Место поэмы Джюлио в ряду автобиогр. произведений

      (Из цикла "Спорные страницы и белые пятна в судьбе и творчестве Лермонтова")

      «Кавказ. Одно из первых обращений к кавказской теме. В младенческих летах я мать потерял. Но мнилось, что в розовый вечера час Та степь повторяла мне памятный глас.— С этими строками соотносится автобиографическая запись (1830  г.): «Когда я был трех лет, то была песня, от которой я плакал... Ее певала мне покойная мать». Пять лет пронеслось… Там видел я пару божественных глаз… — Лето 1825 г. Лермонтов провел на Кавказе. Одно из наиболее сильных  впечатлений этого времени — знакомство с 9-летней девочкой, «дочерью одной дамы…», - «комментируют», точнее, пересказывают это стихотворение все исследователи, акцентируя наше внимание на песне, на девочке и на дате написания, но тщательно обходя первые две, и самые главные, строки: «Хотя я судьбой на заре моих дней, /О южные горы, отторгнут от вас…»?
     Трижды клятвенно заверяя в своих высоких чувствах, поэт заставляет нас поверить, что Кавказ и только Кавказ – его любовь и его Отчизна, которая неразрывно связана и с памятью о его матери!
     Вспомним, что лето 1830 г. Лермонтов провел с бабушкой в Середникове, подальше от холеры, которая опустошала Москву. 1 сентября он принят в Московский университет, но холерный карантин срывает учебный год. Тем не менее, Лермонтов с бабушкой на этот раз остается в Москве, оцепленной военными кордонами. Страхом и паникой объяты города и села России. Арсеньева получает известие о том, что в Севастополе рассвирепевшей толпой женщин растерзан ее брат, 49-летний генерал-губернатор Николай Алексеевич Столыпин. Казалось бы, о каком Кавказе может мечтать в такое время русский юноша, к тому же объясняясь пылко в любви не только к этому краю, но и к его воинственным защитникам?! В то время, когда бабушка его переживает и личную трагедию тоже, Лермонтов пишет очередное стихотворение-обращение, которое так и называется: «Кавказу».
     Исследователи нашли, что стихотворение явилось «откликом на восстание горцев Северного Кавказа в 1830 г., под предводительством Кази Муллы»! Пусть так. Но почему Лермонтов, всего два года назад начавший «марать стихи», все время оглядывается на Кавказ? И почему он, едва закончивший благородный пансион, в курсе всех последних политических событий, происходящих далеко от обеих столиц? О чем не договаривают исследователи? 
    «Кавказ! далекая страна!» – обращает свой взор на Юг юноша, находящийся в это время в холерной Москве. «И ты несчастьями полна» – «и ты», значит, как и вся Россия в целом! Но его боль не здесь - рядом с бабушкой, друзьями, многочисленными родственниками, а там, - где, казалось бы, у него не должно быть никого из родных и близких ему людей!             
    Написав: «И окровавлена войной!..», - Лермонтов подчеркивает, что «несчастья» Кавказа не связаны только с войной. Что юноша мог знать о несчастьях, настигших Кавказ? 
     На Кавказе все еще продолжается «Эпоха Бейбулата» и Кази-мулла, о котором пишут исследователи, в 1830 г. объявляет газават (священную войну против неверных) под знаменем Бейбулата Таймиева. Но в середине февраля 1830 года место Эммануэля, командующего Кавказской Линией, занимает ген.-лейт. б. Розен, в семью которого в Петербурге был вхож Лермонтов, а значит, имел и в Москве возможность получить по свежим следам новость о том, что свирепствующая в лагере русских войск в казачьих станицах холера не пощадила самого начальника линии ген.-лейт. Розена. Печальные сводки о положении армии на Кавказе не могли не приходить в обе столицы. Холера проникла в гарнизон крепости Бурной, из двух рот Апшеронского полка в лазарете находились сто двадцать человек. Но о них ли печалится автор стихотворения, когда пишет: «Ужель пещеры и скалы…/Услышат также крик страстей, Звон славы, злата и цепей?..».
    Юноше будто известны планы самого фельдмаршала Паскевича, который собирался лично ввести в Чечню 40-тысячную армию, чтобы навсегда покончить с чеченской свободой. Неужели это может случиться, и край будет порабощен? – переживает Лермонтов. «Нет! прошлых лет не ожидай, /Черкес, в отечество свое, - обращается юноша открыто к народу, которому искренне сочувствует, - Свободе прежде милый край /Приметно гибнет для нее». А почему гибнет край для свободы? Потому что фельдмаршал Паскевич, отложив до осени из-за холеры вторжение в Чечню, принялся за административное деление края, которое Северный Кавказ превращало в военный стан, обрекая его гражданское развитие на годы.
    Тридцать четыре года непрерывной войны с империей могли закончиться «звоном славы, злата и цепей». На смену барону Розену, получившему новое назначение в 21-ю дивизию, пришел ген.-лейт. А.А. Вельяминов, которому предстояло спасти армию от холеры, рассредоточив ее вновь  по казармам. 
     Холера в Чечне не распространилась далее казачьих станиц и русских крепостей, однако Бейбулат, в надежде отговорить Паскевича от широкомасштабных действий, приехал в крепость Грозную к Вельяминову, чтобы просить его разрешения встретиться с фельдмаршалом.  И встреча такая состоялась.
    В декабре 1830 года в Польше вспыхнуло восстание, Вельяминов был отозван с 14-й дивизией. Но Паскевич задержит Вельяминова на несколько месяцев, чтобы он имел возможность докончить чеченскую экспедицию.  Левый фланг Кавказской линии перешел к командиру первой бригады ген.-м. Таубе. Все эти военные перемещения и назначения, как правило, публиковались в печати и широко обсуждались в обществе. Имя Таймиева продолжало оставаться в России на слуху.
     В следующие два года у Михаила столько неразрешимых проблем в жизни, связанных с учебой в университете, со смертью Юрия Петровича, официально считавшегося отцом юноши, и т. д., но… но «с Кавказа глаз не сводит он», можно было бы сказать о нем, как писал однажды Денис Давыдов о генерале А.Н. Чеченском.   
      И, если идти за исследователями, то отрывок «Синие горы Кавказа, приветствую вас!», нужно датировать именно этим временем. О чем он?
     «Синие горы Кавказа, приветствую вас!» – обращается поэт к горам, а значит, глас его должен быть громовым, чтобы долететь с равнины, (даже, как предлагается, с северных равнин!) до самых снежных вершин! И летит этот свободный голос юноши над Кавказом, в котором столько восторга и радости: «вы взлелеяли детство мое; /вы носили меня на своих одичалых хребтах, /облаками меня одевали, /вы к небу меня приучили... – Это детский восторг! Но восторг человека, вернувшегося в дорогие сердцу края, а не тоскующего по этим краям в северной стороне!
    Следующие слова поэта – это взгляд зрелого философа, взгляд мудреца, взгляд глубоко верующего человека, взгляд мусульманина: «Престолы природы, с которых как дым улетают громовые тучи, /кто раз лишь на ваших вершинах Творцу помолился, /тот жизнь презирает, /хотя в то мгновенье гордился он ею!..»  – Осталось, сложив ладони,  произнести это повисшее в воздухе: «Амин»!
    Перед нами по лейтмотиву, по ритмическому рисунку, по синтаксическому оформлению и по внутренней эмоциональной наполненности - молитва мусульманина! Скорее этот отрывок можно отнести к 1837-му году, когда Лермонтов реально вернулся на Кавказ и был счастлив вспомнить себя здесь ребенком. Вот тогда можно вдохнуть полной грудью и выдохнуть во всю силу легких: «Синие горы Кавказа, приветствую вас!»  И замереть в восторге перед открывшейся панорамой гор и ущелий: «Как я любил твои бури, Кавказ!..» А далее совершенно неожиданное для русского человека на Кавказе, но вполне объяснимое чувство для того, кто после долгой разлуки вернулся наконец домой: «Как я любил… /и выстрел нежданный, /и страх после выстрела:  /враг ли коварный иль просто охотник...  /все, все в этом крае прекрасно. – Это признание русского офицера, восхищающегося коварным врагом? Вряд ли. Вернувшись в родные края после долгой разлуки, безотчетно и бессознательно любишь все, и Лермонтову не хочется делить чеченцев на мирных и немирных – он любит их всех!
   «Воздух там чист, как молитва ребенка; / И люди как вольные птицы живут беззаботно;  /Война их стихия; и в смуглых чертах их душа говорит». ¬ Восторг юноши с величественной природы Кавказа переходит в восхищение людьми, живущими здесь, как вольные птицы. Строки эти отличаются от предыдущей части «Отрывка». Они напоминают по жанру, скорее, Письмо другу о Кавказе и кавказцах или разговор во время встречи с другом по возвращении с Кавказа, когда уместен вопрос: «Ну как там, на Кавказе?». 
     Разве Лермонтов не русский офицер, воющий против этих горцев?
     «Отрывок представляет собой опыт ритмической прозы. Высказывалось предположение, что это не самостоятельное произведение, а заготовка для будущего  стихотворного  текста», –  подчеркивают исследователи главное, на их взгляд, в этом «Отрывке».
    В 1828 г. Лермонтов пишет поэмы «Черкесы», «Кавказский пленник» и «Корсар». Поэмы, в отличие от стихов этого периода, слабые и подражательные. Черкешенка в «Пленнике» говорит языком цыганки и поступает соответственно.  «И всюду страсти роковые,/ И от судеб защиты нет…» - можно было бы заключить финал поэмы словами Пушкина. Если бы не иллюстрация автора к поэме. На белом коне, летит через пропасть в живописные горы черкес с привязанным на аркане русским. Конь занес уже передние ноги над пропастью, а бесстрашный черкес весело оглядывается назад, уверенный, что конь одолеет пропасть, но этот стремительный бросок, который предстоит в какие-то секунды совершить коню и бородатому всаднику заставляет вздрогнуть, поскольку русский, волочащийся по земле на аркане, может сорваться в  пропасть.
    На чьей стороне здесь симпатии художника раздумывать не приходится. Другой вопрос: почему Лермонтов так беспощаден к судьбе русского пленника? Летом 1828 года Лермонтову, по нашей версии, 17-й год. Это возраст юношеского максимализма, когда юноше в голову не приходит прикрывать свои симпатии и антипатии. Вот почему Лермонтов в поэме «Кавказский пленник» не дает черкешенке покончить с собой, как это сделал Пушкин, Лермонтов убивает руками отца «дочь вместе с пленником». Отец, по закону гор, обязан был, убив обоих, смыть позор со своей семьи, честь которой была попрана дочерью, влюбившейся в иноверца.
     «Отец! убийца ты ее; Где упование твое? Терзайся век! живи уныло!.. Ее уж нет…» - пишет поэт то, что готово сорваться с уст русского читателя, но это уже ничего не меняет: Лермонтов-чеченец не простил черкешенке ее поступка в «Пленнике» Пушкина! И такого Лермонтова мир узнает еще: его горянки, по своей воле, больше ни на йоту не отступятся от священных адатов.    
    1830 год. Лермонтов пишет «Джюлио» - одну из своих ранних "романтических" поэм. «Поэма-исповедь, - как пишут исследователи, - где действует романтический герой с сильными страстями, глубоко и искренне страдающий».  С этим трудно не согласиться, как и с тем, что в Джюлио можно увидеть отдельные черты Чайльд-Гарольда Д. Байрона и Евгения Онегина А. Пушкина.  «Основной мотив поэмы — раскаяние Джюлио, погубившего возлюбленную» - считает исследователь Б. Нейман. «Некоторые стихи из «Джюлио» целиком или с небольшими изменениями перенесены в поэмы «Литвинка» и «Измаил-Бей», а также в стихотворение «1831-го июня 11 дня», – подытоживает в ЛЭ комментарий к поэме Т.А. Недосекина.
     О том, что такое поэма «Джюлио» как самостоятельное произведение, об этом разговор отдельный. Нас интересует эта поэма в ряду других автобиографических произведений поэта, в том числе и упомянутых выше.
     Мы уже отмечали, что все творчество Лермонтова: это повесть, в которой есть Он, Она и грех, который они осознают, в котором оба признаются, исповедуются, но в котором не раскаиваются.  Оба. Но роднит все эти произведения еще одно – Она одна осознает всю тяжесть греха, о котором Он и не подозревает: Вспомним ст. «Покаяние»,  когда Дева приходит на исповедь не ради спасения души, а «чтоб не умертвить с собою, все, что в жизни я люблю», - говорит она священнику. Или пьесу «Азраил», в которой Дева приходит сообщить своему возлюбленному, что ее мама считает, что «покамест это должно, я иду замуж», и т.д. «Приличьем скрашенный порок…» - говоря словами самого поэта.  Но!..
     Поэма «Джюлио» предвосхищает эту тему, которую Лермонтов настойчиво и целенаправленно, с  большей или меньшей долей откровения, будет продолжать почти во всех последующих произведениях. 
     «Я слышал этот рассказ от одного путешественника» - написал Лермонтов в автографе поэмы. Было бы странно ожидать от юноши признание, что собирается он писать о своей семейной тайне…
     Итак – поэма. Думаю, что главный герой покажется всем знакомым.
     Джюлио – уроженец Юга, вынужденный бежать на Север: из Италии в Швецию. (Герой новый, но маршрут нам очень даже знакомый) «Не для корысти я в стране чужой: Могилы тьма сходна с моей душой,- отказывается  Джюлио от вознаграждения за услугу, немало удивив этим путника, которому показал дорогу в горы, где живет вольный народ.  (Казалось бы, зачем вспоминать в такую минуту непременно весь народ и указывать, что он -  вольный? Кому не хватает здесь воли? Или кто бежит в горы от какой неволи?) Черты лица Джюлио показались знакомыми путешественнику, и он не стал скрываться: "Напрасно б,- он сказал,- скрывался я! Так, Джюлио пред вами…».
     Вряд ли перед нами рядовой герой, который был знаком только этому путнику, выходит, Джюлио был довольно известным в своем краю, почему он и не стал таиться. Не народный ли герой перед нами? Он передает незнакомому человеку свиток со словами: «В нем мир всю жизнь души моей найдет – И, может быть, он вас остережет!».
    Чтобы весь мир узнал историю Джюлио, она должна быть востребована миром, Джюлио считает, что ему пора объясниться с этим самым миром, а значит, он осознает масштаб своей личности и назревший к нему в обществе интерес! Но что значит: «он вас остережет»? «Вас…» - значит, путник направляется домой, в горы, к тому самому вольному народу, к которому он, Джюлио,принадлежит? Но «остережет» от чего? Причем, весь народ! От продолжения перманентной борьбы за Свободу? Джюлио, поскитавшись по миру, хочет предложить своему народу иной путь, нежели вечная война? Выходит, перед нами действительно народный герой и воин, за которым до сих пор шел народ? Но почему тогда история Джюлио, поведанная им миру, - это история его несчастной любви? Мир ждал этих объяснений? Разве человек не волен любить? Или у Джюлио нет права на ошибку? Тогда фраза "он вас остережет" приобретает иной смысл: "остережет" от поспешных выводов? осуждения? Выходит, это запретная любовь? Не станем забегать вперед...   
     Со слезами на глазах прочел этот свиток  путник и решил оставить читателя наедине с автором этой интересной судьбы. Дальше идет рассказ Джюлио от первого лица о себе и причинах своего бегства: Есть край: его Италией зовут; /Как божьи птицы, мнится, там живут /Покойно, вольно и беспечно. И прошлец, /Германии иль Англии жилец, /Дивится часто счастию людей, /Скрывающих улыбкою очей /Безумный пыл и тайный яд страстей.
Вам, жителям холодной стороны, /Не перенять сей ложной тишины,Хотя ни месть, ни ревность, ни любовь /Не могут в вас зажечь так сильно кровь, /Как в том, кто близ Неаполя рожден: /Для крайностей ваш дух не сотворен!..   
    «Нас было много; чудный край /Мы населяли…», - мог бы подключиться к истории Джюлио Азраил из одноименной пьесы, но здесь - не одна параллель: речь идет о горной стране, о сильных чувствах и о крайностях. Продолжим мысль поэта его строками из поэмы «Измаил-Бей», которая будет написана позже: «И дики тех ущелий племена, /Им бог — свобода, их закон — война… /Там за добро — добро, и кровь — за кровь, /И ненависть безмерна, как любовь. – Не об этих ли крайностях говорит герой поэмы?
    Джюлио, как узнаем мы далее, очень любил девушку по имени Лора: «Случалось, после я любил сильней, Чем в этот раз; но жалость лишь о сей Любви живет, горит в груди моей. Она прошла, таков судьбы закон, Неумолим и непреклонен он!..».
     Любовь-жалость можно испытывать к очень юному, хрупкому и беззащитному существу, переживающему к тому же в это время какую-то личную драму. Была ли, есть ли в судьбе поэта такая девушка или женщина? Ответим на этот вопрос чуть позже, а пока послушаем, что разлучило Джюлио и Лору: «неумолимый» и «непреклонный» «судьбы закон»! Вспомним испанца из поэмы «Исповедь», которая написана в следующем 1831 г., но герой не в бегах находится, а в тюрьме и тоже по обвинению в тяжком преступлении: «Таков был рок!» и «в преступленье обвинен, Он оправданья не искал»: «Пусть монастырский ваш закон Рукою неба утвержден; Но в этом сердце есть другой, Ему не менее святой; Он оправдал меня – один. Он сердца полный властелин…» - испанец убежден, что не виновен, и что люди оговорили его: «Все люди, люди, мой отец», говорит он, принимая покорно свою участь: «Пускай погибну… Меня могила не страшит…».
    И испанец, и итальянец обвиняются в одном и том же преступлении, которое вытекает из контекста: якобы ими обесчещены девушки, но они оба считают себя невиновными. И они правы, потому что девушки любили их и продолжают любить!
    Джюлио вынужден, «оставя отчий дом», бежать от Лоры, потому что не силах противостоять «судьбы закону», не позволяющему им быть вместе. Но глядя любимой в глаза, «как в зеркале, вину во взоре том… различив», Джюлио «укор себе» читал, потому что считал, что он «обманул» ее ожидания и только в этом его вина перед ней. Поэтому перед своим бегством «чтоб где-нибудь рассеянье сыскать», он решил проститься с ней. «Зачем тебе? – воскликнула она, что даст тебе чужая сторона?..» - Лора пытается остановить Джюлио. Получается, что чувства их сильны и взаимны, а его обвиняют в преступлении перед ней! Если бы Джюлио не бежал, он повторил бы участь испанца в «Исповеди»: его бы тоже казнили!
    Можно, конечно, провести здесь параллели и с другими произведениями поэта, но, в первую очередь, здесь напрашивается стихотворение матери Лермонтова: «О злодей, злодей — чужая сторона, /Разлучила с другом милым ты меня...» – вот она эта «чужая сторона»! И она – злодей, которая может их разлучить навсегда!
    Лора, в отличие от Джюлио, считает, что если он останется, то у них все непременно сложится, и они могут быть счастливы вместе: «Что даст тебе чужая сторона, Когда ты здесь не хочешь быть счастлив?», – не понимает она причину бегства любимого ею человека. «Она меня рукою обняла, - Ах, я почти уверена была, Что не откажешь в просьбе мне одной: Не покидай меня, возьми меня с собой…» - она готова поехать с ним, потому что не знает, что он не уезжает, а вынужден бежать от своей любви как можно дальше. Выходит, он знает больше, чем она, об их ситуации! А может, он старше ее и должен первым и за них обоих принять решение? Иначе ему грозит позорное обвинение! Кто может угрожать счастью двух влюбленных?
     «Бывало, мы, укрывшись от родных,.. Спешили с ней туда рука с рукой…» - вспоминает Джюлио их тайные ночные свидания в лимонной роще», - «И Лора, лютню взяв, певала мне...».
     « Для того ль, мой друг, свыкались мы с тобой, Для того ль и сердцу радость дал вкусить, Чтобы бедное изныло от тоски…» - будто отвечают Джюлио эти строки из дневника Марии Арсеньевой.  «Но с любовью ты не можешь разлучить, - пишет Мария, - Она в сердце глубоко лежит моем, С ней расстанусь разве только лишь тогда, Как опустят в мать-сыру землю меня…».
    Судя по стихам матери поэта, она не сразу смогла сблизиться с любимым: и ей, и ему понадобилось время, чтобы «свыкнуться», т.е. присмотреться друг к другу, а значит, они не так давно познакомились, более того, если бы они принадлежали одному кругу, одной культуре, одной вере, то каждый из них имел бы достаточное представление  друг о друге, чтобы не «свыкаться», а просто для начала подружиться, общаться на общие темы…
    Здесь все иначе: они потеряли время, привыкая и присматриваясь друг к другу, затем ее сердце не успело «вкусить радость», как ее разлучили с ним, не те ли «родные», от которых Лора таилась с Джюлио? Не та ли «мама», которая в «Азраиле» считала «должным» выдать дочь замуж за другого?..
     Как струя ручья, подхваченная ветром, дробится о камни на мелкие брызги и «иссыхает, удаляясь от ручья», «Так изноет сердце в горести, в тоске, Живучи без милой в дальней стороне», - пишет Мария от его лица во второй части своего стихотворения. Т.е. они не по своей воле оказываются в разных краях земли, и эта насильственная разлука становится для них обоих роковой. 
     «Я видел», как полосу струи ручья «понесло по камням вниз горы», как она «раздробилась» и «иссохла», видно, участь ждет подобная меня» - слова, которые вкладывает Мария в его уста, а значит, он имел возможность не раз такую картину наблюдать, потому что живет, в отличие от нее, в горах, т.е. на Юге! – «уроженец Юга», как пишет поэт о Джюлио.
     «О тень священная! простишь ли ты /Тому, кто обманул твои мечты, /Кто обольстил невинную тебя /И навсегда оставил, не скорбя? /Я страсть твою употребил во зло, /Но ты взгляни на бледное чело, /Которое изрыли не труды,- /На нем раскаянья и мук следы; /Взгляни на степь, куда я убежал, На снежные вершины шведских скал, /На эту бездну смрадной темноты, /Где носятся, как дым, твои черты, /На ложе, где с рыданием, с тоской /Кляну себя с минуты роковой... /И сжалься, сжалься, сжалься надо мной!..»  - отвечает будто своей Марии-Лоре Джюлио, который знает, что Лора умерла.
     Мария Михайловна тоже умирает, в неполные 22 года, в 1817 г. И Бейбулат, уроженец Юга, так и не узнает, что у него в России родился сын.
     В надежде остановить Джюлио, Лора пытается ему сказать о том, что в корне может изменить ситуацию: «»Не приступи вторично свой обет… Теперь ты должен знать!..» - «Нет, Лора, нет! – обрывает ее Джюлио и не дает ей досказать. «И, побледнев как будто бы сквозь сна, В ответ сказала тихо мне она: «… Когда б ты знал, что оставляешь ты…». Не дал Джюлио сказать Лоре, что она ждет от него ребенка, потому она побледнела, осознав, что обречена жить со своим позором. Ведь она была «невинна» до него, что несколько раз подчеркивает поэт устами Джюлио.
     Не смогла и Дева сказать Азраилу, что ждет от него ребенка. Ведь она также досталась ему невинной – Девой, а теперь вынуждена выйти замуж, чтобы скрыть свой позор.
    Не смогла опять же Дева (в «Покаянии») сказать священнику, кого она боится «умертвить с собою», решившись уйти из жизни…
    Не боясь «умертвить с собою» сына, пила Мария Арсеньева уксус малыми дозами, но, родив больного и слабого ребенка и подняв его до смышленого возраста (до 6 лет), довела-таки начатое до конца и умерла от сухотки: горло ее было безнадежно прожжено уксусом.
    В поэме об итальянце Джюлио, в ткань которую, казалось бы, никак не вплести Кавказ и чеченцев, Лермонтов спокойно переходит к любимой теме.
     Прожив 5 лет в Париже, поскитавшись по Европе, Джюлио оказывается в Венеции – в стране карнавалов и маскарадов. На одном из маскарадов он видит маску, которая ему «грозит», «огонь паров застольного вина» «смутил ум» Джюлио, «волнуя кровь» его, и он решил узнать, что за «чудак» скрывается под этой маской?
     Отметим здесь такую деталь: Джюлио не пьет вина! Хотя его на столах так много, что захмелеть можно только от одних паров, исходящих от столов! Откуда такой трезвенник в Италии – в стране потомственных виноделов? Может, Джюлио – мусульманин? Но итальянцы – католики! Или Джюлио не итальянец? Оставим пока вопрос без ответа.   
     Джюлио настигает незнакомца, «И с него упал обманчивый наряд» - перед Джюлио стояла женщина «единственной красы»!.. «Не выразил бы чувств моих в сей миг /Ни ангельский, ни демонский язык!..» - так поражен герой поэмы красавицей. И вдруг поэт в поиске сильных образов для сравнения чувства любви, накатившего на его героя, обращает свой взор на Кавказ: «Средь гор кавказских есть, слыхал я, грот, /Откуда Терек молодой течет,/
О скалы неприступные дробясь; /С Казбека в пропасть иногда скатясь,/Отверстие лавина завалит, /Как мертвый, он на время замолчит... /Но лишь враждебный снег промоет он, /Быстрей его не будет Аквилон; /Беги сайгак от берега в тот час /И жаждущий табун - умчит он вас, /Сей ток, покрытый пеною густой, /Свободный, как чеченец удалой. /Так и любовь...» – Наконец выдохнул поэт с восхищением от переполняющих его грудь чувств, поставив неожиданно и эмоциональную точку там, где фраза еще не закончена, поскольку слово, которое он взялся объяснить, еще не прозвучало. Но дыхания уже не хватает, еще какая-то доля секунды и фраза дойдет до логического завершения. Но именно ее и не хватает поэту: в этом глубоком вдохе и до момента спасительного выдоха и заключается сила, которая может или спасти или уничтожить. Как любовь. И это самое высокое, сильное и красивое чувство - поэт сравнивает с самой бурной горной рекой на Кавказе - Тереком, а стремительно несущийся с гор поток, смывающий все препятствия на своем пути и потому покрытый густой пеной – результатом этих вихрем пронесшихся следов борьбы, - с удалым чеченцем!
     Вспомним, это 1830 год. Лермонтов в Москве. Два года, как он приехал из Тарханов. Учеба в Благородном Пансионе завершена или завершается, экзамены в Московский университет по предметам, далеким от истории Кавказа! Холера, опасность заразиться самому и потерять близких ему людей, поскольку никто не застрахован… Два года, как пишет стихи, еще не поэт, но рука все время тянется к перу. Все поэмы еще впереди. Почти все – кавказские и о Кавказе. Так романтичен? Вряд ли. Образы полны не столько романтики, сколько самой суровой правды. Но Любовь, Свобода и Чеченец в русской литературе впервые становятся синонимами! Почему? Все очень просто.
     Для русского человека понятия «ширь» и «даль» – это Волга-матушка, это степи раздольные… Для чеченца «ширь» и «даль» – это полет орла, это снежные вершины гор, это Терек… Против природы не пойдешь! В немецком языке термин «die Mentalitеt» означает: «образ мыслей», «склад ума». Стоит ли удивляться, что менталитет  Лермонтова – это менталитет чеченца!
    Но пойдем дальше.  «Так и любовь, - пишет поэт, - покрыта скуки льдом, /Прорвется и мучительным огнем /Должна свою разрушить колыбель, /Достигнет или не достигнет цель!.. /И беден тот, кому судьбина, дав /И влюбчивый и своевольный нрав, /Позволила узнать подробно мир, /Где человек всегда гоним и сир, /Где жизнь - измен взаимных вечный ряд, /Где память о добре и зле - все яд, /И где они, покорствуя страстям,  /Приносят только сожаленье нам!» – не о Джюлио говорит в этих строках поэт и не о Европе, по которой скитался его герой. Он говорит о себе и о светском обществе, «где полны ядом все объятья, где счастья без обмана нет»! 
     Пытаясь забыться в объятьях красавицы Мелины, Джюлио наслаждается своим счастьем, но однажды он приходит к ней и, услышав в комнате «звук поцелуя», «кидается, как разъяренный зверь /В ту комнату…», но ему преграждает путь призрак «обманутой» им Лоры, и он падает в обморок. Призрачным оказалось счастье Джюлио, любовь всей его жизни - Лора - мертва, но она все еще имеет над ним власть.
     «Печален степи вид, где без препон /Скитается летучий Аквилон. /И где кругом, как зорко ни смотри, /Встречаете березы две иль три, /Которые под синеватой мглой /Чернеют вечером в дали пустой», - пишет поэт, перенося нас мысленно на этот раз на российские просторы, где свободно скитается тот самый ветер Аквилон, которому не разгуляться в горах Кавказа. «Так жизнь скучна, когда боренья нет; /В ней мало дел мы можем в цвете лет, /В минувшее проникнув, различить, /Она души не будет веселить…», - почти депрессивное состояние поэта, когда «ничто души не веселит»,  возвращает нас к его «Монологу», написанному годом раньше, в 1829 году:  «…Как солнце зимнее на сером небосклоне, /Так пасмурна жизнь наша. Так недолго
/Ее однообразное теченье... /И душно кажется на родине, /И сердцу тяжко, и душа тоскует... /Не зная ни любви, ни дружбы сладкой, /Средь бурь пустых томится юность наша, /И быстро злобы яд ее мрачит, /И нам горька остылой жизни чаша; /И уж ничто души не веселит».
     Спасает поэта от мрачных мыслей очнувшийся герой, долго лежавший в беспамятстве. Много еще испытаний и скитаний выпадет на долю Джюлио, он вернется на родину и вновь сбежит «в далекие края», но нигде не найдет ни единой родственной души: «Товарищей толпу /Презреннее себя всегда я чту, /И самолюбье веселит мой нрав: /Так рад кривой, слепого увидав!» –горько иронизирует над собой старый Джюлио.   
    «Поверь, ничтожество есть благо в здешнем свете…» – писал о такой же чуждой ему толпе товарищей в 1829 году поэт. «Пусть, /Пусть укорит меня обширный свод…», - отдает себя на суд Всевышнего Джюлио, когда «немая грусть» его «кольнет», подступившись к сердцу. «Изноет сердце в горести, в тоске, Живучи без милой в дальней стороне» - будто напророчила Мария...   
     Но она же обещала, в дневниковой записи: «В разлуке сердце унывает, /Надежда ж бедному твердит: /На время рок нас разлучает, /На веки дружба съединит». В 17-м году ее не станет. Как и Лора, она умирает молодой. Джюлио, как Бейбулат, подойдет к своей старости…
    «…Пусть,/Пусть укорит меня обширный свод, /За коим в славе восседает Тот, /Кто был и есть и вечно не прейдет…»,  - устремляет свой взор к Небу герой поэмы, но, как бы он не ломал руки, прося небеса: «Дайте прежним дням Воскреснуть!», жизнь не повернуть вспять.
      «Вы к небу меня приучили…», - был благодарен Лермонтов горам Кавказа, которые сделали его ближе к Тому, «Кто был и есть и вечно не прейдет» и, когда «немая грусть» подступала к сердцу, он вспоминал Кавказ, как «сладкую песню Отчизны» своей.
      А что еще вспоминает человек вдали от отчего дома?               
                Марьям Вахидова

Материал прозвучал на международной конференции в Пятигорске "Лермонтовские чтения на КавМинВодах. 2012". (24-26 мая)