петарды

ПЕТАРДЫ


Тяжёлые, грубые облака, словно перевернувшийся ледоход, серой нескончаемой рекой, закрывавшей небо от горизонта до горизонта, проносились в сторону железнодорожного моста, к которому, точно задравший к небу рога вол, медленно взбирался по крутой, изогнутой насыпи, натужно гудящий электровоз, тянувший за собой нескончаемый хвост из бурых, переполненных углем вагонов.
Палыч, испытывая странное чувство внутреннего беспокойства, стоял посреди улицы и смотрел то на серое небо, то на состав, то переводил взгляд на свой домишко, который, единственный во всей окружающей бесцветности, радужно глядел из-за палисадника яркими, недавно выкрашенными женой окошками. Наконец, оторвавшись от него, Палыч посмотрел вдоль улицы, в конце которой показался шагающий нетвёрдой поступью взлохмаченный мужик.
Пьяный - промелькнула первая мысль - или с тяжёлого перепоя. Не иначе, сейчас подойдёт и будет просить на опохмел, либо предложит что-нибудь купить. Так и есть, через плечо переломленное охотничье ружьё, которое тот, ещё не доходя с десяток метров, снял и, протянув, предложил:  «Купи, друг. Недорого отдам».
- Посмотреть надо, – взяв протянутое ружьё, осторожно ответил  Палыч. Откуда у такого забулдыги ружьё?
- Посмотри, конечно, как без этого. Никогда бы не продал, деньги нужны штраф заплатить, не оплачу - всё, тюрьма. Купи, пожалуйста, Юрий Палыч, уступлю, купи друг, ну Юр, Юра, - и потряс его за руку, от чего Палыч вздрогнул и, открыв глаза, увидел в падавшем от дверного проёма свете дюжую фигуру дежурного.
- Вставай, Юрок, пора меняться. Ну, ты спать, еле добудился.
- Что там?
- Да вроде тихо.
- Ладно, давай, – буркнул Палыч и, накинув на плечи бушлат, которым укрывался, ещё до конца не очнувшись от странного сна и стараясь не растерять его остатки, качаясь, прошёл в дежурку. Усевшись поудобней в кресло и пользуясь спокойной обстановкой, он вновь прикрыл глаза в надежде всё-таки узнать судьбу предлагаемого ружья.
Ему показалось, на какие-то секунды он вновь заснул, или ему это только показалось, как телефонный звонок, ночью особенно пронзительный и тревожный, заставил его подскочить к пульту. Сорвав трубку, Палыч машинально представился, в ответ испуганный женский голос протараторил извинения о том, что она не туда попала, и пошли гудки отбоя. «Не туда попала», - «заскрипел» поначалу Палыч, затем, рассудив, что это «Не туда попала» гораздо лучше, чем вызов на происшествие, вновь уселся на своё место.
В соседнем кресле, не раздеваясь, прямо в шапке и бушлате, откинувшись на спинку, спал Эдик, единственный на смену милиционер ППС. На стоящем рядом столе неровной стопкой лежали составленные протоколы и ещё какие-то бумажки - проделанная за смену работа. Судя по доносившемуся из комнаты для задержанных храпу, не все его вызовы окончились разбором на месте, кому-то прихода наряда оказалось мало, хотелось дальнейших приключений.
Мерно стучавшие настенные часы показывали пятнадцать минут пятого. Поняв, что больше спать он не будет, Палыч прошёл в уборную. По-пути заглянул в комнату для задержанных. В одной из камер в вольной позе, насколько это позволяло ограниченное пространство, дрых пьяный парняга, в котором Палыч без труда опознал завсегдатая отделения Ибишева Михаила Петровича, его данные, как и остальных постоянных клиентов, он помнил наизусть. Как правило, Мишка бузил только на публике, при доставлении же, немного поворчав для самоудовлетворения, успокаивался и беспробудно спал до утра.
В уборной было сыро, кто-то видно уже давно,  не до конца закрыл горячую воду, и пар, исходивший от журчавшей струйки, успел осесть конденсатом на поблекших от времени кафельных стенах.
Затянув потуже перемотанный изолентой пластмассовый вентиль, Палыч распахнул облупившуюся форточку, в которую тут же ворвался призрачно-белый клубок свежего воздуха, и закурил.
«Во, подморозило, а с вечера ещё дождь моросил, теперь, наверное, там сплошной каток… Однако резко в этом году зима начинает»… Хотя, чего удивляться? Через неделю уже День милиции, сейчас так и будет… А  День милиции- то у нас в этом году юбилейный, - вспомнил Палыч, - 10 лет со дня открытия в посёлке отделения»
 Да… Что здесь творилось до его открытия, вспомнить страшно. Местные охломоны, наподобие Мишки, привыкшие видеть милицию только в городе, пили водку и хулиганили прямо в центре посёлка. Поначалу-то и открытие отделения всерьёз не восприняли, подумаешь, три милиционера появилось, как пили, так пьём и будем пить. При задержаниях и доставлениях дело чуть не до стрельбы доходило. На День школы разошлись так, что даже ОМОН на подмогу пришлось вызывать. Те молодцы, ловко сработали, без слов сразу к делу, человек десять повязали тут же, остальные, как потом стало известно, неделю по домам на амбулаторном лечении отсиживались. Так со временем  и навели относительный порядок. Пить да хулиганить, конечно, и сейчас продолжали, но то были теперь уже отдельные случаи. Хотя, и эти отдельные случаи не шли ни в какое сравнение с тем порядком, что был раньше, в начале 80-х, когда он только устроился в милицию. Тогда одним летним вечером, торопясь на развод, он выскочил на залитую солнцем железнодорожную остановку, куда с минуты на минуту, должна была подойти электричка. Выскочил и обомлел. На всём протяжении почти стометровой платформы, тогда ещё деревянной, стоял гул пивной: звенели десятки стаканов наполняемых явно не лимонадом, дымило не меньшее количество папирос и сигарет, а в доброй дюжине компаний раздавался счастливый гогот и его, новоиспечённого милиционера, за этим гулом, ровным счётом ни кто не замечал. Только тогда Палыч вспомнил, что на заводе, расположенном рядом, где всю жизнь трудился его отец, выдали аванс. Секунду он думал, что предпринять, затем, надев фуражку, нарушил всё это раздолье пронзительной трелью свистка. Услышав необычный предупреждающий сигнал электрички, разгулявшиеся мужики, обернулись, на мгновение, над местом пиршества воцарилась тишина, которая тут же, как по команде, была нарушена громким топотом наиболее расторопных выпивох, с шелестом «уходивших» сквозь вплотную подступившие кленовые заросли в сторону идущей параллельно шоссейной дороги. Ещё мгновение, и платформа опустела ровно наполовину. Те, кто остались, были в основной массе в годах и уже не обладали необходимой резвостью. Попрятав бутылки в карманы и сумки, или попросту скинув их с парапета вслед за убегавшими, они без тени улыбок вели между собой непринуждённые разговоры. Палыч только посмеялся бы такой резкой перемене, если б ни одна компания стоявшая прямо перед ним. Расположившись полукругом, она так и замерла со стаканами в руках, не решаясь их выбросить. Что ж, надо было доделывать начатое до конца. Подойдя к ней одновременно с подкатившей электричкой, он попросил всех пройти в вагон и поднялся следом сам. До вокзала была всего одна остановка, пара минут, поэтому дальше тамбура проходить не стали. Состав тронулся, вместе с завыванием электродвигателей, через приоткрывшуюся разбитую дверь перехода, ворвались скрип буферов и весёлый перестук колёсных пар. С другой стороны из глубины вагона с опасливым любопытством на вошедших смотрели пассажиры. Задержанные, понурив головы, так и стояли со стаканами в руках, не зная куда их теперь деть. «Словно провинившиеся школьники», - мелькнула тогда у Палыча мысль, - «А на вид всем уже за сорок». Оглядев их ещё раз, он заметил, что у одного из авоськи торчал чуть приоткрывшийся серый бумажный кулёк, кулёк с конфетами, теми же самыми похожими на попкорн, Палыч не помнил их названия, но помнил, как отец постоянно покупал их ему с получки или вот так же с аванса. И тот усатый, то же видать нес их своему пацану или дочке.
- Выпить та хоть успели? – неожиданно для самого себя спросил Палыч, ни к кому конкретно не обращаясь.
- Да только по одной и пропустили. Сам посмотри старшина, ни капли не вру – приподнял только начатую бутылку стоящий рядом с усатым.
- Мы ж не алкаши какие – поддержал ещё один, с блеснувшей в глазах надеждой – что нам с поллитры на пятерых будет, так только символически.
- Ладно – вздохнул Палыч, спускаясь на перрон в распахнувшийся с шипением выход, и подвёл компанию к вечно дымящейся от окурков урне – Водку и стаканы сюда, и на первый раз ограничимся предупреждением в следующий, спуску не будет. Я теперь там частенько буду садится.
На том всё и кончилось. Может, подействовал разговор, который был передан остальным, а может его смены больше не совпадали с днями, когда на заводе производились какие либо выплаты, но больше такого разгула Палыч на платформе не видел.
Закрыв форточку, он вернулся в дежурку. Эдик и Мишка по прежнему мирно сопели каждый на своём месте, причём оба, как по команде, перевернулись на правый бок, Эдик скрючившись в кресле, Мишка спрятав руки между колен, на лавке. Посмотрев ещё раз на эту идиллию, Палыч принялся заполнять журналы, покончив с ними, вновь перекурил и вернулся за пульт. Нудновато, конечно, подумал Палыч, но, как говорится, самое хорошее дежурство - это скучное дежурство, поэтому пусть лучше так. От вынужденного безделья начало клонить в сон, и он не заметил, как за мыслями о хозяйственных делах в предстоящие выходные, опять закемарил, и вновь телефон. Машинально отметив, что уже восьмой час, Палыч взял трубку и тут же отдёрнул её от уха. Звонила старшая по тридцать восьмому дому. Склочная от природы, она жаловалась на всё и на всех, один раз даже потребовала, чтобы прекратили формировать составы на расположенной неподалёку железнодорожной станции, так как доносившийся стук и лязганье, особенно отчётливые морозной ночью, не давали ей спать. Тогда он не стал заморачиваться, еле сдерживая смех, заверил, что во всём разберётся и положил трубку. В этот раз, из её как всегда возмущённой тирады Палыч понял, что за домом кто-то взрывает петарды, и, не став дослушивать угроз о том, что завтра она будет жаловаться на это безобразие в УВД, ФСБ и прокуратуру, нажал на рычаг отбоя.
- Что у неё там опять случилось? – не открывая глаз и не меняя позы поинтересовался Эдик.
- Ты не спишь что ли? – удивился Палыч.
- Она так визжит, мёртвый проснётся. Бедные соседи, как они её терпят.
- Собирайся, кто-то за их домом петарды взрывает. Пойду водителя разбужу.
- Продуло Женьку вчера, пока с машиной возился. Морозит его, температура видать поднялась.
«Придется топать самому» - понял Палыч и пройдя в комнату отдыха, разбудил и доложил о телефонном звонке дежурному. Последний выслушав его и сообразив, что поспать ему сегодня больше не дадут, молча двинулся в дежурку, а Палыч с Эдиком вышли в заледеневшее, окутанное плотной студёной дымкой, предрассветное утро.
- Осторожней, – предупредил Эдик перед выходом, – там гололёд страшный, запросто убиться можно.
Действительно, всё, что вчера ещё текло, расплывалось и капало, сегодня приняло прочную скользкую форму, а местами, в неглубоких вмятинах на асфальте, превратилось в голубоватую причудливо смёрзшуюся соломку.
Подгоняемые быстро пробиравшим морозцем Палыч с Эдиком, засеменили по пустынным, слабоосвещённым улицам к стоящему на самой окраине посёлка дому.
Закуривая на ходу, Палыч поинтересовался, как прошла первая половина ночи.
- Как-как, – ответил Эдик, – суббота, сам знаешь, дискотека закончилась, стояли в центре, ждали пока все разойдутся, потом то молодняк в подъезде скачет, то музыка в машине на всю округу, то в «Петровском» павильоне покупатель с продавщицей из-за сдачи разругались, то ещё какая-нибудь фигня. Хорошо, похолодало резко, а то, наверное, до сих пор бы бегали.
- Ну и чем всё кончилось в павильоне? – уточнил Палыч - продавщица, «интересная женщина», была его хорошей знакомой.
- Да ничем, полчаса до нашего прихода ругались, а как мы пришли, она его послала, он - её. На том и разошлись. Как всегда, никто ничего не хочет... Без нас, конечно, нельзя было этого сделать?
- Без нас ничего нельзя, – согласился Палыч и сменил тему, – Мишаня чё, опять накирялся, в клетке дрыхнет?
- Опять. По-моему, это его обычное состояние. Ты его хоть раз трезвым видел?
- Пару раз видел.
- Считай, что тебе крупно повезло, – поддел Эдик Палыча, пряча голову за поднимаемый воротник.
Прошли мимо двадцать пятого дома. Окна на первом этаже у второго подъезда, продолжали зиять чёрными обгоревшими квадратами. Видно, так  никто и не вступил в наследство.
Полгода назад в этой квартире был пожар. Палыч с Женькой оказались поблизости и приехали раньше МЧСовцев. Кто-то из выбегавших соседей сказал, что владелица там. Времени не было. Встав на четвереньки, так как у пола дым был ещё не такой густой, и можно было что-то рассмотреть, Палыч вполз в квартиру, благо она была однокомнатная и с единственным диваном, на котором он и обнаружил хозяйку, пьяную, полуживую бабку, выволок её на площадку, а оттуда уже с Женькой на улицу. Подъехавшие пожарные, которым он всё рассказал, покрутив у виска, сказали, чтоб он больше так не делал. Только тогда, поняв, что парни не шутят, Палыч осознал, что действительно мог остаться там вместе с бабкой, которая, наконец очухавшись и протрезвев от толкаемой ей под нос врачом скорой помощи ватки с нашатырём, плакала на лавочке в окружении жильцов и зевак. Через неделю бабка померла, не проснулась с очередного перепоя. Царство ей небесное.
Подходя к панельной пятиэтажке, они разделились. Эдик пошёл осматривать двор, а Палыч проверить, что делается за домом. Пройдя по скользкому, асфальтированному отмостку до середины дома и свернув на узкую тропинку, ведущую через неширокую лесопосадку к гаражам, он остановился и прислушался. Ничего, только чернильная гробовая тишина. Затем где-то справа наверху скрипнула балконная дверь,  и донеслось еле слышное бурчание. Палыч задрал голову, но сквозь темноту и дымку, в которой растворялись верхушки деревьев и последние этажи, ничего не разглядел. Решив подойти поближе, он свернул с тропинки и успел сделать пару хрустящих шагов, как вдруг сверху его словно хлестнуло оглушающим грохотом, одновременно с которым или долей секунды раньше, что-то неимоверно стремительное вспенило перед ним заиндевевшую листву. Палыч замер на полушаге. «Вот тебе и петарды. Ружьё» - успело мелькнуть в сознании. «Собаки! Развелось вас!» - прохрипел сверху чей-то голос и тут же прогремел второй выстрел, но уже видимо куда-то дальше, в сторону гаражей, так как рядом посыпались на землю сбитые зарядом мелкие ветки. Воспользовавшись шорохом от их падения, Палыч переступил за ближайший тополь, ствол всего сантиметров пятнадцать в диаметре, но всё-таки хоть какая-то защита. Первая мысль была заорать благим матом на этого придурка, но если у него на самом деле крыша поехала, это не поможет, а возможно наоборот подхлестнёт на более серьёзные подвиги. Приподняв на затылок мгновенно повлажневшую от пота шапку, Палыч потянулся за пистолетом, но тут же отбросил эту мысль, куда стрелять всё равно не видно, только мешаться в руках будет. Хотя один раз применять оружие ему уже приходилось - лет пятнадцать назад, а, может, и больше, но там ситуация была попроще, если можно так выразиться.
Тогда он работал во вневедомственной охране, которая совсем была не похожа на современную, посты охраняли в основном по одному, со служебными собаками. Как-то зимой торопился он на обед со своим молодым четвероногим напарником, которому шёл всего одиннадцатый месяц. Уже пара улиц оставалась до дома, тут навстречу три крепко поддатых мужика, орут, руками машут, один, здоровенный бугай в распахнутой шубе прямо на ходу с горла «Столичную», как воду, хлещет. Его увидел, ухмыльнулся ехидно, бутылку спрятать даже не попытался. Палыч, наверное, позеленел от возмущения, но сдержался. Остановились в паре метров напротив друг друга.
- Кто такие, что за праздник? - как можно спокойнее спросил Палыч.
- Тебе какое дело, – прогудел бугай, было видно, что он лидер среди них, - Вали дальше как шёл, целее будешь.
- Я то буду, можешь не сомневаться, только ты со мной пойдёшь, – внутренне собираясь, а внешне пытаясь оставаться спокойным, ответил Палыч.
- Ага, сейчас шавки твоей испугаюсь и побегу, – швырнул он рядом с тихо рычащим и тоже, видно, еле сдерживающим себя псом, уже почти пустую бутылку. 
Для последнего, только и ждавшего чего-либо подобного, это оказалось последней каплей. Взведённая в нём невидимая пружина сорвалась и он рванулся на хулигана. Палыч еле удержал его, уже поднявшегося на дыбы. Бугай тоже отпрянул, но тут же ринулся обратно. Палыч спустил пса с поводка, который сразу вцепился в одного из товарищей бугая, решившего его поддержать и вырвавшегося вперёд. Вместе они упали в сугроб, где между ними завязалась ожесточённая борьба, а Палыч отступая, достал пистолет, иначе, ни как ему не справиться с двумя оставшимися. Но тех вид оружия не остановил, не подействовали и два предупредительных выстрела вверх. Палыч почувствовал, как упёрся спиной в чью то ограду и вновь выстрелил, но уже под ноги напиравшему бугаю, вернее хотел под ноги, а тот сорвавшись в последний момент на бег, получил пулю в правый носок. И без того расширенные, его зрачки увеличились вдвое. Взвыв так, что на какой-то миг перестали бороться пёс с его товарищем, он помчался вдоль улицы в направлении котельной. Вместе с подоспевшим участковым, жившим неподалёку и, видимо, кем-то оповещённым о случившемся, Палыч задержал двух оставшихся хулиганов, и, прицепив их наручниками к столбу, побежал следом за «главарём», оставлявшим после себя на снегу алые отпечатки. Дальше котельной тот не ушёл, на входе их уже ждал подопечный инспектора, ранее неоднократно судимый кочегар по имени Алик. Со словами «Начальник, мы здесь не при делах, этого баклана не знаем», - синей от наколок рукой он указал на уже лежащего и связанного бугая, рядом с которым с испуганным видом стоял его напарник по кочегарке, тоже имевший пару ходок мужичок, имя которого Палыч, за давностью лет уже и не помнил…
«Что сейчас делать? Уходить однозначно нельзя», - немного придя в себя, стремительно размышлял Палыч, - «Вдруг кто от гаражей пойдёт. Хорошо хоть воскресенье, народ спит подольше. Эдик интересно слышал выстрелы или нет, не сунулся бы сюда, как бы его предупредить, чтоб не «попал», как я, и сообщил по рации дежурному». Решение пришло само собой. «Не дурней меня, догадается». Осторожно приподняв лежавшую у ног массивную ветку, Палыч с силой отшвырнул её в сторону,  метрах в пятнадцати она с шуршанием ударилась о землю. Стоящий на балконе ждал этого, потому что опять раздался его хриплый возглас: «А! Собаки! Опять прибежали!» и вновь один за другим прозвучали два выстрела. «Может, действительно этому пьяному дураку собаки мерещатся» - обожгла Палыча неожиданная мысль, надо рискнуть, если что, сразу к дому под балконы.
- Э блин, кто там шалит? - подражая пьяному хрипу, протянул он.
- Во, ё моё. Валёк, ты что ли? – раздался в ответ густой бас.
- Я, - не поверил в удачу Палыч.
- А я думал, собаки. Ты чё там делаешь?
- С гаражей иду, – импровизировал Палыч.
- Выпить хочешь? А то Коляныч срубился, в одного скучно.
- Наливай.
- Подымайся, налью.
- Напомни хату.
- Я сам хрен его знает. Короче третий подъезд, пятый этаж, налево.
- Понял. Открывай.
Дождавшись, пока скрипнет балконная дверь, Палыч вернулся на тропинку и, оскальзываясь, торопливо двинулся дальше вдоль дома в надежде, что Эдик, пройдя двор выйдет на эту сторону. «Эдик» - не громко позвал он, как только свернул за угол, но вместо ответа услышал сначала рык влетевшей во двор дежурки, затем скрип тормозов и глухой хлопок дверцы. «Значит, Эдик всё слышал и уже успел вызвать подмогу», - понял Палыч выбегая им навстречу. Успев разглядеть, непогашенные габариты уазика от которого метнулась тень к открытой настежь подъездной двери, он  наступил на незаметную в темноте замёрзшую лужу и потерял равновесие, вследствие чего со всего маху налетел на трубу ограждения, чертыхаясь поднялся и уже внимательней смотря под ноги, двинулся дальше. Вбежал в ободранный, пахнущий окурками, освещённый через этаж подъезд и, перепрыгивая по две ступеньки, задыхаясь, словно загнанный конь, поднялся на пятый этаж. Дверь указанной квартиры была распахнута, падавший из неё свет желтоватым расплывчатым конусом выхватил тёмную площадку и часть лестницы. В прихожей друг на друге, лежали два массивных тела. Верхнее, судя по форменному обмундированию, принадлежало Женьке. Он кого-то придавливал к полу, в то время, как Эдик, проворно суетясь вокруг них, забегая то с одной, то с другой стороны, защелкивал на нижнем наручники. Ещё пара секунд, и Женька поднялся с хрипящего задержанного. Перешагнув через него, Палыч оказался в коридоре и мельком глянув на заставленный пустыми бутылками и остатками закуски кухонный стол, прошёл в комнату, где в полутьме на диване спокойно продолжал дрыхнуть худощавый мужичонка, по всей видимости, срубившийся Коляныч. На стоящем справа кресле лежал патронташ, рядом россыпь уже пустых латунных гильз, у окна прислоненная к стене вертикалка, взяв которую и убедившись, что она разряжена, Палыч присел на диван рядом с Колянычем. «Вставай родной», - бесцеремонно толкнул он его вбок, глядя, как Женька с Эдиком помогают подняться здоровому мужику в форменной рубашке железнодорожника, - «Давай, давай, просыпайся, не мычи».
- Что, Палыч, жив? – просиял довольный успешным завершением Женька.
- Штаны, небось, полные – тут же вставил Эдик, и они вдвоём весело захохотали. Сказывалось наступившее расслабление.
Палыч тоже улыбнулся.
- Слава богу, ещё бы метр и этот стрелок, – кивнул он на опустившего кудлатую голову железнодорожника, – из меня б решето сделал. Открыл сафари, собак на звук бил.
- А я выхожу за дом, – немного успокоился от смеха Эдик – Бах, бах, ни фига себе петарды. Тебя ни видать ни где. Кричу по рации Вадику, чтоб посмотрел по учётам охотников и Женьку высылал. Сам через двор с твоей стороны забежал, тоже тебя не видно. Опять два выстрела. Вадик  посмотрел, владелец оружия только один в этом доме, тут уже Женька подъезжает, мы сюда, к квартире подбегаем и дверь открывается, вот он голубчик, прямо к Женьке в объятия – и они вновь захохотали. 
- Что случилось? – непонимающе спросил, усаживаясь рядом с Палычем, Коляныч.
- Ружьё твоё? – в свою очередь задал ему вопрос Палыч.
- Моё, - утвердительно кивнул тот головой.
- Бери документы, поехали с нами, пока ты спал, здесь много интересного произошло, подробности узнаешь в отделении.
Коляныч ещё раз посмотрел на милиционеров, своего задержанного товарища и, наконец, поняв, чего от него хотят, полез в шкаф за документами.
- Ну что, Палыч, мы пока этого в машину, – кивнул Женька на железнодорожника.
- Давайте, мы документы возьмём и за вами… Хозяин, ну что там? – обратился Палыч к Колянычу.
- Сейчас, сейчас, – вынул тот с полки какую-то папку и, торопливо в ней покопавшись, протянул ему разрешение и охотничий билет.
- Оденься, там холодно, – предупредил Палыч и, пока тот натягивал синий бушлат с надпись РЖД, сгрёб патронташ и пустые гильзы в валявшийся в углу, пустой пакет, который, как и ружьё, прихватил с собой.
В отделении их встретил улыбающийся дежурный, которому Эдик по рации уже доложил, что всё в порядке.
- Ну что Юрок, в рубашке родился.
- Если не в рубашке, то в майке точно, – засмеялся Палыч.
Вскоре, подошёл оповещённый о случившемся начальник, следом участковый и опер. С прибытием нового дежурного наряда началась пересмена, отдел наполнилось шумом и гомоном. Среди всей этой круговерти в фойе вошла женщина. Палыч, находившийся в тот момент в дежурке, сразу отметил, что раньше её не видел. Подойдя к переговорному устройству, она робко, с полными от слёз глазами, поинтересовалась, как можно объявить в розыск мужа, который ещё вчера утром должен был придти домой с работы, однако до настоящего времени так и не объявился. Попросив её подождать пересмену, Палыч прошёл в комнату отдыха, где ему пришла в голову неожиданная мысль. Вернувшись, он спросил у женщины фамилию пропавшего. Как он и предполагал, муж её оказался тем самым утренним стрелком. Из её пояснений Палыч понял, что тот -машинист, прекрасный семьянин и что у них двое детей, которые тоже взволнованы пропажей отца. «Хороший семьянин, - подумал Палыч, – А меня чуть не грохнул час назад» и прошёл в комнату для задержанных. Железнодорожник всё слышал, но сидел молча, обхватив опущенную голову большими руками и не издавал ни звука, было видно, что ему страшно, страшно и стыдно за случившееся, и, скорее всего, мысленно он себя уже осудил.
- Ну, что будем делать? – спросил его Палыч.
- Извини командир, не хотел я, – поднялся тот, - Слава богу, хоть тебя не зацепил. Не за себя боюсь, я отсижу и выйду, за неё, - кивнул он в сторону фойе, - за детей. Я ведь и раньше-то не пил, а как женился, совсем завязал, а тут, как попутал кто, - и сев обратно на лавку, вновь закрыл голову руками..
«Ну, вот, так и есть, - подумал Палыч, направляясь к участковому - По его мнению, он уже в тюрьме, значит, до конца понял, что начудил».
- Ну, как, Серёга, что этот обормот заслуживает с точки зрения буквы закона, – шутейно поинтересовался Палыч, входя в кабинет, в котором помимо самого хозяина находились начальник, опер и пожалуй ещё больше перепуганный Коляныч, читавший составленный на него протокол за нарушение правил хранения оружия.
- С точки зрения буквы закона, – поддержал шутку участковый, – до пяти лет, хулиганство с использованием оружия. А ты что думаешь?
- Да сейчас пообщался с ним, мужик то вроде неплохой, горюет искренне. Кстати, жена его пришла, плачет, хочет в розыск подать. Не знает ещё ничего. Может, обойдёмся без уголовного кодекса, оформим мелкое хулиганство, отсидит на сутках, жена холку намылит, думаю, хватит.
- Да, мы вот тоже думаем, – вмешался начальник, – по информационной базе он даже ПДД не нарушил ни разу, хотя десять лет машину имеет, а тут сразу такое. Ладно, - помолчав несколько секунд улыбнулся он, – раз Палыч просит, оформляй Сергей Юрьевич мелкое. Нельзя ему сегодня отказывать, можно сказать, второй раз родился.
Сменившись, Палыч устало шагал к станции на электричку. Вот и прошло ещё одно дежурство, ещё один эпизод службы останется в памяти, а сколько их ещё будет… Ладно, хватит лирики, отдохнём положенное и снова на сутки. И лучше пусть они пройдут не так весело как эти. Ведь, как говорится, самое хорошее дежурство – это скучное дежурство,  значит, на вверенной территории порядок.