Воскресный папа

Настолько это скучно и пошло обратиться к собеседнику со словами: А вот вы же помните, как у вас это было? Как в один момент вы осознали, что прожита половина жизни? И как вы испугались, произвели переоценку ценностей и посмотрели на всё с какой-то иной, ещё не понятной стороны, но внутренне почему-то решили, что это взгляд мудрости, не меньше.

Быстро так переобулись, с какой-то мазохистской мыслью, что вот ещё немного и вы сможете перестать верить, надеяться и ждать. Что ещё капля, и вы успокоитесь и сможете распуститься как морально, так и физически.

Подумали. И тут же испугались.

И даже если вам сорок, и даже если пятьдесят.  И не побоюсь этого слова – шестьдесят. Вы всё равно внутри никогда. Никогда не отпустите надежду, что всё может быть иначе. И верить будете в это «иначе» до последнего вдоха.

Так устроен человек. Нормальный человек, как мне кажется.

Вам будет хотеться страстей, вас будут обуревать желания, и вы будете гнать даже мельчайшие намеки на то, что вам это надоело и не имеет смысла.
Смысл. Он есть всегда и во всём.

 
И если в сорок вы еще понимаете, что органичны и вполне в состоянии изменить всё, включая окружающий мир. То в шестьдесят в это тоже верится, хоть и не подтверждается оголтелой реальностью. Слишком мало времени остается на то, чтобы попробовать получить толику мечты, приложив при этом неимоверные усилия.
Меня всегда поражали люди, не потерявшие пресловутый блеск в глазах, не окостеневшие душой, умеющие смеяться глупостям. Это же адов труд!

 
Да, длинное вступление. Но о чем может думать женщина в сорок и более, сидя за кухонным столом и смотря в окно? В открытое весеннее окно. Пастораль? Нет, проза жизни.
Женщина эта одна из многих, одна из нас. Стандартная москвичка. И счастлива по своему, у неё есть всё, чтобы уже начать себя чувствовать этой самой… счастливой.
Отдельная квартира, работа. Круг друзей, знакомых. Свои какие-то достижения и потери, но в целом – всё прекрасно. И ранний брак ни о чем. И отсутствие изматывающих обязательств. Да и сама ничего так, здорова вроде. И даже новая сумка в прихожей, и ламинат блестит.

Кризис среднего возраста никого не щадит. Просто глубоко замужним и отягощенным бытом и семьёй женщинам он не особо ведом. Некогда. А мужчины? Ну, они же с другой планеты, и к пятидесяти годам – дай бог выучиваются составлять пару из массы разнокалиберных носков.  Плавно так, из зародышевого состояния у мамки, перетекая в руки супружницы. Такие счастливцы очень долго ищут в дневнике ребенка, где им нужно поставить подпись, когда им раз в год подают этот самый дневник. А ребенок, как правило, нетерпеливо мнется и раздражается задержкой.
Ребенок уже впитал модель семьи.

 Женщина иногда и об этом думает. Ну, представляет, как вот живут благополучные средние семьи? Ей интересно попробовать на вкус, пощупать такую жизнь. Она с опаской трогает подушечкой пальца неведомое, и со слов так живущих – невероятно счастливое существование. Но, что-то ей в это плохо верится. Она списывает на то, что просто ей не дано. Не умеет, не научена. Да и вообще.
Невероятно, но миллионы людей живут - вопреки. Они сами себя уговаривают, что это нормально, правильно и здорово. По-людски, в конце концов.
Но человек так устроен. Ему мало понимать, ему нужно попробовать, чтобы понять окончательно.
Как же нам сложно. Просто оставить всё как есть, и полюбить это. Мы никак не выпадем из шаблона. Мы с упорством слона будем пихаться в лисью нору, лишь для того, чтобы сказать: Да, я это проходил. Я это пробовал. Я выполнил свои функции. Всё перепробовал и поэтому я – мизантроп. Гордо так сказать, затушив окурок в пепельнице, ухмыльнувшись и упасть в свое идеальное ложе. Выспаться, конечно, и по схеме с утра – выдвинуться на работу. Не забыв при этом подумать, что всё ещё может быть…

Всё может быть. Что – всё? То, чем живут миллионы, а ты всё никак не… миллион.
Ты – недоразумение в этой вселенной. Неправильная молекула. Отбраковка.
С такими мыслями ложатся женщины в сорок лет спать.
Спят они неплохо, что греха таить. Но, тоскуют о неведомой бабьей доле. Самозабвенно так тоскуют, что и глупости делают бабьи, пусть и кратковременные.
Ну и, как правило, в такие вот моменты часто случаются чудеса. Когда уже не смотришь по сторонам, ибо – пофиг. И тут – бац! Прямо весна на Заречной улице.

 Женщина встречает мужчину. Которого давно не ждет. Не ждала. Он просто входит в её жизнь, незатейливо скидывая туфли в прихожей. Заставляя её задуматься о том, какое у неё бельё, сделана ли эпиляция и не пошло бы всё к черту?
Это в первые минуты. А глобально она выдыхает и понимает, что отныне есть некто. Кто-то, кто всегда рядом. Он поддержит, защитит, ему можно порыдать на груди, положить голову на живот и замереть под его тяжелой и теплой рукой.
Жизнь становится невыносимо прекрасной. И плевать на всё, что было «до». Существует только сейчас. Остро воспринимается момент «спины». Вдруг понимаешь, что нет ничего важней, как вот это ощущение… Пошлое, избитое. Но – спины.

 Алик был, нет. Он – есть весь такой необычный. Включая его имя, намекающее на инородное и пугающее происхождение. Всё-таки, как с 17-го года не старались соединить в союз все эти социалистические республики…  Однако, разность менталитетов настолько велика, что даже любимые кадры из наилюбимейших фильмов не помогают. Ибо для смешивания воды с маслом нужен эмульгатор. А Алик? Его просто так назвали. Наверное, посмотрев всё тот же фильм «Москва слезам не верит»…. Ну, просто обозвали. Алик Дмитриевич. Это как надо было впечатлиться в том,  далеком 80-м году, чтобы так назвать ребенка?
Сейчас Алику 32.
Алик, как и все нормальные мужчины, успел побывать в браке и родить чудную дочь. Анастасию Аликовну. Блять.  С пшеничными волосами. У самого Алика волосы невыразительные, среднеевропейские. Московские, я бы сказала. Гордо носящие название – русые. По мне, это цвет плесени. Невыдающиеся. Так хочется зацепиться за что-нибудь выдающееся. Но у Алика даже «это» не особо выдается.
Алик гордо снимает своё жильё. Самозабвенно гладит свои вещи, чистит туфли. Ходит на работу с каким-то мазохистским ощущением, что грянет гром и он, Алик, станет пупом земли и пересядет на шоколадный Кайен.

 В целом, я просто злюсь. Так его представляя. Мне нужно отыграться перед самой собой за очередную ошибку. За очередную надежду и веру, что вот сейчас… Что вот – оно.
Оно, а вернее – Алик, был мне послан так нерешительно, такое впечатление, что судьба макнула кисточку в воду, потом потыкалась в разные краски, так и не набрав достаточного количества ни одной из них и – уверенно ткнула в мой белый лист жизни, по привычке начатый в очередной раз.
Я даже не сразу рассмотрела эту невнятную кляксу, т.к. сработал захлопывающийся клапан. Это как у паука в паутине, муха попала в сети – он тут же получает сигнал – пора жрать добычу, хоть и спал до этого в трухлявой стене на нижней полке без лап.

 В общем, всё было очень красиво, не подумайте ничего такого.
Завертелось у нас с Аликом-кляксой быстро, но так тонко и вуалеобразно, что я плюнула на свои трясущиеся лапы и полезла по отвесной, осыпающейся и трухлявой стене вверх, подтягиваясь на своих тонких лапках-ручках по своей же тревожной паутинке. Вот в тот момент я абсолютно уверена была, как и сотни женщин моего пост бальзаковского возраста, что всё это, включая Алика с его рефлексиями, мне послано б-гом за всё, что мне было до этого.
Опять пастораль. Не хватает только полупьяной подружки рядом, усиленно мотающей гривой на каждое мое слово.

 Ладно, у нас было всё хорошо целых три месяца.
Мы играли в семью, которой нам обоим жутко не доставало. Мне по причине её физического отсутствия, Алику – по причине её потери в связи с тем, что он себя неправильно вел. Мама Алика давно умыла руки, как я подозреваю, в тот момент как она его родила и нарекла… А супружница Алика в тот момент, когда Алик придя с работы в думах о том, как несправедлив мир во главе с его  шефом Иваном Филипповичем… вдруг предъявила претензии на тему оценок ребенка и вообще, когда они отдыхали в последний раз?
Алик с размаху метнул пакет «майка» с нарезным батоном и пакетиком «Кальве» на пол.

 Это всё было «до» того, как мы познакомились.
Алик мне достался свободным. Почти.
Вот теперь узнаете ситуацию? Всё это никуда не ушло. Вы привычно утешаете и сочувствуете, вы гладите по голове. Вы верите, что это только с кем-то, но не с вами. Но тревожитесь. Однако, время берет своё и вы расслабляете свои паучьи лапки.
Отпустив последний полупрозрачный канатик своей паутины, вы приходите в себя и начинаете жить нормально.
А оно и правда так. Всё хорошо, более чем) Пусть и не без сучков.
И даже Алик расслабляется, обрастает жирком и начинает «полюблять» Ивана Филипповича, не говоря уже о вас. Алик перестает снимать жилье, он тоже открывается новым отношениям. Он искренен, он старается.

 Алик начинает навещать свою дочь по воскресеньям, в качестве воскресного папы. Он делает это с испугом вначале, потом всё увереннее, потому как крепко стоит на ногах. Его, именно его паучьи лапки ушли в прошлое. Он гордится тем, что он сейчас может и что он дает.
 Вы улыбаетесь влажными глазами гордости за своего мужчину до тех пор, пока воскресные визиты не увеличивают ваше свободное время с вечера пятницы до вечера воскресенья, а то и до… вечера понедельника.
Нет, вы же этого так хотели, так гордились.

 В один из дней вы так и не дождались возвращения вашего мужчины. Вы не спросили, да и не хотели бы получить ответ. Вы просто залезли опять в свой межстенок. Взрыднули от нахлынувших чувств, повесили себе очередную медаль «за доблесть», лизнули раны. Плюнули. И опять впали в анабиоз. Но всё же не забыли выкинуть тонкую нить паутинки наружу, с надеждой… А вдруг?
А вдруг в следующий раз вы не будете перевалочным пунктом, вдруг в вашу паутинку-нить позвонит настоящий мужчина, а не очередной «алик»?