10 - Белый пароход

Субботним утром смотритель маяка взялся приводить в порядок своё хозяйство. Побелил свеженькой извёсткой стены, до блеска надраил фонари, пол, лестницу…Маленькая белокурая подруга не отставала от него в своём усердии: бегала с ведёрком за чистой водой, подавала кисти, тряпки, старательно подмела дорожку перед маяком и причал.
А когда плачущую и упиравшуюся девочку увела мать – «где ты бродишь, негодница, на рынке нас ждать не будут», старик надел пахнущий нафталином белый капитанский китель, удовлетворённо оглядел себя и отправился, как всегда, к причалу.
Южный городок, и без того суетливый и шумный, сегодня и вовсе был как будто наэлектризован. Хозяйки мели дворы и мыли окна, старики надели свои лучшие костюмы, лавочники подновляли свежей краской свои вывески…Первые, немногочисленные ещё пока туристы удивлённо спрашивали прохожих, что происходит – праздник ли какой, или намечается какой-нибудь очередной переворот. И тогда уличные мальчишки торопливо вручали им свеженькие, пахнущие типографской краской, газеты, на первых страницах которых красовался огромный белый пароход. Туристы удивлялись и ахали, щедро одаривая мальчишек мелочью, местный же народ недоверчиво переглядывался, покачивая головами – и всё-таки от соседа к соседу летела весть неутомимой птицей.
Мать девочки торговалась с какой-то старухой за пучок редиски, когда над городом раздался долгий протяжный гудок. Девочка стремглав помчалась по узким горбатым улочкам, по пути срывая жёлтые пушистые цветы, так что когда она добежала, наконец, до причала, у неё набрался целый огромный букет. А на причале уже собралось бесчисленное множество народу: все собрались поглазеть на пароход. Кто-то считал уже в уме прибыль от своего ресторанчика и гостиницы, кто-то с наслаждением предавался воспоминанием о прежних цветущих временах, кто-то просто искал зрелищ
, радовался всеобщему торжеству…а по причалу уже текла пёстрая людская река; нарядные, весёлые нездешние люди разглядывали окруживший их людской муравейник, будто и вправду вокруг них собрались какие-то диковенные зверюшки или букашки. А потом толпа схлынула так же внезапно ,как и собралась, и только смотритель маяка в парадном кителе да белокурая девочка с букетом жёлтых цветов всё стояли на причале и глядели куда-то вдаль.
И когда Пуговица и музыкант спускались по трапу, девочка бросилась к ним навстречу и вручила букет испуганной, растерянной, ошалевшей Пуговице. Та улыбнулась – и протянула девочке шкатулку. Шкатулка была тяжёлой, внутри что-то позвякивало…
Мать девочки, испуганно оглядывающая причал и уже собиравшаяся было устроить нагоняй не в меру резвому чаду вдруг ахнула и бросилась к музыканту.
 - Ты? Вы… - переводя взгляд на Пуговицу, - вы вернулись!
 - Ида? – прищурясь, глядел на неё музыкант, - так ты всё это время…
Смотритель маяка глядел на их встречу, стоя навытяжку, взяв под козырёк…Уж он-то знал цену людским расставаниям и встречам. «Пароход! Пароход! Белый-белый!» - радостно прыгала по причалу белокурая девочка.
А вокруг цвели бесчисленным множеством жёлтые цветы. Пушистые, как цыплята, золотые, как солнце, они, казалось, поглотили город. Пуговица улыбалась им, как родным – разве не ими жила она всё осень и зиму, рисуя их на продрогших стенах? Впрочем, этого она уже совсем не помнила.
А вечером в маленьком домике у причала Пуговица пыталась разглядеть в сумерках знакомый узор трещин на потолке – но сразу уснула, утомлённая дальней дорогой. В соседней комнате белокурая девочка поставила шкатулку на окно и то глядела на кружащёюся балерину, то сама принималась кружиться под музыку, подражая ей.  А на кухне Ида и музыкант долго полушёпотом вспоминали былое, пока не решили, наконец, забыть – раз и окончательно, как это, сами того не осознавая, уже сделали дети.