на наблюдательный пункт. Я его приласкал, успокоил и он доверился мне. Когда кончилась ночная работа крота, ковырявшегося в земле, в темную звездную ночь, когда была благоустроена расширена моя могила, именуемая блиндажем, мы легли с ним вместе и прижались к друг другу. Царственная южная ночь плыла над нами, свистели тихо и нежно пули. Мы тихо беседовали. Как то в безмятежное весеннее летнее утро ко мне в траншею забрел чужой солдат, молодой парень на обязанности которого было собиратьна поле противогазы с убитых солдат.мы долго долго целый день беседовали с ним, о дружбе, об учебе, о войне и помню как раз в этот день я получил письмо от Зои Котельниковой и прочитал ему. Солдата звали Васей и больше его я не видел никогда. Иногда хотелось поиграться с немецкими снайперами и сидя в траншее я выставлял на черенке лопаты свою пилотку, а иногда малую саперную лопатку создавая видимость для фрицев, что это солдатская головушка. Щелкала пуля, пробивала и пилотку и лопату, а мы потешались над немцем. Немцы ежедневно обрушали на нас на зеленые июльские поля сотни снарядов, а я наблюдал, как вначале сверкнет вспышка взрывателя, затем появиться чернильное облако разрыва и в ту секунду, когда через некоторый промежуток времени слышиться звук разрыва, прячешь голову, так как это как раз то мгновение, когда до тебя долетают осколки разорвавшегося снаряда.я любил это опасное и глупое занятие и часто повторял его.
Немецкая авиация и артиллерия обрушивала на нас огонь, а мы на нее. Часто когда смертельно надоедало все и не хотелось ни на что смотреть лежа на спине в перекрытом раввине и слыша гул вражеских самолетов лишь спрашивал солдата высунувшего краешек головы и один глаз из окопа и наблюдавшего за небом. Сколько? Минута молчания, а затем -238. Куда летят? На нас. Еще жуткое молчание и снова. Где? Над нами. Или пролетели…. И так каждый день. Мы до 17 июня держали оборону и не наступали. Немцы тоже. Но от этого ни тем, ни другим легче не было. Днем 17 июня в последний день пребывания на этом наблюдательном пункте после того как минометчики стоявшие в кустах раздразнили своим огнем немцев начался кошмарный обстрел наблюдательного пункта и огневой позиции тяжелыми 205ти миллиметровыми снарядами. Долго перед тем минометчики стреляли. И никак немцы не могли нащупать батарею. Легкий едва заметный дымок затерявшегося в кустах миномета не был виден немцам в знойном мареве июньского безолблачного дня, а звук тем более совершенно не слышен, так как он был слишком слаб. Поэтому немцы долго молчали и, видимо бесились. Прислушиваясь к полетам мин. А когда, наконец, приблизительно нащупали батарею по полету мин начали кошмарный обстрел. Это было в четыре или пять вечера. Я, Андрей Снегов,Дмитрий Недорезов и Ваня Бибко – всего четыре человека были на своем посту смерти. Снаряды ложились впереди в кустах. Они ложились и сзади и по бокам. Хотелось, чтобы они легли прямо на нас и прекратили наше существование, чтобы прекратить кошмарное ожидание. Снегов метался по траншее из одного конца в другой. А я Митя Недорезов и Иван Бибко решили не метаться и в состоянии анабиоза почти спокойно не трогались с места, сидели в траншее на одном месте засыпаемые землей. Так продолжалось полчаса, за которые было выброшено на наши головы 500 снарядов. Андрей Снегов не выдержал пытки и убежал на огневую позицию. Наконец ураган стих, и мы принялись за ужин. Линия была прервана и через 10 минут связист Петя ШИрокобоков пробежал по линии исправлять связь. Было однажды и так. Мина разорвалась на бруствере того окопа где лежал Дмитрий Недорезов. Говорят, нет чудес. Не верю. Есть. Дмитрий остался жив лишь контузило от взрывной волны. Еще случай. Рикошетируя осколок, залетел ко мне в равик и ударил по лбу. Я остался невредимым и по поводу этого написал домой. Не верьте, что я буду убит. Лбы у Куликовых медные и осколки от них отлетают. Медведев с 9 по 17 июня ни разу не появлялся на КП. Здесь был один я и вел огонь я. Такова была оборона под высотой 114.1 в первой ее фазе до 17 июня 1943 года. В лунную ночь пришел приказ снятся с переднего края. Волшебная южная ночь. Свистят пули – соловьи. Мы едем на быках лунными полями пшеницы и жита ближе к Крымской. Как хорошо! «ну вот думаем теперь то мы отдохнем! «Где-то под станицей в поле мы поужинали в тишине, остановившись всем табором.( первая,вторая,третья батареи,Мртынянцева) а затем по утренней заре короткой летней ночи приехали в абрикосовых и персиковых садов на северную окраину станицы Крымской. В саду на лужайках под тенью плодовых деревьев остановились пушки, кухня. А я и мои солдаты улеглись на лужайке под луной в сиянии звезд у сверкающей в лунном свете белой стены хаты. Она была пуста и мы не пожелали в ней ночевать. Заснули как убитые. Не помню точно всех кто были нашими солдатами тогда. Но кажется и еще кто тов. огневых взводах были. Мой друг Шабалин Николай,Луценко,Маслянников Павел, А остальных теперь не помню. Ночь проспали спокойно. В сияющее летнее утро старшина Хоркин и повар Забирка накормили нас вкусным завтраком. В саду как Эдема царили безмятежная тишина и покой.