Реликвии войны

               

                В нашей семье Александровых, разбросанных теперь по огромной  территории бывшего Союза есть две вещи, которые напоминают о Великой Войне. Это швейная ножная машинка «Зингер» и половинка бинокля, ставшая монокуляром. Мне, внучке, о этих вещах рассказывали пробабушка Вера и мой дедушка Саша.
                Вот первый рассказ пробабушки Веры:
                «Жили мы в те годы в Крыму и война нас застала в небольшом поселке Ближние Мельницы, недалеко от древнего портового города Феодосия. Попала наша семья в этот поселок осенью  1941 года с отступающими к Керченскому проливу войсками. Мой отец, агроном колхоза, гнал к проливу стадо овец, но животных не удалось переправить. Не хватало плавательных средств ни для людей, ни для техники, ни для животных. Немцы обстреливали и бомбили со всех сторон, пролив у берега был красен от крови гибнущих людей. Пришлось вернуться и поселиться в пустующем доме на краю полеска.
                Наступила немецкая оккупация.  Приближался новый 1942 год и католическое рождество. В ночь на двадцать четвертое декабря советские моряки и пехота высадились, но не надолго.  Снова кровавые бои и вновь отступление к Керченскому проливу. Немцы сгоняли сдающихся в плен солдат, призванных на фронт из Кавказских республик и расстреливали их на Золотом пляже Феодосийской бухты.  Потом немцы установили на пляжах заграждения из колючей проволоки.
                Теперь все поселки и села в береговой зоне  прочесывали вместе с немецкими солдатами и каратели. Пришли они и в наш поселок. Предатели показывали где жили коммунисты и командиры. Их выводили и расстреливали на пляже. Нашей семье повезло, каратели не дошли до нашего дома в конце улицы и повернули на другую. Никто не выдал моего отца, это осталось загадкой, а он ведь был коммунистом.
                Но семью нашу, все-таки, выгнали из дома. Мы в чем были бежали по берегу моря, по пляжам, усыпанными трупами расстрелянных, в Феодосию. В Феодосии жила сестра моей матери, у нее мы временно остановились, но потом перебрались в деревню далеко от морского побережья. За время прибывания в городе мой отец попал в облаву и был вывезен в Германию, из которой он вернулся только после победы.
                В новой деревне опять заняли пустой дом, где раньше жил, убитый партизанами сельский староста. На новом месте семья оказалась без еды и утвари, все осталось в Ближних Мельницах. От голода спасла случайно обнаруженная яма в огороде, где обнаружили картофель и кукурузу. За вещами все же мама решила сходить в поселок Ближние мельницы. Когда она пришла на свою улицу в поселке, дом был занят немецкими солдатами. Они  сидели на улице и пили чай из нашего серебрянного самоварчика. Остальные вещи лежали в куче мусора, которая дымилась.
                Мама подошла к куче и увидела тлеющие детские книжки и семейные фотографии. Она нашла целыми только несколько фотографий, сделанные еще в начале двадцатого века, эти фотографии до сих пор в фотоальбоме. Рядом с кучей мусора лежала на боку швейная машинка «Зингер», которую еще до «революции» в рассрочку купила бабушка. Ящички для ниток и иголок отсутствовали, не было и «шпульки», основной детали механизма. Расстроенная мама стояла и плакала. Ее окликнул подошедший немецкий солдат:
- Что, матка? «Зингер» - гуд, гуд! Надо брать, я тебе буду помагать, - затараторил солдат, почти говоривший по-русски. Он осмотрел машинку и ушел, но вскоре вернулся и принес «шпульку». Затем, привязав к спине швейную ножную машинку отвез на мотоцикле без коляски в ту деревню, где мы приютились. Почему немец помог моей маме, осталось загадкой, возможно он был из простых рабочих людей и сочувствовал таким же простым людям. А, возможно, он очень гордился фирмой «Зингер».
                Потом моя мама очень много шила на этой машинке, в том числе и белье из парашютного шелка для партизан».
                Таков рассказ моей прабабушки Веры. Эта машинка жива до сих пор. Она стоит теперь в комнате уже моей мамы и она иногда шьет на ней, хотя  имеется у нас  и электромашинка.
                А вот второй рассказ, о бинокле, моего дедушки Саши:
«Эту историю мне рассказала моя бабушка Юля. Жила наша семья в деревне не далеко от городка Старый Крым. Шел 1944 год, апрель. Приближалось освобождение, слышалась стрельба и вскоре на сельскую улицу въехал советский танк. Из открытого люка танка выглядывал молоденький командир с биноклем на шее. Он, приветливо улыбался и махал всем рукой. Какая-то женщина положила маленький букетик полевых пионов на броню танка и он, поднимая пыль, укатил дальше. Следом за танком проехали машины с пушками, прошла пехота. Возле нашего дома остановилась санитарная машина и выскочившие санитарки и пожилой солдат на пустом месте, за дорогой, установили палатку. Не успели они еще разместиться, как в село вновь въехал танк, но уже с другой стороны. Он остановился, не доехав нескольких шагов до палатки, и солдаты сняли с него того самого молодого командира. Его положили на плащпалатку, растеленную на траве, он пытался, как и раньше улыбаться, но был очень бледен. С его груди съехал на бок бинокль, он был забрызган кровью.
                Санитарки стали снимать с командира комбинезон и бросили бинокль в накаву у дороги. Повозившись у раненного они вдруг поднялись и, закрыв лица ладонями, отошли. Пожилой солдат снял пилотку. Потом умершего куда-то унесли прямо на плащпалатке.
                Моя бабушка Юля, помогая носить воду санитаркам, нашла бинокль в траве. Хотела его вернуть, но его никто не взял, он был разбит толи пулей, толи осколком. Позже мой дедушка, найдя его в сарае среди разных железок, отпилил разбитую часть бинокля, а оставшаяся часть бинокля до сих пор лежит в секретере и ей можно пользоваться.»
                Дедушка Саша достал из секретера потертую половинку бинокля и показал его мне. Я видела его и раньше, но подробно не знала его судьбы.