Провинция-1

Максима тошнило слушать Машкину истерику.
- Я не могу… не могу… понимаешь, не могу так больше жить! Ты - бухаешь!
- Да ладно тебе! Граммулю с пацанами выпил-то…
- Граммулю? Во дворе? Да что ж тебя ноги-то не держат, граммульщик хренов? Шатаешься вон…
- Да ничё я не шатаюсь.
Максим подошел к телеку, сделал его погромче. Шел какой-то фильм. По другому каналу афроамериканцы не то вяло бормотали свои матерщинные скороговорки, не то, казалось, громко и под музыку жевали бабль-гам.
«Извиниться бы надо», - сообразил Максим.
Он прошел на кухню. Машка рыдала.
Такая красивая она была. С прядкой выбившейся, в халатике. Максим сам не знал почему, но чувствовал к ней странную нежность.
- Ну, ты это, - начал он. - Ну, подумаешь, накатили немножко. Ну, не буду я больше. Да и люблю я тебя.
- Любит он. А что тогда напиваешься, когда ко мне идешь? Страшная я? Ну, так и скажи.
- Да ничё ты не страшная, - Комплименты Максим говорил все-таки неумело.
- Не страшная, - передразнила она.
Но чувствовалось, оттаивала.
Максим присел на табуретку, рядом с нею. Потянул руку к Машкиной пояснице. Получил по руке.
- Пьяному - не дам.
- Ну, Машк, ну, чё ты?..
- Пьяному, - повысила Машка голос. - Не дам. Все.
- А что так? Нет, ну это несправедливо.
- А набухиваться - справедливо? Мне, думаешь, с тобой таким приятно? Мычишь… А ты подумай, подумай…
- Ну, ладно тебе.
- Никаких «ладно». Любишь - не набухивайся.
- Ну, давай хоть телек посмотрим.
Максим, конечно же, еще на что-то надеялся.
Они сели на диван. Машка достала трехлитровую банку с семечками. Подставила миску - плеваться шкурками.
На экране кривлялся популярный СТОЛИЧНЫЙ ви-джей.
- Эй ты, - говорил ди-джей, - прыщавый!
Максим вздрогнул. Это он ему, что ли?
- Да-да, к тебе обращаюсь. Именно к тебе.
Операторы дали настолько крупный план, что казалось, будто ви-джей, походивший на вредную макаку, влез всей рожей в экран.
- Ты как там? Затвор еще не успел передернуть?
Максим вздрогнул. Мало того, что этот тип к нему из телевизора обращается. Так он еще и мысли, что ли, читает?
- Ты не передергивай, не надо. Три минуты подожди, ага? Три минуты. А знаешь, почему? Потому что ты щаз (в СТОЛИЦЕ, похоже, так и говорили - «щаз») увидишь та-акое! Та-акую телку! Ты просто упадешь, парень. Вот сукой буду, упадешь. Ага!
Ведущий говорил как-то знакомо. Максим не мог объяснить этого чувства, но ему казалось, что все это он - уже слышал. У него вообще часто было такое чувство - что все уже было. В основном, правда, это касалось передач по телевизору.
- Ну, давай, что ли? - сказал ви-джею Максим.
Но тот не торопился, мялся на экране.
- Да, парень, - говорил он. - Ты еще это… Руки из карманов вынь. Успеешь еще… Ага. И вот та-ак - на коленочки положи. Ага? Ну, все. Теперь поехали. Кстати, ты видишь это в ПЕРВЫЙ РАЗ! Все понял?
На экране появилась сисястая блондинистая телка. Да еще и юбки на ней почти не было. Она замяукала что-то лирическое.
А Максим вскочил с дивана.
- Да не! Ну, это наебка.
- Ты о чем? - сказала Машка.
- В первый раз, говорит, я это вижу. А ни *** не в первый… Видел я это уже! Вот точно эту телку и видел, как ее там?
- Ну, видел и видел, - равнодушно сказала Машка, сплевывая в тазик шелуху. - И вообще, не хрен на баб глазеть.
Она выпуталась из хватки Максима (он еще раз попытался ее обнять), встала с дивана, прошла к телевизору.
На другом канале шел какой-то фильм. Герои ехали в машине. Мелькали виды СТОЛИЦЫ. Сверкали и струились огни. Гудели автомобили. Манила реклама на зданиях.
Машка вдруг заплакала.
- Да ты чё? - сказал Максим и обнял ее. - Ну, чё ты? Я ж за пьянку уж извинился.
- И вовсе это я… - всхлипывала Машка. - Не из-за тебя… Дался ты мне…
- А чё тогда? Другого, что ль, завела?
Страшное подозрение вспыхнуло в голове Максима.
- Да никого я не заводила! - сказала она. - Кого тут заводить-то? Тут все такие, как ты, алкаши. Или уроды совсем. Мне - так еще самый безобидный достался.
- Ну… И чё тогда ноешь?
- Я? Ною? Да потому что вот… - Она ткнула пальцем в экран, на котором расфуфыренная телка выходила из машины. - Да потому что вот ****и всякие живут? Живут. А я? Я что тут делаю? За что мне это все, убожество вот это? Поселок Трактор этот ****ый.
- Да ладно. У нас тоже хорошо. Природа зато какая…
- Да где ты здесь природу-то видишь? Какая здесь, на ***, природа? Заводы одни, засрали все! Деревья вон, посмотри, чахлые! Природу он нашел…
- Да ладно ты, успокойся.
- А что мне успокаиваться? Почему вот, скажи мне, всякая ****ь на «кадиллаках» ездит? А у меня - «запорожца» сраного нет? Хотя бы ржавого… Что мы здесь делаем, Макс?
- Ну…
- Прозябаем мы здесь. А эти, - Машка опять гневно указала на экран. Блондинка вышагивала по роскошному коридору какого-то здания. Наверное, гостиницы, - суки СТОЛИЧНЫЕ в ваннах с шампанским ебутся. Ага.
- И пусть их. А мы здесь, с тобой, тоже это самое.
Атака вышла неубедительной, и Максим опять получил по рукам.
- Я не могу больше жить здесь, Максик. Не-мо-гу. Заебало меня.
- Так и чё ты хочешь?
- Уехать я хочу, Макс. Уехать. Не могу я больше в наших ****ях жить. Я бы туда, в красоту эту, хоть уборщицей поехала бы…
И вдруг - Максим даже не успел опомниться - бросилась ему на шею, запричитала:
- Увези меня отсюда, Максимочка, миленький! Увези! Не могу я больше здесь! Не хочу тут, в Тракторе ****ом, тупо сдохнуть.
- А что я? А я-то как?..
- У тебя батя на машину копит. Может, тебе чуть денег даст? А ты ему из СТОЛИЦЫ пришлешь?
- Да ну, да не даст он…
- Возьми их, Максимочка! А я тебе тогда даже пьяному давать буду.
В организме Максима мгновенно произошла гормональная реакция. То, что макака-ведущий называл «затвором» вдруг резко напряглось. Да так, что оттопырило треники.
Максим потянулся к Машке. На этот раз она не противилась.
- Только обещай мне, - прошептала она, как умела это делать.
- Обещаю, - сказал Максим. - Ясен ***. Поедем мы в твою эту СТОЛИЦУ.
Машка сбросила халат. И Максим потерял разум. Машкино тело было совершенно. Машкины сиськи - туги, мягки, заострены, как шишаки игрушечных витязей. Ее щелка - горяча и мокра.
Максим вошел в щелку. По телу плавно растекалось удовольствие. «Нет, - обрывочно думал он. - ****ься, это круче, чем бухать».
А потом опять появилось такое же, как от телевизора, ощущение. Что было это уже все. И вроде бы даже **** он Машку как раз при таких же обстоятельствах.
Бухал Максим, конечно, плотно. Память, бывало, терял. Но такого с ним точно не было.
Впрочем, в очень скором времени эти мысли потеряли всякое значение. Он зажмурился и вдруг увидел ту самую телку из телевизора.
- Еби меня! - стонала телка Машкиным голосом. - Еби!
…После этого в гостях у Машки Максим не задерживался. У Машкиной матушки на Свинокомбинате как раз закончилась смена. И если она пешком пойдет, то через полчаса будет. А если на маршрутке поехать решит, то и еще раньше вернется. А потом еще, и батя Машкин придет. Вот уж с ним Максим встречаться совсем не хотел. Машкин родитель работал в болваночном цеху. Когда видел Максима, тут же тянулся выпить. Но пить с дядькой Колькой было херово. Он тут же с катушек съезжал, переставал узнавать, кидался в драку. Дядьку Кольку боялась вся семья. Тем более, что закладывал он каждый день. Как-то Машка вскользь обмолвилась, что иногда им с матушкой случалось повалить батю и привязать простынями к койке. Так и то - орет полночи. А утром - опять в болваночный цех.
А вот матушка у Машки была сильная. Она на Свинокомбинате забойщицей работала. То есть била свиньям по черепушке кувалдой. Руки у нее были очень сильные, но часто болели. Только она одна могла справиться с дядькой Колькой. Под горячую руку ей тоже было лучше не попадаться.
***
По пути домой Максим нарвался.
И ведь, что обидно, у самого дома. Не в гаражах. И не на пустыре. И даже через самый опасный район поселка под названием Барачная Слободка прошел спокойно. А ведь там такая шпана жила, что не приведи никому…
С пацанами из Бараков лучше было не связываться. Налетали они всегда стаей. К тому же половина (как минимум) была из отсидевших. А другая - готовилась.
Зона, если что, была неподалеку. Километра четыре, если через заброшенную железную дорогу, потом - через чахлый лесочек, а потом - по полю.
На Зону Максим смотрел только издали. Никогда за забор не хотелось. Там, как казалось Максиму, было очень херово. Впрочем, те, кто там был (а сидели в Тракторе многие мужики, и бабы, конечно, тоже), рассказывали, что жить там хотя и можно - если человек правильный, рамсы не путаешь и ушлепков всяких не ссышь - но жизнь там очень хреновая.
Слободку Максим всегда походил осторожно. Если видел толпу, то обходил по краю поля. Ну их на ***.
Нет, Максим не был трусом. Он полагал, что живет ровно, на кого не надо - не выебывается, но и уважать себя - умеет иногда заставить.
Сразу за Бараками начиналась детская площадка.
Вот там-то Максим и нарвался.
- Эй, курить дай, - потребовал из темноты расхлябанный голос.
- Нету, - буркнул Максим.
- Чё ****ишь-то? Чё ****ишь? Ща обшмонаю, если с****ел, ребро, ****ь, отломаю.
Из темноты заржали.
Курево у Максима было. Зря он соврал, конечно.
- Чё там менжуешься? - набирал силы голос. - Сюда, ****ь, подошел быстро, я сказал. Чё - тормоз, на ***, что ли?
- Да ладно, Пятак, чё заводишься-то? - неубедительно успокаивал кто-то. - Это ж, Макс. Он вон там, на Бетонке, живет. Знаем мы его. Хороший пацан. Слышь, Пятак?
Пятак!
Сердце Максима ухнуло в пятки и там забубухало, заныло.
Пятак был самым страшным человеком во всем Тракторе. Здоровенный бугай, с жуткой рожей. В принципе, лица жителей поселка Трактор и так не лучились дружелюбием. Но страшнее физия только у одного боксера из телевизора. Который еще премию за книжку получил. К тому же глаза у Пятака были разного цвета. Один - серый, другой - мутно-белесый, словно бельмастый. Но никакого бельма на самом деле не было. Просто родился Пятак таким.
А еще он родился с шестью пальцами. Понятно, что на Слободке пассажиру с таким количеством пальцев жизни спокойной не будет. Пятака дразнили, обзывали «шестым». Издевались старшие пацаны. И однажды - лет в восемь или девять - Пятак взял в сарае топор. В дальнейшее не верилось. Однако так оно и было на самом деле. Будущий Пятак положил на колоду левую руку и отрубил себе один из лишних пальцев, второй мизинец. Потом рубанул по правой руке. На ногах, к слову, тоже был по шесть пальцев. Стало - по пять. Никто не видел, как Пятак калечился. Его бинтовали в Посбольнице. Он даже чуть не умер от потери крови. После этого его и прозвали Пятаком. Даже старшие зауважали.
И Пятак стал терроризировать всех пацанов поселка. Не было страшнее и злее этого малолетки. Он мог и изуродовать. Некоторым не везло.
Он был ровесником Максима. Сел в четырнадцать. За какую-то ***ню. Но уже через два года прославился. Да так, что слава его перемахнула даже через забор Зоны. В ПКТ он выдавил глаза соседу. В общем-то, ни за что. Просто голоден был.
Пятак не должен был выйти на свободу никогда. Однако этот кошмар Максимова детства был здесь. На свободе.
- Пятак! Да остынь ты! Нормальный пассажир, - говорил кто-то.
Но не в правилах самого жуткого отморозка во всем поселке было отступать от ранее принятого решения.
- Нормальный пассажир курево не крысит, - сказал он. - А ну, сюда подошел!
Было стыдно. Невыносимо стыдно. Но Максим побежал. Может быть, и лучше было бы остаться на месте, как-нибудь отмазаться от Пятака. Тем более, пацаны с ним знакомые. Но в тот момент он не мог управлять собой. Его словно сорвал с места вихрь, закружил, с огромной скоростью понес прочь, прочь.
Максим знал, что это - позор. И оправдаться ему будет трудно. А лепить отмазки, похоже, придется прямо сейчас. Потому что за ним - гнались. Кто-то пыхтел, нагоняя, пытался схватить за воротник куртки.
- Стой, ****ь, сука!
Никогда еще Максим не бегал так быстро.
Голос за спиной принадлежал - Пятаку? Не факт. Скорее, кому-то из соседских пацанов. Отныне - врагов.
До Бетонки отсюда было - рукой подать. Все колдобины и ловушки этой местности Максим знал. Вот здесь - перепрыгнуть через столб. А тут вот яма. И если отпрыгнуть, прямо на бегу, в сторону…
Преследователь знал местность гораздо хуже. Он свалился в яму, заорал на всю Бетонку.
- Ай, ****ь! Сука-пидарас! Урою на ***, как поймаю.
Пятак. За Максимом гнался лично Пятак.
Тяжело дыша, Максим ворвался в подъезд трехэтажного блочного дома. Пока поднимался на третий этаж, так и не отдышался.
Он отчетливо понимал, что вот теперь-то ему - ****ец. Настоящий ****ец.
***
Батя был дома. Хотел выпить. Матушка не давала.
- Что, о****ол? - заорал он, едва Максим вошел. - Вернулся, да? Жрать, поди, хочешь?
- Нет, пап.
Но батя его не слышал.
- Все вы такие, гниды, ****ь, захребетники, - ревел он, вырастая в дверном проеме, одетый в трусы и майку на лямочках, прожженную сигаретами.
- Вася, уймись!
- А вот ни *** не уймусь! Ни хуя! Пусть, ****ь, работать идет сыночек твой. Он точно, *****, не мой. Я с пятнадцати лет на шлакобетонном. А молодежь, *****, ****ец - отмороженная пошла. Жрать и ****ься. Жрать и ебаться. И еще водяру со всякой шпаной хлестать…
- Себя вспомни, - сказала матушка.
С улицы доносились вопли.
…Ночью Максим так и не заснул. Ворочался. Вслушивался в звуки.
Батя храпел. А вот матушка - непонятно. Вроде бы все трое и спали в одной комнате. Но тут - попробуй разбери.
Один раз Максим встал, принялся красться в сторону кухни.
- Что, не спится? - спросила матушка.
И опять пришлось лежать, выжидать.
Наконец, вроде бы заснула и матушка.
Максим, стараясь не шуметь, вышел в коридор, открыл дверь кладовки. Там, у самой стенки предки прятали деньги. В старой клеенчатой сумке. Максим запустил туда руку. Купюр было немного. Всего-то на донышке. Максим взял пять бумажек, потом подумал, и прихватил еще три.
Поспешно затолкал их в плавки. Теперь - на цыпочках в комнату. Под одеяло.
***
Автобус в поселок Клубничный отправлялся в семь пятьдесят две. Расписание Максим посмотрел, пока несся к Машке. Пришлось сделать крюк, заскочить на автостанцию. Было семь тридцать две.
Максим подумал, остановился, взял в кассе, у сонной кассирши два билета до Клубничного. Потом вобежал к Машке. Благо рядом.
Машка была сонная.
- Ты чего? - спросила она.
- Собирайся, - тяжело дыша, сообщил Максим. - Через пятнадцать минут едем.
- Ты чего? - оторопела Машка. - Куда еще?
- В СТОЛИЦУ, Маша. В СТОЛИЦУ. Вот… Билеты у меня!
Дважды повторять не потребовалось.
…Автобус был пустой. Из пассажиров, кроме них, была одна бабка. Да и та на Прудиках сошла.
- Неужели мы в СТОЛИЦУ едем? - Машка словно не верила тому, что с ней происходит. - Неужели мы увидим всю эту красоту?!
Максим осторожно, чтобы не заметил водила, высморкался. Вытер ладонь о клеенку.
- Ну, - неопределенно сказал он.
- Ты не представляешь, что мы сделали! - продолжала Машка. - Да что ты угрюмый-то? Радуйся!
- Там и обрадуюсь, - сказал Максим. - Только нет ее, по-моему…
- Кого?
- Не кого, а чего. СТОЛИЦЫ нет.
- Да ладно! - хохотнула Машка. - Ее ж по телевизору показывают.
- Не верю я, - сказал Максим. - Нет никакой СТОЛИЦЫ. Есть только Трактор этот ****ый.
- А вот сам увидишь, дурачок!
Сейчас Машка сама лезла к нему целоваться. Наверное, Максим это заслужил.
Ехал автобус медленно. Только-только проехали Свинокомбинат.