Вьюга

         В последнюю зиму перед школой, а пошла я учиться с шести лет, мы ожидали к нам насовсем бабу Катю. Она обещала продать свой домишко в отдаленной глухой деревеньке и приехать к нам, в нашу большую райцентровскую деревню. Ждали мы ее к Новому году. Зима же пала в том году в конце октября и сразу с трескучими морозами да буранами.
         Случилось так, что в одно из воскресений родителей пригласили в гости. Пошли они днем, а мы остались домовничивать с Надей, девочкой, старше меня года на три, она уже училась во втором классе, а познакомились мы с ней летом.
         Сидела я как-то на завалинке, изнывая от скуки, вдруг вижу, идет по улице из центра девочка  с матерчатой сумочкой. Свернула она на проторенную дорожку возле нашего дома и, когда поравнялась со мной, я спросила: “Девочка, а как тебя зовут? А откуда ты идешь?” Она остановилась, с интересом посмотрела на меня и сказала, что идет от своей мамы, она работает медсестрой в больнице, и что живут они в конце деревни, в Новомихайловке, а зовут ее Надей.
         Мы подружились с Надей, и я была счастлива, когда она приходила ко мне поиграть. Вот и в тот день она пришла ко мне, и мы стали играть в куклы. Родители сказали, что скоро вернутся, оставили нам много советов, конфет и печенья. Скоро, однако, все было съедено, игра стала неинтересной, советы забылись, а на дворе стемнело, и Надя засобиралась домой.
         Мне стало страшно, что я останусь одна в большом темном доме, и я стала уговаривать, упрашивать Надю, чтобы она осталась, наконец, расплакалась, но Надя, ни в какую не соглашалась, оделась и, оттолкнув меня, пошла домой. Дрожащими руками я зажгла фонарь, накинула на голову большую мамину шаль, надела валенки и с фонарем пошла впереди, чтобы проводить ее до ворот, мне было страшно, но я уже не умоляла Надю остаться, она молча шла сзади.
         Не успела я открыть щеколду на воротах, как сильный порыв ветра раздул в фонаре пламя так высоко, что с испугу я бросила фонарь в сугроб. Вместе с Надей мы стали забрасывать его снегом, но он все горел и горел, видно, керосин пролился на корпус.
         А вокруг бесновалась вьюга.  Она то закручивала вихри на верхушках сугробов, то вдруг скатывалась вниз, бросая в глаза пригоршни колючего снега. Порывом ветра с меня сорвало и унесло шаль, мамину шаль! Я кинулась было вдогонку, но увязла в сугробе, набрав полные валенки снега.
         Фонарь, наконец, погас, стало совсем темно, я стояла под пронизывающим зимним ветром в тонком ситцевом платьишке, зубы стучали от холода, но я даже не плакала, так безысходно плохо мне было.
         На наше счастье подоспели родители. Мама схватила меня в охапку и понесла в дом, а отец повел домой Надю.