Душистая акация

Мой отец, Каменский Валентин Константинович родился на Волге в семье священника, окончил с серебряной медалью Вторую  мужскую Саратовскую гимназию и поступил на историческое отделение Саратовского университета. Но началась Гражданская война. С первого курса он был взят в Белую армию, но, доехав до Новороссийска, был посажен в тюрьму.  Еще в гимназии отец  увлекался французской борьбой – вел ее француз, и тогда она была особенно популярна. Занятия  борьбой помогли отцу выжить в тюрьмах,  где он находился  за скрытие офицерского звания. В кубанских тюрьмах вместе с ним разделяли свою участь отнюдь не белые офицеры, а бандиты и мародеры.  Но отцу повезло – он вышел на волю  и приехал в  Сталинград, где и познакомился с моей мамой. 
В Сталинграде  полный энергии молодой волжанин быстро показывает себя в деле. Он организовывает спортивные курсы, привлекает к преподаванию известных спортсменов,  сам ведет греблю, плаванье, парусное дело - фактически становится одним из первых, кто начинает серьезно заниматься водным спортом на Волге. Тогда же возрождается ОСВОД-общество спасания на водах,  и отец становится его председателем.
Особенно запомнился  всем  организованный им  массовый заплыв из Сталинграда на другой берег Волги, в котором  участвовало огромное количество людей, и все, кто ни  рассказывал мне  об этом, неизменно гордились тем, что принимали участие в этой грандиознейшей эпопее.
Но обстановка в городе накалялась. В конце двадцатых закрываются церкви начинаются гонения на православных священников и в  газете «Борьба» появляется  статья, бросающая тень на моего деда по матери – очень  почитаемого в городе протоиерея  Скорбященской церкви Дмитрия Васильевича Покровского.  Одним из первых уезжает в Москву брат моей матери Дмитрий Дмитриевич Покровский, закончивший в свое время Санкт-Петербуржский университет, который в Москве становится  автором известных пособий и учебников по русскому языку. Санкт - Петербуржский университет заканчивает и его талантливая сестра    Римма Дмитриевна Покровская,  которая впоследствии преподает в Сталинграде литературу, русский язык и живопись.
Приехав в Москву  мой дядя занимается русским  языком с  известными всей стране партийными и государственными деятелями,. Например, он занимался с рабочим  Ивановым.   ( Помните картину Бродского «Ленин  в шалаше у рабочего Иванова скрывается от жандармов»-так вот это тот самый рабочий Иванов).  Одним из любимейших учеников дяди становится известный  полярный летчик Михаил Васильевич Водопьянов. Он был не только талантливым летчиком, но и талантливым учеником, написавшим впоследствии несколько книг, в том числе  детских, ставший членом союза писателей.
После того, как Вы прочитаете мое краткое резюме о Дмитрии Дмитриевиче Покровском, вы, наверное, займетесь поиском ошибок  в тексте и, несомненно,   их найдете. Видимо, русский язык не передается просто так по наследству. Не передался  он и мне.
Вспоминаю такой случай.
Когда я поступал в МВТУ имени Баумана, то у нас была тема сочинения  «Разоблачение помещичье-крепостнического строя в драме Островского «Гроза». Сначала я написал черновик, затем  переписал его набело и принес черновик  к дяде Мите на проверку. Придя к нему, я сначала встретил тетю Лизу, которая, прочитав непонятный ей заголовок, всплеснула руками, и чуть не упала в обморок.
 - И ты такое  пишешь, Валентин? Боже! Не ожидала я, что в Бауманском институте могут писать такую чушь.
Через некоторое время вышел дядя Митя и погрузился в  мои разоблачения. Честно говоря, я  не думал, что это продлиться так  долго. Я полагал,  что для такого человека как он – это лишь пять минут, не более. Но  дядя Митя проверял и проверял. Затем он расставил  восклицательные знаки, посчитал  ошибки - грамматических была  одна, а запятых  три, и как-то неуверенно произнес: «Ну, текст ты написал неплохо, но ошибки, хоть и небольшие  все же есть. Я лично поставил бы тебе пять, но думаю,  что преподаватели поставят четыре».
За сочинение в МВТУ мне поставили тройку, но возможность поступления в институт определялась не по сочинению а по профилирующим предметам, с которыми у меня было все в порядке.
; ; Приехав в Москву, как рассказывал мне отец, ему сразу предложили три должности – директора стадиона, начальника жилконторы и должность одного из руководителей ОСВОДа.  Отец выбрал ОСВОД.
В начале тридцатых на Москву обрушилось сильнейшее наводнение. Бушевала стихия,  затапливались склады, гибли люди. Отец как доверенное лицо М. И. Калинина был назначен  начальником штаба по борьбе с наводнением – координировал работу правоохранительных органов, ОСВОДа и  спасательных служб. Он  сам за все отвечал, сам командовал, вникал во все мелочи.
В те годы отец становится признанным руководителем ОСВОДа,  его активным идеологом -   пишет книги, издает плакаты. Был даже организован популярный в то время павильон ОСВОДа на ВДНХ, где собиралась вся Москва. Тогда же отец привлекает к работе известных врачей, среди которых академики Брюхоненко – изобретатель аппарата искусственного дыхания, а несколько позже - Неговский, проводивший опыты по оживлению организма на спасательных станциях.
Мои родители жили в тот период на даче в Серебряном бору - отец имел служебную машину в личном пользовании, катер, и неизменную популярность среди всех кто его окружал. В Серебряный бор часто приезжали многие наши родственники, а старший брат Олег приводил  в дом всех своих друзей, которых было у него предостаточно.
Надо сказать, что отец  много и охотно  занимался  с так называемыми «царскими детьми» - детьми членов ЦК и правительства, жившими неподалеку от нас в Серебряном бору. Его же собственным «царским ребенком» становится Сергей – красивый, способный, с плавно вьющимися кудрями, похожий на маму, который  сопровождал своего отца по всюду и  сам привлекал к себе внимаие.
Вспоминаю такой случай.   
Я учился в первом классе. Школа была расположена в самом конце Кривоарбатского переулка, а Сергей занимался со мной и был моей своеобразной нянькой. Но «занимался» не то слово. Когда у меня что-то не получалось я плакал, ругался, проливал чернила на стол, устраивал скандалы и отчаянно думал, что  брат со мной не выдержит. Но он терпеливо сидел рядом,  показывая, как  писать перышком буквы и цифры.
       И это с характером-то Сергея ?! Сейчас это кому-то показалось   бы фантазией !!!
Но мне его стоицизм шел на пользу – я стал лучшим по чистописанию –  аккуратно писал   на тетрадке восемьдесят шестым перышком, которое надо было слегка водить по косым линейкам, чтобы получались тонкие линии или  надавливать на тетрадь, чтобы получить толстую. Научиться  этому искусству можно было, только приложив неимоверное старание. Но, тем не менее, под чутким руководством своего  брата я стал отличником, но по русскому, как  ни старался, всегда был на грани четырех и пяти.
Однажды  я опаздывал  в школу, и мама сказала Сергею, чтобы он меня проводил. Сергей взял меня за руку и привел прямо на урок. Урок уже начался, и в классе уже находилась молодая, но строгая учительница Клавдия Ивановна, которая, увидев Сергея, засмущалась и потеряла дар речи.  Надо сказать, что это было послевоенное время и не было еще смешанного обучения, которое диктует несколько другие нравы. Тогда я  не особенно обратил на это внимание, но, тем не менее, позднее случилось весьма оригинальное продолжение.
Через несколько дней мы писали в классе какой-то текст, видимо сочиненный самой Клавдией Ивановной, в котором где-то было написано - «мой брат Сережа давно не был в школе». Я этого даже не заметил и принес тетрадку  домой.  Первой заметила эти слова моя мама, которая, улыбаясь, стала  рассказывать всем–папе, дяде Мите, Олегу  как моя учительница влюбилась в ее Сережу. 
Мой  брат всегда за меня  заступался, и его присутствие словно  родная душа всегда меня согревало. Он никогда не был навязчив, и я его беспрекословно  и ненавязчиво любил.  Неудивительно поэтому, что своего первого сына, нисколько не задумываясь, я назвал в честь брата Сережей.
; Даже в силу этого обстоятельства расскажу более подробно  о своем среднем брате, о котором, как мне кажется, сложилось неправильное впечатление, прежде всего, у моих детей.
Дядя Сережа не был  безвольным, как им может показаться.   В начальных классах он хорошо учился  и  получил даже большую похвальную грамоту во втором классе, которая до недавнего времени хранилась в моем книжном шкафу. А чтобы получить похвальную грамоту в арбатской школе, где перед войной  училась сплошь рафинированная интеллигенция,  нужно было приложить  к учебе максимум воли и усилий.
Представьте себе. Я видел эту грамоту с большим портретом вождя – зря такую  никому не давали!
 Да, Сергей был особенным. Он был взбалмошным, делал все по  своему, но  чаще от этого проигрывал. Он рвался в одесскую мореходку, но не попал в нее по зрению. Друзья у него были, но совсем не те, которых хотелось бы. Единственного постоянного друга, которого я помню, был Толька Зайцев, который жил на Арбате в Серебряном переулке и иногда заходил к нам. В последний раз он приходил  с  компанией девчонок,  когда его забирали в армию, но как они ни умоляли Сергея,  на проводы он так и не пошел. С тех пор следы лучшего друга затерялись – хранилась лишь его большая фотография в пятнадцатилетнем возрасте.
;Поступив в техникум, Сергей очень старался. Он любил учебу, учителя его отмечали,  особенно учительницы, что радовало всех нас, поскольку Олег, учившийся в МГУ, окруженный профессорами, в похвалах не нуждался.
 Помню, на втором курсе, Сергею поручили сделать металлический уголок по труду. Он старался, но что-то у него не клеилось. Сергей мучился сам  и своими мучениями доводил  мать. Мы все за него переживали, но больше всех дядя Митя. Конечно, дядя Митя мог бы уладить подобный конфликт и хотел сделать то же самое  для своего племянника, но тот ничего не позволял. Упрашивал его и отец, хотя отцу сделать что-то подобное  было  намного сложнее. В итоге  Сергея отчислили из техникума и после этого все пошло совершенно не так,  как хотелось бы.
По своему собственному опыту знаю, что заступиться за Сергея даже такому авторитетному  человеку как дядя Митя было бы  непросто, все  решала тогда партия, а доступ к ней и дяде Мите, да и отцу, был ограничен. Не буду приводить тривиальных  примеров, скажу только, что неприятие новых порядков  сказалось  для нас и на взрослых и их детях.

Чтобы как-то сгладить тему разговора  расскажу о необычных способностях своего брата, о которых мало кто знает. Никто, например, не знает, что Сергей обладал актерским дарованием. Он виртуозно копировал приходящих к нам знакомых – и женщин, и мужчин, и мы все, глядя на него, удивлялись этой яркости и от души смеялись. Однако никто никогда не задумывался, чтобы как-то направить  актерское мастерство Сергея в нужное русло.
Как-то уже здесь, на Каспийской, я попросил Сергея размотать клубок ниток, который я уже пробовал разматывать, но у меня не получалось. И что удивительно - Сергей спокойно взялся  за это чудовищное, с моей точки зрения, мероприятие и с удовольствием размотал клубок. Оказывается родившийся 5 сентября - скрупулезный и терпеливый он был настоящей Девой !
Да, живешь и не знаешь о талантах одного из самых близких и дорогих тебе людей и лишь узнаешь о них в самый последний момент.

;; Но не будем о грустном,  перейдем к  прозаичному и обыденному.
Меня часто спрашивают - в каком звании был  ваш отец. На этот вопрос я обязательно отвечу, но сначала несколько слов  скажу о другом. У меня лежат фотографии, где руководители ОСВОДа представлены в очень больших званиях от контр-адмирала и выше. Ходила даже поговорка, что не осводовец, то адмирал. На поприще ОСВОДа руководитель действительно получал это очень высокое звание, но никаких адмиралов там на самом деле там не было. Были  партийные чиновники, которые считали ОСВОД чем-то своим, где можно хорошо отдохнуть и позагорать на свежем воздухе.  Оставался лишь мой отец, который был вне подозрений, имея тринадцатую категорию, что соответствовало  званию вице-адмирала.
;
Одним из малоизвестных друзей моего отца был Виктор Федорович  Болховитинов – изобретатель первого в мире реактивного самолета.
Помню, я  долгое время  искал себе работу. Отец, узнав от меня, что я в поисках,    позвонил    ему.    О Болховитинове я, конечно же, слышал, но, чтобы позвонить просто так такому человеку как Болховитинов было  для меня заоблачным и  непонятным. Но отец  позвонил  и после какого-то разговора, который я не слушал, сказал: «Сейчас к тебе приедет  мой сын Валентин. Пожалуйста, прими его». Виктор Федорович жил у метро «Красные ворота», недалеко от штаба военно-морского флота. Когда я туда приехал дверь открыл внимательный, но не слишком разговорчивый, хозяин. На вешалке в коридоре висела шинель генерал-лейтенанта с летными звездами. Через пять минут общения с ним я понял, что Болховитинов помочь мне ничем не сможет – просто работа у него не такая,  но отпустить просто так сына Каменского  он явно не хотел. После некоторого выяснения, что меня больше всего интересует, я посмотрел на  книжный шкаф и обомлел,  увидев на нем уменьшенные копии баллистических ракет. Видимо некоторые главные конструктора  были учениками Виктора Федоровича. Он  тут же понял, что мне действительно нужно, но, смущаясь, начал как-то нехотя говорить, что он сейчас преподает в академии Жуковского и своих учениках. К счастью, подошла его жена, которая думала нас чем-то угостить и они  вдвоем стали развлекать меня, показывая свое гостеприимство. 
Видимо, отец был  очень известен в этой семье. До войны он был одним из сильнейших яхтсменов   Волги (Каким только! – Можно лишь догадываться!). Он гонял на яхте и в штормовую погоду, и ночью, и  с командой, и один. С Виктором Федоровичем отец учился в Саратовской гимназии, и отец , видимо, тоже  кое-чему его научил. После этого Виктор Федорович стал  законченным фанатом паруса, о чем свидетельствовало  большое количество картин и фотографий на стенах его огромного кабинета.

В годы Отечественной войны отец, как  ни рвался на фронт, его не отпускали. Организаторский талант отца нужен был, прежде всего, тылу. В Москве он формирует отряды подводных заграждений (установка мин, диверсии) в основном на Южном направлении (Крым, Кавказ),  среди которых наиболее известен отряд Кунникова (Малая земля ) и, я не помню  фамилии командира, кажется Сапунов,  тоже Героя Советского Союза, действовавшего самоотверженно и умело под Севастополем.
 В войну ОСВОД прекращает свое существование.

После войны отец становится начальником спасательной службы Москвы. Летом мы с  мамой и  братьями  жили в Серебряном бору на спасательной станции, и  я каждый день смотрел подготовку парадов на Тушинском аэродроме. На стацию  приходил  Игорь Чкалов – сын прославленного летчика Валерия Чкалова, который жил неподалеку отсюда. Глядя в воздух на парящие самолеты,  он  объяснял мне  семилетнему сыну Каменского и разным большим водолазам все тонкости подготовки летчиков. Говорил Игорь увлеченно, но я его не слушал, смотрел  Игорю в рот - так он был похож на своего прославленного отца.
Мне и сейчас  Игорь Чкалов вспоминается. Жив ли он?

В начале пятидесятых многие увлекаются плаванием на сверхдальние дистанции, и отец дружит  с Искандером  Файзулиным – врачом, мировым рекордсменом  по плаванию, проплывшим 100 километров по Амуру  и установившим свой мировой рекорд. Файзулин часто бывал у нас в гостях, поскольку писал свои книги, а отец  их   редактировал.
Плавание на сверхдальние дистанции, безусловно, подготовило почву для «моржей».
;Для объективности  здесь необходимо прежде всего сказать об Османе Кумукове – начальнике спасательной станции «Парк культуры» - который был действительно самым первым и самым главным фанатом моржевания, Отец, будучи тогда начальником спасательной службы Москвы, увлек зимним плаванием всех начальников спасательных станций и даже некоторых водолазов. Я же  купался еще и в бассейне «Чайка», в котором для моржей была отведена специальная холодная  ванная.
;;
 В начале 60-х Спасательную службу передают в ЦКДОСААФ – оборонную организацию, которую возглавляет Герой Советского Союза генерал-полковник Белов. Отца он приглашает к себе начальником отдела. Белов был дворянского происхождения и это было основной темой разговоров у нас дома.
В то время спасательная служба насчитывала около 15-ти тысяч человек.  Наверное, кто-то помнит «Медаль за спасение утопающих», которая появилась в те годы и сразу стала популярной. Надо сказать, что  к этой награде отец имеет лишь косвенное отношение. Да, он подписывал все без исключения представления о награждениях, но основная инициатива, видимо, принадлежала Леониду Ильичу Брежневу (Об этом не догадывался даже  сам отец!!!!), который курировал  оборонку   и, как известно, был большим любителем  всяких наград.
Приведу пару случаев, связанных с «Медалью за спасение утопающих».
;В Серебряном бору у меня был приятель Игорь Беляев.  Он служил на флоте, но серьезно облучился и вскоре вернулся к себе в Серебряный бор. Я знал от отца, что Игорь награжден «Медалью за спасение утопающих». Безусловно, я Игорю  очень завидовал. Но, приехав как-то в Серебряный  бор,  увидел его гуляющем по центральной улице в сопровождении компании девчонок, которые не обращали никакого внимания  на    машины подъезжающие к правительственным дачам, а чутко слушали то, о чем говорил им  Игорь. Мне было как-то неудобно пройти мимо. Но Игорь сам вежливо остановил меня и спросил:  «Как дела? Может быть, погуляем ?
Но разве  я мог  говорить о своих  никчемных делах с Героем и попросил  показать его  свою медаль. Игорь нехотя полез в  карман, но там ничего не обнаружил и спросил о чем-то  своего попутчика, тоже представленного  к медали, на что он ответил: «Я ее тоже не ношу».
 ;Несколько более сложный случай  был в Ялте.
 Я проходил после третьего курса практику на компрессорном заводе  в Краснодаре и  чтобы немного развлечься решил проехаться по югу Кавказа. Время было сложное – даже в самом Краснодаре не было хлеба. Деньги у меня закончились, и я обедал то у знакомых, то у родственников.
Из Краснодара я поехал в Ялту. Приехав туда, я обомлел - увидел накрытый на пляже стол, уставленный бутылками с винами, за которым собрались все спасатели Ялты и ее окрестностей. Оказывается, ждали меня. Я, конечно же, был поражен и не слушал   тосты, которые все были за моего отца и за меня  лично. Безусловно, меня  напоили. Более того, дежурный радист принес рацию,  подал мне трубку и сказал, что со мной будет говорить их какой-то  большой начальник.   Я,  разгоряченный вином, подумал - неужели  сам  Сталин !!!
Но звонил, к сожалению, Присяжнюк - начальник спасательной службы Украины. Его я   знал  – он часто бывал в Москве  и даже заходил к нам.
Присяжнюк, сказал, что меня разыскивает мой  отец, и  он  очень волнуется, что Вы ему не звоните. Потом добавил: «Я за Вами пришлю свой ЗИМ из Киева, берите его на любой срок вместе с моим шофером».      
Естественен  вопрос:      «А причем тут медаль « За спасение утопающих»?. Отвечаю.
Шикарный стол, безусловное, был накрыт с учетом того, что Каменский его запомнит и наградит кого-то долгожданной медалью.
; В 1965 году в июне месяце мы переехали  в Царицыно, которое было тогда очень уютным  местом. Оставалась  не снесенной деревня Хохловка. Всюду пышно цвела  сирень,    цвели белым цветом яблони, груши. Около нашего дома отец всегда  разбивал клумбу, где высаживал красные  розы. 
Однажды он посадил около дома  душистую акацию, которая напоминала ему его молодость, встречу с мамой, родную Волгу. Акацией отец очень гордился и постоянно за ней ухаживал. Душистая акация была центром притяжения каких-то экзотических птиц, названий которых не было ни в одной книжке, над ней кружились большие шмели, которые садились на близлежащие балконы и залезали  в бутоны львиного зева. Не помню точно, то ли на той акции, то ли на стоящем рядом  тополе поселился настоящий пернатый волшебник - говорящий дрозд, который  прилетал сюда снова и снова. Он настолько искусно имитировал  человеческую речь, что не  было понятно – веселится или ругается  кто-то рядом или выдает  что-то фантастическое  вдохновенный дрозд.
Нам казалось тогда, что мы приехали в рай земной, и этот рай будет длиться вечно.
               
 В. Каменский
Июнь   2007 года, редакция от 27 января 2008 года
Рисунки автора


В конце напрашивается все же несколько замечаний.

;;;
; Возможно, кто-то заметил,  особенно из людей  почтенного возраста, что в отношении своего дяди я обхожу использование таких общеупотребительных терминов как профессор, доктор наук, лауреат и так далее.
Действительно, Дмитрий Дмитриевич Покровский не был ни тем, ни другим, ни третьим. Он был всего-навсего заурядным доцентом, но что существенно, заведующим кафедрой в бронетанковой академии имени Сталина (!!!) и это обеспечивало ему и его семье вполне приличное существование. Сталин, безусловно, кого попало  на эту должность не взял бы.
 Но как  говорили, мой дядя был надежно закрыт своими генералами, которые выиграли войну и мало кого боялись.
;
То же самое и в отношении моего отца.
Наверное, это заметили многие, когда я начал подробно объяснять, в каком звании был мой отец и, надеюсь,  что на этот вопрос ответил правильно.  Скажу  более того, как  говорил мне   отец, его звание соответствовало званию командующего флотом.
Но едва ли кто заметил, что я допустил неточность в отношении должности своего отца, говоря о нем не как о руководителе ОСВОДа, а об одном из руководителей ОСВОДа. Да, действительно, первым лицом в ОСВОДе  отец был не всегда, но главным всегда был  именно он.
Парадоксально -отец, сделавший так много для Победы, даже не считался участником войны и мне послевоенному ребенку было за него  очень обидно, особенно на Первое мая и День военно-воздушного флота, когда все надевали свои ордена, а все дети их рассматривали. Более того, даже работая начальником  отдела в ЦКДОСААФ, отец формально был капитаном  третьего класса - гражданское звание, которое ему присвоили, когда он был начальником спасательной службы Москвы. В  ЦКДОСААФ же он руководил отделом, где в подчинении у него были лишь полковники  да  подполковники.  Помогал нам материально только дядя Митя.

19 января 2008 года