по дорогам войны 14

Гор. Иркутск.11 января 1946 г. пятница

Где то послышался далекий стук дверей. Это выстрел немецкой батареи. Затем синеву лучезарного блистательного дня, его тишину и покой нарушил далекий, постепенно нарастающий вой. В мире садов, цветущих и залитых сияньем голубого дня, в тишину и нарушенной покой зелени, и сияющих белизной стен кубанских хат ворвалась смерть. Первый снаряд упал, где то далеко сзади, там, откуда стреляла 152я миллиметровая русская батарея. Второй разорвался около дома в саду, где была наша кухня. Повар был убит осколком в сердце наповал. Затем начался кошмар. В воздухе непрерывно выли снаряды. Грохотали в саду, рушились и падали хаты. Спряталось в смертельном испуге все живое. Вначале я был, в каком то блиндаже со своими солдатами, затем нависшая смерть стала совсем невыносимой и в поисках спасения, я вместе с другими бросился в другой блиндаж под стену хаты. Там был Медведев, Ольга Литинова, Широкобоков, Нефедов, Лупашко. свистопляска смерти нарастала и тогда мы все после того как блиндаж привалило тяжестью рухнувшего дома и снова контузило Дмитрия Недорезова бросились в открытое поле. Там было единственное спасение. В открытом, ровном чистом поле мы неожиданно наткнулись на огромные крепкие перекрытия в несколько накатов рельсами блиндажи. Здесь когда то был аэродром. Так мы пробыли до вечера пока огонь не затих. Вместе с нами здесь спасение нашли и артиллеристы. 152 миллиметровая батарея на который он специально обрушивал огонь. Они вернулись и вновь обрушили огонь на врага. С наступлением ночи наша батарея, как и весь дивизион, переехали на юго-западную сторону станицы Крымской и встали в поле. Там было много спокойнее. Помню его, это волнующее море хлебов. Раскинувшееся от горизонта до горизонта. В тишине ночи мы вырыли себе среди золотой, поспевавшей и никем не убранной пшеницы окопы. Пушки окопались далеко от нас на высотке. Я избрал себе место метров 200 от Медведева и Ольги с Недорезовым и Широкобоковым который с этого дня стал моим разведчиком. Помню теплые и темные душные летние ночи. Зарницы и сверкающие звезды. Где то вдали километра 4 от нас шла война, а здесь была тишина и нерушимый покой. Вечерами я, Недорезов и Широкобоков выходили из земли и садились на траву возле окопа душевно разговаривали обо всем. О чем – не помню. Только знал. Какое теплое и хорошее чувство оставалось после этих вечеров и ночей. Однажды к нашему окопу сзади подъехали три «Катюши» тихо тихо, а потом ударили по немцам. Ударили блестяще. Здесь прожили несколько дней. Пережили налет двухсот немецк4их самолетов, мылись в бане, в разрушенной хате, в зеленом саду, отсюда помню, мы уехали, кажется, на западную половину села и поселились так же во втором эшелоне в большущих благоустроенных блиндажах. Один такой блиндаж, в котором жил я, Широкобоков,Снегов, Бобрашев находился под развалинами дома. Большой и добротный блиндаж, в котором было два хода под домом. Впереди было летнее желтеющее поле, сзади разрушенная улица. Помню гражданского жителя старика, который единственный имел безумие оставаться здесь и еще ворчал на нас что мы топчем его картошку на огороде! Мы часто над ним смеялись. Затем ночью мы переселились метро 200 от развалин хаты в длинную глубокую траншею, в конце которой был великолепный наблюдательный пункт. Блиндаж стены, которого были облицованы досками были сделаны два ложа кровати. Для наблюдения были щели. Но здесь нам удалось пожить не более двух суток. А затем мы поехали, куда то черт знает куда. Не помню. Вообще ото всего того что я описываю сейчас остались одни разрозненные куски воспоминания часто не связанные между собой. Помню, например, безмолвные и пустые улицы станицы Крымской залитые южным солнцем. Дома разрушены, в развалинах и совершенно пусты. Идешь, идешь по таким зеленым мертвым улицам и кажется порой, что чума посетила мир. Зачем то я помню, ходил в штаб дивизиона. Он был на противоположной окраине и надо было пройти всю станицу. Вот та Адагумская улица, где в первый раз я нашел приют на ночь. У стариков с Булькачем. Теперь на ней нет ни души. И дом тот разрушен снарядом! Кажется, я ходил получать членский билет ВКП или на какой то инструктаж к политикам. Но вот в одну из ночей в конце июня мы снова ушли на передний край. Под высоту 114.1 опять, но только на левом фланге, туда, где находилась до нас Пятая гвардейская стрелковая бригада. В отличие от первого наблюдательного пункта в кустах здесь не было растительности. Открытая совершенно голая высота. К ней из долины от пушек, где жил, конечно, Медведев вела узкая и мелкая траншея, по которой возможно лишь добираться до блиндажика, где был мой наблюдательный пункт кубарем, ползком. Это место находилось в 200 метрах от немцев. В блиндаж, вырытый в крепкой кубанской почве вело два хода сообщения. Там жили я Бобрышев, Снегов, Нарезов затем кажется телефонист Караулов молоденький паренек, почти мальчик. Впереди перед нами расстилалась долина переднего края, где сидели наши пехотные солдаты, а за ней возвышалась высота 114.1 там сидели немцы. На переднем крае стояла зловещая тишина на протяжении многих дней. Редко редко можно было услышать выстрел. Поля казались безжизненными и вымершими. Лишь знойное летнее солнце июля беспощадно палило, и мы сидели в своем блиндаже наблюдая за противником в перископ, и бинокль доносили в штаб обстановку. Я регулярно составлял схему ориентиров схему боевого порядка развод схемку схему целей и прочие оперативные документы отправляя их в штаб дивизиона. Доносилось откуда то до солдат и до меня (справедливо или нет до сих пор не ведаю) что немцы затихли перед наступлением огромной силы и что удар будет ими предпринят на нашем участке фронта. Говорилось также, что немцы располагаются в станице Молдаванской (которая находилась у немцев за высотой 114.1 в трех километрах от нас. (Более чем двух тысяч танков. Так это или нет, не знаю, знаю только одно что действительно немцы этот кусочек Кубани у Азовского и Черного моря около Новороссийска удерживали для того, чтобы при удобном случае начать новое наступление на Кавказ и свою линию обороны называли «Голубая линия». Ее во всю рекламировали в своих газетах по всей Западной Европе как неприступную и бахвалились, что ожесточенные бои беспримерные здесь ничего не принесут. Уже более чем через год после того как я уехал из под высоты 114.1 когда героическое наступление Красной армии привело меня с миллионами других в Западную Румынию и я спокойно в сентябре 1944 года пил пиво в одном из великолепных ресторанов Тиминобара там, за маленьким пивным столиком в непринужденной беседе я разговорился с румынским сублоктонентьом (офицер в звании лейтенанта) и он, краснея и стесняясь, сознался мне в том, что сражался вместе с немцами против нас под станицей Крымской на высоте 114.1 и в станице Молдаванской. Мог ли я предположить в июле месяце 1943 года о том, что мне в далеком Теммибара придется пить пиво с тем, кто в меня стрелял и против кого я сражался. Поистине пути Господа бога неисповедимы. Во всяком случае, газеты июня-июля 1943 года нам приносили кое какие тревожные известия. Но ничего определенного не знали мы и не могли знать вплоть до того, когда 5 июля 1943 года немцы начали наступление на Белгородско - Кубанской дуге и здесь начался их исторический разгром. Вечерами, когда на землю спускалась ночь, мы ходили за ужином в долину, ужинали в траншеи беседовали между собой под свист пуль. В лунные ночи ходили купаться в маленький ручей у разрушенного моста, чтобы смыть с себя грязь и пот, шутили и пели, смеялись. Так шло лето 1943 года, окопное фронтовое лето.
Г. Иркутск 14 января 1946 г понедельник

Больше двух недель, вероятно, прожили мы на этом наблюдательном пункте. А затем в одно утро началась огромной силы артиллерийское наступление. Вслед, за которым ринулась в наступление пехота Пятой и Седьмой гвардейских стрелковых бригад. За 15 минут на головы немцев было выброшено 500000 тысяч снарядов, но они не помогли. Оказывается, немцы накануне с помощью разведки узнали о готовящемся наступлении и к тому моменту, когда оно должно было начаться отошли с высоты 114.1 в глубину своей обороны. Затем, когда арт. подготовка кончилась, а в глубину она оказалась недостаточной и наши пехотинцы ворвались на высоту одновременно с ними на высоту с глубины своей обороны ворвались и немцы. Завязался страшный рукопашный бой. Прошло 15 минут, и наши пехотинцы были выброшены с высоты. На ней снова были немцы. Огромный потери и никаких результатов! Между прочим, в этом бою на высоте попал в плен к немцам командир третьего батальона Седьмой гвардейской стрелковой бригады мой земляк чувашин капитан Андреев. Вслед за этим немцы обрушили сотни и тысячи тонн огня на наши головы, и этот кошмарный обстрел продолжался около 7 суток. С 16 июля по 23 июля 1943 года. Я Медведев, Ольга Ладинова сидели в блиндаже. Он был перекрыт в пять накатов. Но разве могли спасти эти несчастные пять накатов от шквала смерти! Бушевавшего на поле боя? Петя Широкобоков Андрюша Снегов и Недорезов сидели в маленьком втором блиндаже. В пяти метров от нас. Два блиндажа соединяла глубокая траншея, в конце которой сидели телефонисты Бибко, Ключников, Барабышев и из дивизиона полка юноша Коля Шаболин. Еще два или одно орудие на километре полтора на правом фланге и с ним нас соединяла телефонная связь. Шквал смерти бушевал и не чувствовалось в нем конца. Голоса человека сидящего рядом не было слышно из за грохота. Хотелось скорее умереть, так как было очевидно, что смерть придет если не через секунду, то через 10 минут. Так пусть же смерть приходит скорее. Меньше будет нравственных мучений. Но она не шла. Снаряды лопались возле блиндажа. В знойный июньский день, когда и воздух был раскален и температура была не менее 50 градусов дышать было нечем, пить нечего, а в раскаленной траншее были тысячи раскаленных осколков как песок на берегу реки. Нас засыпало землей и мы, тесно прижавшись к друг другу молчали. Бобрышев и Ключиков не переставая под шквалом огня на поле боя исправляли ежесекундно рвавшуюся в нескольких местах телефонную связь. Они исправляли за 1,полтора часа 272 прорыва, но она рвалась по прежнему и я, видя, что это совершенно бесполезно в минуту, когда голос одного послышались в трубке приказал прекратить бесполезное смертельное занятие и добираться до наблюдательного пункта. Но добраться они сумели лишь до пехотного блиндажа. В ту секунду, когда они нырнули туда снаряд с грохотом разворотил блиндаж. И Бобышева завалило бревнами он остался жив и его вытащили. Геройски боролся с прорывами связи снова Ваня Котенков, но тоже бесполезно. В этот день на той огневой позиции, которая была от нас полтора километра его в блиндаже завалило и он погиб. И командир орудия Ш. (фамилию не помню). В минуту, когда смерть казалось неминуемой я сказал комбату Медведеву – давай Александр Иванович споем перед смертью свою любимую песню! Он посмотрел на меня безумными глазами и буркнул – «пошел к ….матери!» но я не унимался и продолжал- Ведь все равно накроемся. Хоть не будем петь, хоть будем. Так уж лучше с песней! Давай…
и вот пересиливая симфонию смерти мы смертники запели. « Если б ты великий Есенин из Рязани слышал, в какую минуту и с какой силой пели мы трое, два мужчины и одна женщина слова твоего творчества! Наконец ожидание смерти стало невыносимым, и мы решили отползти 30 метров к пушке Лупашко. Нам казалось, что там падает меньше снарядов и больше шансов на жизнь. Снегов и Широкобоков ползти отказались. Они решили остаться здесь. Там не было лучше, и мы возвратились обратно в свой блиндаж. Не преувеличивая, скажу за четыре только часа обстрела вокруг наблюдательного пункта упало и разорвалось в радиусе на 150 километров не менее 4000 тысяч снарядов. И все-таки мы остались в живых! Наступил вечер. Зашло солнце. На землю опустились сумерки. Шквал огня смолк, и наступила первозданная тишина. Лишь пули свистели в вечерней тишине. Плевать мы на них хотели и все вышли на свежий воздух. Неделей раньше того дня о котором я только что рассказал было также артиллерийское наступление окончившееся также неудачно для нас. Но начальству из дивизиона показалось, что высота 114.1 взята и Тамаев по телефону приказал мне идти на высоту 114.1 . и занять там наблюдательный пункт и выбрать огневую позицию. Пушки должны были идти вслед за мной. Я находился от 114.1 лишь 300 метров и ясно видел, как фрицы разгуливают там. Но сколько я не доказывал этому осетинскому ослу он требовал одного. Идти на высоту! Обругав его по телефону матом я собрался с разведчиками выполнять приказание. Наступил вечер. Пошли четверо – я Широкобоков Снегов и Недорезов. В балку Ключевскую, которая глубоко лежит под высотой 114.1 мы прошли уже темно. В ночной тишине не затихали шквалы огня. В грязи балки Крестовской увязли два советских танка и тщетно силились выбраться оттуда. Гул моторов приводил немцев в ярость, и они обрушивали на балку Крестовскую сотни снарядов. Там были сотни солдат пехотинцев и ежеминутно гибли десятками под градом осколков. Каким то чудом мы добрались невредимыми до КП батальона притаившегося под отвесной глиняной стеной. Здесь были раненые и убитые. До немцев оставалось 100 метров, но я решил выполнить приказ и добраться до высоты 114.1, если это возможно. Широкобокова оставил на КП лишь для того чтобы этот ………………..й смог сообщить о нашей смерти. Немного героинь девушек я видел на фронте, но в долине Крестовой долине смерти довелось видеть двух. Они красивые восемнадцатилетние спокойно под ливнем огня перевязывали раненых относили их под скалу спокойно курили стоя во весь рост и как будто бы не на поле битвы были они, эти две Жанны-д-Арк, а в городском парке. Лишь неприятно поражал стоэтажный мат этих милых созданий в юбках, именуемых у нас на фронте ППЖ. Мы шли долиной под огнем, порой бежали. В одном месте, когда я широко расставил ноги, между ними стремительно падая с воем, вонзилась в землю мина. И не разорвалась! Я спрашиваю вас господа скептики есть ли чудеса? И если вы ответите, нет, я побью вам рожу! До высоты оставалось 50 метров. Навстречу нам бежали последние солдаты первого батальона Пятой гвардейской стрелковой бригады. Я попутно спрашивал их о том кто они и какова обстановка, но им было не до этого и лишь один из них облаял меня матом заявив, что в 40 метрах немцы. Мы проползли еще 20 метров и когда услышали в траншее немецкую речь поползли обратно. Делать на высоте ………..в полночь добрались до КП батальона…..