А. Мапу. Сионская любовь. Глава 16

                Перевод: Дан Берг

     “И Господь Бог Цваот призвал нас
     в тот день плакать и сетовать,
     и вырвать волосы, и препоясаться вретищем...
     А вот, веселье и радость!”

                Исайя, 22, 12-13.



                Толки и кривотолки


     Все чаще доносятся до Иерусалима слухи о военных победах Санхерива, царя Ашурского. И вести эти ужасов полны. Тамар с утра до ночи молится Богу, просит Всевышнего вернуть ей Амнона с миром и верным сердцем. Здравомыслию вопреки нейдет из головы Тамар рассказ Теймана об Амноне. Чтоб полегчало на душе, поделилась секретом с верной Махой, и вдобавок прочитала ей письмо. А еще велела вызнать у Пуры, что тому известно об этом деле.

     “Вот она, удача! Ах, разжечь бы ревность Тамар”, - подумала Маха. - “Госпожа прогонит Амнона прочь, и уберется бедняжка восвояси к овцам и баранам, и будет мой!” Маха пошла за советом к Зимри. Тот придумал хитрость и подучил Маху, а еще передал Азрикаму с посыльным, чтобы ждал его завтра утром.

     Днем и ночью Иерусалим гудит, как растревоженный улей. Не спится людям, не сидится на месте. Собираются у городских ворот. Слушают и говорят. Правда и ложь. Толки и кривотолки. Санхерив и Ашур на слуху. Царские министры и советники успокаивают народ: мол, укрепим город, спасемся за стенами. На рынках бездельникам и болтунам привольно. Хорош барыш у торговцев вином и пьянящим шейхаром. На площади люди заслушались краснобая-миролюба. Тот говорит: “Подскажем царю, чтоб отправил послов в Египет, пусть попросят у фараона убежище для всего народа сионского. Фараон не откажет Хизкияу, ведь мир у нас”. Другой многознайка, в сердцах людских искушенный, возражает: “Не будет проку от египтян. Высокомерны они и к чужой беде глухи. Собой лишь озабочены, день-деньской воду из Нила пьют и иного занятия не имеют”. Длинный язык у короткого ума.

     А вот заговорил некто, вернувшийся с реки Прат: “Дороги опустели, и путников почти не видно. Народы пригнули головы. Потомки Ашура и Эйлама, древних царей, составили несметное войско под началом могучего, как ливанский кедр, Равшакэя. Все царства от Хидекеля и Прата до предельного моря покорила непобедимая рать. А нынче стан их в земле Каркемиш, где сливаются Прат и Квар. Для Равшакэя потехой будут крепости Каркемиша, а Иудеи – тем паче. Как фиги с деревьев, падут наши города по воле его. Вот-вот перейдет он реки Прат и Иордан”.

     Ужас холодит нутро. Стонет, вопиет народ: “Что ждет наш Сион?”

     В толпу пробрались Хэфер и Букья. Один кричит со смехом: “Эй, люди, коли злая судьба впереди, пойдемте, возьмем побольше вина да шэйхара хмельного и напьемся допьяна!” Другой вторит ему: “Всякий, кто деньгами богат, пусть щедро угостит бедняка. К чему деньги теперь? Серебро и золото на землю швырять будем, и подобрать некому. Покуда враг не утонул в нашей крови, кровь винных ягод в глотку заливать станем!” Зашумели люди. “Тихо, братцы, свяжем языки, покуда нас не связали. Вон, сын Амоца идет, а с ним министры царские!” – прошипел Букья. Толпа рассеялась, а Хэфер говорит Букье: “А завернем-ка мы к Карми да и станем хмельное пить!”


                Обмен новостями


     Кто не знает Карми? На виду у всех он благочестен с праведниками, а подальше от глаза людского благоволит беззаконникам. Язык – верный слуга хозяину: ему в угоду то утаит, то явит, то сочинит. “Я без греха, честен я!” – говорит о себе Карми. Нет врагов у того, кто умеет смотреть и не видеть, слушать и не слышать. В уплату за вино взимает мзду и с блудницы и с вора – по свойству занятий их, и недостатка в верных покупателях нет. Дом его – для вероломных приют. Кладовые полны золота, серебра и всевозможного добра. Богат и успешен, и по утрам и вечерам молится Господу, и дурного за ним не знают, и прямотой и честностью славен. Вот портрет торговца вином.

     Пораньше с утра Зимри и Азрикам пришли к Карми. Хозяин усадил гостей в отдельную комнату, принес вина, и те стали пить.

     - Не иначе, как новость для меня припас? – начал беседу Азрикам.
     - Верно, припас. Да может ли человек сказать такое, что не сказано прежде? – скромно заметил Зимри. - Однако, твое благо – первейшее мое устремление. Знай же: еще не потеряна Тамар, и есть надежда! Девица получила письменный свиток из Нинвэ от Амнона. Послание любви и тоски. Тамар прочитала письмо Махе, а та доложила мне. Я подучил нашу союзницу, как добавить горечи в сладкий напиток, что в руках у госпожи ее. Пусть разбудит зверя ревности в сердце Тамар, пусть подскажет госпоже подослать ее к Пуре, чтобы вызнать из первых уст с кем и где Амнон всю ночь пребывал. Положись на Пуру – он мой человек. Тамар боится неверности Амнона, и тлеет уголек сомнения, а мы раздуем пламя, - сказал Зимри.
     - Наконец-то твоя стрела летит в цель! – воскликнул Азрикам, - а теперь послушай-ка мою новость, и подумаем, как она с твоей сообразуется. Не зря подозревает Тамар, что Амнон за другой волочится. Правда это! На днях Ахан увидал меня пребывающим в грусти и печали и утешил такими словами: “Доколе, господин мой, будешь по Тамар сохнуть, а она презирает тебя? Единственная она в Сионе?” А я в ответ ему: “Счастлива она, что для Амнона единственная. Вот, где горе. Могу я примириться?” Ахан возражает мне: “Представь, и для Амнона она не единственная! Пастух нашел другую. Девица красоты неописуемой, во сто крат красивей Тамар. Одно плохо – она бедна. А на уме у Амнона корысть и хитрый план. Покуда Амнон не вернулся, поторопись, обручись с красавицей. Увидишь ее – без сожаления забудешь Тамар”. И я спросил Ахана, как найти сию девицу, а он сказал, что она с матерью своей находится далеко, на самой границе Иудеи, и вернутся обе через десять дней.
     - Ты немало удивил меня. Откуда это взял Ахан? Он женской красоты знаток? Сравнивать горазд? В сравнении всегда обман. Впрочем, не важно это. Мне тоже кое-что известно: красавица прежде жила с матерью у городских ворот Долины. А дальше что? Похоже, сатанинская птица Лилит уже снесла яйцо, и вылупится из него ядовитая ехидна, и яду ее достанет на всех безгрешных – ни Амнон, ни Тамар обделены не будут, да и Тейману перепадет. Вот вернется пастух в Сион, и душа его насытится муками вполне. Эх, Азрикам, сегодня ты изрядно охладил мой советнический пыл! Однако, подождем возвращения красавицы и Амнона, - сказал Зимри.



                Застолье



     Отворилась дверь, и с шумом вошли Хэфер и Букья.      

     - Приветствую, тебя, Карми! Налей-ка нам по кувшину молодого вина да по кувшину шейхара! – прокричал с порога Хэфер, - гнусно на душе, жуткие слухи кругом, беды великие ждут нас, утопим горе в хмельном!

     “Азрикам и Зимри люди достойные, вопли пьяниц не для их ушей” – подумал Карми.

     - Тихо, приятели! Не время нынче для шутовства! – одернул Карми вошедших.
     - В чем дело, Карми? Уж не гостит ли у тебя некий проповедей чтец? Если так, пусть разъяснит нам, как с вином обходиться, - огрызнулся Хэфер.
     - Я разъясню, как с ним обходиться, - вступил в разговор Букья, - мы с Хэфером, как и ты, Карми, люди внутри пустые, а кувшины любим полные. Сосуды эти опорожним, и станут они пустые, а желудки и головы наши блаженством наполнятся. Вот и вся премудрость!
     - Довольно пустословия! Сидите тихо и пейте. Оставьте панибратство. Не позволю никому говорить со мной так, будто знает меня! - сердито сказал гордец, торговец вином.
     - А все же признайся, Карми, проповедника прячешь. Поищем-ка за стеной! – воскликнул Хэфер.
     - Здесь Азрикам и Зимри, - понизив голос, сказал Карми.
     - О, это щедрые, благородные люди! Непременно нас угостят! – нарочно заорал Букья.

     Азрикам услыхал, открыл дверь и поманил рукой веселых друзей. Те вошли и видят, сидят за столом двое и тем же делом заняты.

     - О чем задумался, Зимри? В виноградном настое разбежавшиеся мысли ищещь? Или новость необычайную изобрести готовишься? – спросил Хэфер.
     - В жидкости этой красной и мыслей и новостей полно. И цены им нет, если держишь их при себе скрытно, - ответил Зимри, сделав большой глоток.
     - Стакан вина – безумия стакан. Начинается скрытно, а кончается принародно. Что в голове родится - не удержишь при себе. Хмель язык окрыляет. Пьем и Господа гневим, - с неожиданным достоинством заметил Букья.
     - В твоей-то голове, Букья, какие великие тайны сокрыты? – спросил Азрикам, - какие секреты стережешь? Не тебе ли только что кувшин доверху наполнили? Брюхо твое лопнет, словно худой винный мех, и дыра образуется пошире проломов в городских стенах!
     - Ошибаешься, мой господин, - обиженно возразил Букья, - я вовсе не таков. Хоть к хмельному я привычен и не обхожусь без оного, а все же я человек надежный. А, впрочем, довольно шуток. Болтовня и безделье свершений не сулят. Лучше прикажи, господин, нашему общему ублажателю Карми принести побольше молодого вина всех сортов, какими Господь благословил погреба его. От печалей седина в голове, а чаша молодит душу.
     - Неси вина, Карми! – скомандовал Азрикам.
     - Верной мерой отмеряй! – добавил Хэфер. 
     - Да здравствует наш славный царь Хизкияу! – провозгласил Букья, - Покуда Хизкияу на престоле, вино водой не разбавляют, верной мерой отмеряют, и наши желудки и головы в полном порядке! Слышал я, городские надзиратели нагрянули к некоему виноторговцу и нашли у него фальшивую меру, и вдобавок вино его было на вкус отвратительно. Перебили у него всю посуду, вино отобрали, а самого на тюремный двор свели. Остерегайся, Карми! Не кради у людей, чтоб не пришлось потом черепки из дому выметать!
     - Остры твои рассказы, винный шут! О мере рассуждаешь бойко. Сам меру соблюдай! – ответил Карми.
     - Поторопись, дружище, не жди Санхерива! – прикрикнул Хэфер.

     Карми поставил перед гостями вино, те разлили его по стаканам и стали пить. Букья вдохновился и запел застольную песню.


     Покраснели наши лица от питья безмерного,
     Мы нашли в кувшине друга лучшего и верного.
          Ах, вино, какая сладость!
     Гонит прочь печаль,
     Нам ее не жаль,
          В сердце поселяет радость.

     С каждым выпитым глотком убывает страх,
     Ждет врага ашурского неизбежный крах.
          Пей, приятель, до упаду,
     Славь веселый день,
     Не сиди, как пень,
          Лишь в вине ищи отраду!


     - Застольная моя весела и бодра. Довольно мыслей, нет от них толку. Быть может, завтра тела наши червей могильных насыщать станут. Кто жизнь любит, тот о прошедшем не тужит, в грядущее не заглядывает, а сегодняшний день празднует и оттого всегда доволен. “Завтра” – враг “сегодня”, - дополнил шутовскую свою песню Букья.
     - Хмельное человеку впрок. От вина красного и речь красна делается, - заметил Хэфер, кивая на друга. 
     - Ради правды стараюсь. Могу и у ворот проповедывать, - сказал гордый похвалой Букья.


                Исайя и Шэвна


     - Истинно говорят: тревожные времена настали, - перевел на другое Карми, - не годится слабым быть. Придет день войны, и укроемся в городе. Высокие до неба крепостные стены смутят ашурцев. В египетские города Цоан и Ханэс отправились наши воеводы – коней и боевые колесницы доставят в Сион. А в доме лесном, что из ливанского кедра построил в давние времена царь Соломон, хранится видимо-невидимо оружия и щитов. Станем воинами, и Бог нам поможет.

     Зимри молча слушал. Наконец, вступил в разговор, подкрепившись стаканом вина.

     - Вино у тебя, Карми, настоящее, без воды, вся вода в речах твоих. Лишь даманов, зверьков робких и травоядных, великие стены иерусалимской твердыни защитят. Полагаешь, весь народ – герои? Глянь-ка, воины по укрытиям разбежались, щели глиной замазывают. Такое укрепление лев легко развалит лапой. Вы смельчаки за чашей вина языком болтать. Известно: говорливы те, кто не умеет думать. А как покажется враг у ворот, да обнажит лезвия мечей и острия копий, так и онемеете разом. Уж я опытен, нашествие царя ашурского Шалмансэра испытал. А испытавший – поневоле умен. Хлебнул беды в осажденном Шомроне. Нет, друзья любезные, краснобайством Санхерива не одолеть! – провозгласил Зимри.
     - Ох, - тяжело вздохнул Букья, - царь ашурский народы покорил и силу их в себя вобрал. Мало ему. Неужто из-за того, что зарится он на чудесное наше вино, Сиону пропадать? Как смерть, ненавистен Ашур!
     - Не трусь и смерть не торопи, а прежде протрезвей! – рассмеялся Зимри.
     - Накажи меня Бог за самоуправство, но не выпущу тебя отсюда, Зимри, покуда не откроешь нам, какие секреты слыхал ты в доме своего господина, - решительно заявил Хэфер. 
     - Клянитесь молчать, как камни, пока тайне положено тайной оставаться! – воскликнул Зимри.
     - Пусть все в мире вино превратится в уксус, а шейхар станет горше полыни, если проболтаемся! – торжественно поклялся за всех Букья.
     - Доверяю вам, друзья, а посему слушайте. Я уроженец Шомрона, и хоть нет у меня здесь удела, а душой болею за милый Сион, ибо он в беде. Сын Амоца языком премудрым, мечтами и пустыми пророчествами убаюкивает народ. Словно мать младенцу сладкую колыбельную песню поет, когда тот вдоволь насосался молока из груди: усни, мол, дитя. И уснете последним сном, если и впредь будете внимать ему. Зато царедворец и писец Шэвна для тех говорит, кто в награду за благоразумие желает свою душу сохранить. Шэвна хочет мира с Ашуром. Мира и свободы Сиону хочет Шэвна. Ашуру или Сиону нужнее мир? Великий ждет от мира пользы, а малый – спасения. Однако, слишком разговорился я. Пройдет ваш хмель – услышите еще, - закончил Зимри.
     - Блага и мира желает нам Шэвна, - включился Азрикам.
     - Будем готовы встретиться все вместе в доме царедворца. Наш план - секретный. Знайте также, что у Шэвны раздор с царем Хизкияу, - заговорщически произнес Зимри.

     Изменники вновь присягнули хранить тайну, а Зимри поспешил удалиться к своим делам в доме Иядидьи. Оставшиеся продолжили беседу.

     - Я молод годами, - сказал Азрикам, обращаясь к Хэферу и Букье, - но вы-то жили в царствование Ахаза. Должно быть, помните, как люди призывали колдунов гадать, как воскрешали духи умерших, как слушали чревовещателей и заклинателей. И узнавали судьбу и будущее. А нынче мы слепы, наощупь бредем в потемках, и нет с нами никого сведующего. Что видят наши глаза, кроме сновидений Исайи, сына Амоца? Колдуну мы верим, а Бог свою силу как докажет? Найти бы ведуна или толкователя примет, чтобы поведал Сиона судьбу и предсказал бы, что меня в будущем ждет! Дорогую цену доке заплачу!         
     - А вот послушай-ка, господин, что приключилось со мной четыре месяца тому назад, - заговорил Хэфер. – Брел я меж тутовых деревьев и увидел женщину. Лицо ее закрыто шалью, и с ней юная девица красоты неописуемой. Полюбопытствовал: “Откуда ты будешь?” А женщина в ответ: “Мы с дочерью из Беэр-Шевы, пришли в Иерусалим, взглянуть на чудесный город.” Тут заметил, приближается некий человек, и ушел поскорей, дабы не быть ни в чем заподозренным. А две незнакомнки, как газели или лани лесные, скрылись среди деревьев. И вот думаю я, а не вещуньи ли это, не толковательницы ли?
     - Поищи в городе. Найдешь – сообщи, - сказал Азрикам.

     Угасла беседа, и все разошлись. И непонятное смятение поселилось в сердце Азрикама, и голова полна путаных мыслей. И молчит, и ни с кем не делится.   


 
Полный перевод:
См. Ссылки на другие ресурсы