Навсегда

Я спрашиваю тебя:
Когда когда все это кончится. Нет никаких когда, - смеешься ты и наматываешь на палец прядь своих иссиня-черных волос. Прялка сломалась, - продолжаешь ты, - все остановилось, замерло, застыло. Помнишь, синие сосны – они все там же. Кажется, что-то меняется, но сосны все те же, там же, где желтый жаворонок, хотя вряд ли эта птица может быть желтой, но к чему-то должно же относится это «жа» вначале слова, а жалкий, жалостный, жадный, жареный - никак не подходит к определению этой маленькой певчей птицы. Конечно, певчей – любая птица певчая. Но вот дальше идет «воронок» - значит черный, ворон воронович с хриплым голосом и тьмой в глазах. Пускай это будет маленькая желтая птичка, живущая на иссиня-серебристой стройной сосне. Хорошо – не будем спорить. Давай вообще помиримся раз и навсегда. Раз больше нет когда, то теперь будет только навсегда. Навсегда я проснусь, навсегда сварю кофе или чай или просто налью в стакан молоко, навсегда умоюсь, почищу зубы – зубы это важно, они всегда выпадают во сне, очень страшно – а потом просыпаешься и большая радость, что все они на месте, твердые, гладкие, прочные части твоей тело-конструкции. Но теперь-то навсегда, и проснусь навсегда и зубы навсегда и отражение в зеркале – такое, не хочу другого, и не будет уже другого – навсегда. Как чудесно, люблю твое навсегда. А мы тоже навсегда? Еще хотелось бы море приблизить, приблизиться к нему навсегда, вода – золотисто-изумрудная искристая теплая нежная – а на берегу сосны и маленькая желтая птичка порхает над нашими головами. Ничего, что она воронок и голос у нее хриплый, пусть поет свои хриплые песни, все равно их не слышно из-за глубокого баритона моря, такого барочного бархатного моря, которое так музыкально бормочет о навсегда и никогда, нет, про никогда оно будет молчать, но будет помнить – это ничего, мы попросим его не произносить это слово, и оно согласится. Морю понравится хранить что-то под семью замками в своей девственной глубине 70000 футов от поверхности земли в сторону ядра. Мы не будем туда спускаться. И это навсегда.
Пусть будет день и тоже ночь – когда захочется, ведь если все навсегда, то наверняка можно жонглировать своими желаниями: подбрасывать их и ловить именно тот радужный шарик, который нужен, а который не нужен пусть летит куда хочет.

Ты хочешь со мной поиграть в навсегда?


Мы запираем дом наш на ключ
Мы прощаемся с прожитым годом
Все пожитки в мешке, душа налегке
И на вокзал, успеть бы к отходу
Поезда – он велик и могуч
Нас помчит мимо черных круч
В сторону солнца всходов


Сначала им стукнуло двадцать, и это было так, как будто этого не было вовсе. Потом им стукнуло 30, и это было невозможно не заметить. Они перестали ходить друг к другу в гости. Потом им стукнуло 40, и от этого было уже не избавиться. Они катались всю ночь на трамвае, пытаясь вспомнить какую-то старую песню. Так и не вспомнили.