Одесса

Из Михальского Александра
http://www.proza.ru/2012/06/02/1059

Автор  Николай Левитов

http://www.proza.ru/avtor/nikons

     И вот ты в Одессе…

     Ах, Одесса! Ты говорил это давно избитое, затертое в ресторанных песнях «ах», еще садясь в поезд, и вот снова говоришь «ах», но уже с другой интонацией.
     Но как же ты сможешь ее посмотреть из окна автомобиля, пусть даже медленно плывущего по ее старинным переулкам?
     Ты не можешь ее посмотреть, только увидеть.
     Выйди хотя бы из авто своего друга, который уже почти одессит, потому что живет здесь уже три месяца.
     И ты почти одессит, потому что, гуляя под этим многослойным наэлектризованным небом, быстро заряжаешься токами ее уникального национального колорита и говоришь ее заразительной интонацией.

     В Одессе нет русских, нет евреев, нет украинцев.
     Там одесситы. Это национальность.
     А местные жалуются: «Что вы! Это уже не та Одесса».
     Да, она другая.
     Но, кажется, что в будке «Ремонт часов» уже сто лет сидит все тот же дядя Фима или дядя Марик. Он откроет крышку твоих остановившихся часов, просто дунет на механизм беззубым ртом, закроет крышку и, возвращая тебе, произнесет:
     «С вас два восемьдесят пять».

     Или баба Фаня, тащащая на Привоз две неподъемных кошелки. И ей лет сто, и ее все знают, даже те, кто видит в первый раз:
     «Как здоровье?»
     «Вы ждете фразу «Спасибо зарядке, здоровье в порядке»? – отвечает она. – Теперь надо говорить: «Мерси кокаину – коньки не откину».

     А вот еще одна баба Фаня или баба Маня, на углу дома, на низеньком табурете перед открытым мешком:
     «Семачкой интересуетесь?»
     Ты не расслышал: «Какой Симочкой?»
     Она меняется в лице:
     «Люди добрые, меня имеют за бандершу! – И тут же улыбается: – У вас роскошные глаза, идите сюда, я вам насыплю даром. За пять рублей».
     «Но у всех по четыре».
     «Взяли манеру торговаться за смешные копейки. Если вы такой академик, берите гамузом весь мешок, тогда будет по четыре».

     Останавливая кого-то, робко пытаешься узнать:
     «Можно спросить, как пройти к Приморскому бульвару?»
     «Спрашивайте».

     Здесь бессмысленно сердиться, бессмысленно спорить.
     Вам всегда спокойно скажут:
     «Не поднимайте геволт, вы можете надорваться. Я вам объясняю, как скаженная, а вы вдруг взялись нервничать».

     Ах! – и вот снова это «ах!» – ах, жаль, что я не умею описать этот бархатистый морской воздух, заполнивший все городские закоулки. Эту вывернутую теплым морским ветром серебристую зелень, пахнущую молодым вином, и тихие комнатные улочки с обветшалыми, по пояс в земле, домами, которые нельзя чинить, ибо могут потерять историческое лицо.

     А здесь всё – история.
     История неизвестно чего. Южнорусского какого-то края. Гордого, высокомерного и слегка наглого, как парикмахер. Чопорного в своей вечной нищете, но богатого на воспоминания и обещания.

     Одесса – это фрак, сшитый из носовых платков.
   
     Одесса – это ребенок, двести лет подающий надежды, но ленящийся проявлять свои небывалые таланты.

     И как вундеркинд, она капризна и обидчива, но быстро отходчива.
     Здесь даже друзья ссорятся странно:
     «Ну, давай, поссорься со мной, своим почти кровным братом, и иди к чужому дяде: он будет заботиться о таком вольтанутом, как ты, и, как я, бить за тебя хвостом по полу?»

     Одесса постоянно подкалывает, подтрунивает, иронизирует по пустякам. Прежде всего, по отношению к себе.
     «Шо вы на меня вылупились? И я таки да лысый».
     «Боже меня упаси! Я любуюсь ценами на отом лотке, а не блеском вашей брульянтовой лысины».
     «Мне это начинает нравиться! И чем я хуже?»

     Одесса шутит, но не смеется.
     Она вообще так разговаривает, так живет.
     Одесский юмор. Одесский анекдот. Кто первым пошутил в Одессе? Может, Дюк? Уже хотя бы тем, что со стороны Приморского Бульвара стал в профиль в позу писающего мальчика и окаменел навсегда.

     А вот и живой мальчик, со всех ног выбегающий на Бульвар из могучих дверей знаменитого Оперного Театра под шелест гастрольных афиш казачьего хора и танцевальной труппы «Юная казачка».
     Он бежит с вытаращенными глазами:
     «Горы трупов! Горы трупов!»
     Прохожие в ужасе останавливаются:
     «Террористы в Оперном? Или пацана гоц укусил? Ах, это его бабушка-билетер все напутала. Может, зубной протез сегодня не так надела и потому недослышал мальчик».
     «Ну, ладно, – объясняет бабушка-билетер, – ну, не горы трупов. Ну, хор и труппа. Ну, перепились гастролеры. Ну, с кем не бывает?»

     Девушки улыбаются на бульваре, а одна серьезная, сосредоточенная. Но тебе она больше других понравилась.
     «Девушка, давайте познакомимся, будем совершать прогулки по бульвару – хотите, туда и обратно. А хотите, сюда и опять же обратно».
     «Шас, тока разбег возьму», – коротко звучит в ответ.
     А ты всё не отходишь, рисуешь ей в воздухе немыслимые романтические картины, даже читаешь стихи.
     «Отвали, ради бога, – говорит она не злобно, а как-то даже мило и по-родственному. – Не видишь, я на работе? Уйди, не загораживай мое тело потенциальным клиентам».

     Наверняка, заканчивала Одесскую консерваторию.
     Здесь все девушки, независимо от профессии, заканчивали Одесскую консерваторию.
     Рядом стоит гаишник. На девушку ноль внимания – у него свое дело:
     «Мадам, зачем вы лезете под машину, она же не трахает, а давит».
     «Так как вы теперь трахаете, так пусть лучше давит».

     Мимо проходят двое. Невольно слышишь разговор:
     «Гоша, ты по-прежнему лабаешь на похоронах, в надежде, что тебе когда-то за бесплатно выроют могилу, красивую и глубокую, как для себя? Возвращайся на завод».
     «Так там уже полгода зарплату выдают зубной пастой».
     «Так и шо? Мы уже привыкли. Главное на хлеб мажется… Гляди, с таким напрягом тебе скоро самому слабают Шопена».

     А вот и Аркадия. Здесь уже совсем другая Одесса – наутюженная и нагламуренная, потому что пополам перемешана с приезжими. И растеклась, как варенье со сметаной.
     А над всем застыл чуть визгливый голос Жванецкого:
     «Поезжайте в Аркадию стареньким пятеньким трамваем».
     Действительно, подкатывает старенький пятенький. Ты со всеми, ты неожиданно оказываешься в ресторане, выросшем прямо на воде, и неожиданно напиваешься – ну, не то что напиваешься, просто здесь ни в чем невозможно остановиться, всё тянет тебя продолжать и усиливать.
   
     И вот ты уже на всю Аркадию поёшь караоке, привлекая толпы зевак, а рядом девушка глаз с тебя не сводит:
     «Вы так поёте! Такой голос! Я бы пригласила вас домой, чтобы вы спели моей маме и бабушке, но летом у нас дома нет воды. Умоляю, спойте еще! Заплатите мне и спойте!»

     Твой прапрадед жил на Малой Арнаутской, имел два дома. Ты находишь это место, расспрашиваешь местных: может, кто помнит.
     «А когда он здесь жил, тыщу лет назад?» – спрашивают.
     «Нет, с 1848 года  по 1920-й».
     «Ну, сравнительно недавно».

     24-го дома уже нет, остался 22-й. На его фоне ты хочешь сфотографироваться.
     «Молодой человек, вам повезло, что второй дом снесли – на фоне двух домов одному сняться сложно».
     Никто уже ничего не помнит:
     «Что вы, это уже не та Одесса. И Привоз уже не тот. Да и мы уже не те».

     Ну, вот и он, знаменитый Привоз. Здесь запахи, толчея, шум, монотонные выкрики: «Бички, бички, кому бички?»
     «И шо это у вас за бычки? Это какие-то воши, а не бычки. Таких и в природе не бывает… Ладно, взвесьте кило».
     А рядом:
     – И сколько ж эти туфли, мадам?
     – Сто пятьдесят
     – А дешевле?
     – Нет.
     – А дороже?
     – И шо мне на это ответить? Я отвечу: «Ой!»
     … Ах, Одесса!


          2010