Папирус. 11

««Кар!», с ржавелого башенного крана, говорит о том, что птицы не улетели на север. Пора бы! Уже июнь и холодный ветер с юга, да и весь сам юг вступает в свои права. Не заметно, крадучись, зима тянет руки к тому, что только совсем недавно оттаяло и расцвело. Всё переменилось, и география уже не та, и если взглянуть на Землю то она не похожа на глобус моих школьных лет. Не только Земля переменилась, но и Луна, её уже не разглядишь в театральный бинокль и она уже не спутник Земли, а спутник солнца между Землёй и Венерой. Как-то без Луны всё загнулось на Земле, нет приливов и отливов, нет нервозности от полнолуний и покой который обрёл человек от этого, повлиял на всю его жизнь в сторону перемены хода его эволюции. Теперь человек снова сгибается в обезьяну, и всё больше приближаясь к образу своего покрытого шерстью предка, меняет, тянет за собой окружающий мир, руша всё, что попадётся под его уже волосатую руку. Разум ещё пока поблёскивает в глазах, но это остаточное уже нельзя назвать человеком и если я всё ещё как-то пытаюсь сдерживать бурлящие процессы обратной мутации, то большинство из тех кого знал уже сдались и если что и могут делать от разума, то только вычёсывать блох. А ведь как всё было хорошо! Вышли в космос, добрались до Марса, на Луне построили заводы по переработки добываемого здесь же сырья и вдруг оказалось, что Луна не планета, а живое существо замаскированное под планету и когда бур вошел в это живое Луна дёрнулось будто раненное животное. Вся поверхность от этого дёрганья разлетелась на куски и создала вокруг Земли ещё один пояс астероидов, а сама Луна круглой рыбой стала удаляться от Земли помахивая хвостов от льющейся из раны крови. Как-то всё быстро произошло и не успели помянуть погибших в этом катаклизме, как родился первый покрытый шерстью младенец. Потом сотый младенец, тысячный, а дальше и родители этих детей, да и вообще всё люди окунулись в необъяснимый процесс перерождения человека в обезьяну с последующим их превращением в самых настоящих диких животных, которым даже до шимпанзе из цирков было далеко».

«В дверях соседка с глазами как у варёной рыбы и с подбородком испачканном кровью. Я читал в интернете, что какая-то эпидемия гуляет по городу, но сравнивал её с еже весенними вспышками гриппа и значение не придавал, но и на улицу не выходил. Не то что боялся, просто на чужие сопли и чихание у меня была аллергия. А здесь сразу страшная соседка и голосом контрабаса, «Пыть!». Воды конечно не жалко, но воспоминания кадров из фильмов о живых мертвецах заставили быстро закрыть дверь, успокоиться и налить рюмку водки. Желания отдернуть штору и посмотреть в окно не было, не хотелось привлекать внимание возможно снующих по улице мертвецов, но где-то в глубине мозга зарождался интерес, который заставлял узнать что происходит, чтобы выжить. А жить я хотел, ведь только сегодня мой паралич прошел и моё горизонтальное положение тела сменилось на вертикальное. И в звонке соседки в дверь и в появлении чувственности в мышцах, да и сам подъём с кровати, всё виделось большим знаком, указательным пальцев показывающим в сторону, куда надо бежать. Я был радостен от восстановления своих двигательных способностей, и даже вроде был рад соседке три года менявшей мне памперсы, но страх был видимо сильнее и видимо от этого взял в руки топор и пошел к двери, над которой блякал звонок, и на которую показывал воображаемый указательный палец. Дверь распахнул в полную ширь и топор по самый обух вошел в череп соседки. Кровь видимо у соседки оставалась только на подбородке, меня же всего облила пахнущая гноем бело-зелёная жидкость. Конечно был не очень брезгливый, но мне этого хватило, чтобы смешать свою блевотину с этой жидкостью, и добавить своей жидкости в свой памперс. Памперс! Увидев его на себе вместо трусов, я увидел себя голым! Мне стало как-то стыдно и от этого я побежал в ванну помыться, чтобы потом одеть чистую одежду. Не было мысли чтобы смыть бело-зелёную грязь, хотел лишь одеться! Помылся и побежал к шкафу. Всё было большое, отблеском когда-то крепкого, здорового тела и висело теперь мешком! Но паника была не долго, на тело налезло всё, что было в шкафу! А потом одолел покой и повалил на кровать родив появление мысли. Эпидемия! Пандемия! Апокалипсис! Исчезновения человечества одело на голову венок осознания, что как не мойся, как не одевайся, ничто не спасёт от происходящего вокруг.  Но всё как-то быстро! Только утром соседка делала массаж и меняла памперсы и вот она уже лежит у порога с топором в башке. Но я жив! Я до сих пор чувствую на лице слюни её утешений, от которых тоже бы был с белыми глазами. А может эти слюни и излечили меня? Может вирус бросающий в смерть бросил меня в жизнь? Охохо! Как хочется жить! И надо идти! Надо выбираться из города! В леса, горы, поля, где наверняка есть выжившие или такие как я, вставшие с кроватей живыми! Бегом! Бегом за стены в новый мир!
Скатился мячиком к подъезду. На лавочке качали башкой ополоумевшие бабки, но увидев меня защелками вставными зубами, как голодные псы. Ели увернулся от их собачьих прыжком и удивился тому, как быстро наросло на кости мясо. Мой гардероб не мешал мне бежать! Летел как гепард, и никакая стая мёртвых людей меня не догнала, и лишь что досталось им, так только слетевшие с шеи шарфы! …
Ах лес! Ах лес! Ну просто чудо!».
Последние строки разных людей похороненных оползнем в один день. Они каждый по своему воспринимали происходящие, сопротивлялись процессу обуявшему всю планету, и по разному выложили это строками на листах. И это очень странно, как и то, что они лежали взявшись за руки и один своими останками похож на человека, а другой на обезьяну. Скорее всего это останки созданий из различных параллельных миров, попавших в наш мир после разрушения своих и не удивлюсь, если когда-то из нашего рухнувшего в бездну самоуничтожения мира, я ступлю в иной мир, где если не буду раздавлен упавшей скалой, то по крайней мере, кто-то утолит мной свой голод.
- Эй! Здесь ещё двое! Один будто рыба, второй с крыльями на спине!