Много шума из ничего, 5-1

АКТ ПЯТЫЙ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Перед домом Леонато.

(Входят Леонато и Антонио.)

АНТОНИО:
Коль так продолжится — ты сам себя погубишь. Какой же смысл печалью убиваться?

ЛЕОНАТО:
Твои советы, как водица в решете — проходят мимо сердца и ушей. Меня утешить мог бы тот, кто сам такое горе пережил. Не можно утешение найти отцу, который так дитя любил проникновенно. И есть ли кто, с моим способный поровняться горем по ширине его и глубине, прочувствовать несчастия мельчайшие нюансы? Найдись такой — зови его ко мне , пусть он, усы разгладив, мне с усмешкой молвит: «Прочь, печаль!», народной мудростью заштопает  болячки, зальёт вином растерзанную душу, когда бы должен выть от горя. Его терпению  я рад бы обучиться. Нет, брат, такого человека, способного утешить и наставить, не испытав несчастий в полной мере самому. А на поверку же совет, который якобы является единственным лекарством, ещё больнее ранит сердце, доводит до безумия страдальца, который изрыгает слово: «Нет!»  Так повелось — советовать тому, кто торбу скорби на плечи взвалив, терпеть и ношу непосильную нести, не испытав ни разу в жизни гнёта сей поклажи. Поэтому — молчи! Я, кроме воплей сердца собственного, ничего не слышу. 

АНТОНИЮ:
Мужчина уподобился дитяти.

ЛЕОНАТО:
Я умоляю: замолчи! Из крови я и плоти той же. Где видел ты философа, зубную боль смирившего речами? Хотя страдания и боль других они пытались красноречием поправить.

АНТОНИО:
И всё же — весь удар ты на себя не принимай. Заставь страдать виновников несчастья.

ЛЕОНАТО:
Ты в этом прав — я так и поступлю. Что Геро оклеветана — я чувствую нутром.  Я Клавду с принцем докажу и всем, кто опозорил дочь мою.

АНТОНИО:
А вот и кстати: принц и Клавд явились.

(Входят Дон Педро и Клавд.)

ДОН ПЕДРО:
Я вас приветствую, приветствую я вас.

КЛАВД:
Привет обоим.

ЛЕОНАТО:
Послушайте, синьоры...
ДОН ПЕДРО:
Нам недосуг, простите, Леонато.

ЛЕОНАТО:
Вам недосуг? Ну, что ж — прощайте, сударь. Ужели так спешите? А впрочем — всё равно.

ДОН ПЕДРО:
Не ссорься с нами, старикашка.

АНТОНИО:
Коль ссора помогла бы правде, то кто-нибудь из вас давно бы поплатился.

КЛАВД:
Кто ж так его обидел, право?

ЛЕОНАТО:
Чёрт подери! Да, ты обидел! И руку не клади на меч — меня не испугаешь.

КЛАВД:
И в мыслях не было моих сединам вашим угрожать, рука моя нечаянно меча коснулась.

ЛЕОНАТО:
Молчи, негодник! Надо мной не смейся! Я — не старик,  который выжил из ума, личиной немощи пытаясь защититься, гордясь своими подвигами в прошлом. Пойми же, Клавд: ты деву юную сгубил и бросил тень на весь мой знаменитый род, что вынуждает старика забыть о сане, седине и годах, и вызвать злостного обидчика на бой. Ты оболгал невинное дитя и ложь твоя пронзила сердце девы. Теперь она покоится в гробнице. Средь предков наших в той гробнице места не было позору. А ты всё осквернил своим поступком гнусным!

КЛАВД:
Моим поступком гнусным?

ЛЕОНАТО:
Твоим, конечно же твоим.

ДОН ПЕДРО:
Да ты, старик, не прав.

ЛЕОНАТО:
Простите, сударь, но на теле молодом вам правоту мою докажут раны, которые обидчику в бою я нанесу, коль он на вызов мой осмелится ответить. Хотя в расцвете сил, в умении вести бои на шпагах он превосходит, несомненно, старика.

КЛАВД:
Как можно! Я отказываюсь драться!

ЛЕОНАТО:
В бою неравном женщину убил! Настала очередь убить теперь мужчину!

АНТОНИО:
С мужчинами ему придётся биться. Однако, дело же не в этом. Сначала пусть он одолеет одного — потом посмотрим. Итак, готов я! К бою! Давай же, парень, нападай! Твоя наука фехтованья не поможет — я отхлещу тебя, поганец — слово дворянина!

ЛЕОНАТО:
Что ты затеял, брат?

АНТОНИО:
Пока ты помолчи. Известно богу,  как племянницу любил я. Она погибла по вине злодеев. Так пусть осмелятся злодеи по-мужски ответить, а я осмелюсь вырвать жало у змеи...  Вперёд, вперёд, молокососы, сопляки и хвастуны!

ЛЕОНАТО:
Антонио, мой брат, остановись...

АНТОНИО:
Ты посмотри на них! Я вижу их насквозь и знаю их повадки наперёд. Пустышки, модники, кривляки, способные на ложь, погрязшие в разврате. Словами грозными врагов своих стращают. На  том и завершаются дуэли.

ЛЕОНАТО:
Антонио, послушай...

АНТОНИО:
Мои дела — я сам в них разберусь.

ДОН ПЕДРО:
Мы досаждать вам, господа, не собирались. Я по кончине Геро искренне скорблю. Но, откровенно говоря, я оснований не имею, что её оклеветали.

ЛЕОНАТО:
Но, принц...

ДОН ПЕДРО:
И слушать не хочу.

ЛЕОНАТО:
Не хочет он! А выслушать придётся.

АНТОНИО:
Придётся всё-таки кому-то поплатиться.

(Леонато и Антонио уходят.)

ДОН ПЕДРО:
А вот и тот,  кого хотели мы увидеть.

(Входит Бенедикт.)

КЛАВД:
Какие новости, синьор?

БЕНЕДИКТ:
Приветствую вас, принц.
ДОН ПЕДРО:
Приветствую, синьор. Вы чуть свидетелем дуэли не явились.

КЛАВД:
Два старика носы едва не откусили нам. Отсутствие зубов им помешало сделать это.

ДОН ПЕДРО:
Ты не поверишь: Леонато с братом. Ты что на это скажешь? Случись такое — наша молодость нам вряд ли помогла бы.

БЕНЕДИКТ:
Вина и великана обращает в немощь. Я, собственно, пришёл за вами.

КЛАВД:
Искали мы тебя повсюду — избавиться хотели от хандры. Повеселить нас не желаешь шуткой?

БЕНЕДИКТ:
Острее всех острот — мой меч. Хотите обнажу?

ДОН ПЕДРО:
Всегда твои остроты наготове?

КЛАВД:
Никто ещё остроты в ножнах не носил. Прошу тебя их обнажить. Подобно менестрелю выдать их на нашу радость.

ДОН ПЕДРО:
Сказать по-честному: он —  бледен. Ты нездоров или сердит?

КЛАВД:
Приободрись! Забота убивает кошку, говорят. А ты — убей заботу.

БЕНЕДИКТ:
Готов разить остротами остроты. На сей же раз — тематика не та.

КЛАВД:
Взамен утраченного средства требует иное.

ДОН ПЕДРО:
Что происходит? Он меняется в лице: бледнеет, явно негодует.

КЛАВД:
А коли так — его учить не надо.

БЕНЕДИКТ:
Хочу тебе шепнуть на ушко.

КЛАВД:
Ах, только не дуэль!


БЕНЕДИЕТ (в сторону Клавда):
Вы не ошиблись — вызываю на дуэль: любым оружием сражусь, в любом удобном месте. Коль вызов мой не примите, то трусом объявлю вас всенародно. Вы девушку прекрасную убили и понести должны за это наказанье. Итак, на вызов я ответа ожидаю.

КЛАВД:
Я принимаю предложение твоё. Надеюсь от души повеселиться.

ДОН ПЕДРО:
Готовится пирушка?

КЛАВД:
Надеюсь так оно и будет. Он предложил мне голову телёнка и цыплёнка, которых я ножом своим искусно покромсаю. А как насчёт вальдшнепа?

БЕНЕДИКТ:
Остроты ваши так легки, что разлетаются, как пух.

ДОН ПЕДРО:
На днях я слышал Беатрис о ваших шутках рассуждала. Я ей сказал, что ум твой тонок. «Так тонок, что готов в мгновенье оборваться»,   мне ответила она.  Я с ней не согласился и сказал, что ум твой впечатляет. Ответила: «Настолько, что понять его не дозволяет!» «Да, нет же», говорю, «хорош»! «Да»,  говорит,  «им лба не прошибёшь». «Он джентльмен», ей говорю, «до мозга и костей». Она мне говорит: «Остались только кости». «Он языков немало знает», говорю. «Вот в это верю я охотно: он в понедельник вечером клянётся, во вторник по утру ни в чём не признаётся. Не два ли это разных языка»? Так целый час она тебя, как курицу щипала и, наконец, вздохнув, произнесла: «Не знаю равных я в Италии ему».

КЛАВД:
Затем же искренне расплакалась, сказав: «мне всё равно».

ДОН ПЕДРО:
Всё так оно и было. И если б ненависть смогла она свою умерить, любовь безмерную её  нельзя бы и измерить. Дочь старика поведала нам это.

КЛАВД:
Всё-всё. К тому ж — Господь узрел его упрятанным в саду.

ДОН ПЕДРО:
Когда же Бенедикта непокорную главу украсим мы рогами дикого быка?

КЛАВД:
И начертаем на челе: «Ужели здесь живёт пленённый Бенедикт?»

БЕНЕДИКТ:
Прощай, мальчишка, помни, что сказал я. Плыви по морю собственных же сплетен, рази остротами, подобно хвастуну, которые не ранят, слава богу никого. Благодарю, милорд, вас за учтивость, но вынужден компанию оставить. Сбежал побочный брат ваш из Мессины. Сокрыта в ваших действиях причина прекрасной и невинной девушки кончина. А что касается безусого мальчишки — о встрече мы уже определились, а пока — прощайте.

(Уходит.)
ДОН ПЕДРО:
Настроен он серьёзно.

КЛАВД:
Серьёзней не бывает. И всё из-за любви к прекрасной Беатрис.

ДОН ПЕДРО:
Тебя он вызвал на дуэль.

КЛАВД:
Вне всякого сомненья.

ДОН ПЕДРО:
Забавным иногда бывает человек — надев рубаху и штаны, он голову свою нередко забывает дома.

КЛАВД:
Гигант он по сравнению с мартышкой, она же — доктор для такого идиота.

ДОН ПЕДРО:
Однако, хватит и оставим шутки. Меня сейчас другое омрачает: ужели в самом деле брат сбежал?

(Входят Догберри, Вергес и в сопровождении стражи Конрад и Боракио.)

ДОГБЕРРИ:
А ну-ка пошевеливайся, друг. Коль правосудие не может укротить, укоротить оно вполне способно. Уж больно плутоват ты, братец.

ДОН ПЕДРО:
Что это значит? Как могли пленить людей из свиты брата моего? Один из них — Боракио, я вижу.

КЛАВД:
В чём обвиняют их спросите.

ДОН ПЕДРО:
В чём провинились эти люди?

ДОГБЕРРИ:
Чёрт продери! В доносе ложном и вранье, во-первых. А во-вторых, в ужасной клевете, а главное и, наконец, шестое — сии мужи девицу оболгали. Помимо прочего они — мошенники и воры.

ДОН ПЕДРО:
Что сделали они сначала мне скажите, в суть преступления введите, и в заключение — арест их обоснуйте.

КЛАВД:
Вот образец и собственный девиз допроса по закону.


ДОН ПЕДРО:
За что связали вас и гонят на допрос? Ужели вы обидели кого-то?  Мудрёный монолог констебля я не понял, в чём же дело?

БОРАКИО:
Великий принц, допрашивать не надо. Лишь выслушать внимательно прошу, а после — граф меня казнить имеет право. Вуаль обмана я на ваши очи бросил. И что не смог заметить ум пытливый, вот эти полицейские ищейки сумели выволочь на белый свет. Они подслушали  мой Конраду рассказ о том, как брат ваш  Дон Жуан уговорил меня оклеветать синьору Геро, как вы в ночном саду увидели меня и Маргариту в платье Геро. И, обознавшись, дали слово опозорить девушку в момент венчания во храме. Поступок мой подробно зафиксирован допросом, печатью смерти я готов его скрепить, но не тираньте более позорными расспросами меня. Погибла девушка под бременем обмана, который я и брат ваш на неё взвалили. Возмездия достоин я и этого желаю.

ДОН ПЕДРО:
Не кажется ль тебе, что это — нож по сердцу, а не речь?

КЛАВД:
Подобно яду растекалась речь по телу.

ДОН ПЕДРО:
Мой брат тебя наставил на обман?

БОРАКИО:
И щедро заплатил при этом.

ДОН ПЕДРО:
Он соткан из предательства и зла, а потому сбежал позорно.

КЛАВД:
Святая Геро! Образ твой в моей душе воскрес как в первый день свидания с тобою.

ДОГБЕРРИ:
Здесь больше делать нечего истцам — писец синьору Леонато всё поведал. И не забудьте в надлежащий час и в надлежащем месте всем объявить, что я — осёл.

ВЕРГЕС:
А вот явились сами  Леонато и писец.

(Входят Леонато, Антонио и Протоколист.)

ЛЕОНАТО:
Где тот злодей? Мне надо заглянуть в его глаза, чтоб знать таких мерзавцев наперёд и стороною обходить. И кто ж из них?

БОРАКИО:
Я — тот, испепелить которого хотите взглядом.

ЛЕОНАТО:
Так это ты, который  наговором злостным уничтожил бедное невинное дитя?

БОРАКИО:
Один я в этом виноват.

ЛЕОНАТО:
Нет, нет, мерзавец. Покрываешь ты кого-то. Вот два вельможи — третий убежал. Он был зачинщиком всего спектакля. За смерть моей дочурки вам, вельможи, благодарен. Внесите подвиг сей в анналы ваших дел великих. Ну, чем не героический поступок! 

КЛАВД:
О снисхождении прошу вас, Леонато.  И всё же — выслушать попробуйте меня. Вы сами кару мне достойную назначьте, а я свой грех великий искуплю беспрекословно. Ведь грех мой совершён под чарами обмана.

ДОН ПЕДРО:
И я на удочку попался, но чтобы в адрес  старца и его седин загладить оскорбление такое — я на любое испытание готов.

ЛЕОНАТО:
Просить о невозможном не могу — ведь дочь не воскресить.  Но очень вас прошу в Мессине объявить, что невиновною она ушла из жизни. И если всё ещё любовь теплится в вашем сердце, позвольте грустною строкою ей излиться на могилке и гимном скорбным упокоить прах усопшей. Сегодня ночью это сделать надо, а завтра утром вас прошу ко мне явиться. И коль не суждено вам было затем стать, то будьте мне племянником отныне. Есть дочь у брата моего — почти что копия почившей Геро. Она — наследница и брата и моя. Женись на ней и я забуду про обиду.

КЛАВД:
О, сударь, ваше благородство меня растрогало до слёз. Я предложение ценю и принимаю. Несчастный Клавд отныне в полной вашей власти.

ЛЕОНАТО:
Вас ожидаю завтра у себя. Сейчас же — должен я уединиться. Мерзавца этого намерен с Маргаритою свести, которая, наверно, с Дон Жуаном в сговоре была.

БОРАКИО:
Вас умоляю, это всё не так! Она не знала, что творит, когда со мною говорила. Всегда, вас уверяю, эта женщина была честна и благородна.

ДОГБЕРРИ:
Хоть чёрным то по белому не писано ещё, но этот негодяй меня назвал ослом. Прошу при наказании сей факт не забывать. Ещё они , как стражники сказали, поведали друг другу о придурке, который вместо серьг в ушах замок с ключом носил и занимал у всех, божась неистово при этом, но деньги никогда и никому не возвращал. А потому теперь взаймы давать никто не хочет и с этим надо разобраться до конца.

ЛЕОНАТО:
Благодарю за службу и за честность.

ДОГБЕРРИ:
Подобно юноше добры и благородны, сударь. Да ниспошли вам, господи, здоровья!


ЛЕОНАТО:
Вот за труды тебе, милейший.

ДОГБЕРРИ:
Храни же вас, Господь!

ЛЕОНАТО:
Оставь преступников и можешь быть свободен.

ДОГБЕРРИ:
Я вашей милости немилых оставляю. В пример другим они получат по заслугам. Храни же вас Господь! Пошли вам бог здоровья. Вам позволяем удалиться восвояси. Бог даст не встретимся мы более теперь! Идём, сосед, пора нам уходить.

(Догберри и Вергес уходят.)

ЛЕОНАТО:
Увидимся, синьоры, завтра.

АНТОНИО:
Итак, до завтра, господа.

ДОН ПЕДРО:
Мы будем непременно.

КЛАВД:
У гроба Геро ночь я проведу.

ЛЕОНАТО (обращаясь к стражнику):
Мерзавцев этих уводите. Поговорим-ка с Маргаритой. Пусть нам расскажет, как с распутником связалась.

(Уходят по отдельности.)