Астхик-дочь портного Аршака

Портной Аршак своим авторитетом в Арабкире1 уступал только знахарке Ануш, которая в те, 60-ие годы в Ереване пользовалась  непревзойденной славой и авторитетом.
Аршак, на общем сером фоне а ля «соцреализм», резко выделялся своей изящной внешностью и прирожденным, изысканным вкусом. Он был родом из  Франции, откуда с семей репатриировал  в Армению в 46-ом,  как и все остальные жители района Арабкир.
Будучи из бедной семьи учителей и соответственно выглядев так невзрачно, как может выглядеть последний ребенок в многодетной семье, донашивавший  все старьё, оставшееся от старших сестер и братьев, тем не менее, возможно, не осознавая степень моей наглой смелости, я был влюблен в Астхик- дочь Аршака.
Нам было по 14 лет, и эта взаимная любовь была чистой, наивной и романтичной, как только бывает в юношестве.
Экономический кризис 60-их годов  оказался роковым для Аршака. Он принял непоколебимое решение покинуть Армению и с семьей переселиться в  свой родной Марсель.
-Нас уверяли, что скоро наступит коммунизм, да хлеб кончился, - с выраженным ахпарским2  диалектом иронизировал Аршак.
В те годы эмиграция из СССР была почти неразрешимой проблемой, однако, благодаря своим знаменитым клиентам, Аршаку удалось заполучить разрешение на выезд во Францию.
Мы с Астхик находились в оцепенении, в состоянии ожидания катастрофического исхода…
В одно утро жители нашей улицы, не успев проснуться, были поражены вестью о том, что ночью Аршак скоропостижно скончался от инфаркта сердца.
Похороны Аршака прошли достойно и чинно…
Я не любил его и при жизни всячески избегал встречи с ним. Однако, наравне с Астхик я переживал его смерть и был переполнен горем. После смерти Аршака, казалось, что его семья откажется от мысли эмигрировать во Францию, однако его вдова на похоронах заявила, что сделает все, чтобы исполнить волю покойного мужа.
Прощание с Астхик было трогательным. Накопленную  страсть несостоявшихся до того наших ласк и поцелуев она истратила при прощании. Слишком много накопилось в ее молодой, чистой и невинной  душе и она, естественно, не устояла и, перед посадкой в самолет, с ней случилась настоящая истерия…
В течение этого же года умерли мои родители и их похоронили недалеко от могилы Аршака.
По иронии судьбы единственным ухаживающим за его бесхозной, брошенной могилой оказался я…
Регулярная переписка с Астхик продолжалась в течение нескольких лет.

Однажды, из ее очередного письма я узнал, что она собирается приехать ко мне в гости. С этого момента, как будто время остановилось, и я оказался в плену чудесных иллюзий и грез, сочиненных мной о предстоящей с ней встрече. И во сне и наяву я бредил нежными словами признания любви и преданности.
Наша встреча была искренней и бурной. Время и пространство с этого момента смешались воедино и переполнялись необъятным чувством счастья и наслаждения.
Наша физическая близость была неизбежной и произошла она естественно и непринужденно. Астхик отдалась мне своей девственной чистотой и нежностью.
 Я был встревожен и  несколько затерян и не смог скрыть свою виновность, а Астхик нежно гладила мои волосы и шептала, что никогда еще не была так счастлива…
Наше расставание было столь же трогательным и  эмоциональным, как и встреча.
В течение года между нами регулярная переписка продолжалась, однако, со временем,  она стала все реже и реже отвечать на мои письма, ссылаясь на занятость.

***
Спустя два года после нашей встречи, после большого перерыва, получил от нее письмо с фотографией. На меня грустными глазами смотрел темноглазый, красивый ребенок полутора-двух лет. Глазами быстро прошелся по тексту. Это был мой сын, которого  она назвала моим именем – Арарат.
Жгучее чувство боли, перемешанное  с ошеломляющим восторгом  и счастья, захлестнули мою душу. Я ощущал себя и счастливым и безумно одиноким, покинутым и обласканным, виноватым и любвеобильным.

***
Ответное письмо, которое я лихорадочно сочинял в течении недели, не нравилось мне. Каждый день по несколько вариантов отправлял в мусорную корзину. Трудно было найти те единственные и правильные   слова, которые передали бы мою тревогу и переживания.
Мысль о существования моего сына медленно, но твердо приобретала строгие очертания и каждое утро, просыпаясь, с целью вернуться к реальной жизни после  сновидений и грез, долго рассматривал портрет моего сына и с облегчением и радостью убеждался, что это не бред.
Письмо, которое я, наконец, отправил, вряд ли оказалось наилучшим. Я писал, что жажду встречи с ними и что рождение Арарата – самое важное событие в моей жизни.
Потом начались самые тяжелые и утомительные дни. Я мысленно старался представить дом, где живет мой сын, пытался представить  расположение кровати, где он спит…
Временами, даже при сильной занятости, внезапно наступали минуты отчаяния и чувство потерянности. У меня начиналась настоящая депрессия. Переживал за здоровье сына, не болеет ли он, вдруг он упал и поцарапался? Больше всего меня интересовал вопрос: как мой сын воспринимает слово «отец»?
Наконец, когда внутреннее напряжение во мне достигло предела, я написал  письмо из нескольких слов: «Схожу с ума без вас. Хочу, чтобы мы жили вместе в Армении».
Астхик ответила не сразу. Вернуться в Армению она не хотела, зато предлагала мне переехать к ним во Францию.
Так напряженно и тревожно прошли годы. Я так и не женился, что позволяло Астхик периодически, в письмах напоминать мне о своем предложении. Она тоже не выходила замуж…
***
В аэропорту царила обыкновенная шумная сутолока. Самолет успешно приземлился, и, пока подавали трап и появились первые пассажиры, мне показалось, что я  задыхаюсь.
Арарат был в легком летнем костюме, на плече спортивная сумочка. Он оглядывался, и видно было, что взглядом ищет меня. Ноги мои окаменели и не подчинялись моей воли. Язык прилип к нёбу, я как будто кричал, но звука почему - то не было слышно.
Прорвав кольцо толпы, я подошел к нему. Он широко улыбнулся. Мне показалось, что обнимаю своего отца. Как он был похож на деда.
На кладбище он возложил цветы на могилы дедушек и бабушки. Все это так меня тронуло, что повернулся спиной к нему, будто убираю сорняки на клумбе, чтобы спрятать от него слезы.
Арарат говорил с выраженным западно-армянским диалектом, и это придавало и без того изящным его манерам особый шарм.
В Эчмиадзине я его крестил. У него было очень взволнованное и сосредоточенное лицо.
Он поцеловал руку священника, потом нагнулся и взял мою руку для поцелуя. Я поднял его голову и поцеловал  его лоб. Повесил золотую цепочку с крестом на его шею, обнял его крепко и мы оба заплакали. Крестным был мой старший брат, который постарался скрыть слезы, но не смог…

***
Проснулся я с чувством кошмара и совершенной вины. Переплетенная грань между сном и реальностью еще оставляла надежду, что Арарат вот-вот появится. Окончательно очнувшись  и  осознав всю абсурдность происходящего, всю  безысходность. Я был похож на человека, которому только  что  сообщили скорбную весть о кончине близкого человека.
Пытался восстановить сон во всех подробностях. Четко вспомнил улыбку Арарата, сцену на кладбище, приятную сдержанность священника и слезы брата.
Больше, чем когда - либо не хотел вернуться к реальной жизни. Лежа в постели долго разглядывал трещины на потолке, и они мне показались уродливыми и бессмысленными…
Эмоциональный накал дошел до предела, чувства душили меня.
Не найдя ничего лучшего, решил написать об этом.
Финал рассказа зависал. Как будто образовалась черная дыра.
Ничего разумного и примечательного не смог придумать.
Тем не менее, решил начать, надеясь, что на ходу, с божьей помощью, что-нибудь придумаю.
Без долгих сомнений и колебаний написал первые слова моего рассказа: Астхик - дочь портного Аршака.

1. Арабкир -район Еревана, заселенный в основном репатриантами.
2. Ахпар- (жаргон) репатриант – армянин.

 31.07.1988г.
г. Ереван