Верочка

Верочке страшно нравилось рисовать. Для этого она использовала любую возможность, рисуя карандашом, мелом, красками, палочкой на песке, пальцем на запотевшем оконном стекле в кухне у тёти Вероники и даже солнечным зайчиком на паркете своей комнаты. Остающиеся или мелькающие изображения жили своей жизнью. Она придумывала про них различные истории, которые никому не рассказывала. В том мире, в котором она постоянно пребывала властвовал свой волшебник. Звали его Пётр Тимофеевич Жаринов. Верочка могла часами разглядывать прекрасные миниатюры, подаренные им папе, бабушке Марии и тёте Джессике. Она пытаясь понять, как руки и воображение глухонемого художника создают такие шедевры. Однажды она попыталась нарисовать точно такую же миниатюру. Она вышла очень похожей, но из неё почему-то «ушла Жизнь». Её картинка была похожа на иссохший осенний листик. Верочка горько плакала, глядя на свои неумелые, замазанные краской пальцы.
  Её увлечение всерьёз воспринимали только папа и бабушка Мария. Они искренне радовались её успехам и переживали когда случались неудачи.
  Главной опорой в её коротенькой жизни был папа! Он её «защищал» от мамы, которая постоянно ругала за испачканные краской руки, платья, передники, обувь и мебель. Мама, когда сердилась, предрекала Верочке одинокую, грустную жизнь.
  - Посмотри какая чистенькая, опрятная твоя старшая сестра! Она как картинка от которой нельзя отвести глаз. Твой «принц» пройдёт мимо и не заметит тебя - неряху и замарашку!
  Папа с ней не соглашался. Он целовал свою дочь в золотую, копну волос и, улыбаясь, возражал маме:
  - Откуда ты знаешь, на что смотрят принцы? Свою суженую они увидят и под слоем грязи!
  Папа отодвигал Верочку на расстояние вытянутых рук и, изображая из себя «принца», внимательно разглядывал её.
   - Руби, ты посмотри какая у нас она ладненькая!  Одни глазки-блюдечки чего стоят! А уж какие у неё ручки, ножки...
  Папина похвала была ей приятна, но заставляла краснеть и смущаться. В конце-концов мама соглашалась с папой и они обнявшись сидели втроём и мечтали о будущем.   
  - Верочка, мы обязательно с тобой слетаем на денёк в Медвежьегорск к Петру Тимофеевичу. Он даст тебе уроки мастерства.
  Перед тем как заснуть Верочка представляла себя и папу в образе двух белоснежных лебедей, летящих на Север. На берегу синей Онеги их поджидал, глядя в небо волшебник Пётр Тимофеевич. Это видение посещало её до тех пор, пока она не перенесла его в свой альбом. Рисунок был сделан акварельными красками и очень нравился ей. Он жил!
  Однажды, возвратившись из игровой комнаты, где с детьми занималась тётя Айгуль, она застала у себя маму. Она сидела за столом и плакала. Рядом лежал раскрытый альбом. На его страничке «белые лебеди как живые летели на Север».
  - Прости, меня девочка, что я не разглядела твой талант и бранила тебя по пустякам!
  От этой маминой похвалы, от её объятий и виноватых поцелуев Верочке тоже хотелось плакать. Такой маму она никогда не видела. Из огромных бирюзовых глаз девочки потекли слёзы радости! И тут она поняла, что этот прекрасный миг своей жизни, все испытанные эмоции она способна запечатлеть на рисунке. Этот зов был таким неодолимым, что она мягко высвободившись из материнских объятий, взяла в руки карандаш. Для неё и Руби, смотрящей за работой дочери, время остановилось!
  Часа через два Верочка положила последний мазок кисти на бумагу. Рядом с «Лебедями» красовалась «берущее за сердце» - «Единение душ матери и маленькой девочки».
  Обнявшись они долго сидели, разглядывая маленький шедевр. Потом Руби мысленно позвала Рудика.
  Он долго смотрел на рисунки. Потом, словно очнувшись, перевел свой растроганный взгляд на маленькую, испачканную краской девочку.
  - Доченька! Для меня, мамы и многих других людей ты стала Волшебницей! Береги в себе эту искру! Не дай ей угаснуть! Я горжусь тобой!
  Верочка взвизгнув от восторга повисла на шее отца. Он поднял её на руки.
  - Я так счастлива, что мои рисунки как у Петра Тимофеевича стали «оживать»! Это ты, папочка, поддержал во мне этот огонёк! А теперь — и мама!
  Рудик привлёк к себе Руби и стал попеременно целовать то мать, то дочь.
  - Руби, спасибо за дочь! Я люблю вас, мои красавицы!
  От внимания юной художницы не ускользнуло, что вечером во время ужина с мамой о чём-то важном беседовала тётя Джессика. Мама очень волновалась. Потом, сильно покраснев о чём-то спросила отца. Тот утвердительно кивнул и обнял её.
  - Странные взрослые! - подумала она — Наверняка, «убежит» к папе на свидание. Вот стану взрослой, узнаю, что это такое и обязательно нарисую «ваше свидание»!

* * *
  Ура! Папочка сдержал своё слово. Сегодня мы летим к «Тимофеевичу»! Вчера долго выбирали рисунки, которые я должна взять с собой. Они аккуратно уложены в большую папку, которую я несу. У папы в руках сумка с туалетными принадлежностями и одеждой на завтрашний день. Странно, что мы не поехали на аэродром «Чертовицкое». Папа говорит, что «нам-летунам» самолёты не нужны. А как же мы полетим в Медвежьегорск?
* * *
  Меня распирает от гордости за своего папу. Он не только «самый лучший папа на свете», он «самый главный Волшебник в мире»! Так я решила, оказавшись в несущейся со скоростью молнии капсуле. Необычайно красивы сияние, играющее на её поверхности, сказочная расцветка неба, белая ночь, ослепительный краешек, торчащего из-за горизонта Солнца и сумрачный ковёр земли далеко-далеко под ногами. Лишь бы не забыть всё это и успеть «перенести» в свой альбом.

* * *

  Верочка не успела насладиться полётом, как они оказались на песчаном берегу. В сумраке белой ночи угадывалось присутствие огромной массы воды. От туда тянуло знобкой свежестью.  Слышался плеск и шорох небольших волн. Рудик, взяв дочь за руку, повёл её к огонькам близлежащих строений. В стоящем на отшибе доме их ждали. Откуда-то взялся большой чёрный пёс. Виляя все телом он лизал руку Рудик и тихо ворчал.
  - Верочка, этот пёс - брат Красавчика. Его кличка -  Чёрный! - Рудик потрепал собаку по загривку — Хороший пёс! Узнал меня! А вырос-то как?
  Около дома их встретил молчаливый хозяин - Пётр Тимофеевич Жаринов. Гости, отказавшись от чая, сразу же отправились спать.

* * *

  Я проснулась с восходом солнца. Часы на стенке показывали 5 часов 23 минуты. Папа ещё спал. Я потихонечку встала и накинув тёплый халат подошла к окну. За густым ивняком в низинке угадывалась излучена реки. На песчаном откосе левого берега в лучах утреннего солнца золотились верхушки и стволы высоких сосен. Потом стала рассматривать иконы и миниатюры, развешанные на стенах. Они были прекрасны! За спиной я услышала шорох. В двери заглядывала Зинаида Петровна — хозяйка этого дома. Она как и Пётр Тимофеевич была глухонемой. Женщина поманила меня рукой. На кухне меня «ждали» яичница, домашний белый хлеб, чай и ароматное прошлогоднее варенье  из лесной земляники.
  Я могу мысленно общаться с папой, мамой, братом и сестрой. На мой мысленный вопрос «доходит ли до неё моё обращение» Зинаида Петровна радостно вскинулась и торопливо ответила, что понимает меня хорошо.
  И как же она истосковалась по такому общению! Она бросила все свои дела, села рядом и обняв меня спрашивала... спрашивала... Мою маму она почему-то вначале назвала Джессикой, а узнав, что её зовут Руби, очень смутилась. Я потихоньку принесла ей свой альбом и показала как выглядит моя мама в «Единении душ». Зинаида Петровна очень разволновалась. Поцеловав меня она сказала, что мы с мамой красавицы, что у меня большой талант и все мои рисунки нужно показать Петру Тимофеевичу.
  Зинаиду Петровну почему-то продолжала беспокоить тётя Джессика. Не удержавшись она спросила меня «Где она?». А когда я объяснила ей, что все мы живём вместе «одной семьёй» засыпала меня вопросами. Пришлось рассказать про всех членов семьи моего папы, о всех «его женщинах», о моих родных и неродных братьях и сёстрах. Наверное, папу, до разговора со мной, она воспринимала как обычного человека. А зря! Он — необычный! Это и ежу понятно!

* * *

  Акварели Верочки произвели на  Петра Тимофеевича огромное впечатление. Ему трудно сразу сформулировать возникшие у него мысли. Но, если «опустить конкретику», то в творчестве юной художницы «проклёвывалось» что-то необычайно интересное по новизне и силе воздействия. Он не знал, что советовать девочке и не считал себя вправе чему-то её учить. Достигнутый ею уровень мастерства был выше его разумения. Об этом он ей не сказал, но поставил в известность Рудика.
  - Я кое-что могу посоветовать ей лишь в техническом плане (бумага, холсты, кисти, краски). Пусть посмотрит мои работы и сама найдёт в них, что-либо полезное для себя. Очень талантливый ребёнок! - не удержался он от очередной похвалы.
  - Тимофеевич! А ведь и я могу порадовать тебя новостями! Дело в том, что Зинаида Петровна в положении. Думаю, что это случилось недели две назад и до родов осталось не более 18 недель! Причём её беременность будет продолжаться не 40, а 20 недель. Это видно по развитию плода. Так что в конце августа ты станешь отцом девочки! Все эти сроки — результат общения с Рощиными! Надеюсь, что этот ребёнок для тебя и супруги твоей будет желанным. Рожать твоей жене лучше всего в нашей клинике. Подумайте над этим, а то потом официальная медицина и власти замучают её различными обследованиями и справками. Пойдём, обрадуем Зинаиду Петровну! О беременности я ей ещё не говорил.

* * *
   
   Мои рисунки Петр Тимофеевич очень хвалил. Дал ряд дельных советов.
  Я познакомилась с его сыном Гришей. Курносый, белобрысый, молчаливый мальчик. Ему скоро 10 лет. Общаться со мной «не горел желанием». Для него я — малявка! Это меня почему-то задело. В отместку я нарисовала его в карикатурном виде. Получилось очень смешно. Гриша не обиделся. Наоборот, стал смеяться и попросил подарить ему рисунок. Я на нём оставила свой автограф, приписав: «Не кичись своим возрастом!». После этого он целый день не отходил от меня и даже краснел. Кто знает, может быть он мой принц?
  Папа обнаружил, что у Зинаиды Петровны будет ребёночек — девочка. Все очень радовались. По этому поводу был устроен настоящий пир. Папа,  Петр Тимофеевич, Зинаида Петровна резвились как дети. Мы с Гришей тоже очень старались. Даже домой не хотелось возвращаться. С Гришей договорилась общаться по компьютерной сети. Оказывается он очень умный и серьёзный мальчик.