Мгновения детства

-  Сколько Вам полных лет?
-  Минутку, доктор! Сейчас посчитаю…
С некоторых пор этот вопрос меня ставит в тупик. Лет до тридцати я хорошо ориентировалась в своем возрасте. Сейчас приходится производить некоторые  математические действия. Год рождения я помню четко, слава Богу, но вот год текущий иногда уточняю. Время что ли стало сжиматься? Как ? Сорок четыре уже? Да вот же только тридцать было. Ну да!  И тридцать пять отметили уже весело. Точно сорок четыре. У меня ж дочки –невесты, а мне, по-прежнему, восемнадцать в душе.
Мне посчастливилось родиться в семье, где меня окружали очень хорошие и интересные люди. Первые девять лет своей жизни я провела на Украине, в городе Кривой Рог. Лучшим моим другом на всю жизнь стал мой папа – Николай Владимирович, который был человеком необычайно широкой души,  надежным, умным, с огромным чувством юмора. Он брал меня с собой в спортзал лет с трех-четырех на тренировки и соревнования по волейболу, пристрастил к спорту,  научил меня кататься на велосипеде, лыжах, коньках, плавать, стрелять, ездить на мотоцикле.  Я стопроцентная папина дочка, а папа для меня – эталон мужчины и  абсолютный авторитет по сей день.
А подругой самой первой была для меня папина бабушка и моя прабабушка – Мария Федоровна.  Бабушка Муся – это кладезь знаний и мудрости, это Человек с большой буквы, которого окружающие бесконечно уважали и любили.  Бабушка  была дворянских кровей, великолепно воспитана и образована, знала немецкий и французский, вообще знала столько всего, что по вечерам дворовая ребятня всех возрастов сидела с открытыми ртами вокруг бабушки на лавочках  и, не отрываясь, слушала  ее рассказы.  К слову сказать,  благодарные слушатели  ее вспоминают до сих пор, а умерла она, будучи парализованной от инсульта,  5 октября 1981 года в возрасте семидесяти девяти лет.
Я жила на два дома: с родителями на первом этаже «сталинки»  и  в трехкомнатной квартире в этом же  подъезде двумя этажами выше, где остались прабабушка Маруся,  дядя Вова и тетя Лиля, папины родители – Владимир Андреевич и Мария Семеновна (как оказалось после бабушкиной смерти, что была она от рождения Матреной Семеновной).
Прабабушка прожила достаточно насыщенную жизнь: сменялись эпохи и правители, она была свидетелем Первой мировой войны, Октябрьского переворота , а в Великую Отечественную она потеряла  мужа и сына. У прабабушки был брат Сергей и две сестры – Женя и Лина. Кроме родителей их воспитанием занимался гувернер-француз, который, по словам  бабушки, спас ее от смерти, когда она решила разрезать на рельсах пополам монетку с помощью проходящего паровоза.  Бабушка очень хорошо стреляла, ездила верхом и вообще была очень смелой дамой.  И внешне и по темпераменту она чем-то походила на Фаину Раневскую. После революции ее брат - Сергей Федорович  эмигрировал во Францию, а потом в Штаты. Связь с ним с тех пор потерялась. Ее сестра Женя семьей не обзавелась, осталась жить после эвакуации в Оренбурге.  Про сестру Лину говорили, что она жила в Киеве, ее мужа репрессировали, а сын стал  крупным ученым-атомщиком.  Как-то она решила навестить  мою прабабушку Мусю и была крайне удивлена скромными бытовыми условиями, вопрошая: «Муся! Как? У тебя даже нет туалетного столика?!»  Прабабушке было не до туалетных столиков и не до  себя вообще. На ее плечах были все домашние хлопоты и воспитание внуков. В эвакуации, в Башкирии  она получила сразу две похоронки с фронта: одну о гибели старшего сына Николая, который был разведчиком и  погиб у деревни Прохоровка на Курской дуге.  Муж  ее  - Андрей Арсентьевич  воевал под Сталинградом и до сих пор числится пропавшим без вести. Бабушка всю жизнь посвятила чудом оставшемуся в живых своему младшему сыну – Владимиру, моему деду, который  тоже побывал на фронте, приписав себе два года.
Милая моя бабушка! Сколько ночей мы с тобой бродили по квартире, сколько ты бегала за мной по двору, пытаясь заманить домой поесть и, отчаявшись, выносила обед на улицу, чтобы покормить меня за столом у подъезда!  Сколько нужного  и  хорошего ты вложила в меня!
С бабушкой мы вместе шили ночные сорочки, фартуки и капоты (так называла бабушка халаты): я крутила маховик «Зингера», а бабушка управлялась с шитьем, регулируя командами скорость, которую я придавала машинке. К годам  пяти я уже умела чистить картошку, с удовольствием перебирала рис и гречку, мазала  перышками от диких уток кружевные блины, испеченные бабушкой.
С романом «Война и мир» я познакомилась не на школьной скамье, а гораздо раньше, когда еще не умела читать. Мне не было еще пяти, когда бабушка мне читала эту книгу вслух. В этом же возрасте Мария Федоровна начала меня учить и немецкому.
На ночь я любила слушать бабушкины сказки, которые она сочиняла про меня. Я в них была умной, смелой и находчивой. Я и партизанила, и у немцев в тылу побывала разведчицей, всех перехитрила,  товарищей не предала, выбралась живой и задание выполнила.  В ее военных сказках  я свободно говорила по-немецки и  отлично стреляла.
Я настолько явственно представляла себя в роли разведчицы, что бабушка однажды пострадала от своих сказок.  Поскольку я же «партизанка и разведчица», то я четко уяснила, что тайны нужно уметь хранить и не выдавать ни при каких обстоятельствах. Мои родители были молоды, а в нашем доме часто собирались их друзья. Конечно, что-то выпивали и веселились. Мария Федоровна очень переживала по этому поводу. Папа мой дал мне четкую установку: если бабушка будет спрашивать, что они  делают,  то сказать, что  картошку нажарили и чай пьют.  Как-то раз, бабушка, услышав, что в доме гости, пришла забрать меня к себе. Она меня начала расспрашивать как бы между прочим: кто у нас в гостях, и что там происходит. Ответ был один, как бабушка ни старалась. Поразительно, что бабушка, ведая или не ведая того, запрограммировала мою жизнь с помощью своих сказок.  Все качества, которыми она наделяла меня в сказках, у меня есть. Слава Богу, воевать с фашистами  мне не пришлось, но я  хорошо  говорю по-немецки, без акцента, прилично стреляю и очень интересуюсь оружием.   Ребенок – чистая доска. Истина. Что напишешь на эту доску в детстве, то и будет.
На прогулках бабушка  привязывала мои веревочные качели  к толстой ветке тополя, который  и по сей день стоит у подъезда. Мария Федоровна выходила обязательно со своим стулом, газетами или книгой. Бабушка смотрела за мной, читала и курила через мундштук папиросы «Казбек».
Иногда она водила меня и всю дворовую компанию на пляж купаться.  А во дворе все лето мы висели на фруктовых деревьях, питаясь шелковицей, дикими вишнями и абрикосами.
Бабушка очень трепетно относилась к теленовостям и программу «Время» смотрела, усаживаясь возле самого телевизора правым боком, потому что плохо слышала на левое ухо из-за того, что когда-то пострадала от молнии. Домашние над ней подтрунивали, мол, кого ты слушаешь там?
Я обожала балет  «Лебединое озеро» и  смотрела  его несколько раз по телевизору. Измучила бабушку тем, что мне нужно такое же платье как у балерины и тапочки. С платьем кое-что бабушка придумала: в подол платья со складками она вставила проволоку, а пуантами были чешки. Я не понимала, почему я не могу так ходить на носочках, как балерины. Бабушка мне объяснила, что там специальные пробки. Я же поняла все буквально и в ящике стола взяла пробки для бутылок и напялила себе на большие пальцы.  Зато, когда приехала из Новосибирска моя тетя Лиля с мужем Колей , и я увидела ее неземной красоты розовый пеньюар, то поняла, что мечты сбываются. Лиля разрешала мне его надевать для исполнения па, а я себе казалась просто примой-балериной.
На кухонном столе стоял огромный ведерный самовар, в который заливалась кипяченая вода, и можно было еще корчить рожи как перед кривым зеркалом. Были специальные щипцы для кускового сахара и чайный гриб в банке. Еще бабушка сушила корки от лимонов и мандаринов,  чтобы  придавать пикантности чаю.  А чай был особенный какой-то: в брикетах и в маленьких  жестяных коробочках-сундучках.  Потом эти сундучки благополучно использовали для дроби и пороха.  Меня, кстати, с детства пристрастили к черному чаю, который я даже ночью требовала.
Часто обедали или ужинали всей семьей за круглым столом в большой комнате, которую бабушка называла столовой. Суп подавался в супнице, а второе употреблялось с помощью ножей и вилок непременно.
В этой же столовой заряжали патроны и чистили ружья мои папа, дед и дядя. Я, конечно, тоже участвовала - чистила стволы смоченной в машинном масле маленькой тряпочкой,  которая засовывалась в отверстие  ершика на шомполе. А как интересно было заряжать патроны! Мужчины садились за стол, мне доверяли засыпать порох или дробь и сортировать пыжи. И как конвейер: кто капсюли вставляет, кто порох засыпает, кто дробь, а кто гильзы запыживает.  Потом готовые патроны еще надо было закрутить на специальной машинке и подписать калибр. Еще у меня было одно дело: затолкать патроны в патронташ. Как-то я сыпанула порох два раза в одну и ту же гильзу, а дедушка это обнаружил и спросил меня:  «Внученька, ты хочешь, чтоб дедушка из лодки вылетел?»  У деда была большая  надувная лодка, в которой я обожала «плавать»,  когда она сушилась в большой комнате. Еще мне очень нравились ягдташи с петельками для дичи. В общем, охота была с фасоном.  А у меня всегда были заячьи хвосты в арсенале.
Папина мама – бабушка Маша, была очень скромным, тихим и мягким человеком. Бабушка научила меня вязать  и прясть на прялке. С ней я замешивала лепешки и лепила вареники. Еще помню, как мы с ней танцевали краковяк: «Русский, немец и поляк танцевали краковяк. Танцевали-танцевали, спотыкнулись и упали!» Это она приговаривала, кружась и держа меня за руки. Еще помню, как мы с ней писали письма моему дяде Вове в армию. Я помню, что умела кое-как печатные буквы выводить и очень просила дядю, чтоб он привез мне в подарок туфли на каблуках. Мне очень бабушкины французские туфельки нравились, такие милые и маленькие как у Золушки.
На меня произвел впечатление такой удивительный эпизод: я вертелась рядом с бабушкой  Машей, гладившей белье,  как   вдруг она сказала: «Вот было бы здорово, если б Вова сейчас приехал!» Едва она это проговорила, раздался звонок в дверь. На пороге стоял мой дядя Вова в военной форме. Бабушка даже  вскрикнула от радости и неожиданности. Туфельки дядя мне не привез, потому что не было таких. Конечно, не было. Я, наивное дитя, еще слова «дефицит» не знала  и не ведала, что кроме дубовых сандалий из обувного магазина напротив мне мечтать не о чем.
Дядя Вова, которого я с детства привыкла называть просто по имени, служил в Армении и привез изюм, хурму,  еще какие-то сладости.  К слову сказать, хурму я до сих пор есть не могу – наелась на всю жизнь.
Зимой благодаря дяде  у меня все ноги были в синяках, потому что он катался со мной на санках с горки на станции. Там столько народу резвилось зимой, пока на Украине еще зимы были снежные. Наверно, я и счет так выучила, потому что каждый вечер считали мои синяки. Потом синяки и ссадины стали для меня привычным делом, и я особо не парилась по поводу разбитой коленки или локтя: надо было  просто облизнуть лист подорожника, прилепить его  на рану  - и вперед, а иногда спасал и кусок газеты.
Помню, как Вова получил первую зарплату и появился во дворе слегка под шафе. Мы с мамой как раз были  во дворе. Пришлось эвакуировать дядю на третий этаж. Он шел впереди нас, бросая  позади себя на ступеньки трешки и пятерки.  Мы с мамой собрали этот урожай дензнаков  и вернули в семью вместе с дядей.
Тетя  Лиля со своей стороны открывала для меня очень полезные для будущей женщины вещи, за что я ей очень благодарна. У меня вызывала дикий  восторг  ее  шкатулка с «драгоценностями». Там  были  несметные сокровища: обалденные браслеты и колье, а на туалетном столике огромнее количество пузырьков с лаком для ногтей. Я, конечно, всегда  в маникюре была, без вопросов.
Вообще, отношения в семье были очень дипломатичными и спокойными. Никто не выходил из берегов, и вопросы решались спокойно и конструктивно. На меня никогда не повышался голос, но наказания в виде домашнего ареста были. Лиля была воспитана эдакой леди, но жизнь постепенно внесла коррективы, и тете удалось совместить в себе несовместимое.   Спустя много лет я наблюдала, как она отбивала дядю Вову и моего мужа у озверевших «блюстителей  порядка». Тетя, чуть прищурившись, выхватывала  у них дубинки и была в самой гуще событий. Я же стояла остолбеневшая со своей годовалой дочкой на руках.
Лилин муж Коля – это еще один родной для меня человек, который легко вошел в нашу большую семью. Он тоже принимал активное участие в моем воспитании. А однажды заставил постоять в углу, предварительно покрутив мне ухо за то, что я на целый день ушилась со двора, была где-то в гостях, потом забрела в магазин за цветными мелками, при этом никого не спрашивала и не предупреждала. Это я сейчас понимаю, какую панику я вызвала тогда  в семье.
При таком количестве опекунов я росла очень самостоятельным ребенком. Лет с шести я спокойно отправлялась на троллейбусе к маме на работу в Рудоуправление, где  она работала в одном отделе вместе с бабушкой Машей. Мне нравилось печатать на одной машинке  и считать на другой, писать через копирку, считать на счетах. Летом мы с мамой ходили в обеденный перерыв на пляж, который было видно из маминого отдела.
Уже давно нет со мной папы, бабушки Муси, бабушки Маши и деда, но осталось такое приятное чувство тепла и уюта от детских воспоминаний!

P.S. И вот спустя два года после написания этого рассказа, все-таки довелось мне с фашистами воевать!Фашисты наши, доморощенные, беспощадные! Фашисты, которые сейчас убивают на Украине моих соотечественников: в Одессе, Краматорске, Луганске,Харькове и Донецке!Даже дочка моей подруги заражена фашизмом! Эта 28-летняя отличница и краснодипломница - Наденька брызжет ненавистью к русским,клянется убивать русских и яростно ненавидит Россию, гордится своей причастностью к "Правому сектору". Мое оружие - не автомат Калашникова, а моя память и скорбь о погибших в страшной войне, о моих погибших родных, моя историческая память. Горько и больно осознавать, что выросло целое поколение без роду и племени, продажное, лживое, одурманенное вражеской пропагандой; поколение с программой самоуничтожения. Друзья! Разговаривайте со своими детьми! Рассказывайте им о нашей настоящей истории, о подвигах наших предков! Иначе головы наших чад заполнит мерзость и ненависть к своей истории и своей стране!