Замуж, который не всегда с нами

     Со своими одноклассниками я встретилась на вечере, посвященном юбилею окончания школы. Весело и непринужденно, как будто и не было этих долгих лет, мы рассказывали друг другу о детях, мужьях, женах и прочее, внимательно оценивая друг друга. На нашем сером фоне как всегда выделялась Ленка своим ярко-красным платьем с черным блестящим мехом неведомого зверя на воротнике. Она еще в школе щеголяла в форме «от портнихи», а не из районного универмага, как мы все. Ее папа был известным в городе скульптором. Мы отчаянно завидовали ее бутербродам со свежей розовой ветчиной, а иногда и красной икрой. Ленка была моей подружкой, и потому кусочек этого чуда иногда перепадал и мне. Я изредка заходила к ней в гости и всегда удивлялась полной вазе оранжевых мандаринов,  покоящихся на столе. Меня поражали даже не само их существование, а то, как спокойно и равнодушно мимо этого деликатеса дефилируют обитатели Ленкиного дома.
      Мы, трое детей и советские инженеры – геологи мама с папой, спали на вечно драных простынях, а мандарины появлялись в доме исключительно на Новый год по штучке на каждого, поэтому Ленкин дом казался мне чуть ли не дворцом из Изумрудного города, а его обитатели – мама в атласном китайском халате и степенный седовласый отец-скульптор - джиннами-волшебниками.
     Однажды, зайдя в очередной раз к Ленке, в гости после школы за книгой, (Ленка направо и налево раздавала нам почитать книги из шикарной родительской библиотеки с полными собраниями классиков, своих и зарубежных) разразился скандал. Ленкина мама обнаружила отсутствие книг, невозвращенных и отчасти навсегда утраченных, т.к. Ленка не помнила кому, что и когда отдавала. Ее мама, стоя на лестничке возле полок, визжала что-то  нечеловеческим голосом так, что слов невозможно было разобрать. Потом она очень даже резво для ее комплекции скатилась оттуда, подскочила к Ленке и принялась ее лупить по щекам, приговаривая матерные грязные ругательства. Ленка, к моему удивлению, не сильно испугавшись, слегка прикрывалась от нее руками. Когда мамочка, из доброй волшебницы превратившаяся в рыжую растрепанную злобную фурию обозвала ее емким словом б… и свирепо посмотрела в мою сторону, я не выдержала и с рыданиями кинулась в коридор, схватила дрожащими руками  свое пальто и в ужасе бросилась вон из этого дома. К счастью, Ленка оказалась вполне жива и на следующий день, как ни в чем не бывало, появилась в школе правда с бланжом под глазом, но все с тем же вкуснячим бутербродом и мандарином в придачу.            
     Гоня домой, не разбирая дороги от слез и ужаса, я вспоминала свой любимый, но, как я тогда считала, бедный родительский дом, где всегда было грязновато, зато вкусно пахло жареной картошкой, где никогда никто не доедал последнего кусочка пирожного, принесенного кем-нибудь из домашних с очередного праздника и он одиноко потом досыхал с вяленым кремом на столе. Здесь самым грязным, оскорбительным и редким ругательством было «корова», полученное за стойко и несколькодневно не мытую гору посуды, когда родители уезжали, а мы, читая взахлеб любимые книги, складировали посуду «на потом». Нас никто и никогда, Боже упаси! не трогал и пальцем, и, хотя мы с сестрой иногда щипались или смыкали друг друга за косы, но такое же было не в счет. В нашем доме всегда хватало этой самой картошки или вермишели для нас и наших детских друзей, которые частенько заваливали толпами в гости. Здесь всегда была движуха, кто-то ждал очереди в туалет, кто-то торопился к телевизору, а кто-то, в основном мама, топтала кухню. Несмотря на всю эту суету и часто громкие голоса, я никогда и никого не боялась в своем доме. У нас и ключ от дверей всегда лежал под половиком, чтоб друзья могли попасть в дом, если хозяева еще отсутствовали. Мне сейчас с высоты своей взрослой жизни трудно дать оценку воспитательным принципам моих родителей, но я себя чувствовала любимой, и ощущение защищенности родительского дома меня не покидало никогда. Мне казалось, что родители тоже никого и ничего не боялись, кстати, мне это кажется и до сих пор, возможно, они и в самом деле мало чего боялись, т.к.  выжили в страшную войну, и смерть для них была чем-то реально близким и уже преодоленным. Мне, видимо, сильно повезло родиться именно у этих родителей, и частенько теперь, став взрослой, в своих воспоминаниях, как стало модно говорить, я визуализирую родительский дом, чтобы подпитаться его живительной благостной энергией.
     После случая с Ленкой заходить к ней домой больше категорически не хотелось. Бутербродами, правда, я еще потчевалась, но сказка о волшебном доме и джиннах рассыпалась в прах.
     Моя юность проходила в экспедициях, я лазила по пещерам, перемещалась автостопами и товарняками, занималась подводным плаванием, и хоть тренировки заканчивались иногда к ночи, запретов от родителей не было никогда: они нам доверяли. Потом, много позже, во взрослой семейной жизни меня еще очень долго преследовал запах копченых кострами рюкзаков.
     Мой отец после войны и трехлетнего плена  сильно бухал, но оставался при этом ужасно интересным человеком. Мама беззаветно его любила, думаю, иначе это выдержать было просто невозможно. Она и нас приучала любить его таким, каким он есть, преподавая первые уроки истинной доброты и терпения. В периоды своей трезвости отец рисовал в наших школьных альбомах картинки, заваривал нам чай водой «белого кипения» и приносил пахучие чашки с этим дивом к телевизору, читал выдержки из умных статей, чинил подобранные на мусорке выброшенные кем-то часы 18- 19 века (вот придурки!). Починенные, они звучали-тикали у нас в доме разными голосами как маленькие барабанчики. Это он, читая исторические романы, научил нас любить неведомую Киевскую Русь со степями и мчащимися во весь опор лучниками. Больше всего меня поразил сюжет со стрелой, которая попала князю в глаз, застряла, не выйдя из затылка и, он, собственноручно протолкнув ее вперед дальше и обрезав наконечник, вынул ее сам. Князь остался без глаза, но выжил! Представляете! Мне этот сюжет запомнился навсегда. Я испытывала ужас, смешанный с восторгом от той силы, мощи и смелости, которой обладали наши предки. Я гордилась тем, что родилась на этой земле. Когда из очередной экспедиции я привезла череп монаха, чтоб из него сделать пепельницу (чертова атеистка!), отец вместе со мной захоронил его на склонах Днепра, возле церкви в Выдубечах. На мой вопрос: почему он не член компартии, а ведь тогда почти все уважающие себя люди были членами, отец отвечал, что пока не спешит попасть в лагерь, здесь он делал значительную паузу, социализма. Он всегда спал без подушки, прикрыв сверху голову поднятой рукой, и говорил, что каждую ночь опять идет в атаку. Потом в нашем доме зазвучали Высоцкий, Окуджава, Визбор и мы, став подростками, по-прежнему  собирались у нас дома пить на маленькой кухне «горький чай» и играли до самозабвения на гитарах. Пришедшим с работы родителям этот детский гам почему-то никогда не мешал, нас никто не выгонял в парадное и кухонный трындеж частенько заканчивался далеко за полночь.
      Я впервые сильно напилась в десятом классе, когда мы с одноклассниками поехали в лес на маевку. Как добралась домой, я не помню, но хорошо мне запомнились широко распахнутые мамины глаза, когда она, открыв входную дверь, увидала свою младшенькую, т.е меня - отличницу, скромницу, умницу, мама говорила «наш бриллиант», в состоянии глубочайшего беспамятства т.е. пьянючую в усмерть (мы пили хороший портвейн, но видимо слишком много). Я и доныне благодарна маме: она безмолвно раскинула простыню на мою кровать, и я провалилась в сон. Все лишнее было отдано по дороге, так что организм был уже пустой и жалкий. Никто поутру не обмолвился ни словом, меня все лечили сочувственными взглядами и чаем. Зато необходимый опыт был приобретен.
     Выросшие дети, одноклассники, теперь, через много лет мы с трудом узнавали друг друга. На мой вопрос о семейном статусе, вытаращив страшно глаза, толстушка и рыжуха, беспросветно ленивая бывшая троечница Линка, а теперь дородная теханца Лина Марковна, шепотом сказала, что три раза была замужем и три раза удачно. Все грохнули от смеха, а я просто опешила.
     Его я встретила в 14 лет, на тренировке по скалолазанью. Он был худенький, ловкий и кра-а-а-сивый до боли в глазах. Тургеневские романы вперемешку с прериями Майн Рида, приправленные Мопассаном и Куприным, сделали свое дело: я влюбилась страстно, бесповоротно и мучительно. Потом, ближе к моим семнадцати был берег Ирпеня, палатка и Его суетливые «набеги татар». Все получилось почти замечательно, если учесть, что ни я, ни Он не понимали толком, что надо делать: я от страха забеременеть, а Он от желания. Но все равно, я стала женщиной, и это было классно! Я тогда этим была страшно горда, мои-то многие одноклассницы этого пороху еще и не нюхали! У меня появилась тайна. Потом, в пахнущим овощами и селом подвале моего родительского дома, мы это доброе дело не раз успешно проворачивали. Здесь особенно хорошо было зимой: тепло, темно, тихо и немножко опасно: вдруг кто-то придет за картошкой. Летом нам домом становились густые кусты в Ботанике. В общем, так я потихоньку получала азы семейной жизни. Даже когда меня в парадном избили его одноклассницы, ревнуя, я сочла это мелкой неприятностью: моя тайна делала меня сильной, богатой и счастливой. Мне казалось, что этот праздник жизни будет длиться вечно, но… грянул гром: Его забрали в армию, а я все-таки забеременела.
       Рождение малыша и переезд к свекрови оказались  моментом истины. Вот тут-то все и началось. Видимо пока что-то в жизни делаешь сама да еще под прикрытием родителей, эти дела как-то куда-то движутся, но, в общем-то, в нужном тебе направлении, но когда сюда начинают примешиваться в виде помощи неизвестно кто и зачем, движимые неизвестно как и куда, эта самая твоя жизнь начинает приобретать вид колеса, мчащегося во весь опор отдельно от телеги. Благородные помыслы ближайших родственников молодой семьи никак не хотели состыковываться с результатом: Золушка мечтала о бале и карете, а волшебники махали палками и задевали Золушку по носу. Либо Золушке надо было укоротить свой нос, либо самой добывать волшебную палку. Эта ситуация напоминала мою любимую детскую считалочку, которую я здесь с удовольствием приведу.
                Шла китайка с длинным носом
                Подошла ко мне с вопросом
                Что мне сделать с этим носом?
                Вы возьмите папиросу
                Приложите прямо к носу
                А потом, потом, потом
                Отрубите топором.
 Согласитесь: считалка содержала конкретный и добрый совет, но своего носа мне было жалко, а волшебная палочка или, если хотите, золотой ключик от счастья  отсутствовал. И главное, я мучительно не понимала, почему, выйдя замуж по любви, желанию и страсти все явственнее ощущалось отсутствие оных.
     Будучи девочкой любознательной, помучившись несколько лет в пробах и ошибках, а ведь упрямство и настойчивость иногда играет с нами злую шутку: мы застреваем в собственном дерьме и надолго, я устала от попыток изменить ситуацию в лучшую сторону,  и в первый раз убежала к родителям от своего собственноручно не созданного уюта. Меня, ставшую строптивой и непослушной, вернули назад, как чемодан без ручки, но путь к себе, кажется, уже начался. Я впоследствии не раз давала деру из собственного дома, но потом опять возвращалась и встраивалась неизвестно зачем в эту телегу, называемую замужем. Я не то, чтобы против замужа, я против бессмысленного терпения от страха и непонимания самой себя. Я ощущала какой-то замкнутый круг, где все кроме меня по каким-то своим причинам страстно хотят моего замужа, а я в этом колдовском круге играю всего лишь роль петрушки.  Меня начало сопровождать странное ощущение себя не в себе, вот только уловить когда и где я себя потеряла никак не удавалось. Были дети, был муж, был дом и были деньги, только нигде не было меня,  и я искала.
     Первую книгу по психологии я надыбала случайно, это был Фрейд, а потом вслед за ним и Юнг. Поначалу сильное удивление вызывало полное отсутствие знаний в вопросах психологии человека, в общем, и женщины в частности, и это при отменном столичном университетском высшем образовании. Так чему же я училась в школах и университетах? Где я была до сих пор? Чем, собственно, занималась? И кто в этом виноват? Знания  математики, физики и литературы никак семейному счастью не способствовали. Тут наблюдалась странная картина, чем больше я старалась понять и разобраться, тем меньше я нравилась собственному окружению. Эту закономерность я часто наблюдаю и сейчас, из чего я сделала вывод, что непонятки точно кому-то выгодны и поэтому их выколупывание, если не приветствуется ближайшим окружением, требует повнимательнее к этому самому окружению присмотреться. Про отношение себя к себе как-то тогда я не додумалась, а жаль.  Счастье из далекого становилось призрачным. Особенно меня поразил Юнг с его стройной теорией о психологических типах. Я  стала в них узнавать себя и своих близких. Путешествие в страну психологии стало моей первой ступенькой в рассмотрении волнующего меня и думается не только меня вопроса: куда же девается счастье после свадьбы? А если брать шире и глубже, то, что такое замужняя женщина и с чем ее едят? И зачем это делают? И что можно и нужно сделать, чтоб чувствовать себя счастливой?
      Самым первым и главным, на мой взгляд, пожалуй, самым порочным и разрушительным моим недостатком, который я обнаружила в поисках ответа, явилось послушание. Нас приучают слушаться старших с детства. Послушный ребенок удобен всем: и родителям и воспитателям. Послушный ребенок, он как юный пионер, всем пример: ему первому и конфета, и мамин поцелуй. Я и в самом деле была послушной. Мне не с кем было бороться, т.к. послушание было обоюдным: я слушала родителей, но и они слышали меня.  А ведь именно слушание кого-то в одностороннем порядке, а именно от себя, полагание на кого-то другого, более сильного и умного и порождает главную проблему в жизни: отсутствие веры в себя.  Как видите все довольно просто. Теперь я думаю, что именно послушание, заложенное в нас родителями, сыграло со мной эту злую шутку. Я слушалась, во всяком случае, поначалу. Первые лет семь замужа я настойчиво пыталась это делать, но результат был плачевным. Прогибаться по-настоящему, наслаждая окружающих раболепием, я не умела, видимо рабство от послушания все-таки чем-то отличается, делать вид покорности было скучно. Попытки разрешать конфликты мирным путем или договориться мне никак не удавались. Моя сердобольная мама, пытаясь запихнуть куда-то  заложенное с детства и оказавшееся ненужным достоинство, видя мои судороги и понимая, что у меня никак не получается вписаться в замуж, вспоминала пословицу (ох, уж эта наша народная мудрость, мать ее так!): «Покорное теля двух маток сосет», но я никак не могла уразуметь, что должна в себе исправить,  чтобы хотя бы начать сосать: я согласна была быть послушной, но хотела, чтобы слышали меня, а покорность ну никак не ставила все на свое место: чем я становилась покорнее, тем сильнее меня гнули. Предела тут не бывает, один беспредел, поэтому я брыкалась.
      Следующим моим главным недостатком  был трудоголизм, так же благополучно взлелеянный на благодатной почве нашего общества, под общим лозунгом «кто не работает, тот и не ест». Это сейчас я думаю что разобралась: кто и что ест, а кому и на диете бы посидеть, а тогда я грузилась как новехонький компьютер. Я била и била своими лапами, готовила, стирала, бежала на работу, рожала детей и мечтала, надеялась, ждала награды – семейного уюта, ласки, любви, не понимая, что, женщина, не умея расслабляться, как биологический вид, превращает сама себя сначала в обозленную лошадь, потом в догоняющую и никого не догнавшую кобылу, а затем, неминуемо, становиться жалкой одинокой больной клячей с морщинами, внуками и полной пустотой внутри, завидующей молодости, вечно жалующейся на мужчин и детей, осуждающей короткую юбку и «папироску, что дымиться на ветру» в ярко накрашенном  рту соседской кобылы. Этот противоречивый процесс  - мечта выглядеть женщиной и  реальное состояние кобыло-клячи (лошадь очень быстро устает от скачки галопом, поэтому не сохраняется как вид) и есть то, что сейчас называется «замужем». На этот особый вид, которого женщины достигают примерно к сорока годам, я обратила внимание, когда поступила на работу в женский коллектив. Женский коллектив – это такое почти армейское формирование в нашем обществе, которое живет и дышит по своим собственным дедовщинским законам и направлено на клонирование биологического вида кобыло-кляч, т.е. работающих замужних женщин. Если ты в эти законы не вписываешься по причинам возраста (это самая главная категория, т. е. ты моложе), или не соответствуешь форме , т.е. не обладаешь расплывшимися целлюлитными бедрами и утиной походкой в коротких брюках – дудочках или юбке ниже коленей до икры «а-ля училка», не мчишься на низких притоптанных каблуках в обеденный перерыв по магазинам за колбасой и свеклой, и не сидишь на рабочем месте с пустыми ничего не хотящими и уже не ждущими глазами от недохвата денег от зарплаты до зарплаты, ты считаешься преступницей, которую суд приговаривает к травле и макании различными способами. Способов множество, но все они имеют одну цель: лошадь, выбившуюся из стада привести в необходимое  подобострастное состояние душевной старости и страха, т.е. превращение женщины в кобыло-клячу. Я думаю, этот процесс связан с желанием управлять, т.е. приобретением власти над женщиной для получения бесплатных услуг на работе в виде урезанной зарплаты (это ж только женщине можно так условно платить) и дома в виде тарелки супа, почти ненужного, но ставшего привычным и безопасным (кому ж она еще нужна) траха и чашкой воды при смерти или болезни. Тупым послушным стадом управлять легче, поэтому воспитание девочки  с детства направлено на формирование  кучи комплексов, которые ей дарят в наследство родители, не понимая что они делают и зачем,  любимые учителя и наше дорогое общество, бесконечно перекраивающее конституцию и попирая наши с вами права (но этот процесс хронический и на нем не стоит зацикливаться, т.к. бесполезно). Вот, в общем-то, три основных внешних источника полученного результата, а именно отсутствия телесного, душевного и духовного счастья, одним словом – отсутствия гармонии в жизни замужней женщины. Есть один из казалось бы простых и быстрых выходов на обретение счастья, это - встретить состоятельного (обратите внимание на слово состоятельный, т.е. человек, который уже состоялся) мужчину (если ты молода и симпатична, почему бы нет?) и сесть ему на плечи, а еще лучше сразу на голову, так верней. Таким образом, сплетя ему лапти, можно легко и быстро подняться за его счет, обеспечив себе уют, безопасность, надежную защиту,  одним словом, счастье. Но, во-первых, это вариант только для красивых, каковыми все не являются. Покупать некрасивых никто не собирается. Во-вторых, вот вопрос: а случится ли при этом действительно счастье и какое оно, купленное, будет завтра и послезавтра, и, в-третьих, что в таком случае реализуется в женщине и чем за это нужно заплатить? Печально то, что внешний вид молодой привлекательной лошадки можно сохранить понадольше, но внутреннее ощущение собственной реализации  будет таять как снег весной из-за страха потерять эту самую красоту с возрастом, т.к. именно на ней и держиться видимость благополучия. Благоприобретенная пустота внутри в геометрической прогрессии будет порождать ревность, зависть и бессмысленность своего существования, которое не скрасят даже дети, что неминуемо приведет к формированию того же вида зависимой кобыло-клячи, но только в более агрессивной форме: материальная собственность дает права на ее проявление. Можно пытаться юридически перевести на себя материальную часть этого благополучия и так подстраховать свое добытое нелегким сидением на плечах нелюбимого, но состоятельного мужа, счастье. Да ведь в том-то и дело, что он-то состоялся именно потому, что не дурак, хотя может и дурак, что на вас женился, но кто же не застрахован от ошибок и что помешает ее исправить? Случаи реализации своего потенциала в данном варианте составляют единицы, да и то не благодаря, а вопреки. Действительно, ну подумайте сами, зачем вкладывать мужчине собственные деньги в вашу реализацию и развивать вашу индивидуальность? К продаваемым вами услугам это не имеет никакого отношения. Одеть, раскрасить и причесать вас еще куда ни шло, но таких крашеных, как вы – вагон и маленькая тележка, а со временем еще больше и моложе, поэтому не обольщайтесь, перевыборы неминуемы. Это и будет платой за подъем за чужой счет.  Итак, имеем вариант счастья номер раз, но исход его иллюзорен и сомнителен. Внешние причины видны и понятны, с ними разобраться можно быстрее, а вот с внутренними! Как мудро возразил своей маме в ответ на ее замечание посмотреть на свою запачканную одежду один мальчонка: «Так я же себя не вижу!», поэтому  пойдем далее внутрь смотреть на себя.
        Следующим гнусным качеством, которым я обладала, было терпение. Здесь хотелось бы вспомнить известную поговорку: «терпение и труд все перетрут». Вот это уж точно, перетрут так, что ничего не останется: ни женщины, ни семьи, ни счастья. Терпение наших славянских женщин поистине удивительное качество. Воспитанное и любовно взращенное веками, оно превращает человеческое достоинство женщины в полную труху, при этом сохраняя наивную в ней иллюзию, что это благо.  Поистине, наша земля в этом плане кладезь. Видимо, не зря же иностранцы так охочи до нас, славянок. Мое терпение поначалу не имело границ, что провоцировало постоянную агрессию. В меня пытались швырнуть яичницей или котлетой, если я по какому-либо поводу смела возражать, но я уворачивалась и было не так интересно. Гораздо приятнее выяснялись отношения  в праздник недочищенной селедкой. Чистить селедку входило в обязанность мужчины в нашем доме. Кстати бой селедками очень увлекательное занятие. Я со временем старалась одновременно с мужем браться за чистку селедки, чтоб всегда под рукой иметь соответствующее оружие. Селедки скользкие и бьються не больно, зато эффект от битвы потрясающий:  на телах и стенах после битвы оставались селедочные следы, которые нестерпимо воняли, что заставляло членов семьи потом тщательно мыться самим и вымывать кухню, заметьте обоюдно. Это были счастливые мгновения моей семейной жизни: совместная тихая уборка и полученный результат в виде чистых кухонных апартаментов, даже вымытых стен. Вот здорово! Этим же качеством обладал и кетчуп, но его красные следы хуже отмывались от стен, что требовало больше времени и усилий, результат был не таким качественным: оставшиеся грязно красные разводы узнавались как напоминание о битве и почему-то портили настроение, так что эту практику пришлось прекратить. Если же я не возражала и терпела, то ситуация напоминала сцену с удавом и кроликом, когда кролик знает, что его точно съедят, только тупо не понимает зачем и потому еще и упирается, придурок, лапами. Видимо во мне, кроме славянской, была намешана еще какая-то кровь, потому что со временем мое славянское терпение стало иссякать. Я начала проявлять молчаливый тупой протест, внешне уже не так рьяно защищалась и старалась, при возможном случае, просто побыстрее  слинять из дома. Благо был телевизор, а со временем компьютер, которые очень многим семейным парам с успехом заменяют общение и временно создают иллюзию полноты совместной жизни. Может в моем доме и была любовь, потому что равнодушием происходящее никак нельзя было назвать, но ее вид и проявления меня несколько смущали. Во всяком случае, это было совсем не похоже на то, что было в моем родительском доме. Я все равно хотела той любви и так как не находила ее в собственном доме, решилась «на левак». Хранение верности в течение тринадцати лет замужа привело к отсутствию навыков общения с чужими мужчинами, поэтому вопрос я поставила ребром. Взяв путевку в санаторий, я решила, что первый, кто подойдет ко мне с предложением будет моим, иначе останусь без любви. Задумано – сделано. Берег моря, весенняя ажурная листва и право на неторопливую лень. Распаковав вещи, медленной вихляющей походкой (мне казалось, что это привлекательно) я прогуливалась по аллеям санаторного парка. Мой финт удался на славу, но… Курортные романы - это отдельная песня в биографии наших современниц. Знакомство, флирт, страсти-мордасти и расставание в фигурной рамке временности происходящего. Меня настигла странная смесь разочарования и пустоты, а еще и непонимания смысла: удовольствие настолько кратковременное и сомнительное, что непонятно как и почему это явление приобрело статус обязательной романтики летнего отпуска. Почему нас так привлекают временные иллюзии, несущие только форму без содержания, ведь реальный мир, от которого мы все время норовим уйти, куда как интереснее, увлекательнее и азартнее. Опыт моей санаторной любви прошел удачно: такого больше не хотелось. Очередная сказка закончилась. Я вернулась домой к своим селедкам. Только года через два после моего вояжа в санаторий я влюбилась по-настоящему. Поистине, только на небесах знают что, когда и кому положено получить: розгу или пряник. Это был настоящий любовник, страстный, умный, ну очень большой и настоящий. Единственный недостаток состоял в том, что его надо было скрывать. В моей семейной битве я теперь себя чувствовала чуть ли не подпольщицей во время войны. И хоть это будоражило мои чувства, но очень утомляло. Зато теперь домашние взрывы и снаряды, хоть и достигали своей цели, но ранили не так больно. Я вела себя более смирно, пытаясь определить: куда меня несет на этот раз и что мне со всем этим делать? Наличие любовника скрашивало  отсутствие домашней ласки, что меня утешало, но при этом делило меня пополам. Не то, чтобы я сильно страдала, но все время было ощущение моего отсутствия дома, даже когда физически я была в нем. Меня часто охватывал страх оттого, что я не могла толком понять где же я, и если  здесь, то почему я этого не чувствую? Мои чувства были там, с ним. Именно тогда я поняла, что мое тело еще не я.  Это много позже начали писать умную литературу про выходы из тела и прочее. А мне было страшновато и, помучившись так почти два года, я решила прекратить отношения. Чтобы было понятно, моя жизнь не состояла сплошняком из битв. Были кратковременные периоды затишья, ну точнехонько как на настоящей войне, но я была всегда начеку, в любой момент ожидая наезда. В основном это случалось по вечерам за ужином, когда семья садилась есть. После полстакана водки (для мужика, как же без этого?), ставшим непременной приправой к моей тарелке супа, у родной мужской половины глаза становились похожими на черные буравчики. Эти буравчики исследовали сначала меня, меряя по сантиметрам и, если повод для наезда сразу не находился  типа грязного халата или не таких штанов, тапочек, футболки, рук, ног, бедер, груди и пр. переход намечался к поданной пище и ее вкусу, виду, степени горячести и т.д. Больнее всего я переносила критику детей: здесь бесспорно я была виновата, ведь именно я их родила и воспитывала, это именно мне они и были нужны. Среди множества неуставных законов замужней жизни тут действовал еще один: кто ни фига не делает, тот ни фига и не виноват, а кто делает, тот и дурак. Во всяком случае, повод  находился всегда: во мне или детях всегда чего-то не хватало. Я со временем научилась четко контролировать каждое произнесенное дома слово, фильтровала разговоры по телефону, двигалась плавно и осторожно по дому,  следя за своими движениями, чтоб никого или ничего не задеть. Но почему-то по-прежнему хотелось любви. Что за глупую шутку сыграла с нами природа. Она заложила какую-то неодолимую потребность в мужчине и эта потребность томила меня изнутри, постепенно превращая в робота: мужчина был рядом, но его нигде не было, я чувствовала себя одинокой и не нужной, т.е. мой суп и трах были нужны, а я нет. Продукты, принесенные им, были, туалетная бумага, мыло, порошок были, квартира и плита в ней были, квартплата платилась, и мои котлеты тоже были, но нас не было. За много прожитых вместе лет мы научились справляться с бытом, и здесь наше взаимодействие было четким и организованным. Мне иногда казалось, что жизнь наконец-то удалась. Но внутри этой жизни была пустота, как обертка от шоколадной конфеты без самой конфеты или колбаса из пластилина: колбаса есть, но съесть ее нельзя. Так что же такое мы, и где мы есть?   Я опять стала думать замужем ли я, и если да, то где же этот замуж и почему я чувствую себя так одиноко? Я продолжала интересоваться психологией, но теперь меня интересовала и философская литература и эзотерика. Я много читала, сначала в поисках каких-то ответов, а потом уже без поисков, просто думала. Иногда поздним вечером я выходила из дома во двор, скручивалась под каким-нибудь кустом в бублик и чувствовала, что становлюсь его частью; он ласково и нежно шептал мне что-то свое и ничего не требовал взамен. Время шло и я совершенствовалась. Все как будто оставалось по-прежнему: муж с телевизором, полушкой и пивасиком,  я - с посудой, готовкой и уборкой пребывала тут же, но теперь в моей жизни появились сладкие парочки Лао Цзы с Кастанедой, Ошо с Успенским и прочие философы и мудрецы. Я стала их женой, я с ними ложилась спать, а по утрам, когда « все в мире спит и алый блеск еще горит», я вместе с ними пила свой утренний кофе и мы мирно общались на вольные темы о смысле жизни. Воистину, знают ли наши мужья с кем собственно живут их жены в их общем доме? Вообще-то восточная мудрость – это отдельная тема. Когда к этому прикасаешься, то понимаешь, что обольщаться нечем: ой как нам, развитым, крутым и современным, до них далеко и тогда уже ни на миг не отпускает ощущение себя, сидящей в глубокой яме и желающей все-таки хапануть этого витиеватого восточного наслаждения мирной тихой незаметной свободой. Она, как глоток свежего горного воздуха, становиться неотъемлемой твоей частью, без которой ты уже не ты и без которой существование становиться абсолютно невозможным.  Я много позже поняла, что так я училась у них общаться с собой. И хоть иногда это общение казалось мне близким к шизофрении, но становилось спокойнее, жизнь приобретала иллюзию полноты, а отсутствие ощущения замужа как-то отходило на второй план, приобретя хронический вялотекущий характер. Я и про любовь-то начала подзабывать, желания оставались, но были не конкретными и уже не столь важными. Мы с мужем перестали спать в одной кровати. Интересно как наша постельная организация отражала наши семейные отношения: сначала одно одеяло и одна постель на двоих, потом одна постель и два одеяла, а потом две разные постели и два разных одеяла - развитие семейных отношений по спирали вниз. Я вместо женщины становилась философом. Но видимо в Божеской канцелярии кто-то что-то передумал, потому что ко мне все-таки пришла Любовь. Можно сказать, что поздняя, но я бы сказала скорее осознанная. Может про Любовь так нельзя говорить, но пребывание в ней делало меня совсем другой. Я себя не узнавала. Он был младше, красивый, сильный, юркий и ласковый, как котенок. Я чувствовала его везде: как будто он занимал все окружающее меня пространство, обволакивал и увлекал в какой-то танец, где меня уже не оставалось. Я вдруг ощутила внутри себя какой-то покой, как будто я очень долго шла и, наконец, пришла. Покой наполнял меня какой-то силой и уверенностью. Я сначала не могла понять, что это и думала: может секс, которого не было почти три года. Но секс начинался и заканчивался, а внутри что-то расцветало как цветок и этот цветок не зависел уже ни от кого, он был только мой. Я вдруг поняла, что чувствую себя Женщиной, настоящей, красивой, любимой, ласковой, нежной, слабой, просто Женщиной, той женщиной, которая никому и ничего не должна, кроме как быть ею. Я наконец-то была счастлива! Я нашла то, что искала! Я почувствовала в себе свою Женщину и ее уже теперь никто у меня не мог отнять. Это не любовь, это не знание, это осознание своей женской сути, которое, постигнув впервые в юности, я приняла за слабость и тут же потеряла.  Наверно именно с такого момента и начинается в женщине ЖЕНЩИНА. Вот в чем, оказывается, заключалась проблема. Я не видела в себе женщину, не знала саму себя, не чувствовала, не любила и не принимала. Увидеть свой тупой трудоголизм, дурацкое терпение, свою борьбу за независимость мешало незнание самой себя. Это мой страх и неверие цеплялись за иллюзии и заставляли красть право на силу у мужчин, бросив где-то по дороге свою собственную Женщину, как детскую, давно забытую и никому не нужную старенькую куклу. А ведь это мы сами должна наполнить себя смыслом и сутью, своей собственной, а не родительской, учительской или Бог знает еще какой и этого для нас не в силах сделать никто, кроме нас самих. Это, как  знание иностранного языка, которое невозможно купить, а приобретя, владеешь им до глубокой старости.  Вместо претензий, обид и суеты,  я вдруг почувствовала бескрайнюю благодарность ко всем своим  Мужчинам. Я почувствовала как бесконечно  сильно их люблю, потому что благодаря именно им,  я наконец-то вернулась к себе, как возвращаются домой после долгого многолетнего отсутствия.
    Теперь, кроме молока к моему утреннему кофе все чаще и чаще стало примешиваться  просыпаюшееся солнце…