Розы на снегу

                РОЗЫ НА СНЕГУ
                Валерий Воронков

                1.
Андрей Левин никогда не думал, что его болезнь  когда-нибудь станет его профессией. Тягу к поджогам – по научному «пиромания» - он  ощутил в пять лет, когда впервые взял в руки спичку и чиркнул ею о коробок. Запах серы сразу опьяняюще затуманил его маленькую головку, а пламя огня гипнотически очаровало Андрея. Потом неожиданная боль и возвращение в реальность.
Ночью он долго не мог уснуть, переживая новые ощущения. Обожженные пальчики приятно побаливали, напоминая чарующий запах серы и красоту огня.
На другой день он не находил себе места, капризничал по любому поводу. В детском саду ничего не ел, в игрушки не играл. В тихий час он тихонько прокрался на кухню и украл спички, с которыми спрятался в подсобку.
Детский сад сгорел дотла. Детей едва удалось спасти, в том числе и самого поджигателя. Врач-психиатр сразу диагноз ставить не стал (однако в блокноте сделал соответствующую запись), но предупредил Андрюшиных родителей, что  подобная тяга к спичкам в конечном итоге может перерасти в страшную болезнь – пироманию.
С годами Левин стал осторожным. Когда он чувствовал, что не может совладать со своей страстью, то уходил подальше от района, где жил, и только там доставал спички.
К его сожалению, от поджогов с помощью спичек результат был не всегда успешным. Огонь разгорался медленно, и пожар быстро обнаруживали. И Андрюша Левин, стоя в стороне, горько плакал и от злости кусал свои губы.
Но тут в школе стали преподавать химию, и юный пироман воспрянул духом. Приобретенные знания помогли ему создавать химические составы, которые могли храниться долгое время в определенной среде, а в соприкосновение с воздухом, вернее с кислородом, находящимся в воздухе, сразу воспламенялись, нагреваясь до сотен градусов. От такой температуры огонь  разгорался молниеносно. Деревянные дома сгорали практически до основания до приезда пожарных.
Андрей всегда находился недалеко от пожара, с восторгом  смотрел на пламя и на бессилие людей и противопожарной техники. Ему хотелось кричать во все горло: «Это я, Андрей Левин, сотворил это великолепие!»
В старших классах он увлекся мистическими книгами и фильмами ужасов. Неожиданно для себя Андрей обнаружил, что тяга к поджогам у него появляется всегда в полнолуние. Кроме этого запах серы, который он так любил, является атрибутом дьявола. И он решил, что он не просто Андрей Левин, а посланник самого Сатаны. Это как-то сразу возвеличило его над сверстниками, хотя внешне он им уступал во всем: в росте, в уме, знаниях по всем предметам кроме химии.
В двадцать пять лет, после смерти родителей, он так ничего и не добился в жизни. Женщины его не интересовали, работал, где придется, нигде долго не задерживаясь. Но свою страсть к поджогам он тщательно скрывал ото всех. Поэтому Левин очень удивился, когда однажды получил заказное письмо, в котором лежала тысяча долларов и записка, набранная на компьютере. В ней лишь был указан адрес дома и дата. Под датой стояла фраза: «Дом сжечь не позднее. Доплата – еще одна тысяча долларов. Записку уничтожить».
Андрей пошел по указанному адресу. Дом был довольно старый и деревянный и находился в центральной части города. Вокруг него повсюду стояли краны и высились новые  девяти и двенадцатиэтажные здания. На щите нарисован плакат с надписью: «Строительство ведет строительная компания «Плутон-7».
На улице толпились  жильцы старого дома. Они о чем-то оживленно спорили. Больше всех кипятилась горбоносая старушка.
- Почему мы должны соглашаться на их условия? – возмущалась она. – Я прожила в этом доме восемьдесят лет. Я привыкла к этому району. А сегодня это самый престижный район города. Так почему я должна переезжать на окраину города, к тому же не в новую квартиру. Эти бандиты совсем потеряли совесть! Куда смотрят власти?
- Матрена Ивановна, всех уже расселили, остались только мы. Ты что – хочешь, чтобы наш дом сожгли? – вступил в разговор ее сосед.
- Пусть жгут, я до президента дойду, но правды добьюсь. Я не позволю, чтобы моей судьбой вот так распоряжались!
Левин обошел дом со всех сторон, отмечая для себя все его изъяны и подходы к нему. Осмотром он остался весьма доволен.
Дом загорелся в назначенный срок в четыре утра в квартире Матрены Ивановны. Жильцы едва успели выбежать на улицу. Пожарным пришлось лишь тушить головешки. Левин с восторгом наблюдал за зрелищем с восьмого этажа новостройки. Его абсолютно не тронуло, когда из-под обломков извлекли тело восьмидесятилетней старушки и увезли его на скорой помощи. Наоборот, при виде пожарища он ощутил неповторимое удовлетворение. По низу живота разлилось блаженное чувство, а все тело забилось в сладостной судороге.
Подобное с ним происходило и прежде. Однако, на этот раз чувства обострились многократно. Дома Андрей сразу бросился к своим любимым книгам по оккультизму, колдовству и магии. Не глядя, взял одну из них, открыл наугад и принялся читать: «Всюду в мире встречаются два противоположных начала; однако целью их является не антагонизм, а совместная продуктивная работа, которая приводит к разрешению их антагонизма и к их примирению в общем синтезе. Условием этой совместной работы является их взаимная реакция и существование между ними подвижного равновесия. Главная задача заключается в нахождении их взаимного центра тяжести или, иначе говоря, в установлении между ними равновесия. В равновесии жизни и смерти заключено бессмертие».
- Вот оно! –  в радостном возбуждении воскликнул Левин и жирно подчеркнул фразу: «В равновесии жизни и смерти заключено бессмертие».
Через неделю Андрей получил еще одно заказное письмо. В нем лежала тысяча долларов. И в тот же день в областной газете была статья о пожарах в области. Приводился пример и с его пожаром. Пожарный инспектор – автор статьи – во всем обвинил погибшую Матрену Ивановну, которая не следила за электропроводкой в своей квартире. Плохая электропроводка, мол, и стала причиной пожара.
Прочитав статью, Левин долго саркастически смеялся. Он понял, что пожарники так и не разгадали его еще один способ поджога. Осознав это, он почувствовал себя суперменом. От переполнявшего  чувства гордости Андрей решил сходить в дорогое кафе и отметить свой триумф. Теперь, после стольких лет прозябания и бедности, он мог себе это позволить. 
 
                2.
Полковник Иван Федорович Святых положил телефонную трубку и смахнул пот со лба: разговор с московским начальником был весьма труден. Но разговором он остался доволен: высшее руководство, наконец-то, дало добро на арест нескольких олигархов, которые захватили в области нефтехимическую промышленность и автомобильный бизнес. От такой радости Иван Федорович по-мальчишески хлопнул в ладоши и сделал несколько боксерских выпадов.
- Ай да Ваня! Ай да сукин сын! – похвалил он сам себя и открыл дверцу книжного шкафа, где с Нового года, почти полтора месяца, стояла слегка початая бутылка армянского коньяка.
Святых налил себе полрюмки и с придыхом выпил ее.
- Ой, хорошо! – сказал он и вновь потянулся к бутылке. Но рука остановилась на полпути, так как в дверь негромко постучали. А следом за стуком в дверном проеме показалась симпатичная головка старшего лейтенанта Веры Воробьевой.
- Товарищ полковник, - обижено сказала Вера, - вы что, забыли что ли, что у меня сегодня день рождения? Я уже стол накрыла в соседнем кабинете. Там уже все собрались, только вас ждем.
- Верочка, все помню, идем, - и они вместе отправились в соседнюю комнату.
За столом сидел почти весь отдел по борьбе с экономическими преступлениями управления внутренних дел области. Несколько подполковников, майоров и капитанов. Самым младшим по званию была только Вера Воробьева. И к тому же она была единственной женщиной в отделе.
Святых сел рядом с ней, хозяйским взором посмотрел на стол и на свой небольшой коллектив.
- Ну, что ж, друзья мои, - сказал он и поднялся с полно налитым бокалом шампанского. – Сегодня у нас две радостные вещи: завтра мы завершаем операцию «Олигархи», а сейчас празднуем день рождение нашей очаровательной Верочки.
Иван Федорович вышел из-за стола и встал напротив Воробьевой.
- Вера, что тебе сказать. Ты прекрасный работник. Но самое главное, что с твоим приходом в нашем  мужском коллективе многое изменилось. Мы, сами того не замечая, стали, как это мягче сказать, менее грубыми что ли. Подтянутыми. В общем, с твоим приходом у нас появился… Господи, ну не умею я говорить! В общем, вы меня поняли.
- Поняли, товарищ полковник! – выкрикнул с места подполковник Василий Озернов, гренадерского роста красавец. – Гусарами мы стали. Джентльменами.
- Правильно, Василий, джентльменами, - подтвердил Святых. – И ты нас, Вера, всех очаровала. Вот только кого ты из ребят осчастливишь, выйдя за кого-нибудь замуж.
- Вот этого я сделать никак не могу, так как сегодня у меня вечером дома в семейном кругу будет не только день рождения, но и помолвка.
- Тогда, друзья мои, у нас сегодня даже три события, - воскликнул полковник, - так пьем за нашу Верочку!
Все офицеры дружно выпили и накинулись на закуски, приготовленные Верой и ее мамой – Ириной Степановной Воробьевой, которая в чине подполковника работала в должности зам. начальника отдела кадров УВД. Она тоже должна была сидеть за этим столом, но именно в этот день из Москвы приехала комиссия, и Ирина Степановна не могла выкроить даже полчаса для своей дочери.
Вслед за шампанским  очень хорошо пошла водочка. Мужчины расстегнули пиджаки и верхние пуговицы рубашек. Рюмки оказались крохотными, поэтому тостам не было предела.
От комплементов Вера раскраснелась, как красна девица.
- Ой, вы меня всю прямо расхвалили! – воскликнула она. – Давайте поговорим о чем-нибудь другом.
- Давайте! – поддержал ее Василий Озернов. – Например, о том – за кого ты замуж собираешься?
- Точно, точно! – зашумели за столом. – На кого это ты нас решила променять?
Вера засмущалась.
- Вы его все знаете. Это Володя Чернов…
- Хороший парень, - кивнул головой Святых.
Озернов скривил губу.
- Чего там хорошего, - буркнул он себе под нос. Ему было досадно, что Вера выбрала не его – любимца всех незамужних женщин УВД.
                3.
Владимир Чернов злился на себя за свою нерасторопность. С этим делом о поджогах он совсем забыл о своей личной жизни, а главное о Вере. Ведь у нее сегодня день рождения и их помолвка. Но он сидел в кабинете у прокурора и упорно пытался доказать, что все последние пожары в старой части города, где ведутся строительные работы, не случайность, а хорошо спланированная акция, за которой стоят хозяева частных строительных компаний.
Прокурор был тупой, как о таких обычно говорят герои сатирических фильмов. Его выводы казались логичными, но и одновременно бездарными по своей бюрократической глупости.
- Володя, - говорил на доводы Чернова Спиридонов Иван Сидорович, - у нас в городе по нескольку пожаров в день. И чаще всего в старой черте города. По заключениям экспертов причинами всех пожаров является то, что дома старые, особенно электропроводка. Кто-то забыл выключить чайник, у кого-то испорченная газовая плита. Да, что там говорить. Многие пожары происходят просто по причине пьянства. Заснул человек с сигаретой – вот и все. О чем тут еще спорить?
- Иван Сидорович, дело в том, что я провел анализ всех пожаров за последние пятьдесят лет.
- Ой, так уж и за пятьдесят лет.
- Да, за пятьдесят лет! И никогда в нашем городе не было столько пожаров, сколько их стало после того, как частные строительные компании не стали скупать земли в черте города и вести на них строительство зданий. Вот мой доклад. В нем  я подробно излагаю, как делаются поджоги, и кто примерно за ними стоит. Например, дом на улице Коммунаров под номером 187. Ему в этом году исполнилось сто двадцать семь лет. Он горел трижды. Первый раз в 1927 году. Но так, как он построен из жаростойкого кирпича, пожар был потушен самими жильцами. Второй раз он горел в 1965 году. Сгорела лишь одна квартира. Три недели назад дом сгорел дотла.
- Ну, видимо, годы берут свое, даже дома стареют, - развел руками Спиридонов.
- Нет, не дома. Этот дом сразу загорелся в двух местах! Но почему-то наши эксперты дали заключения, что электропроводка замкнула именно в этих местах. И почему-то замкнула одновременно.
- Чернов, ты мне надоел! Это все твои домыслы. Пока ты мне не принесешь доказательства, что это поджоги, ко мне лучше не приходи…

                4.
- В общем, так, ребята, - сказал полковник Святых, - еще один тост и все расходимся по домам. Завтра у нас полно работы. У Верочки праздник продолжается, но уже дома. Поэтому все, гусары, по последней. Со стола убирают мужчины!
- Да вы что, товарищ полковник, - возмутилась Вера, - Я сама уберу.
- Нет. Пусть уберут ребята. Ты мне нужна минут на пять. Зайди ко мне, поможешь упаковать несколько документов.
Святых вместе с Воробьевой встали из-за стола и через минуту сидели в кабинете рядом с кучей папок.
- Знаешь, что это такое? – спросил Иван Федорович.
- Не-а, - ответила Вера.
- Это конец местной мафии. Здесь все, - хлопнул рукой Святых по груде документов.
- Иван Федорович, а вы не боитесь? – с опаской спросила Воробьева.
- Кроме смерти, Верочка, ничего страшнее нет. Только, наверное, еще кроме бесчестия. Есть такая песня, где прекрасные строки: «Пускай глупец из грязи в князи вышел. Пускай! Пускай глупца ласкает двор и знать. Но честь – она всего превыше, умри, гусар, но чести не утрать!» Так вот, самое главное в нашей жизни – чести не утратить. Поняла, Веруня?
- Поняла, товарищ полковник!
- Вот и молодец… Что такое? – вдруг принюхался Иван Федорович. – Вера, чуешь, дымом пахнет.
Вера подошла к двери и потянула носом.
- Точно, товарищ полковник. Ой, как тянет-то.
Вслед за ее словами из коридора донесся крик: «Горим! Пожар!»

                5.
Ирина Степановна Воробьева облегченно вздохнула и расправила уставшие плечи. Ее только что покинули московские гости, которые дотошно проверяли всю ее документацию.  Но она была на них особенно зла не за это, а за то, что они не отпустили ее на рынок, чтобы она купила букет цветов для своей дочери.
Верочке нравились бордовые розы. Она этот цвет полюбила, когда однажды, еще в  раннем детстве, увидела закат на Кавказе. Они тогда всей семьей отдыхали в Батуми.
Закат был неземной. В фантастическом бордовом цвете, казалось, смешалась вся палитра. Она переливалась и, как в черную дыру, уходила внутрь бордовой краски. И в тот же вечер Вере подарили букет роз. Он словно впитал в себя весь увиденный закат.
Ирина Степановна очень хотела купить дочери на  день рождения точно такой же букет. Но члены комиссии ее не отпустили. А Марина, ее секретарша, которую она отправила в цветочный магазин, принесла розы какого-то неприятного цвета.
Настроение было полностью испорчено. Ирина Степановна даже не спустилась на третий этаж к Вере, чтобы поздравить ее с двадцатипятилетним юбилеем. «Ладно, - успокоила она сама себя, - сегодня вечером в тесном кругу я все сделаю, как надо. И Володю Чернова поздравлю с помолвкой. Они оба – хорошая пара».
Ирина Степановна посмотрела на часы –  восемнадцать часов тридцать минут. Все – рабочий день полчаса как закончен. Вера, вернее всего, уже по пути к дому. Пора и самой собираться.
Вдруг она услышала вой пожарной машины. Подошла к окну и выглянула наружу. В наступивших сумерках ярко горели уличные фонари. Февральский снег падал сверху и сказочно переливался в свете ламп.
Напротив, на тротуаре, стояла огромная толпа зевак и смотрела на здание УВД. Их пытались оттеснить патрульные милиционеры. Но те лишь плотнее сбивались в кучу.
Пожарные раскатали пожарные рукава, открыли люки и стали подключаться к гидрантом.
- Где-то пожар, - вслух произнесла Ирина Стапановна. – Хотя здесь кроме нашего здания ничего нет… Странно, - и она подошла к двери.
За первой дверью был тамбур, а затем еще одна дверь в приемную. Но уже в тамбуре Воробьева почувствовала запах дыма. В приемной от гари заслезились глаза.
Ирина Степановна на ощупь дошла до выхода и выбралась в коридор. До ее слуха донеслись крики людей. Так, наверное, кричали еретики, когда  инквизиторы сжигали их на костре. Вместе с ужасными воплями с нижних этажей доносился мощный гул все сжигающего пламени. От дыма ничего не было видно.
У Воробьевой закружилась голова, а легкие словно раскололись от кашля. Она упала на колени и быстро поползла обратно в свой кабинет, плотно закрывая за собой двери.
В кабинете она вновь бросилась к окну, но открыть его не смогла. Деревянные доски за долгие годы рассохлись и сцементировались с краской. Тогда Ирина Степановна подтащила к подоконнику стол и поставила на него один из стульев. Забралась на эту конструкцию и выглянула в узкую форточку.
Увиденная картина ее поразила. Все здание УВД было охвачено гигантским пламенем. Всюду стояли пожарные машины. Но их явно не хватало, так как вода абсолютно не заливала огонь. Из окон выпрыгивали люди и тут же разбивались об асфальт.
- Так что же это такое? – опять сама с собой заговорила Воробьева. – Где пожарные лестницы? Эй! – закричала она. – Я здесь!
Но пожарные на ее крики не обращали внимания, так как ее окно находилось в другом крыле здания, куда огонь еще не добрался.
Из-под двери в ее кабинет стали проникать клубы дыма. В отчаянии Ирина Степановна заметалась по кабинету. Снова пыталась открыть окно, чтобы выпрыгнуть в низ. Но она панически боялась высоты.
Потом, взяв себя в руки, села за стол и стала писать на  листе бумаге. Написав короткую записку, вложила ее в конверт. Туда же положила серьги, кольца, которые сняла с себя, и коробочку с подарком для дочери – небольшой золотой перстенек с надписью «Любимой дочери от мамы». Все это она крепко привязала к букету роз и бросила через форточку на улицу.

                6.
Огонь бушевал по всему зданию УВД. Люди метались по этажам в кромешном дыму, кашляли, задыхались и падали в обморок. Те, кто еще не терял сознание, ползком или на карачках доползали обратно до кабинетов и открывали окна. С потоком воздуха огонь распространялся еще быстрее. И люди были вынуждены прыгать с подоконников на обледенелую мостовую. Большинство отделывались ушибами и переломами. Невезучие разбивались насмерть.
С четвертого этажа, в том крыле, где находилась Ирина Степановна Воробьева, четверо офицеров, закутавшись в шинели и повязав на лицо мокрые шторы, медленно спускались по лестнице к запасному выходу. В самом низу дыма почти не было.
- Слава Богу, - сказал один из них, снимая с лица мокрую ткань. – Выбрались.
Но перед пожарным выходом лежала куча всякого хлама: старые кресла, стулья, столы и прочая рухлядь. Офицеры дружно принялись все это оттаскивать в сторону. И тут их постигло страшное разочарование – железная дверь была накрепко закрыта.
Седовласый майор, черный от копоти, сел на пол и грустно усмехнулся.
- Вы знаете, мужики, - сказал он, - самое смешное, что по противопожарной безопасности по этому выходу ответственный я…

Иван Федорович Святых еще раз выглянул в коридор. Потом вернулся в кабинет, снял с вешалки шинель, облил ее водой из графина и накинул на голову Вере.
- В общем, так, дочка, - сказал он. – В коридоре дыма много, но огня не видно. Старайся ползком доползти до лестницы. Около пола дыма значительно меньше. Может тебе повезет. Давай! – и он подтолкнул ее к выходу.
Вера по-пластунски быстро поползла в сторону центральной лестницы. Видимости почти никакой. Несколько раз на ее пути попадались чьи-то бесчувственные тела. Она со страхом их обходила, прекрасно понимая, что помочь уже никому не может. Кто бы ей самой помог, так как от страха она сама была готова вскочить на ноги и бежать куда угодно без оглядки. Но подспудно она понимала, что, встав на ноги, она неминуемо вдохнет в себя дым. А это конец.
До лестницы оставалось проползти метров восемь. Вдруг рядом с Верой пол как-то неестественно вздыбился, наружу вырвались языки пламени и заплясали в диком танце. Аккомпанементом пляске стал мощный треск и рев огня.
Девушка испуганно сорвала с себя еще мокрую шинель, вскочила на ноги и бросилась обратно по коридору. Ничего не видя и задыхаясь, она вбежала в какой-то кабинет. С трудом распахнула окно и выглянула в окно.
- Помогите! – в отчаянии закричала она.
Ее увидели пожарники и начали подгонять машину с выдвижной лестницей.
- Быстрее, быстрее! – вновь закричала Вера и услышала как сзади открылась дверь.
Она повернулась. В кабинет ввалился Василий Озернов. От красавца-подполковника ничего не осталось. Мундир весь выгорел. Обожженная кожа болталась лохмотьями. Вместо волос кровавое месиво на голове. От дикой боли он ничего не соображал.
- Василий Павлович, стойте! Вы куда? – пыталась остановить его Вера.
Но Озернов грубо отшвырнул ее в сторону, а сам залез на подоконник.
- Эй! – каким-то страшным утробным голосом закричал он. – Лестницу давай сюда!
Однако дожидаться не стал, а шагнул из окна прямо наружу. Он летел вниз плашмя. При виде того, что от него осталось, даже всего повидавшие пожарники со страхом перекрестились…

Святых связал вместе три дипломата с самыми важными документами, и наручниками приковал их к себе.
- Вот, сволочи, - говорил он сам с собой вслух, - значит, решили поджечь УВД. А вот хрен вам. Думаете, все документы сгорят. А вот вам!
С этими словами он открыл раму и встал в оконном проеме. Под ним было три этажа. Высоких три этажа. Где-то в общей сложности метров двенадцать.
Пожарная лестница была недалеко, но по ней спускалось несколько человек с четвертого этажа. Святых терпеливо ждал, когда его заметят и попробуют спасти.
- А честь она всего превыше, умри, гусар, но чести не утрать! – пел полковник свою любимую песню.
Сзади раздался хлопок, и из-под пола вырвалось огромное пламя. Мощным потоком воздуха Святых выкинуло из окна на самую середину мостовой. Он упал около пожарной машины со словами: «Умри, гусар, но чести не утрать!» От удара все дипломаты открылись и бумаги рассыпались вокруг полковника, медленно набухая от воды, которая струилась повсюду.
Пожарные быстро оттащили в сторону безжизненное тело Ивана Федоровича, топча своими сапогами бесценные для следствия документы.

                7.
Владимир Чернов спешил, как никогда: ведь он обещал Вере, что зайдет к ней на работу, и они вместе отправятся домой отмечать день рождения и помолвку. Но с этим прокурором он потерял столько времени. И все напрасно. Да еще цветы не успел купить.
Он спешил, но вдруг заметил, что его обгоняют десятки людей. И тут он почувствовал запах гари. А мимо с шумом проносились пожарные машины и кареты скорой помощи.
Около здания УВД народу собралось неимоверное количество. Чернов еле-еле протискивался сквозь толпу, которую с трудом сдерживали постовые милиционеры. Они отталкивали в сторону зевак, матерились и порой злобно кричали:
- Вам здесь что – цирк что ли, мать вашу! Тут люди гибнут, а вы зрелище устроили!
Но на их крики никто не обращал внимание. Сзади напирали новые толпы зевак.
Чернов показал свое удостоверение и прошел через милицейское ограждение. Увиденная картина потрясла его. Здание УВД пылало почти со всех сторон. Пожарные безуспешно пытались потушить огонь. Пожарных машин и лестниц явно не хватало. Не было спасательных надувных матов и обычных брезентовых кругов, чтобы ловить прыгающих с горящих этажей людей. Поэтому те, одуревшие от дыма и ожогов, прыгали на обледенелый асфальт. Выживали немногие.
И тут Чернов в одном из окон увидел Веру. Она высунулась из окна и что-то кричала. Слов было не разобрать, но Владимир понял по ее напуганному лицу, что его любимая девушка на грани отчаяния. И он кинулся к горящему зданию.
- Вера! Вера! Я здесь!
Его схватили два пожарника и, страшно матерясь, оттащили в сторону.
- Там моя невеста! – пытался объяснить им Чернов.   
- Отойди! Не мешай, - сказал ему один пожарный. – Сейчас подадим лестницу.
Владимир смотрел вверх на Веру и кричал ей:
- Вера, никуда не уходи! Сейчас подадут лестницу!
Но она его не слышала. Неожиданно она исчезла в глубине кабинета, а вместо нее показалась страшная обожженная фигура какого-то офицера. Мундир почти полностью сгорел, кожа на лице висела лохмотьями, вместо волос какое-то кровавое месиво, глаза обезумевшие.
Офицер взобрался на подоконник и утробным вурдалакским голосом заорал:
- Эй! Лестницу давай! – но почему-то дожидаться не стал, а шагнул вперед в пустоту и плашмя полетел вниз…
Вера больше в окне не показывалась. Чернов сел на асфальт около урны и в отчаянии схватился за голову. Но когда из кабинета вырвались языки пламени, и когда Владимир ясно понял, что Веры ему уже больше никогда не увидать, он взял себя в руки. Мысли текли ровно и даже как-то хладнокровно для такой ситуации. «Я найду того, кто сделал этот поджог», - подумал он. В том, что здание УВД подожгли по чьему-то заказу, он уже ничуть не сомневался: слишком много секретов и уголовных дел хранилось в этих стенах. Десятки уголовников и коммерческих структур мечтали, чтобы эти дела были уничтожены.
И тут Чернов увидел в окне Ивана Федоровича Святых. Тот стоял спокойно и смотрел, как пожарные спасают людей с других этажей. К его рукам наручниками были прикованы три дипломата.
Святых шевелил губами. И тут Владимир понял, что полковник поет. Вдруг раздался грохот. За спиной Святых взметнулся столб огня, и ударной волной того скинуло вниз. От удара дипломаты раскрылись и из них высыпались документы, которые тут же набухали в грязной воде. На бумаги наступали своими сапогами пожарные: им было не до уголовных дел, когда  вокруг гибли люди.
Черных кинулся к дипломатам и стал торопливо укладывать бумаги обратно. Потом подошел к одному знакомому полковнику пожарной охраны.
- Вы позволите на время положить эти документы в вашу машину?
- А, Чернов, - поздоровался тот. – Клади. Завтра можешь их забрать у меня в кабинете.
- Спасибо.
- Да не за что. Гляди, - воскликнул полковник, указывая на пятый этаж. Оттуда из форточки вылетел букет роз, с привязанным к нему конвертом. Он летел с высоты, как в замедленной съемке, и плавно приземлился на чудом оставшийся островок снега на тротуаре. Через несколько дней в местной печати было опубликовано короткое послание Ирины Степановны Воробьевой.
«Люди добрые, - писала она в своей записке, - не позарьтесь на золото, что лежит в конверте: оно предназначено для моей дочери, у которой сегодня день рождения и помолвка с любимым человеком. Передайте ей эти мои подарки и мое пожелание. Милая моя доченька, я тебя очень люблю, и желала видеть тебя только счастливой. Но судьба, увы, распорядилась по-другому. Когда ты будешь читать эти строки, меня уже не будет в живых, так как мне вряд ли удастся выбраться из горящего здания. А высоты я панически боюсь… Доченька, мне ужасно страшно. Так хочется жить и нянчить внуков, которые, я надеюсь, будут в скором времени. Но первую родите мне внучку и назовите ее Ирой. Может быть, моя душа проявится в ней. Я так хочу быть рядом  с тобой, Верочка. Не получилось быть до конца в роли мамы, так буду у тебя в роли дочери. Конечно, все это глупости, но в эти страшные последние минуты жизни хочется верить и в загробную жизнь, и в новое воскрешение. Прощай, моя любимая дочурка. Твоя любящая тебя мама». 
               
                8.
Утром Чернов, сам того не понимая, зачем он это делает, пришел на место пожарища. Вместо здания УВД – груда обгорелых конструкций. Стены не выдержали высокой температуры и рассыпались в прах. Пожарные просеивали каждый метр, чтобы найти хоть какие-нибудь фрагменты останков людей.
Зевак было не меньше, чем прошлым вечером.
Владимир подошел к знакомым пожарным.
- Есть хоть что-нибудь, что доказывает, что это поджег? – спросил он у них.
-  Пока ничего не можем сказать. Но ясно одно, что здание загорелось одновременно в трех местах, - ответили они.
Чернов еще раз посмотрел на пепелище, словно ждал чуда – увидеть живую Веру. Но чуда не произошло. Зато он увидел странного невысокого парня, одетого в дорогую черную кожаную куртку.
Парень был невзрачным и неброским, кроме поднятой вверх верхней губы, отчего передние два зуба торчали, как у кролика. Но его глаза! Вот что привлекло внимание Чернова.
В этих глазах бушевал триумф. Парень словно чему-то радовался, но всеми силами пытался эту радость скрыть.

Андрей Левин весь прошлый вечер и полночи упивался пожаром – творением своих рук. Немного поспав, он снова пришел сюда. Такого результата он и сам не ожидал.
Он чувствовал себя падшим ангелом, который стал вершителем судеб десятков людей. Нет, он не слуга дьявола. Он сам дьявол! Это его новое воплощение на этой земле. И Левин почувствовал в себе такую силу, что все окружающие его людишки показались мелкими букашками. Он усмехнулся и пошел прочь, небрежно раздвигая плечом зевак. За ним незаметно двинулся Чернов.
По пути Левину попалось круглосуточное кафе-бар. Он зашел туда и заказал двести грамм хорошего конька и несколько бутербродов с красной икрой. Всю жизнь он только в кино видел, как другие едят эту икру. Теперь он сам мог себе это позволить.
Андрей пил мелкими рюмками и вспоминал, как получил последний заказ. Как и прежде, пришло заказное письмо. На этот раз в нем лежало две тысячи долларов и записка: «Здание УВД. Срок не позднее первой половины февраля. Сходить в автоматические камеры центрального автовокзала. Ячейка № 241. Там необходимые инструкции, форма и документы. После исполнения заказа записку, инструкцию и все прочее уничтожить. Доплата три тысячи долларов».
Действительно, в камере хранения лежала сумка. В ней находилась форма капитана милиции и документы на имя Всеволодова Юрия Иннокентьевича. Что интересно, в паспорте и служебном удостоверении были вклеены фотографии Левина. Впрочем, его это не только не насторожило, но даже и не удивило, так как он уже давно решил для себя, что его поступками двигают не какие-то люди, а сам Вельзевул. В командировочном удостоверении говорилось, что он прибыл из Москвы для инспекции правильного использования помещений УВД. Цель была несколько размыта и не совсем понятна. Но те, кто готовил эти документы, прекрасно понимали, что на периферии измучились всякими проверками сверху и уже ничему не удивляются.
Несколько дней дома Левин расхаживал по квартире в форме капитана милиции, привыкая к новому образу. Отдавал честь перед зеркалом, вел воображаемые диалоги с сотрудниками УВД. Старался напустить на себя важный вид, как это делают москвичи, которых он знал, когда те приезжали в их город. И наизусть в разной интонации заучил фразу, которая должна быть панацеей на все каверзные вопросы: «Не имею права отвечать на этот вопрос. Если вас это интересует, звоните моему начальству».  Телефоны и фамилии  московских начальников были в инструкции. Фамилии вернее всего настоящие, а телефоны временные. За ними, вероятно, в самом деле кто-то сидел и мог ответить на звонок от лица  начальника.
Впрочем, это ничего не пригодилось. В УВД Андрей прошел совершенно спокойно. Его удостоверение не вызвало никаких подозрений. Зам. начальника АХО лишь сморщился при виде Левина.
- Как вы нам надоели со своими проверками, - в раздражении сказал он, - делать вам там в Москве, видимо, нечего. Проверяйте что хотите…
До этого момента Андрей внимательно изучил план здания УВД, который вместе с формой находился в сумке. Его сразу обрадовало то, что дом был построен в 1938 году. А в те годы чаще всего перекрытия делали деревянные. Между ними были довольно широкие пустоты, которые с годами забивались пылью и древесной трухой. Эта смесь подобна пороху.
Левин прикинул, что если поджог организовать одновременно в трех местах, то никакие пожарные не в состоянии потушить пожар. Для этой цели он решил использовать новую гремучую смесь, в основе которой находился фосфор. Эту смесь он удачно разместил на разных этажах и в разных концах здания. Потом отметил командировку и отбыл восвояси. По его собственному ноу-хау защитная оболочка должна раствориться через неделю, и смесь самопроизвольно вспыхнет. Все получилось так, как он и рассчитывал. И никому не придет в голову связать этот пожар с каким-то капитаном-инспектором из Москвы.
Левин вылил в рюмку остатки коньяка и смачно выпил. Все пора домой. Он заслужил хороший сон.
Чернов терпеливо ждал у кафе-бара заинтересовавшего его парня. Тот вскоре появился и пошел по улице, слегка покачиваясь. Через три квартала он зашел в подъезд. Владимир бросился за ним, чтобы посмотреть в какую квартиру тот зайдет. Но не успел: из подъезда вышла старушка.
- Вы не знаете, в какой квартире живет парень, что сейчас вошел в черной куртке? – спросил он ее.
- А вам что за дело? – подозрительно ответила старушка.
- Да он выронил из кармана пятьдесят рублей, а я его догнать не успел, - нашелся Чернов, доставая купюру.
- А-а, - улыбнулась старушка, - приятно видеть порядочных людей. Это Андрюша Левин, хороший мальчик. Правда, последнее время начал выпивать. Родители у него были очень хорошие. Жаль, рано умерли. А Андрюша смирный мальчик, тихий такой – мухи не обидит. Один только раз, когда ему было пять лет, детский садик с детишками случайно сжег и сам чуть было не сгорел. С тех пор таким тихоней и стал. А вы деньги мне давайте, я ему потом передам, а то он выпимши сейчас. Да вы не сомневайтесь – я отдам: мне моей пенсии хватает, да еще внуки помогают.

                9.
Через два дня Чернов добился ордер на обыск квартиры Левина. Неделю бы назад его с его косвенными доказательствами послали бы куда подальше, но в виду чрезвычайных обстоятельств начальство пошло навстречу.
Владимир взял с собой опергруппу и двух понятых. На звонки Андрей Левин не отвечал. Пришлось самим открывать дверь.  В спальне на тахте лежал слуга Вельзевула с пулевыми отверстиями в груди и голове.
Все вещи валялись на полу. Убийца или убийцы что-то искали. Но, видимо, торопились. У Чернова же времени было достаточно. Через два часа поисков все улики обнаружили в одной из подушек: милицейскую форму, план здания УВД, инструкцию и около восьми записок с адресами домов и датами, когда их нужно было сжечь. Химическая лаборатория находилась в темной кладовке с отличной вентиляцией. Особый интерес представляла тетрадь, испещренная химическими формулами…
После этого Чернов отправился в психиатрическую больницу, где узнал фамилии и адреса еще трех человек, страдающих пироманией. Один из них был парализован, остальных нашли точно в таком же положении, что и Левина. Но эти двое точно исполняли инструкции анонимного работодателя, и не оставили никаких улик.
«Кто же, кто же этот подонок?» – думал Чернов, решая этот ребус. И тут его осенило.
Но арестовать бывшего психиатра областной психиатрической больницы Коваленко ему не удалось, хотя Чернов знал весь механизм его деятельности. Но к трупу не предъявишь обвинения.
Кто-то всесильный опережал Чернова на несколько ходов.
- Все, Владимир Александрович, - сказал Чернову Спиридонов, - дело по поджогам можешь закрывать. Особенно, по поджогу здания УВД.
- Да как вы можете такое говорить! – вспылил Владимир. – Там же погибли десятки наших ребят. И моя невеста тоже.
- Вот-вот, именно твоя невеста. Вендетту хочешь устроить? Ты сам вчера по центральному телевидению слышал, что версия о поджоге УВД исключена. Экспертиза доказала, что пожар произошел из-за замыкания проводки. А здание оказалось старое. На весь мир было сказано. А сказанного не вернешь… Думаешь, мне самому не обидно за погибших ребят. Но их уже не вернешь, а головы мы с тобой потерять можем. Так что не бузи. Как говорится – против лома нет приема…

                10.
На кладбище погибшим во время пожара офицерам отвели целый участок. Все памятники из мрамора, как близнецы. Лишь фотографии и подписи разные.
Около одной из могил стоял Владимир Чернов. С мрамора на него смотрела Вера. На снимке она улыбалась, чему-то радуясь. Сейчас ее улыбка словно говорила: «У меня все хорошо. Володя, ты за меня не переживай».
Лишь Чернов знал, что в гробу лежит одна золотая цепочка и медальон. Это все что осталось от Веры: огонь не пощадил даже ее костей, превратив их в пепел.   
- Вера, - вслух обратился к своей бывшей невесте Владимир, - убийцы твои наказаны. Их тоже уже нет в живых. Правда, заказчики здравствуют. Прости, но один я найти и наказать их не могу. Здесь я бессилен. Прости, - и он положил на белый, недавно выпавший снег, что был на надгробье, букет бордовых роз, которые так любила Вера.
Сгорбившись, Чернов пошел прочь. Пройдя метров сто, он посмотрел назад.  Издалека розы на снегу казались свежей каплей крови, словно могила кровоточила…