Мнение непрофессионала о градостроительной полити

Заголовок конечно шокирующий, тем более для инженера. Называть чем я занимался и сколько мне платили пока не буду, оставлю на потом для другого номера (правда, если меня возьмут и в этот и в тот).
Но взгляд со стороны всегда  очень важен.
Скажу сразу, что речь идет о градостроительной политике в Москве и в той части Москвы , где я живу уже 42 года, а до этого родился и жил на Арбате.
Правда приезжим улица Арбат - мало о чем не говорит, москвичу же  очень о многом.
Я со дня рождения жил в Кривоарбатском переулке, где был дом Мельникова, он выделялся и привлекал как оригинальная достопримечательность. Действительно Дом, где наверху была огромная надпись «Константин Мельников архитектор» привлекал многих .
Так как я родился в начале сорок первого года, и подростками бегали по всему переулку то помню как мы завидовали внучке Мельникова, которая училась в МСХШ, но с нами не хотела общаться - хулиганы мы были -не хулиганы, такими были все. Мы созерцали ее только со стороны, когда она гордо выходила из калитки со своим дедушкой или  отцом, который все знали был художником,. В детстве мы не понимали, кто такой архитектор Мельников и почему ему разрешили построить такой огромный дом - ведь очень многие жили в подвалах. Я знал в Москве только один подобный дом – дом Брюсова на Мещанской, возможно еще более огромный. После Арбата мы переехали на Кремлевскую набережную, но на Арбат я ходил каждый день.
Никто из нас тогда не знал, что Константин Мельников  архитектор мирового класса, а его дом - шедевр мировой архитектуры. Впервые, я узнал об этом из Интернета, хотя видел все, что он построил в Москве.
Но сначала немного о себе и о моем знании  не достижений современной архитектуры, а живописи.
Думаю, что как раз ее-то я знаю хорошо. Знаю и по Кандинскому, Врубелю, Малевичу, Пикассо и открытого не мною Филонову, по абстракционистам, ну и разумеется по русским и советским классикам Пименову, Лактионову, Дейнеки,  Александру Герасимову ( зря  так ругать никого не будут) которых постепенно я для себя открывал. Александра Герасимова  открыл лишь лет двадцать тому назад. Какая свобода, темперамент, цвет, солнце, радость в портретах  близких ему людей!
Совершенно подавлен, что сейчас творится в Третьяковке, Оружейной палате  на Красной площади и в музеях.
Ничего не знаю о церковной живописи.
Относительно хорошо, но, тем не менее, все-таки выборочно знаю русскую поэзию 20 века – и Буделянина ( Хлебникова)  и Вознесенского и Сикорского и Асеева и других поэтов.
До недавних пор ничего художественного не читал. Стал интересоваться всего лишь несколько лет назад современной литературой.  Здесь нужно уточнить мои знания  о диссидентах. Раньше, конечно, читал и Владимира Дудинцева – возможно первого советского диссидента 50-х, затем     Гладилина, Анатолия Кузнецова с его знаменитым «Бабьем Яром» и еще многих других. Но это читали все. «Юность» вела молодежь.
Для меня сейчас очень интересна и Улицкая, которую я открыл совсем недавно. Хотя она и мрачновата, но мне кажется очень искренней. Близок и  Пелевин и Акунин Смотрел телефильм по его сценаририю - мне кажется, что генерал Скобелев, освободивший Болгарию, напоминает по характеру моего отца.
Изредка читаю «Новый мир» - Заинтригован Иличевским.
Совсем недавно стал интересоваться классической музыкой и кое-что для себя в ней  открыл. С удовольствием смотрю передачи Святослава Белзы.
В театре бываю редко, зато телевизор смотрю постоянно.
Какая мерзость эти передачи Архангельского, Ерофеева и прочих мыслителей от телевидения, позорящих русскую интеллигенцию.
 Полагаю это не для  телевидения, а для литературного журнала - там и публика более подготовленная и критика построже.
Безусловно, невозможно не  сказать о том - знаю ли я историю.
К сожалению, не знаю. Недавно прочитал очень трагические и, безусловно, очень окрыленные мемуары командующего 62 армией Катукова и понял, что Волгоград надо немедленно переименовывать в Сталинград. Это уже становиться смешным.
За рубежом я не бывал, но по Союзу помотался. Не горжусь, конечно, но ни один иностранный язык так и  не выучил.
Я инженер, окончил МВТУ и все мои недавние друзья тоже были тоже инженерами. С ними я переживал  перестройку, но они не уцелели, хотя были и москвичами и специалистами.
После этих откровений судите сами - имею ли я право говорить о московской архитектуре и всем, что с ней  связано. 
А  московской  скульптуре  и скульпторах выскажусь позже.

Теперь  я позволю себе рассказать о том, что я видел на улицах Москвы за последние 60 лет. При этом использую собственный опыт. Другой – меня бы не убедил.
Я родился в январе 41 года на Арбате, т. е. незадолго  до войны. В Кривоарбатском переулке, где я вырос, были тогда и интересные пятиэтажные здания западной архитектуры, которые и сейчас котируются, и деревянные трехэтажки и уютные «московские дворики». В одном из таких «двориков» я и вырос. Двориком, правда, я его никогда не называл, и лишь называю  для читателей, которые может быть вспомнят известную картину Саврасова, а заодно узнают, что это об арбатском дворике.
Конечно, сейчас кто-то уже и называет свой родной двор двориком. – это укладывается в «современное мышление», как говорил один человек, которому позволяли ставить ударения не в том месте.  Я же, продолжая о Кривоарбатском переулке, застал еще и булыжную мостовую. Но трамвай, ходивший по Арбату, помню смутно. Совсем другая была и Арбатская площадь. Не буду говорить о переносе памятника Гоголя– может быть это  правильно. Но новое  егоместо все же Суворовский, а не Гоголевский бульвар.
23 февраля 2008
Большинство этих  домов сохранилось еще с дореволюционного времени. После войны, конечно, были другие заботы – как выжить – но думаю, все что касается нашего двора и переулка я бы сохранил, как – то преобразовав их. Пожалуй,  за исключением,  трехэтажной деревянной постройки, относящейся к дому четыре.
Прочитав, книгу Шмидта, где указывается конкретно наш дом, наверно, как-то скорректировал бы свое мнение. Ведь в нашем дворе жили такие люди!
При этом надо сказать, сейчас я понимаю, что все же был к осторожному отношению к старым домам готов. В конце семидесятых были публикации в «Науке и жизни» - самом популярном тогда журнале, где расписывались центральные улицы, например, Никитская и  конкретные дома с их историей и владельцами и я был просто поражен, даже можно сказать сломлен, тем фактом, что в любом их этих домов жил какой-нибудь или известный художник, литератор или деятель искусства, и как я тогда говорил, в худшем случае какой-нибудь академик.
После войны появились сталинские высотки и это никого не пугало. Они были очень быстро построены (архитектор Руднев) и никто не успел сообразить, что в них будет за жизнь. Я и сейчас не знаю - причислен ли архитектор Руднев к великим или нет, но тогда мы его мысленно все причисляли.
Следующим заметным преобразованием  Арбата с приходом Хрущева был снос заборов и ворот, часто очень декоративных и, украшающих переулки и дворы. Это был, конечно, полнейший идиотизм, хотя все молчали. Честно говоря, я и сейчас не понимаю, зачем это было сделано – возможно, для личной  безопасности, а может быть кому-то назло.   
Надо сказать, что с Арбата я уехал в конце 51 года, на Кремлевскую набережнуюв дом один.1,т.е. когда мне было почти 11 лет, но ходил в свой двор, где я вырос ежедневно,– там оставались друзья и жил мой дядя со своей семьей - ходил  почти до восемнадцати лет и получал от этого огромное удовольствие. Арбат был многолюден, хотя ходили машины и двойка (второй троллейбус). Но на воротах дома девять уже не покатаешься, а друзья тоже куда-то переехали. Некоторые заборы со временем, были восстановлены. Основной же забор, с которым ассоциируется название переулка сломан не был. Еще бы около него жила такая сила и отнюдь не артисты и художники.
Хотел бы еще раз подчеркнуть – это преобразование Хрущева было очевидным идиотизмом.
Третьим  заметным этапом преобразований в Москве была постройка Нового Арбата и Кремлевского дворца съездов архитектором Посохиным. Это был 58 год. Я заканчивал тогда школу №41, бывшую правительственную, и мы все в душе были против, прежде всего что касается преобразований в Кремле. Единственным разговором которым я был поражен был разговор с более старшим чем я, бывшим учеником нашей школы, золотым медалистом, которого я несомненно уважал и к мнению которого прислушивался. Он, единственный из всех одобрил постройку Нового Арбата,  а меня надолго заставил задуматься.
Сейчас я думаю также как и раньше, что это был идиотизм Хрущева, но он был подкреплен чьими-то интересами.
При этом надо сказать, что к Хрущеву я не так плохо отношусь, как это можно было бы ожидать и его осмеянные «хрущевки», считаю, несомненным выходом из создавшегося положения для того времени.
Надо сказать, что в те же годы была построена гостиница «Россия» и сметено Зарядье, представляющее из себя не отдельный уютный московский дворик, а целое село, с земляными  дорожками, старушками в валенках, одноэтажными и двухэтажными поселочными домами. Через Зарядье я ходил в детское пароходство, которое находилось в конце Обводного канала. Но о Зарядье потом я читал рассказ в «Юности». Зарядье ведь тоже кому-то дорого.
И вот, наконец, преобразования перестройки. Конечно, здесь надо многое разграничивать и прежде всего сказать несколько слов о себе.
Я работал  последние 17 лет ведущим инженером на большом предприятии, как тогда называли закрытом. Сейчас оно открыто для всех, поэтому я не опасаюсь, что что-то разглашу. В конце 80-х стало ясно, что работы никакой нет и возможно не предвидится. Меня выбрали председателем профбюро большого подразделения (5отделов), где несмотря на высокую квалификацию и накопленный опыт все скучали. Через какое-то время стал задавать себе вопрос и не мог ответить самому себе– почему выбрали именно меня, а не кого-то другого. Сейчас отвечаю на него следующим образом.
Во первых – я почувствовал в себе уверенность по работе – занимался перспективным делом и был окружен очень светлыми  людьми, которые в меня верили. Это, безусловно, создало и уверенность  во мне, благо  предыдущий профорг был выбран как  обычно начальством и ему мало кто не верил. В конце концов, несмотря на мое несмелое выступление на собрании, все проголосовали «за» и я был выбран. А затем, как-то само-собой стал членом Совета трудового коллектива (СТК)всего предприятия. Здесь, напрашивается вопрос: А сколько было на предприятии сотрудников: Я не знаю - может быть пять, а может быть восемь тысяч, повторяю – оно было закрытым и никто из нас не интересовался его численностью, да и структура была несколько другая, чем на оычном предприятии –филиалы, параллельное предприятие. Но специалисты дружили – ходили в подразделения, гоняли чаи, советовали что-то, развлекали себя и других, реже – баловались водкой в основном на чьи-то Дни Рождения. Сейчас по прошествии многих лет с грустью вспоминаешь, что тот погиб в перестройку, и этот. Кто-то уехал за кордон, кто-то влачит жалкое существование. Сейчас в Москве все предприятия такого рода выполняют роль больших складов.
Но вернусь к архитектуре.Первое преобразование в Москве, которое я запомнил и оценил была церковь построенная напротив ГУМа. Она в общем  и не напрашивалаь Я ходи туда почти каждый день – смотрел, был горд и счастлив. Я и сейчас не могу сформулировать чем. Это было чем-то внутреннем. Дальше были  преобразования на самой Красной площади, были построены Иверские ворота, но они как то  не запали в душу. Храм Христа – Спасителя, около которого я раньше жил испорчен был фамилиями спонсоров, к тому же в это время службу в Храме комментировал (совсем уж худо) знаток с очень сильной картавостью.
Я не зря говорил о своем знании живописи. Раньше я часто ходил и на выставки в Манеж и на Кузнецкий, в музей Пушкина и в Третьяковку. Не все поймут, но все-таки поясню, что был на таких ключевых для москвичей выставках как выставка в ЦПК и О во время фестиваля 1956 года, где выставлялась совсем непонятная живопись Ксаверия Дуниковского (Польша) и некоторых других абстракционистов. Отдельные внушающие доверие люди что-то говорили, но их не слушали. Мне было тогда 15 лет, я рисовал на альбомных  листках,   а двое моих друзей с Кривоарбатского учились в МСХШ. Они и часто показывали мне свои эскизы маслом и говорили о своей школе, тем не менее, я их как-то не мог назвать хорошо разбирающимися в живописи.
Да. Выставка в парке впервые заставила меня сильно задуматься о современной живописи. Надо сказать, что и к этому освоению непонятного пространства я был подготовлен значительно лучше, чем многие другие. В музее Пушкина недалеко от которого я жил  были представлены и импрессионисты и Пикассо и  некоторые западные направления, на которые я, правда, не обращал  никакого внимания.
Позже было посещение Манежа Хрущевым. В этот день никого из посторонних в Манеже не было, были только художники и свита, но у меня там выставлялся  мой друг, которому было всего 18 лет (на год моложе меня), талантливый художник–портретист, который учась в МСХШ увлекся  абстрактной живописью и неожиданно для меня был удостоен права выставить свою картину на втором этаже Манежа. Мне же он  рассказал о посещении Манежа Хрущевым. Безусловно, это был очень веселый рассказ. Оба мы смеялись доодури и комментировали сами себя, хотя мой приятель был очень серьезным человеком. Потом я, пошел в Манеж - видел и «Обнаженную» Фалька и Никонова «Лесосплав», но что-то сняли, в том числе и работу моего друга.
Церетели я фактически не знал  Вернее его работы. Да и вообще к скульптуре меня тогда не тянуло. Но почему я так много говорил о своем знании живописи. Потому что живопись естественно тянет к скульптуре, а кого-то может быть и к архитектуре Просит в ней разобраться. О Церетели я что-то слышал, но так же как и все – что-то и где-то.
А напрасно.
Церетелли замечательный классический скульптор. И что Лужков  выбрал его - это безусловно огромное достижение Лужкова. Вспомнить все эти телевизионные пасквили про Церетели – они могли сбить с толку кого угодно. Но Церетелли смог удивить Москву и своим Петром и своими «Узниками».
Питер же, к сожалению, выбрал для своих творений морального урода. Его круговой комплект пороков человечества стоит и в Москве в небольшом уютном, но малопосещаемом парке, упрятан хорошо и, мне кажется, облагорожен.   
А если бы нашим мэром     был выбран кто-то из многочисленных ваятелей, чьи произведения разбросаны  у Центрального дома художника!?
Это все несерьезно и рассчитывать, что массы это как-то воспитает наивно.
Скажу еще об одном достижении нашего мера.
Хотя в наше тревожное время над всем полагается иронизировать и такое слово как достижение прятать в кавычки. Но я этого не буду делать, а поставлю после мера три восклицательных знака.
В известной передаче на третьем канале, где Юрий  Михайлович разговаривает  с публикой, которую сейчас ведет Павел Вощанов, вел когда-то Борис Ноткин. Бориса Ноткина я ранше никогда не видел и не знал даже что такой существует , хотя конечно мог бы  знать даже по причине  всяких знакомств моей двоюродной сестры. Ноткин на меня, да и а многих произвел сначала какое-то непонятное впечатление – журналист – не журналист, ведущий – не ведущий. Думаю, что и он вначале чувствовал себя тоже неуверенно. Но было понятно что он все-таки выше многих и я думаю, что Лужков абсолютно правильно сделал, что  организовал для него свою передачу – очень живую и необычную для нашего телевидения.
Помню, как Ноткин пригласил на свою передачу Войновича, автора «Чонкина», которого я не читал и не буду читать. Не помню тогда о чем шел разговор – то ли о событиях в Югославии (первые и громкие), но скорее всего о романе Войнича (А не Войновича!) Овод», по которому был поставлен фильм, где Бондарчук сыграл одну главных ролей. Помню только, что инициатива исходила от самого Ноткика, который задал горделивому демократу вопрос: Вы говорили, что Вы серб по национальности, На что Войнович сходу ответил: «По происхождению. По происхождению.»   
Жаль, что Войнович не стал более подробно, что-то объяснять. Было бы очень интересно его послушать. Со стороны Бориса Ноткина это был явно вызов.
Думаю, что передача с участием Бориса Ноткина– самое большое достижение на телевидении за все время его «демократического» существования.
Подчеркиваю – самое-самое !
О первых «крутых» преобразованиях Старого Арбата скажу прямо, - мне и моему другу так же как и я, жившему раньше на Арбате, все, что тогда делалось со старым Аббатом было совсем не очевидным. Хотя это было не при Хрущеве, позволявшим себе все, а при осторожном Горбачеве, к которому я тоже неплохо отношусь и это кто-то может знать.
Поясню, чем привлекали нас эти преобразования.
Конечно, (это я стал не так давно понимать) какую улицу делать пешеходной зоной как не старый Арбат - там и букинистические магазины и известный театр и своя культура которая многим любопытна и конечно же история  и памятники архитектуры.
Но главное, после преобразований появлялась соответствующая атмосфера Сначала осторожно – как бы не разогнали – появлялись художники и поэты, затем актеры и музыканты. Торговые точки посередине улицы появились чуть позже и Арбат был обозреваем и чист. Конечно туда тянуло многих.
Потом появились люберы, открылись всякие питьевые заведения, к Арбату все привыкли, и уже многие  стали ездить за кордон. Да и сама публика стала другой.
Очень долго был снесен и не построен первый дом слева по Арбату и это тоже раздражало, затем стали ломаться дворы справа. Я никогда там был, но когда пришел во время ожидания сломки – оказались очень уютные московские дворы
 И вот, наконец, нынешний Арбат и Центр.