Телефонный розговор

- Але! Але, Мотл. Шалом! Узнал? Молодец, правильно, это я, Хаим, твой старший брат из Израиля. Как дела, дорогой? Как твой гастрит? Мучает, зараза? Ну и слава богу, дай бог, чтобы не хуже было.
Мотл, представляешь, только набрал твой номер, сразу мне тебя и дали. И слышно тебя так хорошо, как будто я звоню не из Израиля, а сижу с тобой рядом на скамейке в наших Озаричах.
Как у меня дела? Хорошо. Как говорят у нас в Израиле, «беседер». Как я доехал? Хорошо. Устроился? Тоже ничего. До Москвы, ты сам знаешь, доехали как принцы заморские, на автобусе. В аэропорту на таможне меня пронесло – таможенник только спросил: «Доллары везешь?» Ну что я могу ему ответить? Конечно, везу.
- И сколько?
Я честно признался: 350.
А он: «Чего 350? Тысяч?»
А я отвечаю «Что я, Рокфеллер? За все мои сбережения банк мне выдал только 350 долларов».
Таможенник улыбнулся и говорит: «Тогда счастливой дороги! Проходи!» И мой
чемоданчик даже и не раскрыл, а я так боялся. Ведь у меня в чемодане было два утюга, а провозить разрешается только один. Это соседи нам достали новый утюг, а старый жалко было выбрасывать, я недавно поменял в нём вилку, и он работал, как новый.
Зато пограничник перед выходом на посадку так на меня уставился, как будто я ему что-то должен. То на паспорт посмотрит, то на меня, то на паспорт, то на меня.
- Неужели, - спрашиваю его, - за три недели я так постарел, что нет никакого сходства с фотографией?
А он все смотрит и молчит.
- Послушайте, товарищ военный, - говорю ему, - может, нет большого сходства, потому что я сегодня еще не побрился?
А он все смотрит и молчит.
- Если вам надо для сходства моего с фотографией, чтобы я побрился, нет проблем. В сумке у меня лежит новая механическая бритва.
И что ты, Мотл, думаешь было дальше?
Как услышал он про бритву, сразу замахал на меня руками, чтобы я проходил на посадку, а я его не понял и пожал ему руку. Моя Ханочка после этой сцены даже прослезилась. Какой хороший человек это военный, даже руку дал на прощание.
Ой, Мотл, что было дальше? Лучше не спрашивай! Чуть старый Досман перед всеми не опозорился. В общем, теперь можно сказать. Стоим, ждем посадку в самолет. Тут Ханочка мне шепчет:
- Чтоб ты провалился! Я от стыда скоро сгорю! Стоишь и каждую минуту чешешься, и где? Кругом люди! Совсем стыд потерял!
Нет, Мотл, упаси Бог, у меня перед посадкой нигде не чесалось и между ног тоже. Просто Хана мне в трусы вшила карман с замком. Не смейся, конечно, не с висячим, а с замком «молнией». В этом карманчике лежали адреса дочки, знакомых и пятьсот долларов, на которые, как ты понимаешь, у нас разрешения не было. Думал, что если на таможне вдруг разденут до трусов, то вряд ли догадаться пощупать, что там еще есть в трусах у старого еврея.
Короче, с божьей помощью прилетели мы в Израиль, а здесь нас встретила дочка с зятем. Взяли они наши сумки и пошли, а мы за ними. Смотрю, подходят к новой большой черной машине и открывают в ней багажник.
Я им говорю: «Дети, что вы делаете?»
А они: «Как что? Это наша машина. Мы ее недавно купили, но вам не писали».
Посмотрел бы ты, Мотл, на эту машину. Двери сами открываться и сами закрываются. Хочешь окно закрыть или открыть, только кнопку нажми. В машине есть магнитофон, сиденья двигаются, раскладываются, а багажник такой большой, что в него поместились бы все продукты нашего озарического гастронома.
Мало того, когда мой зять подходит к машине, она его приветствует, начинает сверкать фарами и радоваться, как ребенок. Так и кричит: уа-уа-уа. Что тебе сказать, на такой машине едут, наверное, только короли Саудовской Аравии, американские президенты и мой зять.
Мотл, дорогой, а знаешь, как я провел первую ночь в Израиле? Как? Лучше не спрашивай! Такой ночи я не пожелаю даже врагам своим. Почему? Это все из-за мазгана. Это такой прибор, который может, если надо, нагреть комнату или охладить ее, то есть сделать так, как тебе надо, чтобы было тебе нормально.
В общем, лег я вечером спать, а моя Хана пошла в зал поговорить с дочкой. Сейчас
у нас тепло, на улице 30 градусов, а моей Ханочке вздумалось проверить, как будет работать наш мазган зимой. Она возьми и поставь пультом на 40 градусов. А я накрылся одеялом, как всегда, по самую шею и сплю. Часа через два я просыпаюсь, весь в поту, смотрю, сидит надо мною Хана и вытирает полотенцем мне лоб, а дочка переключила мазган на холод и включила в моей аж два вентилятора.
В общем, мазган мы проверили, работает, как часы, думаю, зимой мы с ним не
пропадем.
Утром решил я познакомиться с Тель-Авивом и заодно посмотреть на знаменитый базар. Он тут называется «Кармэль». Да нет, не кармель, а «Кармэль». Показать мне это все взялся мой внук Моше. Ты помнишь моего внука? Он такой большой мальчик, в прошлом году была бармицва. Так он знает Телль-Авив не хуже, чем я наши Озаричи.
Только мы двинулись к двери, а дочка говорит: «Папа, на улице жарко, переоденься», - и дает мне тенниску и шорты – это такие семейные трусы с карманами.
Ты представляешь, я в Озаричах по квартире никогда в трусах не ходил, а она хочет, чтобы я по большому городу в таких семейных гулял. А если, не дай бог, кто-то увидит из моих знакомых, я от стыда сгорю. Тебе смешно? А она мне: «Надевай, у нас в Израиле летом все ходят в шортах». Ну, ты же знаешь, с моими детьми спорить, что справлять маленькую нужду против ветра.
Ох, Мотл, видел бы ты меня в этих семейных трусах! Да еще американские звездочки по бокам. Ну, конечно, очки от солнца я надел и соломенную шляпу, которую перед отъездом достал по блату в нашем раймаге. Ханочка сразу вручила мне листик бумаги, где написала, что надо купить. Ты ведь ее знаешь. Говорит: «Нечего без толку ходить по улицам. Хоть какой-то толк от тебя будет».
Зашли мы с внуком в деликатесный магазин. Колбас, рулетов всевозможных десятки сортов, икра черная, икра красная, все, что когда-то видел, и все о чем где-то слышал, - все там есть. И никакой тебе очереди. Я все купил, что Хана написала.
А потом пошли на базар. Что тебе сказать, Мотл, базар, пожалуй, не меньше наших Озаричей. Иду и думаю, сколько здесь добра, хоть бы сотую часть всего этого  в наши Озаричи. Вот бы была жизнь!
Идем мы дальше. Смотрю, деликатесных магазинов стоят десятки, не меньше и во всех считанные люди. Решил я еще разок зайти в магазин. Зачем? Все думаю, неужели во всех магазинах все есть. Захожу и прямо к продавцу:
- «Московская» есть? – Есть. – А сервелат есть? – Есть. Нет, думаю, меня старого еврея с Озаричей, голыми руками не возьмешь. А колбаса «Кремлевская» копченая есть? – Есть. – Тогда триста граммов ливерной взвесь.
И что ты думаешь, Мотл, она взвесила мне таки траста граммов ливерной колбасы и с улыбкой так спрашивает: «Что-нибудь еще?»
- А полкилограмма сальтисона.
Ты помнишь, брат, какой сальтисон делает моя Ханочка к празднику? Так что ты думаешь, и такой сальтисон есть. Я его попробовал – по вкусу точно, как делает моя Ханочка. А уж нарезала мне эта продавщица так тоненько этот сальтисон, что через эти кусочки можно читать газету.
Вышли за магазина, а на улице жара ужасная. Дай, думаю, баночку холодного пива куплю. Подхожу к пивному киоску, а продавец спрашивает: «Вам какого? Маккаби, чехословацкого, баварского?»
А я ведь никакого раньше не пил из этих. Так я говорю: «А что посоветуешь?»
Он посоветовал баварское. Я купил себе баночку и мороженое внуку. Мы сели за
столик. Знаешь, Мотл, баварское по вкусу, пожалуй, не хуже нашего жигулевского,  когда то свежее и неразбавленное.
Отдохнули и пошли дальше по базару. Смотрю, очередь. Правда, не такая, как в наших Озаричах бывает за туалетной бумагой или за стиральным порошком – вокруг наших домов в два ряда, а человек шесть - десять. Ну, а какой настоящий еврей, Мотл, может пройти мимо очереди и хотя бы не узнать, что там дают? Подхожу, свежая рыба,
карп, да такой крупный. И так мне захотелось фаршированной рыбки, которую моя Ханочка делает, что я и не заметил, как встал в очередь. Стою и вдруг слышу, кто-то меня
спрашивает: «Папаша, крайний?»
Да, отвечаю, и сам удивленно поворачиваюсь: уж очень знакомым показался мне этот голос. Смотрю, стоит за мной, кто ты думаешь, сам майор Томин. Помнишь сериал «Следствие ведут знатоки»? Так вот этот самый майор Томин стоит за мной в очереди, правда, без милицейской формы, в таких же, как и я, трусах, то есть шортах, только без американских звездочек. Я уставился на него и нагло смотрю ему в глаза. Понимаю, что не красиво так делать, но не могу повернуться опять лицом к очереди. А он улыбнулся мне и говорит тихо: «Папаша, можешь покупать рыбу, свежая, недорогая и, главное, - никакой контрабанды. Я лично проверял», - и подмигнул мне правым глазом.
Вечером я рассказал про майора Томина Ханочке, и она мне не поверила, а дочка сказала, что никакой он не майор Томин, а артист из Москвы Коневский, и сейчас он тоже живет в Израиле.
Я ей, конечно, не поверил, но спорить не стал: пусть будет так, как она говорит, но если такие люди, как майор Томин ходят по городу, то там всегда будет порядок.
А завтра, Мотл, я еду в ресторан. Зять узнал, что Хана без ума от Михаила Шуфутинского и взял нам билеты на его концерт. Здесь концерт не в зале каком-нибудь, а в огромном ресторане. Представляешь, Мотл, я, простой парикмахер из Озаричей, буду, как директор комбината «Быт услуги», сидеть в ресторане, пить шампанское и слушать самого Шуфутиноского. Вот такие, брат, дела.
Мотл, дорогой, ты не поверишь, как я рад слышать опять твой голос. Раньше, в Озаричах, когда ты со своей Мэрой и всеми своими детьми приходил ко мне в гости, я вам улыбался, а в душе кипел. Ну, сам подумай, мало того, что должен был накормить такую ораву, так еще моей Ханочке после таких гостей на три дня уборки. А сейчас пусть бы вы все и сестра наша Малка со своими детьми и внуками были бы сейчас со мной рядом, даже в моей квартире, я бы был от счастья на седьмом небе.
Мотл, расскажи завтра всем нашим соседям, как прошли первые недели в Израиле у старого парикмахера Хаима. Знаешь, если бы я мог забрать все наши Озаричи в Израиль, я бы это сделал с большим удовольствием. Правда, оставил бы там, в Озаричах всю милицию, горисполком и моего заведующего парикмахерской. Помню, зайдет в парикмахерскую кто-нибудь из милиции или городского начальства, заведующий перед ним выпендривался, как парень перед будущей тещей.
«Какие гости! Как здоровье? Сейчас вас обслужим по высшему классу. Посадим к лучшему мастеру», - а потом ко мне «Хаим, обслужи дорогого гостя!» И я целый час колдую над этим клиентом, делаю из его полысевшей головы настоящее чудо, как минимум – заслуженного артиста. А он встает, говорит мне «спасибо» и уходит. А заведующий: «Хаим, ты почему не взял деньги с клиента? У тебя что, парикмахерская или частная лавочка? Еще раз увижу такое, буду высчитывать из твоей зарплаты».
Я, как это вспоминаю, то думаю: надо было уехать из Озаричей только из-за одного этого.
Мотл, не собираешься к нам в Израиль? Конечно, в банке ты будешь иметь всегда тысячу - две, а может, четыре – пять. Всегда. Правда, с минусом, но зато в холодильнике у тебя будет что поесть и что-то такое, от чего душа твоя будет просто радоваться. Поверь мне, своему брату.
Пока все. Позвоню тебе в конце месяца еще раз. Всем привет.