Много шума из ничего, 5-2

АКТ ПЯТЫЙ

СЦЕНА ВТОРАЯ

Сад Леонато.

(В саду появляются Бенедикт и Маргарита.)

БЕНЕДИКТ:
Прошу, милашка Маргарита, устрой мне встречу с Беатрис.

МАРГАРИТА:
А будет ли взамен сонет, моим достоинствам  бесценным  посвящённый?

БЕНЕДИКТ:
Достоинствам бесценным — стиль бесценный, Маргарита, с которым не сравнится ни один. Ты стоишь этого, по правде говоря.

МАРГАРИТА:
Не по карману будет до меня добраться. Так что мне — одинокой оставаться?

БЕНЕДИКТ:
Ты, как борзая, на лету хватаешь.

МАРГАРИТА:
А вы, как фехтовальщик неумелый — не раните, но в бой идёте смело.

БЕНЕДИКТ:
Не смеет ранить женщину мужчина острым словом. Передаю тебе свой щит, а ты же — позови мне Беатрис.

МАРГАРИТА:
Щиты у нас найдутся — меч отдайте.

БЕНЕДИКТ:
Чтоб голова не пала с плеч — храниться в ножнах должен меч.

МАРГАРИТА:
Пойду за Беатрис. Сейчас она прискачет.

БЕНЕДИКТ:
Иди же.
(Маргарита уходит.)

БЕНЕДИКТ (напевает):
О, всемогущий повелитель,
Любви и счастья покровитель,
Мои желания ты знаешь,
И без внимания, надеюсь, не оставишь...
Стихосложение имею я в виду. Ведь ни Леандр, из-за любви морскую даль преодолевший, ни знаменитый даже сводник Троил, никто другой из мифов прошлых лет, блуждающих по весям белого стиха, со стороны любви не подвергались сильному воздействию такому, как несчастный я. Как не стараюсь — рифма мне не по плечу. Избитой рифме «кровь-любовь» не нахожу замены, а к слову «поцелуй» всё время лезет неуместное «халуй». Подобно шлюхе рифма не сдаётся — её пленить не каждому даётся. Моим усилиям — один конец: на ниве рифмы я неважный жнец.
(Входит Беатрис.)
Ужели ты услышала мой зов?

БЕАТРИС:
По первому же зову и уйду.

БЕНЕДИКТ:
Зову тебя, не уходи!


БЕАТРИС:
На зов пришла — на зов и ухожу. А прежде я хотела бы узнать о Клавде и о вас.

БЕНЕДИКТ:
Я столько резких слов ему наговорил. Теперь же очень хочется тебя поцеловать.

БЕАТРИС:
Как ветер — резкие слова. Здоровью моему — опасен резкий ветер, а потому я ухожу без поцелуя.

БЕНЕДИКТ:
Стрелою ум твой наделить способен слово, которое разит без промедленья. Пока же жив, скажу, что Клавда вызвал на дуэль. На наши плечи мы взвалили груз, коль Клавд не явится, то он — подлец и трус. Скажи же, наконец, что нелюбимого во мне тебе любимо?

БЕАТРИС:
Всё вместе, что вас полнит злом, не сокрушаясь благом и добром. А что любимого во мне вам нелюбимо?

БЕНЕДИКТ:
Любить мне против воли нелюбимо.

БЕАТРИС:
Всё сердцу вопреки. Ах, бедное сердечко! Меня вы ради сердце надрываете своё. Так я его обижу ради вас: я отвергаю сердце, не смея отказать его владельцу.

БЕНЕДИКТ:
Любовь большая нас объединяет, а ум, подобно  року — расторгает.

БЕАТРИС:
Вы об уме своём поспешно заявили: нет умных, кто бы так себя хвалили.

БЕНЕДИКТ:
Так было в прежние века — не тот народ, не та река. Кто нынче памятник  при жизни не поставит, тот  удовольствия себе не предоставит. Ведь память так коротковата: стенания вдовы, да скорбный звон набата.

БЕАТРИС:
Как долго может это продолжаться?

БЕНЕДИКТ:
Час — на стенания, на слёзы — полчаса. И если Дон Пардон не гложет вашу совесть, то лучше о достоинствах своих трубить по всей округе. Что я и делаю теперь. Хвалимый да похвал достоин! Теперь скажите, как  кузина поживает?

БЕАТРИС:
Довольно худо.

БЕНЕДИКТ:
А вы?


БЕАТРИС:
И я — не лучше.

БЕНЕДИКТ:
Молись, люби и поправляйся. Я ухожу — сюда спешит прислуга.

(Входит Урсула.)

УРСУЛА:
Спешите к дядюшке скорее. Весь дом тревогою объят. Уже доказано, что Геро не виновна, а принца с Клавдом нагло обманули и виноват во всем сбежавший Дон Жуан.

БЕАТРИС:
Вы не хотите ли послушать эту новость, сударь?

БЕНЕДИКТ:
Хочу я в сердце поселиться, за ласки жизнью расплатиться , в глазах бездонных медленно тонуть и вместе к дядюшке с тобою заглянуть.

(Уходят.)