Imago

 
"-Да.
-Что "да"?!
-Это ответ на твой вопрос."
"Meet Joe Black"



Образ.. столь тонкий, хрупкий; некоторая угловатость, что не сказывается
на грациозных движениях, но лишь подчеркивает искренность порывов - шаг
или взмах крылом, он заполняет своё мгновение полностью, не оставив в
живых ни единую чужую мысль… Чёрный бархат переливается разноцветными
искрами, они вспыхивают и гаснут в темноте, маня за собой в далёкое
прошлое…  А ежели не слышишь ты этого зова, ежели эти звёзды не
очаровывают тебя мгновенно, то значит - твой мозг МЁРТВ! Уходи же,
блуждающий во мраке труп! Ты не изведаешь тоски по забытому, а будешь
гнить в покое и собственном тепле.

Переливается разноцветными искрами, а меж тем тихо исчезает Ночь;
я же - всё грезил, не видел, что сверкают пред глазами лишь ночные
слёзы - капли росы в тончайшей паутине.. Но вот она рвётся с
хрустальным звоном, разбивая последнюю грань пробуждения. И звон этот –
весенняя капель; а значит, – наступает утро…

Это приговор. И долго буду ещё метаться в поисках истаявшего сна, как
больной, которому перекрыли кислород, и маска уж проступает на лице;
а он всё крепче сжимает зубами бесполезную теперь уже трубку, вспоминая,
как только что пил из неё жизнь… Слабые бледные руки, стянутые ремнями,
судорожно и бессмысленно что-то ищут. А в глазах - вечный немой вопрос,
ответ на который заранее известен.
 

***


В оцепенении и нехотя принимается новый день. Он истаял искрящиеся белые
одежды и заменил их грязью, сквозь которую пыталась пробиться зелень.
Он был ещё одним безликим из многих приходящих и всецело удовлетворялся
этим.
А я – нет.
Мгновению можно придать значение, наполнить смыслом…
Своим смыслом. Но разве они способны это понять?! Всего лишь люди, и
глупо было бы не ожидать от них этого предательства. А теперь мне нужно
принять решение.

А это – игра с самим собой. Почему, когда кто-то задаёт вопрос, я сначала
переспрошу – «Что?», хотя прекрасно расслышал; а затем, не дожидаясь
повторения, отвечаю? Решение подразумевает Выбор. Кричат, кричат – «У
всех есть выбор!»; и он дает им маленькую власть, и человечки упиваются
ею. Но один всегда выбирает то, а другой – это; есть данные, что личность
человека формируется к трём годам жизни; что ж, вот тогда и происходит
последний их выбор. Но как глубок самообман! И когда жизнь вынуждает их
пойти против своих принципов, они вопиют ещё громче – «Я сделал выбор!»,
«Я сделал свой выбор!» (да мало ли чего когда-то там сформировалось,
я ведь что хочу, то и ворочу!.. нет, ну правда!..)
Мой же выбор мне известен. А решение – кто из них будет первым?


***


Эти изменения в жизни…
Патологические изменения.
«Что ни делается, всё к лучшему»… Но почему так горестны последствия
шагов вперед?
Коридор затянут тончайшими узорами вековой паутины; ими любуемся
и им внимаем, и нет для сознания другого истинного дома. Но неумолимое
Время вдавливает Глаз всё глубже и глубже, и паутина расползается, мягко
и бесшумно, а иной раз рвется, с тихим звоном разбивающегося сердца, с
хрустальной болью лопающегося глаза (тот, кто сможет представить это
ощущение, поймет, почему боль хрустальная)… А обрывки остаются на краю
нашего сознания; и всю оставшуюся жизнь мы будем пытаться воссоткать из
них прежнее полотно; только все эти попытки будут безуспешны, их
результаты – уродливы и жалки, но лишь они останутся нам и послужат
пищей обряду Восприятия, что станет священным в сердцах и глазах…
 

***


Бесконечна грусть моя и безвременна,
Беспокойным разумом обременена;
Безнадёжной жизни белым саваном –
Она словно заживо под ним погребена.

Тяжко бьются, хлопают крылья чёрные,
На них перьев нет, – все повыпали…
И не взмыть им ввысь, не сорваться вдаль,
Тянет камнем вниз их моя печаль.

И не верь ты тем словам, что светла она:
Лишь однажды, прекрасным сном будучи
Из неведения освобождена,
Станет чашу горькую подносить сполна.


***

Утро исчезло. Да и было ли? Оно всегда – неосязаемо, бесплотно,
эфемерно… Попробуй, скажи – «Вот он я утром», как сразу будешь обманут;
и каждый осознанный миг его только осядет унылой головною болью.
Лавина времени подхватывает сразу и несёт; так быстро, что осколки
света пролетают мимо, не успев оставить в памяти свой след… В наступившем
дне стремительно летит жизнь; и зачастую каждому готов кричать «Остановись,
мгновенье!», ибо иное так хочется рассмотреть получше, а иное столь ужасно,
что отчаянно пытаешься уцепиться за него, лишь бы не провалиться глубже.
А иногда так зарябит в глазах от этих мгновений, и хочется просто отдохнуть:
пусть застынут стрелки, и угаснет эхом тик медного сердца.. а я ненадолго
спущусь в тихий сад моего детства, где, разобрав часы, отсчитывающие время,
можно было грезить даже днем…


***


Но здесь… днём пути назад нет. Что можно сказать о дне?

Сейчас я не в силах противиться ему. Я могу лишь ждать, легонько подгребая
к ещё не видному берегу. Палящее солнце поднимается всё выше; и духота
постепенно вытравливает утреннюю прохладу. Что ж, пора заняться текущими
делами. Для начала – выползти из норы. Похоже, сей жаркий день тщится
заставить меня разгуливать в шортах и майке…

Нет! эти жалкие +35;С – ничто в сравнении с космическим холодом одиночества
сознания. Я надеваю чёрную рубашку с чёрным галстуком, чёрные жилет и
пиджак. Так. Теперь чёрные очки, плащ и зонт. Как ни странно, но этаким
чучелом (знойным летним днём) я не бросаюсь людям в глаза. Сегодня меня
не увидит никто – кроме тех, кому я хочу вернуть один старый должок… А
гадать, кто из них будет первым – не имеет смысла. Пусть Слепой Случай
указывает путь.

Отвратительный запах повсюду. Крики. Шум машин. Порывы горячего ветра
подгоняют пыль и мусор. С окон и балконов летит табачный пепел. Полуголые
мужчины и женщины плюют и сморкаются себе под ноги. Ныне солнце лишило их
мозга, и смрадный воздух правит сознанием.

Только музыка может спасти здесь, лишь в её потоке разум продолжает жить.
Она возносит на огромную высоту, откуда можно смотреть издали на
человеческий мир и идти, куда хочешь, семимильными шагами… Она дарит
крылья, о коих мечтали во все века! Правда, где-то за углом всегда стережёт
Реальность с большими ножницами в своих узловатых руках опытного садовника…
Берегись её, ибо вмиг может приземлить; да так, что никакие крылья вновь не
отрастут…

Я стоял и слушал, и уж не ощущал зноя, не слышал шума, не чувствовал чужого
присутствия. Кто это играл, кто был похитителем моих мыслей? Да столь ли
это важно… Равно, как он, или она, также не подозревали о присутствии
слушателя. Счастлив музыкант, под чьим окном остановился и внимает его
звукам незнакомый; ибо, даже не зная о последнем, он уже играет с новым
смыслом, ведь его творение не растает в воздухе, а оставит в чьей-то душе
свой отпечаток – воспоминание, что может пищей послужить Прекрасному…
Рядом росло высокое дерево, полностью затенявшее окно, у которого я слушал.
Окно было разбито, а оставшиеся зубцы стекла покрыты пылью. Почему-то все
окна здесь были разбиты… штукатурка стен разтрескана и ссыпана на землю,
и сквозь прорехи смотрели кирпичи без следов цемента меж ними. Этот дом
был давно заброшен и молчал.

Лязг!

Но на этот раз ножницы разрезали воздух. Эта музыка звучала лишь у меня
в голове… а значит, когда Реальность слишком уж прижмёт, Воспоминание
придёт ко мне на помощь, и вернёт назад, к этим развалинам; но всё вокруг
будет такое – мертво, и наполнено только звуками, что я слышал когда-то.

А может быть, та музыка вернётся ранее: за инструментом,
или – во сне?


***

Воздух приобретает особую тихую прозрачность, а на ярко-голубом небе
проступают стальные нотки. 
Всё вокруг как будто сгущается, и наполняется всеобщим ожиданием,
предчувствием… И путь приводит меня к тем, кто ждёт. Что ж, время
пришло. А вот и тот, кто будет первым.

- Твой час пробил, человечек!

Он смотрит на меня и не понимает. Его мозг давно утратил способность
мыслить и существует лишь под действием сильнейшего наркотика – жажды
развлечения. Он чувствует вялость своих сенсоров, и ему нужно чем-то
раздражать их, чтобы продолжать сознательное существование. Хотя насколько
оно сознательное?.. Он и меня принимает за очередное развлечение, за
картинку из дурацкого ящика, которая изобразит глупость, или скажет пошлость,
или с важным видом изречет очередной «слоган» – как жизненную мудрость.
Но на этот раз ему не ограничится пассивной ролью зрителя.

И так, добавим немного движения, которое есть самоё жизнь. Что, почувствовал
неладное? На горизонте вдруг широко распахивается пылающее око. И вновь –
огонь! Кажется, будто сам воздух разом вспыхивает. Жёлтые и красные листья
закатного пламени срываются с горящих деревьев и зажигают траву, а затем и
землю и всё вокруг!.. Они кружатся, подхваченные похолодевшим ветром, и с
ними играют дети, счастливые в этот вечер, и прозрачный сумеречный воздух
далеко-далеко  разносит эхо их звонких голосов.

Наконец, вся кожа на теле обгорела, и потоки мутного дождя затушили последние
огоньки, и обмыли чёрные обугленные скелеты. Холодный ветер сдувает с них
капли, а они лишь слегка подрагивают и молча ждут прихода Смерти и возрождения.

Всё кончено. Но вместо ощущения удовлетворения от хорошо проделанной работы
почему-то становится грустно. Нет, мне совсем не жаль их. Они – лишь тени,
которым я помог чуть раньше улететь прочь в великом потоке времени. А сейчас
я остался один. Сумерки почти опустились на землю, одно за другим зажигая
окна. Глядя на погружающиеся во мрак дома, я ощущал где-то на самом краю
сознания, что когда-то уже был здесь... или в месте, похожем на это?
Возможно, я был одним из игравших здесь недавно детей; или одним из этих
осенних листьев, уже потухших и поблеклых, распадающихся в прах... Но,
как ни старался, вспомнить ничего не смог. Быть может, все такие кажущиеся
воспоминания на самом деле самообман. Быть может, мозг просто приукрашивает
всё недостижимое…

Наконец, тени земли сливаются с тенями воздуха, небо словно становится выше
и теряет последние краски, наливаясь сталью.  Облака почти истаяли и
разметались далеко-далеко маленькими клочками дыма от недавнего пожара.
Исчезает пелена дневного городского шума, освобождённые из-под него звуки
обретают особую  отчётливость, и эхо теперь преследует каждый шорох в
тёмных переулках.
Тьма вступает в свои права.


***


И сразу же вспыхивает в темноте искра света – первая звезда. Она тихо
переливается разными цветами, слегка подрагивает в своей недостижимой
дали; а потом, медленно кружась в холодном воздухе, первой снежинкой
опускается на землю. Уже уснувшая земля безропотно принимает свою смерть.
Ледяной ветер останавливает последние проявления Хаоса жизни, наводя
всюду свой Порядок; и даже самые непостоянные воды подчиняются и застывают
стройными кристаллами. Ветер сдувает загорающиеся звёзды; они летят вниз,
склеиваются в хлопья и покрывают нагое беззащитное тело сверкающими белыми
одеждами.

Бескрайние искрящиеся пространства – на сколько хватает глаз – вся видимая
Вселенная повторяется в каждой своей частице, и так ad infinitum.
Смерть, венчая затянувшееся оцепенение, стала мерой отсчета времени.
Единственной ощутимой.

Скажи, что завершил очередной этап своей жизни.. но ты не сможешь сказать,
что начал новый – это произошло помимо твоей воли; то есть, правильно
сказать: начался новый этап жизни. Бесконечной жизни во всех её проявлениях –
в движении материи и энергии. Почувствуй её и не уподобляйся тем недалёким,
что пытаются всё перекрасить в один цвет: слепые занимают сторону Света,
не ведающие Тьмы – Темную сторону. Ибо они сражаются сами с собою и сами
свое едят мясо вместо воображаемой пищи. 

Я ещё долго стоял под фонарём и смотрел на летящие навстречу звёзды.
Но пришло и моё время завершить этот долгий путь, ибо впитавшиеся Тьма
и Свет внутри достигли, наконец, равновесия и гармонии. Это… такое знакомое
с детства ощущение, когда счастье и тоска одновременно переполняют душу…

Я встречаю Смерть, словно праздник.

И во тьме, населённой серебряными снежинками, происходит Взрыв.

Круг замкнулся.



Santor Max
2004-2008