Дневники Арканда Бальтонари 2

                Я смотрю на тебя из окна ратуши. Ты выходишь из кареты, стройный и подтянутый. Оборачиваешься, и вечерние тени гротескно усиливают твой резкий профиль, твои морщины. Наш первый год вместе. Тебе только что исполнилось двадцать. И ты уже достаточно хорошо научился прятать свое бездонное страдание. Для тех, кто тебя ненавидит. Но не для тех, кто любит.
                Как мне рассказать о том, что я вижу сейчас перед моим мысленным взором, чтобы было понятно тем, кто тебя никогда не встречал? Представим, что кто-то захотел слепить фигурку из черной глины. И слепил. А потом передумал, и покрасил ее белой краской. Но из-под этой белой краски все время вытекает чернота. Что ты ни делай – как ни замазывай, а черные капли текут и текут сквозь трещины в белой краске. Потому что сущность этой фигурки – черная глина, а не белая краска.
                И вот ты идешь по мостовой, стуча каблуками. Тук-тук-тук. И мне кажется, что это скатываются по белой краске черные капли твоей муки, и ударяются о камни мостовой.
                Ты всю жизнь замазывал белой краской человеческой логики трещины в своей черной сути. Но суть продолжала сочиться и сочиться.
                Я не знал причин этой муки, пока однажды не спустился за тобой в подземелье, потому что приехал гонец от твоего отца. И там я застал сцену, которую не забуду до конца своих дней.
                Ты стоял с секирой над очередным несчастным, который лежал на полу, весь в крови. И тут Литтирен ударил его сапогом по шее. А ты отшатнулся, отлетел к стене и выронил секиру. Она упала на каменный пол с глухим стуком.
                При всей моей ненависти к твоим занятиям, я бросился, чтобы поддержать тебя. Ты схватился за мою руку, потом за свое горло, морщась от боли.
                - Тебе больно? – Я был потрясен увиденным, и поэтому не нашел спросить ничего лучше.
                - Литтирен, идиот. – Выдавил ты. И потом, мне – Конечно, больно!!! Я же сейчас с ним – одно целое! И не то, чтобы я не мог выдержать сапогом под дых, просто я этого не ожидал! Что тебе нужно? Я сейчас выйду!
                Той ночью я долго не мог уснуть. И услышал голос из твоей спальни. Ты с кем-то разговаривал. Я подкрался к двери, и стал слушать. Ты просил прощения у кого-то за тот удар, нанесенный Литтиреном. Уже не сдерживая себя, я ворвался в твою спальню, и увидел твой темный силуэт. Лунный свет придавал сцене какой-то многогранности, бездонности даже. Ты сидел на полу совершенно голый.
                - Ты мучал этого человека неизвестно сколько, а просишь прощения за один этот удар?!
                - Арканд, почему ты не спишь? – И потом, после паузы – Этого удара не было в сценарии. Я не могу причинить боли, на которую душа не согласилась перед подписанием сценария. Я сливаюсь с ними в одно, чтобы провести по пути, который они выбрали, и не сделать болнее, чем они смогут вынести.
                Твое худое, аскетичное лицо было грустным, и каким-то отсутствующим. Ты сидел на каменном полу. Совершенно обнаженный. И во всем этом было какое-то последнее откровение приговоренного к смерти – вот он я, делайте со мной, что хотите. Базальтовые глаза встретились с моими, и внезапно засветились изнутри.
                - Я очень устал, а мне еще нужно проинструктировать Ареса, как ему пройти шесть уровней за две жизни.
                - Шесть уровней? – Переспросил я, как будто понял, что ты сказал.
                -Да. Он хочет попасть на первые корабли переселенцев. Что вы говорите? Нет, я не могу вам помочь еще раз, потому что вы уже не вписываетесь в мое временное окно здесь. Нет, и потом не выйдет, потому что я больше не буду этим заниматься. Я морально выжат, измотан, понимаете? Да вы что? Нет, и на Фулате вас не пустят, вы не справитесь. Там надо в два раза выше доступ иметь. На Фулате не пустят даже меня... Вы соображаете, что там нужно рождаться в не-углеродное тело? Что ты говоришь, Иммаюл? А, да, не забудьте, в не-углеродное тело внутри тройничной системы. С пре-внедренным интерфейсом. Вы общаться с ними как собираетесь? Да, а вы как думали? У вас нет такого опыта. Слушайте, что у вас за мечты какие-то невменяемые? Я вас перенаправлю к моему наставнику. Да не за что, до свидания.
                Где-то скрипнула дверь, приведя меня в чувство. Ясно было, что ты разговаривал все это время не со мной. Более того, тут я передаю только ту часть разговора, которую понял и запомнил. На самом деле твой воображаемый диалог длился гораздо дольше, и в нем было очень мало для меня понятного.
                - Ну что ты стоишь? – Это уже мне. – Человек хочет или на Андромеду, или на Фулате. А с его количеством кармических кредитов он может отправиться разве что в неолит на Земле. Но знаешь, что? Человек хочет что-то понять. На таких, как он, держится вся эта шарашка. Он хочет во всем разобраться. И он попадет в тройничную систему впереди нас. А вы будете сидеть тут на пятой точке. Потому что он – хочет, а вы – нет. Вы слепы, как кроты, и плететесь, как кармические улитки. И я застрял среди вас, непонятно почему!!! Все, иди,  у меня еще три человека.
                - Подожди... Не выгоняй меня. Ты связан со всеми этими неудачниками, желающими умереть? Как?
                Ты поднялся и положил мне руки на плечи. Слишком легко для человека, который только что жаловался на то, как устал.
                Я вдруг увидел бессчетные количества звезд, несущихся прямо на меня, и услышал огромное количество голосов, говоривших, кричавших и шептавших одновременно. Из них вырывалось то какое-то безмятежное пение, то чей-то плач, то воинственный крик.
                - Весь этот эфир – сказал ты – нужно прослушать, организовать, прочитать, чего они там хотят, и помочь им что-то осознать. И я  - всего лишь маленький клерк этого огромного производства. Я должен знать, что все делаю правильно, в соответствии с тем, что они хотят, а также, что они способны выдержать, и не сломаться, потому что моя задача – не сломать их, а поднять на ступень выше. А поэтому... – Все мое существо вдруг наполнилось невероятной болью. Она была разной, и пришла одновременно со всех сторон. – Я должен чувствовать то, что чувствуют они.
                И я понял, что устал ты не телом. Твое тело для того и было создано нечеловеческим, потому что никакой человек не выдержал бы столько боли сразу. Ты устал душой. Или тем, что у тебя было вместо души. И каким-то образом, переживая все это каждый день, ты должен был удержаться на краю полного сумасшествия, чтобы выполнять кем-то данную тебе роль.
                Ты опустил руки, и застыл, как отрешенная, забытая и покинутая статуя. Твои непостижимые, жуткие глаза погасли. И казалось, что в тот момент не было на земле такого звука, который бы смог вернуть тебя к жизни.
                Я ушел к себе, и думал обо всем этом. Смотрел, как полоска лунного света, влажная и вычурная, ползла по постели. И доползла до моей руки. Показалось, что лунный свет обжег меня, как огонь. Я отдернул руку, и провалился в забытье. В ту ночь я что-то понял, но, наверное, недостаточно для того, чтобы подняться до того уровня, о котором ты говорил, чтобы стать тебе достойным другом и партнером.

                Когда-то ты сказал мне, что не умеешь плавать. «Но это не значит, что я утонул бы» - Уточнил ты. Я спросил – а ты пробовал? «Конечно!» - услышал я ответ, полный энтузиазма. И только намного позже я понял, что энтузиазм относился ко второй части твоего комментария.

               Мы подошли к дому, и пока я стучал в дверь, ты стоял, и будто прислушивался, глядя на кусты у крыльца. И, как только открылась дверь и из-за нее показалось заспанное и помятое лицо женщины, ты вдруг шагнул с крыльца и залез в эти кусты. “Что ты делаешь?” - ахнул я. “Погоди!” -Донеслось из куста. Хозяйка дома наблюдала за всем этим с выпученными от удивления глазами, а я готов был провалиться сквозь землю.
               И тут ты вылез из куста, весь в сухих листьях, запутавшихся в паутине, которая в свою очередь свисала с твоих волос, и протянул женщине перстень.
               - Ваш?
              Твой тихий голос заставил меня прийти в себя.
              Хозяйка дома приглушенно вскрикнула, взяла грязный, весь в комьях земли перстень, и исчезла за дверью. Вскоре оттуда послышались крики - “Лада, Лада, перстенек твоего суженого нашелся!!!”

                Один раз тебя позвали в дом какого-то родственника Дара Ламансвиера, где был больной ребенок. Ты вошел в дом, прошел в комнату, где лежал этот ребенок. Я думал, что ты подойдешь к нему, но ты стал осматривать нехитрую мебель и стены. Потом провел рукой по столу, и растер что-то между пальцев.
                Каюсь, очень часто я бесконечно злился на твое поведение, которое казалось мне когда странным, когда глупым, а когда и просто постыдным. Тебя пригласили в дом к несчастному ребенку, а ты, повернувшись к нему спиной, проверяешь пыль на мебели!
                Я стоял и кипел от злости, пока не услышал твой тихий голос:
                - Вы тут что-то разлили.
                - Что же мы разлили-то? – Испуганно пролепетала стоявшая рядом полная женщина в затертом переднике. – Зель! Что ты тут разлила?!
                - Кувшин разбила! – Донеслось откуда-то из другой части дома.
                - Кувшин дочка моя тут разбила...
                - Нет.
                - А что же еще-то...
                Мне показалось, что женщина переволнуется так сильно, что сейчас просто потеряет сознание от этого допроса.
                - Тут все липкое. Все залито липким страхом. Вы так всего боитесь, что ваш внук потерял надежду. Зачем жить, если все так страшно? Он захлебнется в вашем страхе, если вы не прекратите его источать.
                Ты подошел к женщине, и коснулся ее груди.
                - Замените страх на веру. Вот тут. В вашей душе. И ребенок выздоровеет.
                И ты ушел, даже не взглянув на мальчика в постели.
                Я был так потрясен, что через господина Ламансвиера начал справляться о той семье, и о здоровье мальчика. Узнал о них много. Они были бедны, как церковные мыши, но после твоего прихода с той женщиной что-то сделалось. Она заняла денег и купила коров. Стала продавать молоко, потом телят. Два месяца спустя мальчик полностью выздоровел. Я не поверил, и поехал туда. Но оказалось, что в том доме они уже не живут, а купили новый, в конце деревни.
                Та женщина, ее звали Иутугара, пригласила меня внутрь. И поведала, что раньше ей казалось, что стоит ей протянуть руку, и ее кто-то по этой руке ударит. Она боялась завести огород – как бы соседи что ни сказали. Она боялась сказать что-то лишнее, как бы на нее не донесли. У дочери умер муж, и она не разрешала ей снова выходить замуж, потому что боялась, что попадется плохой мужчина. И так далее. Она боялась всего. Часто ходила по улице с опущенными глазами, потому что боялась встретиться с кем-нибудь взглядом.
                «До этого я даже не осознавала, что жила, связанная страхом. Я думала, что так живут все. Но после того, что сказал мне Чернокнижник, я вдруг решила сделать, что он велел, ибо поняла, что потеряю любимого внука. И я стала узнавать этот страх, и выжимать его из души. Всякий раз, когда мне было страшно, я верила в то, что Бог мне поможет, и что со мной не случится ничего плохого. Действительно, не случилось. Хотите посмотреть моих коровушек? Красавицы!»