Сепультура

К колледжу пятничным утром Иван пробирался глухой улочкой, одна сторона которой выходила в поля.

В пыли, на обочине, лениво возились куры. Следом увязалась было какая-то собака. Прохожих, по счастью, не попадалось. Лишь какая-то бабка, сидевшая на лавочке у дома, при появлении Ивана разинула рот, утыканный зубами из разноцветного металла, проводила пристальным взглядом.

У элеватора Иван свернул к колледжу. Улица здесь была разбита тракторами, и сейчас ее покрывали наслоения бурой грязи. В солнечные дни грязь подсыхала, однако значительную часть года здесь была почти непролазная топь.

«По ***, - подумал Иван. - Панки грязи не боятся».

Он принялся лихо перескакивать с кочки на кочку.

У колледжа стали попадаться первые прохожие, и Иван изо всех сил старался не вжимать голову в плечи. При его появлении перекрестилась тетка с сумками. Недобро оглядел с ног до головы казак в папахе. Толстая продавщица круглосуточного магазина даже вышла из своей будки и криво усмехалась.

«Терпи, чувак, - мысленно говорил сам себе Иван. - Отныне твоя жизнь безвозвратно изменилась. Гнуться под чужое мнение ты больше не должен».

Приближаясь к колледжу, Иван услышал звонок на первый урок. Впрочем, опаздывал Иван намеренно. Ему не было никакого резона приходить одновременно со всеми.

Иван зашел в кусты у забора, закурил, собираясь с духом. Достал из кармана жвачку, зажевал табачный дух.

«Ну, что, пора, что ли?» - подумал он.

Вахтер, дядя Колька, при появлении Ивана вдруг громко икнул.

- Ох, ничего ж себе, - запричитал он. - Ты на шо ж, хлопчик, так сэбэ ызуродовав?

Иван поднялся по лестнице. Первым уроком была литература. Иван решительно повернул дверь и вошел в класс.

При его появлении несколько секунд стояла тишина. Потом кто-то на задних партах стал ржать. Смех робко подхватили девчонки.

- Господи, Нечипорук, ты шо ж с собой сделал? - испуганно спросила Нина Кондратьевна. - Блохи, что ли, завелись?

Класс грохнул. Этот смех нарушил боевой настрой Ивана. Разумеется, новую прическу, представлявшую собой зеленый ирокез на выбритой с двух сторон голове надо было окружающим как-то объяснять. Но теперь в горле пересохло, слова не шли.

- Субкуб… - выдавил Иван. - Сукбуль… Сукбукльтура…

С каждым словом смех только усиливался.

- И булькаешь что-то, - иронично продолжала Нина Кондратьевна. - Может, ты заболел, Нечипорук?

«Хватит, чувак, соберись!» - мысленно подстегнул себя Иван.

- Я не болен, Нина Кондратьевна, - перекрикивая смех, сказал он. - Это… я хочу сказать, что принадлежу к субкультуре «панк».

Теперь слова давались уже легче.

- И чем же эта ваша субкультура занимается? - усмехнулась училка.

- Мы, - решительно заявил Иван, - отвергаем пропитанные ложью общественные устои, и считаем, что каждый имеет право на самовыражение.

- Господи, горюшко ты мое, - сказала Нина Кондратьевна. - Садись, субкультура, доставай учебник.

Соседка по парте отодвинула свои тетрадки в сторону, глядела на Ивана с опаской.

«Йес! - думал Иван, чьи мысли сейчас были очень далеки от учебы. - Я сделал это…»

На перемене он вышел покурить во двор, соседствующий со средней школой, стараясь делать вид, что ничего не происходит и все идет по обычной колее.

Какие-то малолетки с той стороны забора заржали:

- Петух!

Не факт, что первоклашки знали, что оскорбляют Ивана. Но на эту птицу сомнительной репутации Иван с новой стрижкой был еще как похож. Иван сделал страшное лицо и решительно сплюнул в пыль.

Мелкота поспешила исчезнуть…

***

Станица Старокамышевастовская представляет собой скромный райцентр примерно на полпути между Краснодаром и Ростовом. Населяет ее около двадцати пяти тысяч человек. Застроена она в основном одно-двухэтажными частными домами. На окраине располагается Новоселовка - район блочных пятиэтажек.

Самым большим зданием и основной достопримечательностью Старокамышевастовской является, несомненно, элеватор. Он настолько огромен и монументален, что в ясный день его очертания можно увидеть даже из соседних станиц. Местные называют его «Останкино».

…Иван Нечипорук жил в небольшом доме около элеватора. Мать работала ветврачом. Отчим сторожил овощебазу, сильно пил.

С раннего детства Иван испытывал склонность к музыке. Еще в младших классах он записался в дом культуры на кружок балалайки. Через год занятий - бросил. Но не потому что надоело. Просто этого времени аккурат хватило на то, чтобы постигнуть нехитрую науку игры на этом трехструнном инструменте, две струны которого, к тому же, звучали совершенно одинаково.

В пятнадцать лет Иван принялся осваивать гитару, достаточно сносно научившись играть Цоя, Летова и «Чайф».

Год назад, в шестнадцать лет, он создал рок-группу. Играть не умел никто, поэтому решили ***рить панк-рок, для которого особых умений не требовалось. Репетировали на базе местного ДК, где хранилось несколько «музим», вполне приличные клавишные, а также старые, но рабочие «примочки», из которых Ивану больше всего полюбился скрежещущий дисторшн.

Группу назвали «Дети элеватора». В местном масштабе успех ей не сопутствовал. Единственный концерт состоялся в преддверии нового года, в актовом зале родной «путяги». Тогда удалось исполнить только две с половиной композиции, после чего завучиха отрубила музыкантам звук.

Во всемирной паутине «Дети элеватора» тоже не прогремели. Пять студийных треков Иван выложил в интернет. Статистика сайта позволяла следить за количеством скачиваний. За несколько месяцев творчеством группы поинтересовалось шесть человек.

Впрочем, Иван не привык пасовать перед трудностями. На камеру мобильного телефона сняли видео и выложили на YouTube. Интернет в станице был медленным, спутниковым. Видео грузилось чуть ли не сутки. Клип, в конце которого Иван роскошно, как в Кину Ривз в «Матрице», прыгал и делал вид, что разбивает гитару, посмотрело чуть сорока человек. Появилось восемь более-менее схожих комментариев.

«What a fucking bullshit?» - первонахнул некий американец.

«Что за чудовищное лошьё?» - поддержал его какой-то отечественный пидор.

Ну, и все прочее, в том же духе.

Иван понял, что претензии касались не музыки, а, скорее, внешнего вида. Он у «Детей элеватора», следовало признать, был действительно лоховатым. Хуже всего дело обстояло с прическами - куцые бобрики с треугольными челочками.

Решение выбрить ирокез Иван принял спонтанно. Решив, долго не раздумывал.

Голову он брил сначала одноразовыми бритвами, но, после того, как межлезвийные пространства стали стремительно засоряться волосами, взял отчимову опасную бритву. С нею дело пошло быстрее. Правда, не обошлось и без порезов.

Дальше было легче. Иван вылил на остатки волос несколько флаконов зеленки (которой у матушки было просто завались).

В завершение осталось придать новоявленному ирокезу устойчивость. И это оказалось самой сложной задачей. Волосяной гребень никак не желал становиться торчком. Все норовил завалиться набок.

В интернете Иван читал, что в таких условиях используют лак для волос. Однако его у матушки не нашлось. Зато в ящике с инструментами обнаружился тюбик клея «Момент».

И - свершилось! Ирокез принял очертания, более-менее устраивавшие Ивана.

Тем вечером новой прически не заметила ни матушка, вернувшаяся с работы поздно, ни отчим, заливший глаза уже на работе.

Утром Иван пошел в путягу…

***

На выходе из колледжа его дожидались казаки.

Было их пятеро. Самым главным являлся, несомненно, Васька Рыба - здоровенный «дитына», широкий в плечах, ростом без нескольких сантиметров два метра. Рядом с ним переминались другие казачата - Димка Череп, Федька Хрен, Юрка Малой. Андрюха Чапаев, прозванный так за очень похожие усы (в папахе сходство становилось вообще потрясающим).

В казаки принимали, в общем-то, всех. За это можно было бесплатно записаться на секцию единоборств, несколько раз в году покататься на конях. Летом - съездить в тренировочный лагерь.

Вступать туда Иван не хотел. Не то, чтобы у него были идейные разногласия. Нет. Просто казаком называл сея его отчим, которого Иван терпеть не мог. Особенно невыносим отчим становился, напившись «горылки», после чего его тянуло побубнить о казачьей славе.

Да и официоза по этому поводу хватало. По сути, казаки были чем-то вроде прежнего комсомола, только активисты гуляли при усах и в папахах.

- Эй ты, как тебя, Сепультура, бля, - окликнул Ивана Рыба. - А ну, сюды ходы…

Иван оглянулся, стараясь не выдать взглядом испуг.

- Ты меня, что ли? - с нарочитой ленцой спросил новоявленный панк.

- Тебя, гаденыш, ага, - хотя Васька и смягчал «г», звучали его слова достаточно зловеще.

- Ну, и шо надо? - Хотя Иван старался убедить себя, что не боится, голос все равно сорвался, предательской фистулой скользнул куда-то вверх.

- Шо трэба? - Рыба грохотал, презрительно щурясь. - Шоб ты колхоз не позорил, вот шо трэба. Ты шо как пацан не ходышь? Гомосек, што ли?

Иван готовил себя к драке. Он знал, что в первый же день выхватит, запрограммировал тело на грядущую боль. Отступать было уже поздно…

Он двинул кулаком в широкую физиономии Рыбы.

Лицо у Васьки было крепким, словно деревянным. Когда Иван ударил его, Рыба даже не покачнулся. Он сгреб Ивана за ворот, после толкнул в грудь и тут же пнул ногой по ребрам.

- А ну, гаси гандона, хлопци!

«Началось!» - успел подумать Иван, прикрывая руками голову.

***

Пинали казаки Ивана, в общем-то, не сильно. Лениво как-то. Могло быть и хуже.

- И шоб постригся по-человечьи, - сказал Рыба, напоследок пнув Ивана носком кроссовка в плечо. - Усё понял? А? Не слышу…

Иван молчал. Он поднялся с земли, принялся отряхиваться.

- Шо, Сепультура, чи язык сглотнув? - грозно спросил Рыба. - Пострижешься, чи ни?

- Постригусь, - сказал Иван.

- Вот так бы и сразу.

Рыба плюнул в его сторону. Плевок повторили его подручные. Не все из них долетели до цели, но в данном случае важен был не результат, а церемониал.

Когда казаки были уже на углу школы, Иван закричал им вслед:

- Эй, Рыба! Ты спрашивал про стрижку?

Казаки обернулись.

- Я себе на лобке оселедец, бля, выстригу, - зажмурившись, кричал Иван. - Шобы ты, когда меня в залупу целовать будешь, «Гэй, козакы» говорил.

Теперь надо было сматываться.

Изо всех сил, так быстро, как только мог, Иван помчался по разъебанной и грязной дороге к элеватору. Говнодавы хотя и были тяжелы, но ребристые подошвы не позволяли ногам скользить по грязи.

А вот казаки были в кроссовках. Не лучшая обувь для пересеченной местности.

Погоня прекратилась после того, как Андрюха Чапаев ****улся в глубокую бурую лужу.

- ****ец тоби, Сепультура! - кричали Ивану вслед казаки.

Иван двумя руками изобразил им факи. Он понимал, что с сегодняшнего дня начинается война.

И пускай казакам кажется, что победа будет на их стороне.

«Это мы еще посмотрим», - думал Иван.

***

Настроение было мрачнее некуда. Сейчас Ивану казалось, что все силы зла, какие только есть в этом мире, ополчились на него.

Дома бушевал отчим, вернувшийся с работы раньше обычного. Иван ненавидел этого алкаша всей душой. Видно, матушке сильно хотелось укрыться за крепким мужским плечом. Вот только мужики ей доставались не лучшие.

Мать хлопотала на кухне. Увидела Ивана.

- Господи, Ванечка, - всхлипнула она. Что с тобой?

- А, мам… Ничего страшного. Поскользнулся… э-э… в луже…

- Кто тебя так постриг-то? Это в доме быта, что ли? Я давно говорила, что та, пергидрольная, пьяная стрижет…

- Мам, это я сам так постригся.

- Ты?! Зачем?

- Модно так. А с тобой-то что? Климыч обижает?

- Да не обращай внимания. На работе у него проблемы… Нажрался с утра, домой отправили…

- А что нос прикрываешь? А ну, покажи.

- Слушай, Вань, оно тебе надо?

Нос матушки покраснел, распухая прямо на глазах.

- Он тебя бил, что ли?

- Слушай, Вань, не лез бы…

Впрочем, багроворожий Клим уже вышел в кухню. Был он в трусах, резиновых сапогах и казачьей папахе.

- Ни, ****ь, я этого так не оставлю, - орал он. - Чтобы меня! Казака! Строил, *****, хачик! Да ****ец тебе - сука ****ая Ашотович!

- Заткни пасть, - сказал Иван.

- Шо?! - противным голосом заорал Климыч. - Тю, мне ****ино отродье тут будет командовать? А ну, ходы сюды, жизни учыты буду. Як старших уважаты.

- Ты кого «****ью» назвал?

- Ваня! - отчаянно крикнула мама.

- Тю, щенок на мэнэ тявкаэ, - заводился Климыч.

Он шагнул к Ивану, пытался сграбастать его за волосы. Иван пригнулся и интуитивно, когда промахнувшийся отчим немного потерял равновесие, схватил его за щиколотки и резко дернул.

Отчим падал с грохотом, круша хрупкие кухонные полочки.

- Ну, щенок! - вопил он. - Шлюхин вы****ень. Я тэбэ навчу старших уважаты…

Иван схватил с подоконника металлическую статуэтку в виде казака на коне, выпущенную к 250-летию станицы, и, сжав ее в кулаке, принялся бить, бить, бить в ненавистное багровое еблище…

- Вот тебе, падла, за пьянки… Вот за то, что мать обижал… Вот за вы****ка…

Климыч уже не пытался встать, только хрипел и пускал багровые пузыри.

- Ваня, хватит! Убьешь ведь!

«Действительно, - понял Иван. - Хватит».

До сегодняшнего дня он и понятия не имел, что сможет совладать с отчимом, который весил килограмм на двадцать больше.

- Ни, мамуль, - сказал Иван вслух. - Я об эту гниду руки марать не хочу. А ты, Климыч, сегодня же на *** отсюда проваливаешь. Шоб я тэбэ не бачыв николы. А увижу - не обессудь… Хрюкальник тебе похлеще нынешнего поврежу…

Захлебываясь пьяными кровавыми соплями Климыч на четвереньках выползал из кухни.

«И я его - боялся?» - с удивлением подумал Иван.

- Вань, ну шо ты робышь? - причитала мать.

- Хватит жить с животным…

- А хто ж нам грошы зарабатывать будет?

- Да я и заработаю. На почте вон работники нужны. А я - с мотоциклом, мне удобно.

- Совсем большой стал, - прошептала мать. - А я-то думала: не дождусь уже…

***

День, когда наш герой решил изменить свою жизнь, пришелся на пятницу. Нет, Иван ничего специально не подгадывал, не проводил никаких расчетов, действуя исключительно по велению души.

Однако то обстоятельство, что сегодня была именно пятница, имело ряд преимуществ. Например такое: в путягу в следующий раз надо было идти только в понедельник, и Иван мог не встречаться с казаками целых два дня. Можно было отсидеться дома, прикинуть, как вести себя в понедельник утром. Тем не менее, Иван решил поступить по-другому.

Сегодня в доме культуры проходила традиционная пятничная дискотека. А это значило, что все его новоявленные враги будут там.

Нападать, понимал Иван, следует первым. Иначе - ****ец. Зачмырят за нехуй делать…

Когда на деревню упали сумерки, Иван вывел из сарая старенький, но рабочий мотоцикл «Урал», проверил двигатель, масла. Убедившись в работоспособности железного коня, поковырялся в хламе и достал самодельную бейсбольную биту, которую вырезал когда-то из подходящего куска деревяхи. Вот уж не думал, что когда-нибудь пригодится…

Иван позаимствовал у матушки катушку медицинской резины, которую в детстве использовал для рогаток, примотал биту к раме мотоцикла. На голову надел бейсболку. Хотел было шлем, но подумал, что у них в деревне так ездят только лохи. А шапка с козырьком - нормально. Внимания лишнего не привлекает. А оно Ивану было совсем не нужно.

- Куды собрался? - всполошилась матушка.

- По делам, мамуль. Надо с пацанами встретиться… Скоро буду, не парься. Если Климыч придет, скажи, что я ему башку откручу…

В здании дома культуры грохотала попса. В окне дрыгались какие-то тени.

Ярко горели окошки круглосуточного ларька, который в пятничные вечера неизменно делал кассу. Девчонки брали джин-тоники и пиво. Молодые казаки - пиво, ну, и водку тоже. На дискотеке - не наливали.

Иван занял позицию в тени здания районной библиотеки - на полпути от ДК к ларьку - и принялся терпеливо ждать.

Насколько Иван знал Рыбу и его пацанов, водяру они ***рили прямо на танцах. Это знали все, но замечаний им не делали. Не хотели связываться. Время от времени водка кончалась, и Рыба посылал гонца.

Иван посмотрел на дисплей мобильного. Времени - без четверти десять. Сейчас кто-то выйдет.

Перед ларьком крутились девки-малолетки в коротких юбках. «Хороши, заразы!» - думал Иван. Он загадал, что скоро непременно вдует какой-нибудь из них.

Мечты увлекли его достаточно далеко, и он чуть не пропустил появления одного из своих недругов.

За водярой послали Андрюху Чапаева.

Иван, ощущая, как бешено колотится в груди сердце, надвинул козырек бейсболки на лоб и призывно свистнул.

Чапаев заозирался.

- Э, кто тут?

Иван, не теряя противника из вида, отвязывал биту.

Казак решил было, что зов ему почудился. И Иван свистнул громче.

- Э, Андрюх! - позвал он, стараясь изменить голос.

- Хто здесь? - спросил Чапаев и направился к библиотеке.

Иван перехватил биту поудобнее, завел мотор «Урала» и рванул навстречу, отоварив Чапаева по ребрам.

Этого хватило, чтобы казак рухнул наземь. Иван заглушил мотоцикл и принялся ***рить обидчика ногами.

- Вот тебе, ****ь, за гандона.

- Ну, ты попал, - хрипел отпизженный. - Рыба тебя на части порвет.

- А мы посмотрим, кто кого порвет.

На них не обращали внимания. В дискотечные вечера разборки случались сплошь и рядом.

***

Операция шла даже легче, чем рассчитывал Иван.

Чапаев, поняв, что больше его бить не будут, присмирел и стонал, привалившись к стволу ближайшего тополя, смачно сплевывая.

- Ну, ****ец тебе, - приговаривал он.

Иван делал вид, что не обращает на него внимания, хотя из поля зрения, разумеется не выпускал.

Он примерно представлял, что сейчас происходит на дискотеке. Васька Рыба, наверное, уже беспокоится: «Ну, куда же этот долбоёб пропал?» Посылает кого-нибудь на поиски.

Следующая жертва не замедлила появиться. Ею оказался Юрка Малой. С этим сладить можно было и голыми руками.

Когда Малой, озираясь, проходил через темную улицу, где затаился Иван, тот заставил «Урал» зареветь, ослепил гаденыша фарами.

Отхуярил его Иван не сильно. Так… Нос разбил, по башке немного надавал.

А тем временем казаки делегировали еще одного.

На сей раз это оказался Димка Череп. Противник более, чем достойный.

Биться с ним пришлось основательно. Чуть не сломалась бита. К тому же на спину бросился Малой, и Ивану пришлось съездить ему локтем по зубам.

«Пора съебывать, - понял Иван, загасив Черепа. - Уже перебор…»

К тому же на драку стали обращать внимание. Тетка из ларька орала, что вызовет милицию.

Упрямый Череп все пытался подняться.

Иван в очередной раз завел мотор, отвесил казаку подсрачник и покатил домой.

Настроение зашкаливало.

«Была не была!» - решился Иван и набрал на мобильном номер Рыбы.

Трубку тот взял со второго гудка.

- Алё, бля! Хто это?

- ****ец твой в пальто, - весело отозвался Иван. - Сепультура это, если не узнал. Я там твоих пацанов на улице отхуярил. Советую больше не ры…

- Шо?! - взревел Рыба так, что у Ивана зазвенело в ушах. - Да я тоби… Домовыну, ****ь. заказывай.

- А по-моему мы в расчете.

- Да я тоби зубья пересчитаю, петушара, бля…

- Ну, попробуй, раз смелый. Только бойцов подбери. У ларька валяются.

- Усё, - решительно сказал Рыба. - Пыздец тоби. Завтра же… Гребешок свой жрать будешь.

- Посмотрим, - нагло заржал в трубку Иван.

Война, как он понимал, набирала обороты. Сдаваться было поздно…

***

Ночью, когда матушка заснула, Иван направился вниз по улице, где года три назад стали строить коровник, да так и забыли. На заброшенной стройке было кое-что нужное.

Подготовка к обороне заняла значительную часть ночи. В четыре утра Иван завел будильник на шесть и вырубился.

В шесть матушка уходила на работу. К этому времени Иван, как ни странно, чувствовал себя выспавшимся. Разве только в голове словно звенело.

- И хто ж тебя в таком чучельном виде на работу возьмет? - охала матушка за завтраком.

- Возьмут, ма, не парься.

Матушка повздыхала и ушла.

Иван сидел как на иголках. Через пять минут после ее ухода, он выскочил из дома, крепко запер двери, закрыл ставнями окна, спустил с цепи Полкана и, задвинув калитку, помчался на пригорок, где предыдущей ночью оборудовал оборонительный пункт. Он залег под яблоней и принялся ждать.

Вновь захотелось спать. Иван выкурил несколько сигарет. Время тянулось до жути медленно. Он в очередной раз провалился в сон, когда услышал лай Полкана.

Весь сон мгновенно как рукой сняло.

Около калитки его дома околачивалось четверо. Иван присмотрелся.

Ага… Рыба, Череп с опухшей физиономией, Малой, Федька Хрен… Опасные противники.

Пока что они мялись перед калиткой.

Что ж, пора выходить из засады.

Иван взял один из кирпичных обломков (собиранию которых посвятил почти всю ночь), прицелился и запустил в казаков один из своих импровизированных снарядов.

Обломок угодил Хрену в плечо. От неожиданности тот аж подпрыгнул.

- Вон он, пидорюга ****ский! - заорал Федька.

- За пидора ответишь! - крикнул Иван в ответ.

Следующий снаряд врезался в грудь Черепу. Следующий прошел мимо. Правда, заставил казаков понервничать и совсем уж несолидно закрыть стриженые чубриками головы руками.

Боезапаса хватало. Даже с лихвой. Иван словно отключился. Он ни о чем не думал. Лишь метал разбитые кирпичи, стараясь не сбивать дыхание. Многие попадали в цель.

Несколько раз казаки пытались перейти в атаку. Но тщетно. На своем пригорке Иван был неуязвим. И камни наверх летели куда хуже, чем под уклон.

Когда один из каменюк угодил Рыбе в лобешник, Иван понял, что битва выиграна.

Матерясь и грозя Ивану кулаками, казаки уходили восвояси. К тому же из-за забора на них норовил напрыгнуть Полкан.

Иван был слишком усталым, чтобы радоваться. Руки словно налились свинцом. Оставалось только удивляться, как он смог выстоять? Не иначе, в нем активизировались сверхъестественные силы, как бывает в минуты опасности.

Сейчас же даже достать мобильный из кармана получалось с трудом.

- Алё, - сказал Иван, набрав номер Рыбы. - Это Сепультура. Ну, чо - воюем? Или, бля, перемирие?

***

Трогать Ивана перестали.

Конечно, он понимал, что мир установился шаткий, что в любой момент противники могут атаковать вновь. Или на него могут объявить охоту все сельские казаки. На его счастье, взросляк не обращал внимания на разборки малолеток. К тому же, и сам Рыба выглядел бы не лучшим образом, если бы старшим стало известно, что ему и пяти его корешам навалял в одиночку какой-то отщепенец.

Так что статус-кво оказалось выгодно сохранять не только Ивану.

Он не возражал против погремухи «Сепультура», что пристала к нему с той пятницы.

Некоторое время Иван панковал в одиночку. Пацаны из группы хотя и продолжали репетировать с ним в ДК, ирокезы не выбривали. Хотели спокойной жизни. Но Сепультура никого и не принуждал.

Однако вскоре движуха, которую начал в станице Иван сделалась более массовой.

В самом конце сентября к нему после занятий подошел парнишка, которого еще в младшей школе прозвали Поносом - за неосторожность обосраться на уроке.

С тех пор Понос стал отверженным. С ним никто не водился. Но и сам он никому свое общество не навязывал. Это, с точки зрения Ивана, говорило, скорее, в пользу этого бедолаги.

- Слы, Сепультура, прими меня в панки, - просил Понос.

- А зачем ты там нужен? - прищурился Иван.

- Ну… не знаю. Я музло правильное слушаю: «Секс Пистолз», Мэрлин Мэнсона, Летова.

- Невелика заслуга, - усмехнулся Иван.

- Ну, мотоцикл у меня есть. «Ява»…

- Ну, такого добра здесь у всех навалом…

- А шо? Вдвоем рассекать будем…

«Еще не хватало», - подумал Иван.

- Я ирокез выбрею, - отчаянно увещевал изгой.

- Не в ирокезе дело. А в том, что под ним…

- Блин…

На некоторое время Понос задумался. Иван, не оборачиваясь, пошел домой. Надо было срочно похавать. Тем более, что вечером надо было идти на элеватор.

Не так давно Иван устроился туда грузчиком. Денег это занятие приносило немного. Но зато был шанс на халяву накачаться.

А вот с почтой у Ивана не срослось. В почтальоны Ивана звали еще до того, как он стал разгуливать с ирокезом. Да и то подумать: можно ли было доверить такому страшилищу разносить пенсии?

- Слы, Сепультура! - догнал его Понос. - Я вот что… У меня в огороде ганджик растет. Охуенный…

- Хм, - сказал Иван.

- Могу подгонять… Ну, на халяву…

- Маманя, что ли, выращивает?

- Не, моя делянка. Маманя не в курсах. Отвечаю, убойнейшая шмаль…

- Ладно, - решительно сказал Иван. - *** с тобой, Вова. Принимаю тебя в панки.

Отверженный счастливо просиял. Впервые за долгие годы его называли не позорной кликухой, а по имени. Зубы его были чудовищны, почти как у Джонни Роттена.

- Только вот что, - продолжал Иван. - Запомни: ты больше - не Понос. Если кто тебя так назовет - давай по ****у. Хотя… Хотя много давать придется. Просто не отзывайся.

- Говно вопрос, - сиял бывший чмошник. - А кто я теперь буду?

- Роттен, - сказал Иван, глядя на порченные кариесом зубы своего нового соратника.

***

Еще не ударили первые холода, а ряды станичного панк-движения существенно пополнились.

Первым делом туда потянулись, конечно же, не самые почетные персонажи. Выбрил себе ирокез очкарик с очень подходящей, «ботанической» фамилией Огородов. Просто небывалый лох - у него не было ни мотоцикла, ни скутера, ни даже жалкого мотороллера. Собственно, созвучного фамилии огорода тоже не имелось, поскольку обитал ботаник в удручающего вида пятиэтажке в Новоселовке. Толку от очкарика не было никакого, но Сепультура не гнал его. Мало ли... Для количества пригодится. Да и вреда особого нет.

Пришел Лешка Попов. Этот был даже спортсменом. Кандидатом в мастера спорта. Но, к сожалению, легкоатлетом. Мог очень быстро бегать. Авторитетом среди казаков Попов, однако, не пользовался, поскольку не вышел ростом. И это, в общем-то, мягко сказано. В свои неполные восемнадцать Лешка был ростом с шести-семиклассника.

По отношению к еще одному потенциальному панку Сепультура испытывал определенные сомнения. Сереге Журавлеву, местному компьютерщику было аж двадцать пять лет. Однако пользы от него могло быть куда больше, чем от многих молодых. Серега работал в единственной в станице провайдерской конторе, через него проходил весь местный интернет. Впоследствии он неоднократно пускал панков повтыкать бесплатно.

После Сереги Журавлева к Сепультуре обратился по-настоящему олдовый персонаж: запойный часовщик Демьяныч, которому было без малого сорок лет. Этот успел и попанковать, и похипповать. Знал центровых краснодарских и ростовских пацанов. «Оборону» в станице слушал самым первым, еще в девяностом году.

Демьяныч единственный из всех был принят в движение с испытательным сроком. Во-первых, возраст не тот. А во-вторых ничего важного часовщику поручить было нельзя. В самый неподходящий момент он мог сорваться, забить на все дела и благополучно уйти в безобразный запой. Демьяныч был дважды женат. Жены от него убегали.

Впрочем, некая польза от Демьяныча была. Он знал великое множество панковских баек. Про Свинью, Летова, Майка Науменко. Рассказывал о том, что еще до Интернета в Ростове некоторое время знаменитый анархистский лозунг «Viva la anarhia!» местная панкота произносила как «Пиво, бля, анархия!», не находя в такой трактовке никаких противоречий.

И в то же время Сепультура понимал, что движуха у него на самом деле пока что еще очень слабая. Случись какое столкновение или конфликт, надеяться будет особо не на кого. Движению нужны были серьезные бойцы.

Одного из них Иван нашел сам. В параллельной группе учился Вовка, чью фамилию многие ошибочно принимали за кликуху. Фамилия была - Сало. Вовка и выглядел в соответствии с фамилией. Огромный боров с руками - толстыми как бревна, ногами, как тумбы и огромной грудью.

Чуваком Сало был некомпанейским. Многие считали его тупым, однако дело, конечно же, обстояло не так просто. Временами Сало был даже хитер. На занятиях, воспринимать которые он ленился, он так убедительно разыгрывал идиота, что его даже почти никогда не спрашивали. Почти все свободное время он проводил в свинарнике. Казаки шутили, что Вовка там портит колхозных свиней. Однако от матушки Иван знал, что это утверждение, мягко говоря, далеко от истины. Матушка рассказывала, что Вовка целыми днями просто наблюдает за свиньями. Иван понял, что Сало - вовсе не тупой дебил-зоофил, как считает его окружение.

Однажды в начале ноября Иван спозаранку пошел вместе с матушкой на свиноферму. Там было подозрение на грипп среди животных, надо было перетащить туда многочисленное оборудование для анализов. Там-то Сепультура и столкнулся с Вовкой Сало, который сосредоточенно наблюдал за свиньями, записывая что-то в тетрадку с замусоленной обложкой. При появлении Ивана Сало засмущался, принялся прятать тетрадку.

- Здоров, шо пишемо? - спросил Иван.

- Да так, - пытался отмахнуться Вовка.

Иван, однако, был настойчив. Кое-как он смог выведать, что Сало делает в свинарнике. Оказывается, он еще в детстве заболел генетикой. Наблюдал сначала за собаками и кошками, как передается по наследству окраска. Потом, когда устроился на полставки техником на свиноферму, стал наблюдать за свиньями. Тем более, что не так давно на развод завезли несколько австралийских черных хряков. Оказывается, для Вовки Сало не существовало занятия интереснее, кроме как следить за передачей по наследству характерных признаков (тем более, что с момента заселения прошло несколько лет, и хряки успели стать дедушками).

Сало разговорился. Желая поддержать этот настрой Иван сгонял за пивом. Подпив, гигант принялся рассказывать вещи и вовсе немыслимые. Оказывается, он почти что до конца разработал теорию, согласно которой может теперь, на основании внешних данных отца и матери, сможет с большой точностью предсказывать внешность их чада. Правда, для пущей точности требовалось знать время и точную дату зачатия.

- Вот, смотри! - Сало раскрыл замурзанные страницы блокнота на каких-то портретах поросят. - Вот тут я рисовал заранее. А вот такими - они уже рождались. Похоже, а? Тут, чувак, если мои исследования продвинуть, можно Нобелевскую премию получить. Кроме шуток…

Однако Иван так далеко не заглядывал. Когда пиво закончилось, Сепультура позвал Сало к себе домой. Там у матушки еще оставался самогон.

Когда исследователь свиного потомства вошел в дом, стены и потолок немедленно пропитались тяжелым запахом. Но это были пустяки. Дело, в общем-то, того стоило.

Как бы между прочим Иван зарядил DVD с «Безумным Максом».

- Вон, Вова, гляди, разве на нашу толпу не похоже? - спросил Иван, когда в фильме появилась толпа постапокалиптических панков на мотоциклах.

- Ну, шо-то есть, - согласился Сало, деловито прихлебывая самогон.

- А вон, зырь, вон тот чувак на мотике - точняк ты… Тоже здоровый…

- Да, - вздохнул Сало. - Я бы тоже не возражал так порассекать. Не все же в свинарнике сидеть…

- Так и добро пожаловать! - заорал Сепультура, хлопая Сало по плечу.

Так панк-движение обрело одного из своих самых грозных бойцов.

***

В ноябре в путяге появилась новая учительница математики.

Конечно, Сепультура намеренно дистанцировался от жизни в училище, не интересовался учительскими сплетнями. Но даже он слышал, что старая математичка Ася Юрьевна уходит на пенсию, и вместо нее, мол, пришлют молодую.

Однако он и предположить не мог, что математичка окажется молода настолько. На вид ей вряд ли можно было дать больше восемнадцати-девятнадцати. К тому же она оказалась красива. Но не ширококостной, румяной сельской красотой, а бледной, городской, хрупкой.

- Здравствуйте! - сказала математичка, судя по всему, стараясь сдерживать дрожь в голосе. - Меня зовут Елена Игоревна, и я теперь буду преподавать у вас математику.

- А сколько вам лет? - спросила одна из девчонок.

- Если так интересно, то двадцать три.

- А шо вы кончали? - поинтересовался Андрюха Чапаев.

Казаки загыгыкали. Вопрос, конечно же, звучал двусмысленно.

- Я закончила университет в Краснодаре. А сейчас вот, переехала к вам… Еще вопросы?

- А можно на «ты»? - спросил Димка Череп.

- Н-нет, - замешкавшись, ответила новенькая математичка. - На «ты» нельзя…

По классу понеслись смешки. Конечно же, учительница показала слабину. На новой училке, пожалуй, можно будет ездить. Да и математику зачем учить в таком случае?

- А тады вот такой вопрос, - продолжал Череп. - Сисьло у вас какого размера?

Свое прозвище Димка получил не просто так. Голова у него была шишковатая, в каких-то причудливых буграх. Где-то в глубинах черепа, под массивными дугами бровей были проделаны маленькие дырочки, откуда - серые, мутные - таращились на редкость бессмысленные глаза. Лицо расширялось хребтами скул и заканчивалось челюстью тяжелой настолько, что ее, казалось, можно было использовать вместо молотка.

Бледная учительница густо, неравномерными пятнами, покраснела. В классе повисла тишина.

Несомненно, это было полное и безоговорочное поражение. Теперь-то стало понятно, что ни один урок математики в этой школе для Елены Игоревны, увы, не пройдет спокойно.

Ивану всегда было похуй до учителок. Но эту городскую красавицу стало вдруг жалко.

- Слы, Череп, - с нарочитой ленцой спросил Иван. - А давай и я тебе вопрос задам? Угадай, какого размера будут твои яйца, после того, как я тебе по ним напинаю? Третьего? Или четвертого? В лифчик мамкин паковать будешь?

Череп вскочил из-за парты и двинулся к Ивану.

- Ну все, петух ****ый, ты попал, - рычал он, сметая на пути столы и стулья.

Иван вскочил, правой рукой заслонился стулом, левой приманивая противника.

- Йе, бэйби, камон, - начал он. - Давно пора примерить матушкин лифчик. Тебе пойдет, детка.

На новую училку уже никто не обращал внимания. Вся группа разнимала дерущихся.

- Ну, все, ****ец тебе на перемене, - сказал Витька Рыба. - Ты, хлопець, долго выпрашивал…

- Не надорвись, - ухмыльнулся Сепультура.

Остаток урока прошел в тишине. Залупаться на новую училку никто больше не решался.

…Драки после урока не случилось. Рядом с Иваном впервые встал Вовка Сало, деловито закатал рукава. Связываться с ним не хотелось никому.

Иван свалил с занятий пораньше. Побежал домой за мотоциклом. Приехал как раз к концу уроков.

Елена Игоревна вышла минут через пятнадцать. Иван, в глубине души очень волнуясь, улыбнулся ей. Следовало признать, что, конфликтуя с казаками, он переживал меньше.

Только сейчас он обратил внимание на то, что новая училка вышагивает на таких огромных каблуках, на которых можно пройти только по площади у райадминистрации, да и то - не везде.

- Здрасьте! - рискнул Иван.

- Добрый день! - улыбнулась училка, и пошла себе дальше.

- Вас подвезти, может? Далеко живете-то?

Иван заметил, что сейчас его одолевает странная робость. Вот бы никогда не подумал.

- Нет, спасибо! Я и сама дойду…

Неожиданно Сепультура заметил, что Елена Игоревна и сама чувствует себя не в своей тарелке. Неужели тоже стесняется? Ну, дела…

«Далеко же ты дойдешь», - мысленно усмехнулся Иван.

Елена Игоревна направлялась в сторону хлебозавода. Ту местность Иван знал очень хорошо. В полутора кварталах отсюда дорогу преграждала нереально огромная лужа. Эта лужа была там всегда. Пересыхала она разве что на пару летних месяцев. В ней обитала своя фауна - несколько видов лягушек, какие-то жуки, водомерки. На уроках биологии, еще в школе, учительница водила класс туда, изучать «экосистему водоемов».

Иван некоторое время смотрел вслед Елене Игоревне, а потом завел мотор.

К луже он направился по улице, параллельной той, по которой пошла училка.

Когда он добрался до места, то Елены Игоревны у лужи не обнаружил. Неужели куда-то свернула?

«Была не была!» - решился Иван и двинулся на поиски.

Елена Игоревна, как оказалось, не дошла до лужи полквартала. Она сидела на лавочке, представлявшей собой кусок доски на пеньках, и держала в руках туфлю, от которой отвалился каблук.

- Давайте все-таки довезу, - сказал Иван.

- Ты меня преследуешь? - нахмурилась училка.

- Да что вы… Просто мимо проезжал. Куда вам? Где вы живете?

- Не беспокойся… Сама дойду.

- Как вы дойдете-то? Там впереди еще канавы - ого-го какие!

Эта информация все-таки подкосила решимость Елены Игоревны.

- Ладно, - вздохнула она. - Поехали…

Почему-то сейчас Иван ощущал себя счастливейшим человеком на свете. Несколько раз она прислонилась к нему грудью. К тому же пахло от нее - очень сладкими духами.

До Новоселовки, где жила учительница, они домчались за каких-то десять минут.

- Спасибо, - сказала она. - Вот мой подъезд.

- Может, на чашку чая… э-э… пригласите? - рискнул Сепультура.

- У меня мама дома, - улыбнулась училка. - А вообще… Вообще спасибо тебе… Ну, за то, что заступился…

- Если будут обижать, дай знать, - ответил Иван. - Ой, ничего, что я на «ты»?

- Ничего, Иван. Главное, что не при всех. И еще я хочу сказать…

Сердце в груди Ивана забилось быстро-быстро.

- Мы не можем быть вместе. Разница в возрасте. Ну, сам понимаешь…

- Не такая уж и разница, - ответил Иван. - Мне восемнадцать скоро.

- Видишь, а мне двадцать три… Я по сравнению с тобой старуха…

- Хм, - сказал Иван. - Хоть бы одним глазком на тот дом престарелых глянуть, где такие старухи водятся…

Перед тем, как зайти в подъезд, училка совершенно неожиданно поцеловала его в щеку.

Остаток пути до дома Иван проделал с мощнейшей эрекцией. Хотелось прыгать, ломать, крушить. И найти хоть какой-то повод, чтобы еще раз увидеть Елену Игоревну…

***

Пятничным вечером учительница математики Елена Игоревна (совсем недавно еще просто - Ленка) почувствовала, что сходит с ума. Прежде всего от скуки.

Как весело было в Краснодаре! И зачем только поехала она в эту глушь?

Хотя причиной переезда прежде всего была ее мама, заядлая курильщица. Совсем недавно у нее диагностировали предраковое состояние. Шанс выкарабкаться был - он состоял прежде всего в том, чтобы переехать на свежий воздух.

Ну, вот и переехали… Тоска такая, хоть волком вой. Даже мужиков приличных нет. Не считать же за мужика того смешного малолетнего панка, который по-настоящему защитил ее перед местной гопотой? Вот был бы он повзрослее…

Хотя Лена жила в станице всего ничего, она знала, что пятница для местных - особенный день. В этот день в клубе происходит дискотека.

«Сходить, что ли, и мне?» - думала Лена.

Рассудок противился. Решение, конечно, было не из лучших. Ну, пойдет она на танцы, где сплошь и рядом ее ученики. И что? Куда скатится ее авторитет, и без того непрочный?

«Да и чихать я хотела на весь этот авторитет! - вдруг подумала Лена. - Пойду! Пойду!»

Она быстро достала косметичку, зеркальце, принялась наводить красоту.

- Куда на ночь собралась? - появилась в комнате мать.

- Мам, я… э-э… пойду погуляю. Меня друзья ждут…

Соврала она, конечно, неудачно. Откуда здесь, в деревне, взяться друзьям?

Мама, конечно, все поняла.

- Друзья? - иронично хмыкнула она. - Это, случайно, не паренек с гребешком на голове? Уже не первый час у подъезда ошивается…

- Что? - Лена вскочила из-за столика и бросилась к окну.

Действительно, у подъезда стоял мотоцикл, рядом с которым сидел тот самый Иван.

Лена ощутила, что у нее пылают щеки.

- Нет, мамуль, конечно, не он, - сказала она, возвращаясь к столику.

- А почему покраснела? - придирчиво спросила мама. - Ты, главное, на танцы не ходи…

- Хорошо, мамуль…

***

Когда училка вышла из подъезда, Иван понял, что не ошибся в расчетах. Куда она собиралась? Наверняка на танцы…

- Привет! - улыбнулся Иван.

Елена Игоревна с равнодушным лицом шла вдоль дома, не обращая никакого внимания на Ивана, который шел за ней, ведя мотоцикл за руль.

Конечно, Сепультура не ждал, что Елена Игоревна бросится ему на шею. Но чтобы вот так вот игнорировать?

- Лен, ну ты чо? - спросил Иван. - Обидел чем, что ли?

Ответить училка соизволила, только повернув за угол дома.

- Нет, Иван. Ничем. Просто у меня матушка с балкона смотрит…

- А-аа! - просиял Иван.

Тяжесть с души мгновенно свалилась, всем его существом завладела эйфория.

- Слушай, а ты куда вообще идешь? - спросил он.

- А тебе вообще какое дело? Ты что - завуч, чтобы я перед тобой отчитывалась?

- Да нет, - потупился Иван. - Просто если ты на танцы собралась, то это… Ну, в общем, зря…

- А что, есть какая-то альтернатива?

- Ну, в общем-то, есть. Я хотел пригласить тебя на концерт.

- Вот как? - удивилась училка.

- Ну, это не совсем концерт. Вернее, концерт, но только для тебя…

Елена Игоревна непонимающе смотрела на него.

- Короче, садись на мотоцикл, увидишь. Тут недалеко…

***

- А говорил, чтобы я на дискотеку не ездила, - сказала училка, когда они подъехали к дому культуры.

- Дискотека - это там, с того входа, - объяснил Иван. - А тут у нас - репетиционная база. Пошли, покажу.

Он провел Елену Игоревну в маленькую комнатку, где стояла аппаратура, и где дожидались пацаны-музыканты.

Комнатка располагалась далеко от зала, и дискотечные шумы досюда почти не долетали. Лишь иногда доносился ритмичный басовый гул.

- Знакомьтесь, пацаны! - с порога сказал Иван. - Это - Лена. А это - «Дети элеватора». Ты, Лен, не стесняйся. Чаю там, кофе, если хочешь. Пиво тоже есть.

- Я… я лучше пива буду, - сказала Елена Игоревна.

- Окей, - улыбнулся Иван, открыл дверцу маленького холодильника и достал запотевшую бутылочку «Туборг-грин». - Держи.

Затем он прошел на маленькую сцену, взял гитару, проверил микрофон, кивнул пацанам.

Барабанщик отстучал палочками готовность и «Дети элеватора» стали исполнять самый лиричный свой хит, который назывался не очень поэтично - «Невменяемость».

Со сцены Иван смотрел на Лену и гадал о том, что же она думает? Может, скучает и хочет побыстрее уйти? Но нет… Кажется, глаза ее загорелись.

- Я болен тобой, я больной, я больной! - пел Иван.

В глазах Елены Игоревны что-то блеснуло. Слезы? Да с чего бы…

- О-о, невменяемость, - выводил Иван и понимал, что не старался так с тех пор, как они записывались для YouTube. Хотя и тогда он и близко так не выкладывался.

В какой-то момент он положил гитару, кивнул пацанам: «Продолжайте», и спустился со сцены. Елена Игоревна при его появлении поднялась. Иван немного неловко обхватил ее за талию. Они принялись танцевать.

Поцелуй получился спонтанным. Иван готов был поклясться, что это вовсе не он оказался его инициатором. Училка обхватила его рот губами, покрытыми ароматной помадой, жарким и юрким языком выводила во рту у Ивана страстные кренделя.

Ивану стало жарко. Наверное никогда в жизни он не испытывал столь мощной эрекции.

Танец продолжался, казалось, целую вечность. Елена Игоревна гладила его лицо, и Иван по-настоящему сходил с ума.

Пацаны все поняли правильно. Доиграв, они встали и ушли. А Иван, задыхаясь от мощнейшей страсти, принялся срывать с училки одежду. Елена Игоревна, надо сказать, нисколько не возражала. Под трусиками у нее оказалось жарко и мокро.

***

Одной из главных трудностей зарождающегося станичного панк-движения было отсутствие места для тусовок. Более-менее подходила репетиционная база при ДК, но там можно было потусить разве что только во время репетиций. И изредка по пятницам, когда хозяин аппаратуры - он же директор ДК - квасил.

Кафе, как в городе, в станице не было. Имелись лишь рестораны, где видеть малоплатежеспособных панков были не очень-то рады.

Можно было бы собираться у кого-нибудь дома. Но, как на грех, все участники движухи жили с родителями. А при них и побухаешь, ни ганджубца не дунешь.

Время от времени, когда матушка была на работе, Иван принимал тусу у себя. Но и это, конечно, был не вариант.

К тому же панками стали интересоваться менты. Тут-то и оказался полезен олдовый Демьяныч. Несколько раз он попьянствовал с ментами, скорешился с кем-то из них. В общем, тусу до поры оставили в покое.

Однако проблема бесприютности и неприкаянности оставалась. Впрочем, однажды, перед самым новым годом, станичным неформалам неожиданно улыбнулась удача .

…Аркаша Рабинович не должен был жить в станице. Таким, как он, делать здесь было совершенно нечего. Неспортивный, рыхлый, с вкрадчивым голосом и странными манерами, да к тому же еще и чистокровный еврей.

Действительно, в станицу его занесло по недоразумению. Его батя, Соломон Исаакович был театральным режиссером. Раньше работал в Питере, в каком-то театре.

Совсем недавно глава района озадачился тем, чтобы создать в райцентре собственный театр. Тем более, что в соседних муниципальных образованиях такие уже появились. Соломон Исаакович оказался главным режиссером будущего очага культуры.

Так получилось, что сначала Иван познакомился не с Аркашей, а с его паханом. Однажды, во время репетиции, в их каморку вошел толстый горбоносый мужик. Выяснилось, что он тоже претендует на каморку. И, что самое ужасное, директор ДК готов был принять сторону толстого мужика. Тем более, что рок-группа платила сущие копейки, а за Соломона Исааковича башляла администрация района.

Впрочем, договориться удалось. И заслуга в этом была вовсе не Иванова. Соломон Исаакович сам вдруг включил заднюю.

- Да нет, пусть рокеры тут будут, - заявил он директору. - Помещение это, конечно, нужное. Но от нашего театра, полагаю, не убудет.

В том, что у толстого еврея была корысть в подобной благотворительности, Иван убедился уже позже, когда однажды на пороге репетиционной точки появился толстяк, поразительно похожий на главного режиссера будущего театра, только помладше.

- Здо`гово, б`гатва! Я - А`гкаша, - заявил этот тип с порога. - Будем д`гужить…

Адекватно воспринимать Аркашу сельскому человеку было трудно. Он вечно хихикал, выписывал руками волнообразные движения, безбожно картавил. Сложно и представить, что бы с ним случилось, попадись такой на глаза казакам.

Впрочем, поражал Аркаша не только внешней нелепостью. Он еще и танцевал. И это было хуже всего.

Появился он, когда «Дети элеватора» разучивали новый потенциальный хит. Совершенно неожиданно он стал плясать, волнообразно двигая несусветно толстым телом. Выглядел этот танец откровенно неприлично. Кончилось тем, что басист Ленька отключил инструмент, заявив:

- Я в таких условиях репетировать отказываюсь.

Впрочем, Аркаша оказался не таким уж и чудовищем. Оказалось, что его отцу администрация района выделила достаточно приличный дом в самом центре станицы. Мало того! В доме оказалось до фига свободных комнат. И Аркаша всегда рад был видеть у себя гостей.

Плюс ко всему Аркаша очень хорошо шарил в музле. У него была куча дисков, в том числе и с панк-роком, и с тяжеляком, и с электроникой, которые он без проблем и переписывал, и давал послушать.

Был, правда, у Аркаши и минус. О его существовании Иван только догадывался. Но однажды, в первые месяцы нового года, его подозрения подтвердились.

Тогда, после очередных посиделок у Аркаши, за Иваном увязался Вова Роттен (бывший Понос):

- Слы, Сепультура, поговорить надо. Короче, Аркаша - пидор оказался…

- Бля, - сплюнул Сепультура. - Базар фильтруй-то. Что говоришь?

- Отвечаю за каждое слово. Он меня сегодня за жопу хватал…

- ****ый насрать, - Иван, кроме шуток, не знал, что делать с этим открытием. - А ты?

- А шо я… Оттолкнул его. Но пидор он. Стопудово. Отвечаю.

- Значит, так, - решительно произнес Сепультура. - Я с ним поговорю. Больше он тебя трогать не будет.

- Ну, смотри…

- И ты, Вова, смотри. Не вздумай никому с****нуть. А то ты меня знаешь - мигом обратно Поносом станешь. Ферштейн?

С Аркашей он поговорил на следующий день. Откладывать этот неприятный разговор ни в коем случае не стоило.

Иван вышел покурить и повел с собой некурящего Аркашу. Говорил Сепультура, ни на что не намекая, и на личности не переходил. Как бы невзначай он рассказал, что пидоров на селе - ох, как не любят.

- Так что у нас - не Москва, не Питер, - закончил Иван свою речь. - Пидоров у нас в станице, Аркаша, просто нет. Понимаешь? И появляться им здесь - нежелательно.

Аркаша привычно захихикал, перевел разговор в шутку. Однако по глазам Иван понял: до Аркаши дошло.

«Ну, вот и славно», - подумал Сепультура.

***

Катастрофа случилась всего несколько дней спустя после этого разговора.

Сепультура совершенно не представлял, за каким чертом мог городской Аркаша отправиться на сельскую дискотеку? Как будто не понимал, что пляски в деревне - не просто дрыгание телесами, а очень сложная и опасная вещь.

Аркаша пришел на дискотеку смертельно пьяным. В силу общительности своей натуры он быстро прибился к какой-то толпе, принялся выплясывать свои причудливые и вихлявые танцы, быстро оказался в центре круга. Если бы он просто отплясывал, беды бы не случилось.

Но нет… Кончилось тем, что пьяный Аркаша в коридоре набросился на молодого казачонка, стал хватать его за жопу. Может быть, где-нибудь в Питере это безобразие и могло бы остаться незамеченным. Но только не в станице Старокамышевастовской.

Казачок поднял крик. Коридор заполнился людьми, и Аркашу стали бить.

Обстоятельства могли бы сложиться куда хуже, не выходи как раз в этот момент, тем же коридором с репетиции «Дети элеватора».

Увидев в коридоре драку, Сепультура бросился в самую ее гущу, растолкал казаков.

Когда же увидел, кого бьют, мгновенно все понял. Иван схватил рыхлого Аркашу, заставил его подняться с пола, поволок к выходу.

А уж от выхода домой к Аркаше пришлось мчаться бегом.

Как выяснилось, Аркаша почти не пострадал. Все-таки толстые люди обладают определенным иммунитетом к побоям. И сейчас жирный Аркаша, не отойдя еще от алкогольного отупения, принялся привычно хихикать.

Меньше всего он ожидал, что у самых дверей дома Иван врежет ему под дых.

- Ты… ты чего? - задыхаясь спрашивал Аркаша.

- Чего, ****ь? Ты понимаешь, что ты наделал, а? Ты же, *****, всю толпу подставил…

- Я… я…

- Мне самому хочется тебе на *** голову открутить.

Аркаша, кажется, начал проникаться серьезностью положения.

- Так и что тепе`гь делать? - забормотал он.

- Да ничего, ****ь! - закричал Иван. - Ты-то отсюда свалишь в свой Питер ****ый, или куда там. А нам тут - жить. И ты нас ****ец как подставил… Предупреждали же тебя! С *** ты нажрался? Казаков за жопы зачем хватал?

- Блин… Я больше не буду…

- Поздно. Сиди теперь дома. Двери никому не открывай. Завтра утром мы к тебе приедем. Будем думать, что с тобой делать…

…Когда Сепультура ехал домой, зазвонил мобильный. Вызывал Вася Рыба.

- Ну шо, пидары ****ые, - сказал он вместо «здрасьте». - Вот все про вас и ясно стало. Короче, готовьтесь. ****ец вам завтра наступит.

- Посмотрим, - ответил по привычке Иван.

Оснований для оптимизма не было, признаться, никаких.

***

Когда Сепультура приехал домой, первой мыслью было обзвонить всех своих. Однако баланс на счету удручал - 5 рублей 75 копеек. Звонки в станице дешевы, но даже так денег на счету хватит на два, в лучшем случае, три звонка.

И на элеваторе, как на грех, зарплата только через неделю.

Впрочем, выход был. Конечно, никто и никогда не объявлял общий сбор через эсэмэс. но попробовать стоило.

«Все ко мне! - набил Сепультура текст. - Срочно!»

Аркаша был единственным, кому Иван отправлять сообщение не стал.

Вскоре под окнами домика Сепультуры стал раздаваться рев моторов. На мотоциклах съезжались панки. Первым прибыл Вова Роттен, за ним - басист, потом ударник, компьютерщик Журавлев, Леха Попов. Очень быстро примчался «безлошадный» ботаник Огородов. Последним приволокся уже набравшийся Демьяныч.

Не было только одного и, по сути, самого важного, бойца. Куда-то пропал Вова Сало.

На кухне, где расселись панки, суетилась матушка.

- Ребятки, может, вам чаю-кофе?

- Мамуль, иди. Я тут сам распоряжусь, - Сепультура вытолкал матушку с кухни.

Он облокотился кулаками о стол и угрюмым взглядом обвел собравшихся.

- Значит, так, камрады. Сало, похоже, задерживается. Начнем без него. Может быть, не все знают, но сегодня случилась реальная жопа…

Сепультура вкратце изложил сегодняшнее происшествие.

Первым отреагировал Роттен:

- Бля, я же тебе говорил, что он - пидор. Надо было взашей его гнать!

- А *** знает, Вова. Аркаша нам до хуя хорошего сделал. И хата у него, и музло,и баблом подогревал…

- Но пидор, - саркастически хмыкнул Демьяныч. - Я знаешь, как считаю, Сепультура? Отдай ты его казакам. Пусть от****ят малехо. Пусть даже выебут или что там. Ему же приятно будет.

- Тут ты, Демьяныч, не прав, - возразил Иван. - Казака не под Аркашу, а под нас копают. Мы все сейчас под ударом. И еще одно… Аркаша до *** хорошего для нас сделал. Он - свой, блять. Нельзя своих сдавать.

- Даже пидоров?

- А это его персональное дело, я считаю.

- Не, братва, - Демьяныч встал, подняв ладони. - Я за пидора не подписываюсь. На *** надо. Себе дороже.

- Как знаешь, Демьяныч, - сказал Сепультура. - Но больше ты не с нами.

- Не с вами, - усмехнулся Демьяныч. - Ясен ***. Да вас завтра и не станет. Казаки зачмырят.

Демьяныч вышел. Во дворе взревел мотор его разъебанной «явы».

- Ну, что, - Иван обвел оставшихся панков взглядом. - Кто еще желает уйти? Вперед, на выход. Никого не держу…

- Я остаюсь, - заявил ботаник Огородов.

- Тоже, - кивнул Роттен. - Хоть Аркашка и пидарас.

Остались и Лешка Попов, и басист с ударником, и компьютерщик Журавлев.

В принципе, толпа набиралась можно сказать даже многочисленная. Однако без Вовы Сало стоила она немногого.

- Слы, Сепультура, у меня, кажется, одна мысль появилась, - начал было Серега Журавлев. - Только это мне из дома протоколы Интернета надо проверить…

- Слушай, мы ****иться вообще-то собрались, - хмуро перебил его Иван. - Ты со стрелялкой-то не путай.

- Да я не пу…

И тут зазвонил мобильный Ивана. Номер был незнакомым.

- Здравствуйте! Из отделения милиции беспокоят. Не могли бы вы, Иван, подъехать к нам…

- Э-э, а что случилось?

- Имя Владимир Сало вам о чем-нибудь говорит?

- Ну… Да…

- На него сегодня совершено нападение.

- На Вовку? Что с ним?

- Хм, - сказал мент в трубку. - Давайте, подъезжайте. Сначала вы ответите на мои вопросы. Потом, может быть, я - на ваши. В отделении пройдите в триста пятый кабинет.

- ****ец, - сказал Иван, нажав «отбой». - Они вырубили Сало. Меня менты вызывают.

- Наверное, эсэмэску твою прочитали, - усмехнулся Журавлев. - Надо нам с тобой поехать.

- Думаешь, закроют?

- Пусть только попробуют! - хорохорился Роттен. - Мы им всю ментовку расхуячим.

- Смотри, как бы они сами тебя не расхуячили, - ответил Иван. - Значит, так, пацаны. Если меня будут закрывать, дуйте к Соломону. Там рядом. Пусть отмазывает.

- Ванечка, что случилось? - вбежала в кухню матушка. - Проблемы какие-то?

- Потом, мамуль, - отмахнулся Иван. - Не переживай. Мы как-нибудь сами разберемся.

***

Мусорской опер со смутно знакомой Сепультуре рожей криво усмехнулся:

- А то я, по-твоему, не знаю, что это не ты его загасил. Просто при нем мобильный телефон обнаружили, а там - эсэмэс с твоего номера. Подъезжай, мол, срочно. А такие вещи у нас проверяют.

- Что с ним? В какой он больнице?

- В Армавир только что повезли, - сказал мент, закуривая сигарету. - Подозрение на перелом основания черепа. Будем говорить грубо: башку ему проломили на ***.

- Бля, - вскочил со стула Иван.

- Сядь на место, хлопец, - помрачнел опер. - Мы с тобой еще не закончили. И язык прикуси. Здесь, если ты не знал, только я могу материться.

- У меня, если что, алиби. Вон, пацаны во дворе - они все у меня были. Только что. Матушка еще…

- Да хер с тобой, - Только сейчас Иван заметил, что опер сильно пьян. - Ты кого-то подозреваешь в нападении?

- Нет, - быстро ответил Иван.

- И кто питал к пострадавшему неприязнь, тоже не знаешь?

Перед глазами Сепультуры появились оскаленные злобой лица казаков.

- Нет, - повторил Иван.

- Мне-то уж не ****и.

- Не знаю, - нахмурился Иван. - Ничего не могу сказать.

- Ладно! - хлопнул мент ладонью по столу. - Значит, слушай внимательно. Я не ебу, что у вас там за варки с казаками этими. Но ты мне, ****ь, статистику не порти. Если ты и, - он кивнул в сторону окна, - хлопчики твои гасиловку с ними устроите, я тебя первым, нах, на шконку определю. И похуй, каким ты там терпилой будешь. Мне, *****, в райцентре, ваши ****иловки на *** не ввалились. Все понял?

- Да, - мрачно ответил Иван.

- Тогда свободен, - сказал мент и уточнил: - Пока свободен. Вот здесь распишись за то, что ни *** полезного по делу сообщить не можешь…

- Ну, что там? - набросились во дворе пацаны.

- ***во дело, - сказал Иван. - Сало аж в Армавир повезли.

Вкратце он пересказал предупреждение мента.

- И что делать будем? - заволновались пацаны.

Иван хотел было уже беспомощно развести руками, как вдруг слово взял молчаливый обычно компьютерщик Серега Журавлев.

- Я знаю… Кажется, есть способ!

***

В семь утра позвонил Рыба.

- Ну, шо, смертнички. Через час на элеваторе. Кто смелый, йыхайте на разборки. Кстати, и петушка своего захватите. Шобы нам за ним нэ гонятыся.

- Угу, - сказал в трубку Сепультура.

- И шо, будэтэ? Чи зассалы?

- Будем, - коротко ответил Иван и дал «отбой».

Теперь предстояло оповестить своих. Деньги на трубке были. Спасибо Журавлеву, положил на счет сотняшку. С Журавлевым вчера засиделись до ночи у него на конторе, пиво пили, и проверяли одну ***ню…

Иван оседлал мотоцикл и поехал домой к Соломону Исааковичу и Аркаше.

Дверь открыл старший:

- Ну, что, проблемы у нас?

- Думаю, разрешим, Соломон Исаакович.

- Да брось ты этот церемониал, Вань. На «ты» меня можешь называть. Что, мой Аркашка крепко влип?

- Как влип, так и вытянем, дядя Соломон. Это я вам… тебе обещаю…

- Да быть не может! Эх, Аркашка! Сколько раз говорил ему, непутевому…

- Сочувствую, - покачал головой Иван. - Вот что, Аркашка нам нужен. Прокатиться к элеватору…

- К казакам?! - по-бабьи тонко взвизгнул режиссер.

- Угу.

- Но они же… они же его растерзают…

- Пусть только попробуют, - усмехнулся Иван.

- Ты что-то задумал? - прищурился Соломон Исаакович. - Есть какой-то план?

- Как без него, - ответил Иван. - Только ты, дядь Соломон, не бойся. Разрулим. Волоска с головы твоего Аркашки не упадет.

- А что за план?

- Долго рассказывать. Сейчас время просто поджимает…

- Слушай, Ваня… Хочешь, в ноги тебе упаду? Но если ты моего оболтуса спасешь, я… Я не знаю… Я в лепешку для вас расшибусь, все связи задействую, но… Короче, проси, что хочешь…

- Я понял, дядь Соломон. Но мы бы и так Аркашку не бросили…

- Аркаша! - принялся звать режиссер. - Выходи! Тебя казаки ждут. На разборку…

***

У Аркаши не было своего мотоцикла. Он ехал, обхватив Ивана за пояс.

«Если у него на меня встанет, ёбну по башке, похуй, что Исааковичу обещал», - подумал Сепультура.

Однако не пришлось. Аркаша дрожал. Конечно же, он боялся.

У элеватора уже дожидались на мотоциклах казаки. В руках у одних были бейсбольные биты, у других - прутья арматуры.

Панки тоже были на месте. И Леха Попов, и басист с ударником, и Роттен, и даже «безлошадный» ботаник Огородов. На новенькой «хонде» спокойно сидел Журавлев, на которого сегодня и была вся надежда.

При появлении Сепультуры и Аркаши казаки заулюлюкали.

- О, бля, как милуются. «Горбатая гора», бля. Вешайтесь, пидоры…

- Спокойно, - тихо сказал Иван дрожащему Аркаше.

Иван остановил мотоцикл и направился к Рыбе.

- И что, какие к нам предъявы?

- Гы! - хохотнул Рыба. - Да пидоры вы. Вот такие. Щас вас отхуесосим, делов-то…

- А ты в этом точно уверен, а, Рыба?

- Бля, ты охуел, петушара. А вот этот твой жидок вчера нашего пацана за жопу хватал?

- Ну, и что… Напился человек. Вон, кое-кто из твоих, как набухается, так и к козам пристает. Что, не так, что ли? А, Череп?

Здоровенный Федька побагровел. Такой скандал действительно имел место. Одна полоумная бабка как-то кричала, что, мол, Федька ее козу чуть не оприходовал.

- Ты стрелки не переводи, - криво ухмыльнулся Рыба. - За пидора вписываться западло, бля…

- А ты у нас, значит, гомофоб? - спросил Иван.

Он ловил себя на том, что ему хочется, просто невыносимо хочется уебать кулаком или чем потяжелее по наглой, раскормленной харе. Просто уебать. И будь что будет.

Но нельзя. Нельзя…

- Ты меня к своим… это… не причисляй, - загыгыкал Рыба. - Я в душе не ебу, что там ваша гомосячья терминология значит…

- А у меня, Вася, другая информация, - перешел Иван в атаку. - Мой человек, - он кивнул на Журавлева, - хочет вам что-то сказать…

- Короче, - решительно и уверенно взял слово компьютерщик, доставая из кармана куртки какие-то распечатки. - Я. если что, работаю в провайдерской конторе. То есть, у меня имеется статистика: кто, когда и как надолго на какой интернет-сайт лазил…

- Слы, ты нам мозги не засирай, - перебил было Рыба. почувствовав неладное.

- Тихо! - рявкнул Иван. - Продолжай, Серега.

- Так вот, завелся у нас в станице один человек, который каждую ночь дрочит гей-порнуху. У меня тут, в распечатках, все, если что, записано, а любой желающий может проверить.

- Сам ты и дрочишь, - напор в голосе Рыбы ощутимо слабел.

- О, нет. Это делает абонент нашей сети, проживающий на улице Жлобы…

- Завали ****о! - взвился было Рыба.

- На улице Жлобы, дом 78, - закончил Журавлев.

- Э, Рыба, это же твой вроде как адрес? - сказал один из казаков.

- В натуре, - подтвердил еще кто-то.

- Это ****еж! - завопил Рыба. - Гаси их, ребя!

Никто не двинулся с места.

- Если что, за базар я всегда могу вывезти, - продолжал Журавлев. - Заезжайте ко мне в контору, я для вас специально с сервака всю статистику выведу.

- Так ты чо, Рыба, пидор, что ли? - спросили казаки.

Ничего не ответив, Рыба сел на мотоцикл и уехал прочь. Казаки провожали бывшего вожака тяжелыми взглядами.

Разборка закончилась.

***

Предыдущим вечером Сепультуре пришлось понервничать.

Уверенности не был до последнего.

- Рыба - он ведь на Жлобы живет? - начал издалека компьютерщик. - Есть у нас там один клиент, гомосятину смотрит. Каждый вечер, как заведенный. Хоть бы на один нормальный сайт зашел…

- А ты что ж, не знаешь, кто это такой?

- Мне за это платят, что ли? Похуй как-то…

- Но ведь это - большая улица, - усомнился Иван. - Мало ли там уродов…

- В том-то и дело, - сказал Журавлев. - Заехать надо на контору. Проверить…

По пути взяли в круглосуточном баклажку пива.

- А вот и наш орел, ****ь, - сказал Журавлев, высматривая что-то там на мониторе. - Снова надрачивает…

Проверили адрес, регистрацию. Это был Рыба.

Выпили за удачу, которая улыбнулась вдруг в самый последний момент.

- Это XXI век, - сказал Журавлев. - В том-то его преимущество, что ёбла друг другу крошить - уже не обязательно…

***

Аркаша вместе с батей в скором времени уехали из станицы. Впрочем, и администрация района к театральной жизни к тому времени уже охладела.

Рыба ходил зачмыренный, тише воды. Иван не знал - отхуесосила его казачья братва или все-таки побрезговала. Да и похуй как-то было…

Сало выписали из больницы. Выглядел он хорошо. Правда. в тусах стал принимать куда меньшее участие.

В феврале на мобильный Ивану позвонили.

- Здравствуйте! Иван? - щебетал милый женский голос. - Это из журнала «Мачо и мучачо» вас беспокоят. Мы делаем серию репортажей про провинциальный life-style и хотели бы написать про вас.

- Ничо себе, - удивился Иван. - А откуда вы о нас узнали?

- От Соломона Исааковича. Ну, так как? Приезжать к вам?

Журналистка оказалась изящной брюнеточкой, предпочитавшей небывало короткие мини-юбки и матерящейся, как мог не всякий казак.

Иван вместе с остальным панк-движением целый день катал ее вместе с фотографом по станице и окрестностям. Пришлось совершать много странных действий - позировать на фоне элеватора, живописных луж и мусорных куч.

Когда стемнело, журналистка, которую звали Матильдой, деловито погладила Ивана по ширинке, мягко укусила за ухо и прошептала:

- Пошли ****ься…

Отказать Иван не смог.

Наутро журналистка уехала, а Ивана ожидал скандал от Ленки.

- Козел! Мудила! - не стесняясь в выражениях кричала на него Елена Игоревна прямо перед входом в путягу. - Все вы, мужики, одинаковы! Вам лишь бы засадить симпатичной телочке! Все! Не подходи ко мне больше! Знать тебя не знаю!

Иван переживал. Однако не долго.

В середине марта в станицу прибыла киногруппа. Лысый, плотный режиссер объяснял Ивану и остальным панкам:

- Мы, короче, хотим сделать постапокалиптическое кино. Типа «Безумного Макса», но только с нашими героями…

Панкам выдали игрушечные, но впечатляющего вида ружбайки, как у терминатора. Потом из автобуса вышел Гоша Куценко. Его-то, собственно, и оказалось надо гонять по полю и лесополосе.

Когда съемки закончились, толстячок с хитрой рожей (которого называли продюсером) отвалил панкам кучу бабла, приговаривая:

- Спасибо, парни, ништяк, отлично поработали. Будем иметь вас в виду.

На заработанное бабло панки решили бухнуть в самом пафосном местном ресторане. Как ни странно, пьянка съела лишь малое количество от заработанного.

От желающих вступить в панки теперь не было отбоя. Иван уже привык к тому, что за ним ходят все парни, даже казаки, упрашивая:

- Слы, Сепультура! Ну, и нас тоже прими… Ну, чо ты!

***

А в апреле надо было уходить в армию. На проводах Иван хотел как следует дунуть, чтобы набраться ума перед службой.

Но не случилось. Откуда-то из Москвы неожиданно нагрянула съемочная группа ***-пойми какого телевидения. Пришлось тупо бухать. Когда телевизионщики узнали, что Сепультура уходит в армию, почему-то пришли в бурный восторг. Снимали на камеру сцену сбривания ирокеза.

За всей этой суетой Иван не сразу заметил, что пришла и Елена Игоревна. Она стояла поодаль и глазами, полными слез, смотрела на Ивана.

Сепультура, заметив ее, немедленно встал из-за стола и, оттолкнув назойливого журналиста, тыкавшего ему в ебач микрофоном, направился к Ленке.

- Ну, привет, - сказал он.

- Привет, - с тихой улыбкой ответила училка.

- Я вот на службу ухожу. Целый год меня не будет…

- Знаю, - ответила Лена.

- Слушай, извини меня. Неправ я был…

- Да ладно. Проехали. Ты же теперь знаменитость…

- Забей! - сказал Иван и поцеловал училку.

Губы у Ленки были все такие же горячие.

Суетились телевизионщики, но сейчас Ивану на них было категорически насрать.

- Пошли поебемся? - прошептала Ленка.

- А пошли, - ответил Иван.

КОНЕЦ.