Яд ведьмы

Он снова её увидел, когда миновало с десяток зим. Ранее белоснежные волосы, в которые он влюбился, будучи безродным мальчишкой, потемнели до смоляного окраса. Глаза ведьмы обжигали взглядом, заставляя прохожих, что останавливались ради зрелища, отшатываться от неё, словно от прокаженной. Пленница извивалась, ругалась матом на давно забытом людьми языке, плевала в лица служителям Единственной Церкви, все еще не отпуская надежду, что оковы расплавятся под её Внутренним Огнем, и ей будет дарована долгожданная свобода.
Пусть всему Сущему в теле Аристарха эта Тварь была противна, он не смог отвести от неё взгляда ни на секунду. Странно, что в его сердце, что все эти годы преданно служило лишь одному Всевышнему, осталось хоть что-то, что может ему помешать исполнять волю Его.
Она была одарена той дикой красотой, что вызывает у любого мужчины Желание и заставляет испытывать один из смертных грехов.
Ведьма не помнила его, или же не смогла признать, даже когда её зубы впились в его руку, стоило ему попытаться погладить её по щеке. А говорили, что такие, как она, могут узнать о человеке все, если хоть одна капля попадет им на язык.
- Успокойся, - наконец-то подал голос Аристарх, дотрагиваясь до меча, что висел на поясе. – Успокойся, Тварь, или я убью тебя.
Замерев лишь на мгновение, ведьма подняла лицо, едва морщась от яркого полуденного солнца, и храмовник подумал, что сейчас, именно сейчас, она вспомнит его. И прежняя улыбка озарит её красивое лицо. Но вместо этого Тварь забилась с удвоенной силой, клацая зубами и выжигая Внутренним Огнем траву под собой.
Стоявший по левое плечо Аристарха служитель провел круг по своей груди, прося Всевышнего защитить его от Твари Низшего и даровать ей менее болезненную Смерть, чтобы очистить.
- Я забираю её, - не смотря на протесты граждан и священника, храмовник перекинул бунтующую ведьму через плечо. Сомнения все же сжимали сердце стальной цепью, заставляя его в первый раз ослушаться приказа.

Она могла бы стать его трофеем, служанкой, другом и дамой сердца, если бы сама того пожелала, но после того, как её затолкали в карету, Тварь ни разу не подняла на него взгляда и никак не реагировала на его касания. Уткнувшись носом в сгиб локтя, ведьма закрыла глаза, будто бы смирившись со своей участью быть сожженной.
- Кларисса, - позвал её Аристарх, но уже как пять зим ей было это имя чужим. И все-таки оно смогло заставить её съежиться, словно храмовник произнес имя Всевышнего.

- Рисса, ты снова упала? – удивляется Аристарх, рассматривая новые синяки на теле девочки. – Как ты можешь так часто падать?
- Неважно, - её ладонь ложится на его плечо. - Давай лучше поиграем.
Кларисса выше его на голову, хоть и младше на два года. Белые волосы заплетены в нелепую косу, торчащую сбоку.
Догонялки. Они играют в эту игру все дни и ночи напролет, и с каждым разом, когда Аристарх догоняет девочку, она становится все выше и выше. Волосы постепенно темнеют и отрастают, закручиваясь и изгибаясь, словно живые.
Под ногами у Аристарха корни деревьев, преграждающие его путь,, пытаются заставить его зацепиться и упасть, чтобы оплести его и утащить вниз, к Низшему.
Спиной он чувствует дыхание Клариссы. Теперь её очередь догонять его.
- Я выиграла, - нараспев произнесла ведьма, всадив в его спину нож.

Аристарх открыл глаза и почувствовал, как сердце сжимается. Он много раз видел этот сон, и с каждым разом он кажется ему все ужаснее и ужаснее. В нем нет никаких Тварей, в нем есть лишь тот мир, какой он видел, будучи ребенком. В этом мире нет зла, плохих людей, свихнувшихся колдунов и бездны Тварей, рвущихся на свободу через людскую кровь. В нем есть лишь его поселок, его семья и его лучший друг – Кларисса.
Ранее ничего не вызывало тревогу. Ни то, что родители ни разу не пригласили её к себе на обед, хотя они были достаточно гостеприимными порядочными людьми, ни то, что каждый день синяков на теле его лучшего друга становилось все больше и больше.
И он не задавался вопросом, почему никто никогда к ней не прикасается и не смотрит в глаза. Все боялись Скверны в её крови. И знали, что она помеченная. Почти монстр.
Все вопросы пришли, когда Кларисса исчезла.
В комнате для гостей его пленница спит в расслабленной позе, будто бы нисколько не замечая на своих ногах тяжелых оков. Но стоит Аристарху приблизиться достаточно близко, чтобы услышать её дыхание, как глаза ведьмы открываются, и на него устремляется настороженный взгляд.
Тварь и не думала двинуться, когда он коснулся её бока, ласково погладив и невольно удивившись выпирающим ребрам. За обедом она не съела ни кусочка мяса, выталкивая их ладонью из тарелки и предпочитая овощи.
Волосы на ощупь выиграли бы даже у шелка. Но у Аристарха еще долго будет ныть оцарапанная до крови щека – получить и не такое он мог, силой затащив ведьму в бочку с горячей водой, чтобы наконец-то смыть всю грязь. Единственное его поражение заключалось в том, что Кларисса отказывалась надевать какую-либо одежду, кроме своего плаща. Ту, что, опять же, силой пытались на неё натянуть, она рвала на мелкие кусочки, по-звериному рыча и выгибая спину.
Кларисса едва слышно вздохнула, не сводя настороженного взгляда с храмовника, который, в свою очередь, не мог не ответить тем же. «За десяток зим в ней много что изменилось», - подумал он. Но, стоило признать, после ванны и хорошего обеда, его гостья не напоминала Тварь. Она напоминала обыкновенную девушку с необычно темными глазами.
- Я уродлива? – впервые заговорила с ним она. Её голос был хриплым, не похожий на те звонкие голоса, которыми обычно переговариваются девицы, прикрывая свои лица веерами и кокетливо бросая взгляды мужчинам.
- Да, - только и мог ответить он, всем своим сердцем понимая, что врет. Тварь не могла быть красивой. Не могла быть человеком. И не могла быть объектом его желания. И все же, как-то это получилось.
Её рука накрыла его ладонь. Не опуская взгляда и без волнения в голосе, она кротко произнесла:
- Тогда убей.
Закрыв глаза, Тварь прислушалась, пытаясь понять, что смертный сделает в следующий момент. В его сердце не было жалости. Его сердце было чернее сердца самого дьявола – это обычное явление у слуг Всевышнего. Ему служат лишь те, кто готов на убийства и грабежи тех, кто сердцем чист. Ему служат лишь убийцы и воры, дураки да простофили – жертвы первых.
Сердце Аристарха не пропустило ни одного удара, не прибавило такта, но ладонь, накрывавшая практически целиком женскую грудь, переместилась выше – к губам ведьмы.
- Я не убью тебя. Уже не убью.

Аристарх касается её губ практически невесомо и чувствует, как её Внутренний Огонь поглощает его, сжигает, оставляя в нем горе. Не ведая того, она выжигала его изнутри, одурманивая разум грехом. Сквозь её губы в храмовника проникал яд Низшего, которым он отравил первую женщину, чтобы та передала этот яд вместе с кровью потомкам своим. Имя тому яду - Смерть.

Ведьма осторожно дотронулась до светлых волос храмовника и едва заметно улыбнулась лишь одним ей ведомым мыслям. Завтра она отсюда сбежит, завтра она сможет уже забыть об оковах и страхе перед преждевременной встречей с Низшим. И никто ей не сможет помешать. Особенно её строгий надзиратель.
Все-таки не зря она всадила ему в грудь росток семени Смятения. Возможно, он даже пойдет с ней. И тогда весь мир познает её веселье…

… Аристарх допустил ошибку – спутал её с одним из своих воспоминаний и дал ей другое имя. Пока что он не знает, что её настоящее имя Сэм. Что она дочь шакала и разбойника, выросшая в лесу.
И она не знала никого со странным и глупым именем Кларисса.