Три Валентины

        - А скажи мне, писатель, друг ты мой дорогой, судьбы управляют людьми или их характеры? – всё более с каждым словом и с каждым глотком чая возбуждался Аринушкин. – Нет, я на самом деле не понимаю это.
        - Да и я тебя, Валерий Глебович, пока не понимаю.
        Мы сидели за столом в беседке на его даче и, как всегда, по-стариковски тепло и мило общались.
         - А чего ж тут не понять? Одни люди живут, будто сам Бог их Перстом отметил – всенародная известность, признание, богатство. А другие… Я давно сравниваю жизни трёх Валентин и давно хочу поведать тебе про них. Может, используешь рассказ в своём писательстве.
         - Тогда чего же медлишь?! – заинтересовался я.
         - А вот слушай! Фамилию первой Валентины я не стану называть. Ты её знаешь. Её вся страна знает. Она начала взрослую жизнь свою с успешной комсомольской карьеры. После комсомола была Послом, потом - Чрезвычайным Послом. Валентина поработала в администрации Президента России. Затем была избрана Губернатором. И вот уж Валентина - председатель Верхней Палаты. Ну, разве не Перст Божий?! Такое впечатление, что впереди её жизни идёт мощный бульдозер и расчищает ей путь к должностям и наградам.
          - Действительно, - бульдозер! – понравился мне образ.
          - А вторая Валентина - не такая уж известная женщина. Зато вся фабрика знала и знает её. А как не знать?! Она и подпиской на газеты и журналы в трудные времена ведала, она и выделением дефицитных товаров занималась, вплоть до сигарет на каждого курильщика, а в фабкоме вообще была первым лицом по распределению квартир. Ну, и, конечно льготами всякими пользовалась. Бывало, что ни праздник – ей грамоту с премией. Каждый год путёвки на южные курорты выделяли. Да и по заграницам поездила. В Италии была, в Болгарии, в Турции… Любили её начальники. А завистливым работницам отвечали: «Валентина – мать-одиночка». Как будто она одна на всей фабрике мать-одиночка!
          - Видно, и ей бульдозер дорогу торит?
          - Да какой бульдозер?! Бульдозер отдыхает! Она сама – бульдозер. От простой швеи Валентина Чучкина до начальника швейного цеха взлетела
          - Да и Бог с ней, с Чучкиной, - нетерпеливо перебил я Глебовича. – Встречал я таких людей. Совсем не интересные люди. Третья Валентина – кто? Про третью расскажи.
          - А третья Валентина – моя сестра, - глубоко вздохнул Аринушкин. - Сколько ж мы с ней в детстве горя хлебнули! Война, разруха и больная мать. Бывало, несколько промёрзших картошек найдём по весне на колхозном поле – счастье невозможное. А мамка наша, как радовалась! Из истолчённой трухи этой хоть «хлеб» выпекай, хоть «кисель» вари. Травами питались. Я недавно брошюру встретил «Лекарственные растения», и мне захотелось свою книгу написать – «Съедобные травы». Чего только мы не ели?! Лебеду, крапиву, щавель, кислянки, купыри, анис, чернобыльник, кукушкины слёзки… Почему кукушкины? Я бы назвал эту кисловатую траву детскими слёзками. После семилетки в  пятнадцать лет сестра пошла работать на молочную ферму. Колхоз только  возрождался от военной разрухи.  Целыми днями Валентина обреталась  на ферме. То дойка, то отёл коров, то очередное дежурство… Зато осенью с нового урожая сестра подогнала к дому повозку с шестью мешками пшеницы.
           - На трудодни получила...
           - Кормилица ты наша! – выскочила на крыльцо изумлённая мать. Она вознесла руки к небу. - Господи! Услышал ты молитву мою … - и расплакалась в голос.
           А я гладил ладонями рубище мешков и не мог поверить, что в них чистая пшеница. Да и несколькими днями позже, когда зерно было помелено, и мать испекла целых три румяных ковриги, мне тоже не верилось, что караваи настоящие.
           - И лебеды в хлебе нет? – спрашивал я.
           - Нет, - отвечала мамка.
           - И картохи? И лузги просяной нет?
           - Говорю же: мука пшеничная, вода и щепотка соли  – вот и всё.
           Валентина с большим ломтём хлеба важно прохаживалась по горнице. Ещё бы! Она взрослая, она кормилица.
           - Да ты ешь, Валера, досыта. Я ещё хлеба заработаю.
           Той же осенью Валентине выдали спецодежду - фуфайку и резиновые сапоги. И я, глупец, опять порадовался за сестру. Не дано мне было понять, что на этой «спецовке» закончилась её жизненная карьера. Фуфайки и резиновые сапоги она получала каждый год в течении сорока пяти лет. И ежегодно её награждали «Похвальными грамотами». За молочные реки ей один раз только выдали ценный подарок – электрический алюминиевый чайник. Вот он перед нами.
           Валерий Глебович перевёл дыхание.
           Вздохнул и я.
           Молчание наше затянулось.
           - Так вот и скажи мне, писатель, друг ты мой дорогой, - наконец заговорил Аринушкин, - судьбы управляют людьми или их характеры?

Июнь 2012 г.