Эссе о военной юности наших отцов

О моём отце
и тех, чья юность, совпала с периодом Великой Отечественной войны.

У лампы, под тихое мурлыканье голоса приемника «Нева», не на коленях у отца, и не прижавшись, а рядышком – мы из рода «воинственно берегущих свою нежность», изучаем карту его военной юности.

«Дебрецен – Дебрецен, Будапешт – Гудапешт, Балатон – Балатон, Сёкешфёхервар – Сё – кеш – фёхер - вар, Вена – Вена, Прага – Прага…»
Ещё долго я буду уверена, что есть на свете города именно с такими загадочными именами.  Врожденная генетическая деликатность не позволит отцу исправить услышанный трехлетней дочерью «Гудапешт» на Будапешт, дабы не спугнуть прививавшуюся давними вечерами любовь к путешествиям.

Вот оттуда пятёрки по географии, истории, астрономии. Всё оттуда: из подчеркнутых трофейной ручкой названий городов на потрёпанной до явных прямоугольников карте.
Верстах в семидесяти от Праги он встретил Победу. А до Пражской операции в рядах З-го Украинского прошел Румынию, Венгрию, Австрию. Орден и медали украшали его грудь исключительно 9 мая, когда он с нами, а потом уже и с внуками ходил на ветеранские встречи. 

А вечером (папа обычно немногословный и сдержанный) мы узнавали о том, что в другой день он бы вряд ли поведал. Мою сестру Рузалию потряс его рассказ о том, как во время одного из переходов, когда пришлось продвигаться по лесной дороге, какой-то боец, сопровождавший их отряд на лошади, предложил им сгрузить винтовки к нему на телегу, чтобы легче шлось. Но  то ли папу не обмануло предчувствие, то ли он хорошо помнил слова присяги: «Клянусь быть бдительным», но он отговорил товарищей от этого заманчивого предложения. Неизвестно, остались ли бы они живы, когда внезапно противник открыл по ним огонь из лесной засады.

Думается, что папа, с восемнадцати лет необратимо породнившись с Войной, ещё не раз проходил не только по весенней Европе 45-го. В памяти была и земля, ещё не успевшая выветрить запах Курской дуги: танки – дыбом, с гусеницами, разомкнутыми силой уже наступающих на Запад.

В конце февраля 1943-го он начал учиться азам артиллерийского дела на ускоренных курсах Ленинградского военного училища им. С. М. Кирова, эвакуированного на Урал.
Со своим ПТРом (противотанковым ружьем) он, похоже, расстался лишь в Гороховецких лагерях, потом служил в Иванове. Получил предложение продолжить службу в органах с переводом в Москву. Но, остался в Иванове, встретив зеленоглазую, с роскошными косами, да и носившую имя жены Пророка, – Хадичу.

Наследник фамилии, мой брат Ибрагим, родился вторым, а до него мне приходилось принимать в подарок мальчишечьи игрушки. Я четко помню первый из них: выбегаю из подъезда, а навстречу папа протягивает мне,  коричневенький револьвер с пистончиками и тут же на ходу учит «военному искусству». Стрелять из лука не хуже дворовых пацанов, «фехтоваться» на деревянных саблях –  школа «выросших и возмужавших в солдатских шинелях».

 А может, это философия имени, или сигналы из глубин родовой памяти:
– … «А у вашего бабая (дедушки) были награды за службу в царской армии».
– … «Папа, ты только никому об этом не говори, я  ведь уже пионерка».
А о том, что до  нашего Аюб-бабая несколько поколений Тапаевых-Хамзиных почти два века служили Богу, мы перестали бояться говорить вслух лишь в начале 90-х. Папины предки имели досточтимые титулы исламского духовенства, такие, как «хазрят». Раньше считалось, что слово «хазрят» могло быть присоединено только к имени лиц, почитаемых наравне со святыми.

В трудах академика А. Ф. Лосева «Философия имени» и П. А. Флоренского «Имена» говорится о взаимосвязи между именем и именуемым. Оба философа считают, что имя несет особую, только ему присущую смысловую нагрузку.  «Тапай, Тапаг» – «служи; будь верным; будь работником»: слово древнетюркского происхождения, о чем и свидетельствуют этимологические словари.

 И ещё… .    Помнится, и это почти по Окуджаве, «вечерами всё играла радиола, и пары танцевали…» на асфальте двора моего детства. Это папа выставлял свою «Неву» на кухонный подоконник нашей коммунальной двухэтажки.

В память об отце хранятся две больших стопы грампластинок одна: с «дунайскими» и «амурскими» волнами, «Рио-Ритой», утесовским грустным монологом «водителя кобылы», Шульженко… и, конечно же, нашими детскими пластинками: «Огород-наоборот», «Я сам» …
Вторая – с мелодиями, что стали этнокамертоном для оказавшихся по воле случая вдали от родных мест. Голоса Ильхама Шакирова, Гульсум Сулеймановой, Альфии Абзаловой звучали не только тогда, когда собирались родственники, а просто когда кому-то сильно взгрустнётся.
 
Думается, что большая часть нашего «я», хоть это и осознается лишь с годами, накрепко связана с прошлым, памятью о былом.

Теперь я уже и сама понимаю, чего стоило отцу перебирать папки, в которых хранились его воинские документы. Адреса фронтовых товарищей (папа говорил именно так: «мой фронтовой товарищ», а не «фронтовой друг») он продублировал на внутренних сторонах папок, с их письмами, считая, что так  верней.

Из писем, датированных июнем и июлем 1992-го: 
Цитаты, из некоторых писем, датированных июнем и июлем 1992-го: 
«Ты, брат, держись, вспомни, как мы в конце февраля сорок третьего начали обучаться на курсах Ленинградского военного училища им. С. М. Кирова, эвакуированного на Урал, а потом, дрались с врагом, наскоро похлебав из одного котелка и всё ещё было впереди: и раны потерь, и радость Победы. Гаптрахман, ты должен настроиться победить болезнь».¬ (Рамазанов Ахматнур, папин земляк из Пермской области).

… «Геннадий, ты и сам, наверное, не догадываешься, как ты меня поддержал на одной из наших первых встреч, я не надеялся, что меня кто-то помнит. И вдруг ты говоришь, что помнишь меня, ссылаясь на такую деталь, что я любил стрелять из пистолета, постоянно тренируясь в меткости стрельбы. Меня это очень тронуло». (Вайсман Вениамин Михайлович –  командир минометного взвода, Минск)

Из письма Вениамина Михайловича, но уже когда папы не стало: «Под впечатлением того, что случилось, не могу найти подходящих слов … мысли перепутались: то вспоминается наша молодость, война, встречи ветеранов в Москве, то его последнее письмо. … Отец ваш был хорошим солдатом, отцом, другом и Человеком с большой буквы. Не мне вам это говорить, вы его лучше знаете, но, я тоже немного разбираюсь в людях и для меня это тоже большая потеря...».

«Идеализация личности основана на том лучшем, что есть в нас», – вычитала я недавно  в воспоминаниях Шавката Абдусаламова  об Андрее Тарковском.

… «Здравствуй, дорогой фронтовой друг, земляк! … Ты сильно не расстраивайся из-за ухудшения здоровья, держись по-фронтовому, всё утрясется.… С уважением, Тагировы Махмуд и Роза, 25 мая 1992 года, родом из Юкшура, Пермской области».
Папа иногда зачитывал нам старые и новые письма – свидетельства нерушимого  фронтового братства.
 
Теперь уже я периодически созваниваюсь с Минском, чтобы услышать ещё бодрый голос командира минометного взвода Вениамина Михайловича, а услышав: « Дочка …», не сразу могу сдержать волнение.

В июне 1992-го солдат 3-го Украинского фронта Тапаев Гаптрахман рядом со своими товарищами в последний раз прошел дорогами фронтовой юности через «Дебрецен – Будапешт – Балатон – Сёкешфёхервар – Вену и майскую победную Прагу…»
Тапаев Гаптрахман Аюпович (3.02.1925 – 26.06.1992 гг.) – рядовой стрелок Великой Отечественной войны, награжден Орденом Отечественной Войны II степени и медалями: “За отвагу”, “За боевые заслуги”, “За взятие Будапешта» “За взятие Вены”, “За освобождение Праги» и другими наградами.