Книга

Д.С.Бирук

Книга
(рассказ)

Что от нас скрывает разум?

Глава 1
Прибытие

Полуночное  такси подкатило меня к мрачному зданию, которое совсем не вписывалось в антураж улицы. Нависая над перекрестком узких дорог, оно кардинально отличалось от остальных сооружений, которые, словно опасаясь мрачного соседа, теснились в некотором отдалении. Это была небольшая, обветшалая и унылая гостиница, доживающая свой век. Дойдя до нас еще, казалось, с прошлой эпохи, она прямо-таки излучала старость и увядание. Но во многом благодаря именно этому, я и выбрал «Стоун-плаза».
Холодный вялый дождь не изъявлял желания прекращаться, и мне совершенно не хотелось выходить из уютного салона авто. Остановка такси вывела меня из дремы. Я страшно устал, а приглушенный желтый свет и убаюкивающее покачивание автомобиля мгновенно меня сморили. Поезд, на котором я прибыл в Холмвилль, опоздал на три часа, да и прибытия такси мне пришлось ждать не многим меньше. Промокая под осенним дождем, я из последних сил убеждал себя, что идея приехать в этом маленький портовый городишко, была не такой уж и глупой.
  Расплатившись с водителем, я пожелал ему всего доброго, на что услышал неразборчивое бурчание. Надавив на газ, тот быстро скрылся за ближайшим поворотом, оставив меня перед мрачной гостиницей. Подняв воротник и втянув шею в плечи, я направился к входу.
Звонка не было. Вместо него на массивной дубовой двери висел старый медный молоточек, позеленевший от времени. Коротко постучав, я переступил с ноги на ногу. Поднялся пробирающий ветер, и меня совсем не радовала перспектива прозябать здесь и дальше. Я постучал еще. На этот раз на той стороне послышались шаркающие шаги. Дверь со скрипом отворилась и на пороге возникла древняя старуха, высушенная и согнутая годами. Она имела совершенно обыкновенный вид для женщины ее лет, но что-то в ее внешности меня пугало. Сразу даже и не скажешь что. Седые волосы были стянуты в тугой узел, безгубый рот недовольно кривился, из-за громадных очков на цепочке с острыми верхними углами, недоверчиво взирали подозрительные глаза. Глаза! Именно в них скрывалось то, что меня и напугало. Уж больно неуютно становилось под их внимательным взором. Но, стараясь не выказывать своего смятения, я одел одну из своих самых приветливых улыбок и радостно произнес:
– Добрый вечер! Меня зовут Хэнк. Хэнк Питерсон. Я забронировал в вашей гостинице номер на месяц.
Старуха продолжала пристально смотреть на меня, не проронив при этом ни слова. Она никак не отреагировала на мои слова, что еще больше меня озадачило. Улыбка на моем лице дрогнула и постепенно стала сужаться, как сдувающийся праздничный шар.
– Э-э… Могу я войти? Миссис?..
Но та не назвала своего имени, лишь кряхтя, немного отошла в сторо-ну. Я протиснулся между старухой и стеной, оказавшись в прихожей. Дверь за мной глухо закрылась, моментально приглушая шум дождя снаружи. С моего плаща ручьями стекала вода, заливая, поеденный молью ковер, который давно нуждался в утилизации. Старуха заметила это, но ничего не сказала. Недовольно бурча, она поплелась к регистрационной стойке. Я последовал за ней, на ходу снимая плащ.
– А у вас не так много посетителей, – заметил я, припоминая, что практически все окна, за исключением нескольких на первом этаже, были темными и безлюдными.
– В эту пору года мало кто приезжает в Холмвилль, – наконец загово-рила старуха. Голос у нее был скрипучий и противный, словно ржавые завесы. Но я попытался поддержать разговор, раз уж эта женщина соизволила со мной заговорить.
– Я считаю, что каждая пора хороша по-своему. В каждой есть что-то особенное, необычное, уникальное. Вот, к примеру…
– Как, вы сказали, вас зовут? – нахально перебила меня старуха, види-мо даже не замечая того, что я ей говорил. Меня начало разбирать зло. Тем более, я бы очень удивился, если в такой дыре, кто-нибудь еще, помимо меня, стал бы бронировать номер. Любой другой посетитель давно помахал бы ручкой такому заведению, но мне как раз было необходимо что-то в этом роде. Хотя удовольствия от этого я не испытывал.
– Хэнк Питерсон. Пишется с одной «с». Вы, быть может, слышали обо мне. Некоторое время назад я на…
– Номер 31, – вновь перебила меня старуха, захлопывая регистрационную книгу в добротном кожаном переплете. Развернувшись ко мне спиной, она потянулась за ключом. Ряд ключей с деревянными бирками номеров, основательно припавших пылью, находились на уровне моих глаз, а следовательно –  выше головы старухи. Та тянулась своей старческой морщинистой рукой, в безнадежном рвении достигнуть своей цели. Но это у нее плохо получалось. Кончики, изувеченных подагрой, пальцев лишь слегка цепляли ключ, не в состоянии стянуть его с гвоздя.
Вид медлительной и бестолковой старухи ужасно раздражал меня. Что стоило ей поставить стульчик или, на худой конец, попросить меня, чтобы я сам снял этот злосчастный ключ. Я решил немного помедлить с помощью (мол, раз такая вредная, пусть немного помучается), и оглянул вестибюль.
Ничем особенным тот не отличался. Старые пожелтевшие обои кое-где начали отклеиваться, заворачиваясь уголками. С потолка свисала хрустальная люстра но, видимо, не рабочая, так как помещение освещалось всего лишь несколькими свечами. Вообще, вестибюль был совсем небольшой. Напротив входной двери возвышалась деревянная лестница, а рядом с ней теснился еще один проход. Справа же от входа как раз находилась стойка регистрации, где и был я.
Вспомнив о старухе, я обернулся. Она стояла, всматриваясь в мои глаза. Ключ лежал в ее протянутой руке. Я посмотрел на ключ, перевел взгляд на опустевший гвоздик, потом вновь взглянул на ключ. Признаюсь честно, что такое проворство и бесшумность старухи меня не столько удивило, сколько озадачило. Я молча взял ключ и отправился к лестнице.
– Третий этаж, – услышал я за спиной скрипучий голос, и шагнул на ступеньку.
Моя комната находилась у самой крыши. Здесь даже было слышно мерное дребезжание капель дождя. Пройдя по коридору с одиноким узким окном в конце, я отыскал свой номер. Забравшись внутрь, я закрыл за собой дверь, повернув ключ в замке столько раз, сколько было возможно. Что-то беспокоило меня, а вот что именно, я никак не мог понять. Запертые двери создали иллюзию защищенности, но ее явно было недостаточно. Нашарив рукой выключатель на стене, я зажег свет. Раздалось тихое потрескивание, лампочка несколько раз мигнула, не желая просыпаться после длительного сна, но все же загорелась тусклым светом, которого едва хватало.
Как и вся гостиница, мой номер также не отличался роскошью. Ста-ринная широкая кровать, занимающая большую часть комнаты, уткнулась изголовьем в стену. Справа находился небольшой письменный стол. Дрях-лый комод и здоровенный шкаф завершали обстановку в номере.
Безразлично покосившись на кровать (в последнее время я крайне плохо спал), я подошел к огромному, на пол стены, окну. Хоть вид смог меня порадовать в этом затхлом сооружении. Передо мной пролегала длинная улица, уходившая куда-то вдаль. По обе ее стороны теснились небольшие сооружения: магазинчики, двухэтажные дома, кафешки и другие невзрачные сооружения, типичные для таких маленьких городков, как Холмвилль. Справа виднелся порт и широкая река, в миле отсюда впадающая в море.
Еще раз оглянув окрестности, я задернул занавески, поднял свой до-рожный чемодан и водрузил его на кровать, под весом которого та противно скрипнула пружинами. Все необходимое помещалось в этом чемодане с избытком. Большую часть его занимала печатная машинка самой последней модели. Облегченная и компактная она лучшим образом подходила для путешествий. Я бережно поставил ее на письменный стол, предварительно смахнув с него насевшую пыль. Некоторое время я смотрел на свое новое рабочее место, прокручивая в голове некоторые идеи и мысли. После я вновь вернулся к своему багажу.
Несколько запасных рубашек я повесил в шкаф. Свитер, брюки и па-рочку остальных вещей поместил там же. Зубную щетку и бритвенные принадлежности запихнул в тумбочку. На дне чемодана к этому времени оставалось несколько мелких вещей, которых я доставать не стал.
Покончив с этим, я лег на кровать, положив руки за голову. Спать не хотелось, хотя час был уже поздний. В последнее время я привык ложиться поздно. Вернее сказать – рано. Несколько последних недель я не засыпал раньше восхода солнца. Ночи напролет я корпел над пишущей машинкой, не в силах выдавить из себя ни строчки. Каждую ночь я выкуривал пачку, а то и две пачки сигарет, выпивал литры кофе, но все мои усилия не увенчивались успехом.
Несколько месяцев назад я выпустил парочку детективных романов, которые пришлись публике по вкусу. Я не рассчитывал на успех, писал ради своего удовольствия, но все сложилось как нельзя лучше. После первого бума читатель потребовал новых произведений. Я подписал с одним из уважаемых издательств долгосрочный контракт, и уже принялся было к новому рассказу, как понял, что у меня совершенно пропали какие-либо идеи. Я не мог придумать достойного сюжета, ярких персонажей и запоминающихся характеров. Все, что я писал, казалось попросту высосанным из пальца, что, фактически было правдой. Я писал, перечитывал написанное и выбрасывал эти записи в мусор. Вскоре пришла бессонница. Все окружающее раздражало, нагнетало тоску. Мне казалось, что каждый прохожий смотрит на меня, ожидая услышать, когда же выйдет новая книга. А она никак не желала появиться на свет. Спустя несколько недель бесплодных стараний я решил кардинально изменить обстановку.
Выбрав самый неприметный, самый отдаленный и маленький городок, я решил на время поселиться в нем. Целью моих поисков было найти такой город, который бы кардинально отличался от тех мест, в которых я жил. Холмвилль подошел для этой цели как нельзя лучше. Месячный уровень осадков здесь превышал годовой в той округе, где я жил. Здесь не было назойливого палящего солнца и, самое главное, меня здесь никто не знал, и никакое издательство не названивало бы мне здесь с вопросами о продвижении моих творческих успехов.
Определившись с городом, я нашел в нем старинное сооружение, которое служило теперь гостиницей, и забронировал в нем номер на месяц вперед. Искренне надеясь, что смена обстановки, новые впечатления и необычные условия жизни вдохновят меня, я верил что очень скоро напишу новое произведение, которое публика оценит по достоинству.
С такими мыслями я, не снимая одежды, улегся на кровать, бессмыс-ленно устремив взгляд в потрескавшийся потолок. Без особой надежды на успех я пытался уснуть, чтобы завтра с новыми силами приступить к работе. Но сон не приходил. Я устало поднялся, шаря глазами по комнате в поисках телефона. Того нигде не было. Да и наивно было полагать, что старая карга соизволит принести мне кофе в номер, как это заведено в приличных отелях. А кофе очень хотелось.
В расстроенных чувствах я завалился на бок, начиная сомневаться в правильности своего решения.
«Если моя авантюра не станет приносить плоды в ближайшие дни, я сразу же уберусь отсюда ко всем чертям» – подумал я, закрывая глаза.
 
















Глава 2
Холмвилль

На дворе стояла прекрасная погода. Последние теплые лучи уходящей осени пробивались сквозь занавески, настойчиво требуя моего пробужде-ния. Потянувшись всем телом, я проснулся.
Совершенно не заметив, вчера я крепко уснул и проспал, судя по всему, довольно-таки долго. Как я мог судить, солнце уже поднялось достаточно высоко, а с улицы доносился привычный городской гомон. Несколько минут провалявшись  в постели, я все же поднялся, сонно протирая заспанное лицо. Уснув вчера, я не успел раздеться, а моя левая щека настолько прилежалась, что я никак не мог ее разгладить. Тело зудело и ныло от неудобной кровати, в голове медленно затихал надоедливый шум – отголосок сна, который я уже совершенно позабыл. Но, не смотря на все эти раздражающие факторы, я был доволен. Доволен тем, что я наконец-то поспал, что смогу принять утренний душ и вообще быть обычным нормальным человеком, который  не ложиться с первыми лучами рассвета.
Стянув с себя помятую одежду, я направился в ванную. Обрадовавшись тому, что не придется мыться в общей душевой, я вошел в тесную комнатку. Первоначальная радость улетучилась так же быстро, как и появилась. Ржавчина на водопроводных трубах, известковый налет на раковине и въевшийся запах сырости и плесени были главными достопримечательностями этой комнатушки. С отвращением на лице я, кое-как заставил себя влезть в ванную, которая давно нуждалась в основательной чистке, и принял душ. Стало легче. Шум в голове немного поутих, а, казалось безнадежно пропавшее настроение, стало понемногу возвращаться.
Я еще долго занимался утренним туалетом, уделяя каждой части своего тела значительно больше внимания, чем раньше. Надев чистую рубашку и новые брюки (вчерашние были безнадежно измятыми), я полностью удовлетворился своим внешним видом.
Спустившись в вестибюль, я застал хозяйку гостиницы за своим рабо-чим местом. Та неподвижно сгорбилась над стойкой, и лишь цепкие глаза пристально следили за каждым моим шагом. Меня передернуло от вида старухи, но я постарался не подавать виду. Немного поколебавшись, я по-дошел к ней.
– Доброе утро! Миссис?..
Та молча уставилась на меня, даже не собираясь представляться.
– Э-э, как я могу к вам обращаться? – сконфужено добавил я.
Она посмотрела мне прямо в глаза. О, какой страшный и тяжелый у нее был взгляд! В нем читалось одновременно презрение, отвращение и даже злоба. Но я выдержал его, хоть это и стоило гигантских усилий с моей стороны. 
– Миссис… – прокряхтела старуха. Но дальше ничего не последовало. Я было подумал, что она с меня просто издевается. И когда я уже открывал рот, чтобы выразить свое возмущение ее поведением, старуха добавила:
– Дотсон. Изабелла Дотсон.
– Миссис Дотсон, – сухим, официальным тоном продолжил я, – Я остановился в вашей гостинице лишь по той причине, что мне это совершенно необходимо для моей работы. В любом другом случае, я бы немедленно свалил из этой дыры. Но пока этого делать не стану. Вы, если я не ошибаюсь, на прошлой неделе должны были получить от меня чек на весьма значительную сумму?
Старуха сощурила глаза.
– Так вот, я бы хотел получить взамен хоть бы немного комфорта и удобства.
– Вы вольны поселиться в любом другом отеле нашего города, – мед-ленно, но крайне злобно прошипела хозяйка, – Ваш чек я также могу вер-нуть вам по первому требованию.
Я решил немного смягчить тон, видя, что жажду к деньгам эта старуха не испытывает.
– Нет, меня устраивает то, что есть. Просто мне хотелось бы высказать некоторые пожелания.
Миссис Дотсон ничего не ответила, что я, в свою очередь, расценил как разрешение продолжать.
– Во-первых, я вижу, что у вас присутствует в наличии телефон, – я кивнул на старый пластмассовый аппарат на стойке. – Крайне желательно поставить такой же в моем номере. Мне кажется, это не должно отнять много времени. Любой работник телефонной компании сделает это в течение двух-трех часов. Естественно я за все заплачу! – Обычно при таких словах у большинства владельцев маленьких мотелей и гостиниц жадно загораются глаза. Да и в самом деле, кто не захочет нагреть себе руку, когда богатый клиент собирается платить. Но, как я уже догадался, миссис Дотсон не проявляла к деньгам ровным счетом никаких эмоций.
– Во-вторых, мне хотелось бы получать утром свежие газеты. И, по возможности, сделайте что-то с водопроводом. Когда я принимал душ, в трубах раздавался такой гул, будто там сидит целый духовой оркестр.
Старуха медленно кивнула, что меня искренне удивило. Обрадовав-шись тому, что мне удалось с ней договориться, я попрощался и вышел на, залитую солнечным светом, улицу.
День, на удивление, выдался солнечным и теплым. Видимо, в этом краю, такая погода была довольно редким явлением. Большинство прохо-жих, попадавшихся мне на глаза, были одеты значительно теплее, чем требовалось. Возможно, именно поэтому многие из них смотрели на меня как-то подозрительно и, слегка, недружелюбно. А я, как назло, в своем светлом твидовом пиджаке, определенно выделялся из общей массы.
Стараясь не замечать косых взглядов, я направился к ближайшему ка-фе, которое увидел еще с окна своего номера. Мне оно заочно понравилось. Как и я в толпе жителей Холмвиля, оно выделялось среди насупившихся серых зданий своей яркостью и свежестью. Возле входа, под навесом, теснилось  несколько столиков, хотя ни одного посетителя за ними не сидело. Меня слегка удивила такая, откровенно говоря, необычность. В городе, из которого я сюда приехал, в такое время практически невозможно было найти свободного места даже в самой посредственной забегаловке, не говоря уже о чем-то более популярном. Возможно, кафе закрыто? Нет. Таблички, утверждающей это, не было, да и внутри мелькнула чья-то тень.
В такой солнечный день я решил позавтракать на свежем воздухе. Тесниться в маленьком помещении совершенно не хотелось. Удобнее устроившись в кресле я, ожидая официанта, стал разглядывать прохожих. Через некоторое время такого, не очень увлекательного, занятия, во мне появилось странное чувство, посетившее меня вчерашним вечером. Мне все больше и больше становилось неуютно, сердце, холодными нитями, оплетала тревога. И все чаще появлялось ощущение, что за мной кто-то наблюдает. Кто-то неосязаемый, невидимый. И этот кто-то постоянно находится позади меня. Но, стоит мне повернуться, как он мгновенно перемещается в тень, вновь становясь для меня недосягаемым.
Я сидел и ждал, копаясь в своих ощущениях. Тревога нарастала, а ко мне так никто и не подошел. Решив, что меня могли не заметить (какое безобразие! Но, что можно еще ожидать от маленького городишки), я открыл дверь и вошел в маленькое, но удивительно уютное помещение. Здесь так же не находилось ни одного посетителя. Когда я уже собрался было уходить, приятный, хоть и слегка высоковатый для мужчины голос, окликнул меня:
– Здравствуйте, сэр! Могу я вам чем-то помочь?
Обернувшись, я увидел маленького круглого мужичка, выходившего из подсобного помещения. На вид ему было лет 40-50, но в его движениях угадывалось что-то мальчишеское, выдавая добродушный и веселый нрав.
– Да. Я хотел позавтракать у вас.
Долю секунды мужичок смотрел на меня с немалой долей удивления, но вскоре расплылся в широкой улыбке, от которой его пухлые щеки налились румянцем.
– Конечно-конечно! – заторопился он, суетясь и подскакивая вокруг меня. – Присаживайтесь, прошу!
Он даже отодвинул для меня стул, что уж явно было лишним. Откуда такое внимание и самоотверженность? Уж не перепутал ли он меня с ка-ким-то инспектором или ресторанным критиком? Улыбнувшись этой мысли, я уселся на предложенное место. Увидев мою улыбку, мужичок просиял. В глазах загорелись радостные огоньки.
– Подать меню, или у вас есть конкретные пожелания? – сложив коротенькие руки на объемном животе, поинтересовался тот.
– Кофе, пожалуйста, и что-нибудь поесть.
– Омлет с помидорами, беконом, оливками и сыром вас устроит, сэр?
– Вполне!
– Не желаете, в качестве десерта, отведать мой фирменный круасан с шоколадом?
Как правило, я не люблю перебивать вкус кофе чем бы то ни было, предпочитая баловать свои вкусовые рецепторы лишь этим блаженным напитком. Но столь явное желание мужичка угостить меня десертом заставило меня согласиться.
– Хорошо, и круасан тоже. Только принесите кофе первым.
– Конечно! – мужичок развернулся и побежал в сторону кухни. Спустя минуту оттуда уже исходили звуки потрескивающего масла на раскаленной сковороде и первые соблазнительные запахи.
Хозяин вынес мне кофе, а сам вновь вернулся к плите. Напиток оказался довольно приличным, с легким ароматом корицы и ванили. Так, как я и люблю. Я еще некоторое время сидел, наслаждаясь ароматом горячего напитка, когда мне подали завтрак. Я уже взялся за вилку с ножом, когда заметил, что мужичок бесцеремонно уселся напротив меня и любопытно меня разглядывает.
 – Э-э… – сконфужено произнес я, на что хозяин, без тени смущения протянул мне свою пухлую руку и произнес:
– Роберт Пере! Приятно познакомится, мистер…
– Питерсон. Хэнк Питерсон, – протянул я, поглядывая то на хозяина кафе, то на свою тарелку с остывающей едой, стараясь сообразить, что ему от меня нужно. Но тот, казалось, совершенно не замечал неловкости в этой ситуации, и продолжал жадно меня разглядывать.
– Мистер Питерсон, вы ведь не из нашего города, верно? – наконец произнес он. – Я сразу понял это, как только вы сюда зашли.
– Это почему же? – удивился я.
– Ну, ваш внешний вид говорит сам за себя. Во-первых, вы чем-то от-личаетесь от наших жителей. В вас присутствует какая-то живость, что ли. Во-вторых, – Холмвилль город маленький, все друг друга знают, а приез-жих у нас в эту пору не часто встретишь. Ну а в-третьих – местные не часто ко мне захаживают.
– Да, я это заметил, – кивнул я, все-таки отправляя кусочек омлета себе в рот. – Признаться, меня это немало удивило. Поблизости я не увидел ни одной другой забега… простите, закусочной.
– Так оно и есть… – театрально вздохнул хозяин.
– Тогда почему у вас так мало посетителей? Еда у вас что надо, – я проглотил еще кусок завтрака, – и кофе просто отличный!
– Спасибо за столь лестный отзыв, мистер Питерсон, – мгновенно оживился господин Пере. – Но видите, я, как и вы, сам не местный. По воле судьбы два года назад я поселился в Холмвилле и открыл это кафе. В те дни мне казалось, что я смогу не плохо на этом заработать ведь, как вы точно подметили, в ближайшей округе нет ни одного конкурента. Но все сложилось не так, как я рассчитывал. Что бы я ни делал, клиентов больше не становилось. Вскоре я заметил, что местные очень предвзято относятся к чужакам, а я был именно чужаком. Сам я приехал из Прованса, где жил долгое время. Но я не о том. Мне казалось, что все вокруг постоянно смотрят на меня, будто подозревают в чем-то, замышляют что-то за моей спиной. Это, конечно, звучит немного бредово и отдает параноей, но все же…
– Я вас понимаю, – внезапно добавил я. То ли дело было в  том, что Роберт Пере также как и я оказался не здешним, то ли в его непосредственной прямоте и открытости, но что-то в этом человеке располагало к нему.
– У меня сегодня было точно такое же чувство, хотя я и не могу понять, откуда оно появляется, – добавил я.
– Во-во! – обрадовался Пере, довольствуясь тем, что его откровение не сочли идиотизмом. – И со временем это чувство все больше угнетало и давило на меня. Если бы не лето, когда в Холмвилль приезжает много туристов, я бы совсем обнищал.
– Но что же Вас здесь держит?
– Видите ли, я вложил много сил и все свои сбережения в это заведе-ние. Оно мне нравится, и я люблю его. Пусть оно не может сделать меня богатым, но на хлеб хватает, а я и доволен.
– Но в любом другом городе вы смогли бы открыть новое кафе и зара-батывать куда больше!
Что-то во взгляде хозяина испугало меня. Тот так резко стал таким грустным и потерянным, что я уже забеспокоился, не сказал ли я чего лишнего. Не став дальше расспрашивать, я попросил Роберта принести мне еще кофе, а заодно и шоколадный круасан, который он так нахваливал.
Ожидая заказа, я размышлял над тем, что было бы неплохо использо-ать образ хозяина этого кафе в своей будущей книжке, идеи о которой уже крутились в моей голове. Этот простой до невозможности человек, с открытой, искренней и, слегка наивной душой, очень мне понравился. Он разительно отличался от остальных жителей Холмвилля. Я в уме прикинул, в образе какого персонажа можно воплотить его, и мне эта идея понравилась еще больше. Я даже практически перестал терзать себя мыслью, что зря приехал сюда. Новые идеи медленно, но уверенно зарождались в моей голове, воображение рисовало новые сюжеты. Оставалось лишь укрепить их первыми набросками на бумаге. Это я и собирался сделать, допивая кофе и дожевывая, на удивление вкусный круасан.
Поблагодарив хозяина за вкусную еду и пообещав непременно загля-нуть завтра, я отправился в свою гостиницу.

Хозяйки гостиницы, миссис Дотсон, на своем обычном месте не было, а с верхних этажей доносился мерный грохот молотка. Поднявшись на третий этаж, я застал там старуху с каким-то верзилой, выше меня на целую голову и шире, по меньшей мере, в три раза. Его одежда была давно не стирана, и сам он, по всей видимости, также пренебрегал и личной гигиеной. Лицо грубое, серое, точь-в-точь, как и его поношенная курточка, а ладони, сжимающие молоток, могли запросто сломать мне шею одним легким движением. Я еще никогда не видел таких огромных рук, но не это больше всего напугало меня. Его глаза! Желтые, крупные и сильно на выкате, - они делали своего хозяина чем-то похожим на рыбу.
Когда я поднялся по последним ступеням, миссис Дотсон и этот громила повернулись в мою сторону, от чего мне стало совсем не по себе. Даже мурашки по затылку побежали, а ладони вспотели.
Громила прибивал телефонный кабель, ведущий из моей комнаты к развязке у лестницы, а старуха, видимо, командовала всем процессом. Не-сколько секунд я недоумевал, что же они все-таки делают, но после вспомнил утренний разговор с хозяйкой гостиницы. Я трижды чертыхнулся, проклиная себя за то, что говорил. Сейчас, глядя в огромные желтые глаза, которые с нескрываемой злобой оглядывали меня сверху донизу, я искренне пожалел о своей просьбе. Уж лучше никогда не видеть телефонной трубки, чем еще раз увидеть этот жуткий взгляд.
Я медленно, стараясь не смотреть на этих двоих, прошел мимо, просто физически ощущая их взгляды на своей спине. Прошагав мимо, меня обдало удушающим смрадом дешевого алкоголя и табачного дыма, с интенсивностью исходившим от громилы.  И еще чем-то, чем-то приторным. Но чем именно я не понял, да и не пытался. Поскорее скрывшись за дверями, я защелкнул замок.
На столе, возле печатной машинки, стоял старенький телефон. Меня вдруг возмутила мысль, что в комнату входили без моего ведома и в мое отсутствие.
«Нужно будет закрывать двери еще и на щеколду» – подумал я, во-площая свою мысль в реальность.
Я еще долго сидел на кровати, слушая мерный стук молотка, когда он неожиданно прекратился. Послышалась какая-то возня, после чего все за-тихло. Я нерешительно подошел к двери, прислушался. Все тихо. Аккурат-но, чтобы не делать много шуму, отодвинул щеколду и отпер замок. Тихий щелчок показался мне громким ударом. Я медленно приоткрыл дверь и выглянул наружу.
Миссис Дотсон и громила находились у самых ступенек и о чем-то тихо переговаривались. Громила стоял спиной ко мне, практически полностью заслоняя своей широкой тушей мелкую старуху. Я воровато вытянул шею, пытаясь расслышать, о чем идет речь, но тут, из-за могучей руки появилась маленькая голова с прищуренными глазками под очками. Я мигом спрятался, при этом умудрившись хлопнуть дверью так, что меня просто не могли не заметить.
Меня колотила мелкая дрожь, сердце отчаянно билось. Сам не пони-мая, откуда возник такой испуг, я на два шага отступил от двери, нервно ожидая, что же произойдет дальше.
Раздались тяжелые шаги. Они все приближались и приближались.
«Как объяснить мою выходку?» – лишь одна мысль крутилась в голове, не до конца еще заглушенная возрастающим страхом.
Шаги замедлились и остановились. Без сомнений, это был тот самый громила. Перед глазами тот час возникла картина, как этот прямоходящий бизон врывается в комнату, берет меня за шкирки и выталкивает на улицу, к чертям собачим.
Но пока ничего не происходило. Громила стоял перед запертой дверью и не предпринимал никаких действий. Я вновь услышал шаги, но на этот раз удаляющиеся. Облегченно вздохнув, я вытер вспотевший лоб. Достав из кармана пачку сигарет, я, нервно щелкнув зажигалкой, судорожно затянулся. С каждой новой затяжкой дрожь в руках постепенно утихала, мысли прояснялись. В принципе, что меня так испугало? Ситуация неловкая, это конечно да. Но она могла напугать, разве что маленького ребенка, который боится наказания. А что поселило такой страх во взрослом мужчине? Нет, тут дело в другом. Каждый раз, как я нахожусь вблизи этой старухи и, теперь, этого незнакомого мужчины, в моей душе начинает что-то щемить, появляется опасения и страх. Откуда? Хм…
Я еще раз глубоко затянулся и попытался выбросить эти мысли из го-ловы. Но это не возымело особого успеха. Тревожные мысли все лезли и лезли. Не в силах больше сопротивляться этому бесконечному потоку я полез под кровать, вытащил оттуда свой чемодан и достал бутылку шотландского виски. Немного порывшись по комнате, я нашел запыленные бокалы. Протерев один из них рубашкой, я плеснул солидную порцию благородного напитка и залпом осушил его. По телу тут же разлилось приятное тепло. Дрожь окончательно унялась, а мысли приятно замедлили свой ход, став плавными и, какими-то, вязкими.
Но тут появилось новое чувство. Чувство обиды и презрения к самому себе. Дело в том, что у меня есть своя личная традиция. Как-то раз, когда я написал свою первую книгу, я отправился в ближайший магазин и купил себе самый дорогой шотландский виски. И каждый раз, как я заканчивал новое произведение, я наливал себе порцию этого самого виски. Никогда прежде я не позволял себе выпить его по любому другому поводу. До этого дня. Ощущение того, что я вот так легко нарушил эту традицию, сильно расстроило меня. Я налил себе еще немного и задумчиво уставился на об-шарпанную стену. Лениво вдыхая ароматные испарения алкоголя, я все продолжал сидеть, не отдавая себе отчета во времени. На меня нахлынули воспоминания, а запах и вкус этого напитка пробудили знакомы ощущения азарта и удовлетворенности после написания очередной книги. Внутри что-то зашевелилось и мне захотелось писать! Да! Вот что мне сейчас нужно! Писать. В голове уже целый день крутились разные зарисовки, и лишь сейчас они начали слаживаться в полноценную историю.
«Зачем придумывать что-то новое, пытаться высосать из пальца то, что читателю будет скучно читать, если весь материал находится просто в моих руках!» – радостно подумал я.
И в самом деле. Я постоянно придумывал истории, персонажей. Пы-тался наделить их определенными особенностями, чтобы создать яркие и запоминающиеся личности. И постоянно был чем-то недоволен. То этот получился слишком напыщенный, то та слишком красивой, то тот – совсем не выразителен, и так далее, и так далее… А в Холмвилле я за этих полтора дня встретил уже столько харизматичных людей, таких необычных и выделяющихся, что этого уже с лихвой хватило бы на небольшой рассказ!
Вот только что делать с сюжетом? Над этим стоило подумать… Но я не хотел сейчас заморачиваться по этому поводу. Такое сильное желание пи-сать посещает меня не так уж часто, чтобы им пренебрегать. Как правило, в такие моменты история слаживается сама собой, и не надо ничего заранее готовить.
Я достал пачку свежей, слегка желтоватой бумаги. Вставив первый лист в печатную машинку, я сел напротив. Достал сигарету. Закурил. Размял пальцы и начал писать. Слова так и летели из-под моих пальцев. Я вновь престал замечать ход времени, но на этот раз все было по-другому. Меня всецело поглотило новое занятие. Не чувствуя ни голода ни жажды, потягивая виски и дымя сигаретой, я очутился в том мире, который создавал сейчас на бумаге. Картины, рожденные моим воображением, одна за другой появлялись перед моими глазами…

…я видел себя как будто со стороны. Вот он я, мерно сплю на своей пе-чатной машинке. Рядом потолстевшая стопка листов, плотно исписанная новым произведением. В комнате темно, лишь настольная лампа на рабо-чем столе разливает тусклый желтый свет. Я смотрю на себя и хочу сделать шаг, но воздух оказался какой-то плотный, словно я нахожусь под толщей воды. Что это? Я снова подался вперед. Тяжело, как же тяжело ступать. Еще и эти черные ошметки мешают…
При каждом шаге, словно потревоженный ил на дне, в воздух медленно вздымалась странна черная субстанция, чем-то походившая на истлевшую бумагу.
Я сделал еще один шаг. Воздух становился все плотнее, словно не же-лая подпускать меня к себе спящему. А я так хотел этого. Я из последних сил пытался добраться. Протянул руку… Это не моя рука! Покрытая струпьями и язвами она скорее напоминала руку трупа, долгое время пробывшего под водой. Не важно, моя это рука или нет, главное дотянуться! Дотянуться… Стук! Этот стук разрывает голову… Дотянуться… дотянуться…
 
















Глава 3
Исчезновение

Я проснулся с жуткой головной болью. А при каждом ударе молотка, разносившемся из-за двери, боль отдавалась все страшнее и страшнее. Я долго не мог прийти в себя, не понимая где я, кто я и что сейчас происхо-дит. Путем громаднейших усилий я смог приподняться на руках, оторвав задеревеневшую щеку от клавиш печатной машинки.
Стук не прекращался, разламывая мне голову на куски. Я потер зудя-щую щеку и оглянулся. Все было на привычных местах. Я начал потихоньку вспоминать вчерашний день. Пепельница с горой бычков говорила мне о том, что вчера я засиделся до поздней ночи. Но что я делал? Писал… Ах да! Я же начал писать свою новую книгу! Этот грохот… Нужно что-то сделать.
Я поднялся и, шатаясь, поплелся к двери. Со словами, – Да сколько можно стучать! – я вышел в коридор. Последующие мои возмущенные возгласы захлебнулись, еще не успев слететь с языка. Громила, необъяснимо сильно напугавший меня вчера, колотил по противоположной стене молотком, видимо, намереваясь протянуть телефонный кабель и в остальные комнаты. Он резко обернулся и так злобно на меня уставился, что я, беспомощно сжавшись в комочек, мигом вспомнил и вчерашний день, и свои опасения насчет этого типа.
– Не мог бы я попросить вас… э-э, сэр, чтобы вы… ну…э-э… – забубнил я себе под нос, не отрывая взгляда от кончиков своих ботинок.
Громила скривился и, толи сказал, толи прорычал что-то. Я не понял ни слова, а лишь послушно вернулся к себе в номер, расценивая его рыча-ние как пожелание убираться ко всем чертям. Что, похоже, так и было. Грохот раздался с новой силой. Казалось, этот тип старается теперь произносить еще больше шуму.
«Боже, как же голова болит» – я не мог думать ни о чем другом. Откуда эта головная боль? Похмельем это быть не могло, так как вчера я выпил не более двух бокалов виски, что подтверждала еще пока не осушенная бутылка.
Я начал вспоминать, что эта боль мучила меня всю ночь. Что какой-то дурацкий сон изматывал меня, лишал сил. Но что за сон это был, я вспом-нить никак не мог. А еще и этот стук, словно стук моего сердца, пытающегося разорвать кровяным давлением сосуды в моей голове. Нет, это просто невыносимо! Но что делать? Не силой же заставлять этого мужлана прекратить свою работу. А слова тут, как видно, не помогают.
Подошел к столу, взял пачку. Еще одна сигарета. Ну, хоть это радует. Сжав липкими губами фильтр, я долго чиркал зажигалку, которая никак не желала загораться. В конце концов, та сдалась и я блаженно затянулся. Немного полегчало, но голова по-прежнему болела. Тут стук прекратился и громила ушел. Я откинулся на кровать, наслаждаясь долгожданной тишиной. Боль медленно угасала и я вновь уснул. На этот раз ни ночные кошмары, на посторонний шум, ни что иное не отвлекало меня. Проснувшись, я обратил внимание, что солнце уже зашло, и город погрузился в густой сумрак.
Потянувшись всем телом, я размял плечи и хрустнул шейными позвонками. Было как-то тоскливо и неуютно. Клонило в сон, хотя я проспал приличное количество часов. Подыматься не хотелось, но я понимал, что уснуть не смогу, а валяться в постели дальше было просто бесполезно. Работу над книжкой продолжать пока не хотелось и я, подойдя к окну, решил закурить. Немного пошарив по карманам, я вспомнил, что сигареты кончились, а новыми запастись я еще не успел. От этого стало еще тоскливее. Сложив руки на груди, я устало смотрел в сгущающийся мрак улиц. С неба начали падать первые капли осеннего дождя. Мелкая дробь гулко забарабанила по стеклу, искажая потоками воды изображение снаружи.
Я смотрел сквозь мутное стекло, пытаясь припомнить детали своего нового рассказа. Пытаясь воскресить в памяти события, на которых вчера остановился, я поймал себя на мысли, что не могу вспомнить ничего кон-кретного. В прямом смысле ничего! Я не помнил, о чем именно писал, ка-кой сюжет придумал, какой объем работы успел завершить Ровным счётом ничего! Это было странно, если не сказать больше. Со мной такое случилось впервые, что, далеко не самым приятным образом удивило меня.
Бросив попытки вспомнить то, что вспоминать никак не получалось, я обернулся к столу, на котором покоилась рукопись.
«Наверное, это из-за плохой ночи, – подумал я, шагая к столу, – до сих пор голова раскалывается».
Я протянул руку, чтобы подобрать исписанные листы, но наткнулся пальцами на пустой стол.
– Что за?...
Я оглянул весь стол, заглянул под него. Рукописи нигде не было.
– Черт! Где она?
Я продолжил поиски, заглядывая во все места, в которые только мож-но, понимая при этом, что рукопись оказаться там никак не могла. Я уснул прямо за работой, и никак не стал бы перелаживать начатое произведение в другое место. Украсть его тоже никто не мог. Вчерашним вечером я запер комнату на внутреннюю щеколду, так что грабитель мог попасть внутрь, только выбив дверь. А раз та была целая и невредимая, значит, рукопись должна находиться где-то здесь. Но вот только где же она???
Я еще раз посмотрел на стол, уже без надежды увидеть там объект своих поисков, когда увидел желтый лист, торчащий прямо из пишущей машинки. Я подбежал к ней и, с характерным звуком, вытащил листок. На нем теснилось несколько рядочков аккуратных букв – последнее, что я вчера написал. Не желая терять времени, я жадно впился в написанный текст.
Вот что я прочел.

«… захлопнул дверь. Мое сердце бешено билось, норовя выскочить наружу. Руки мелко дрожали, а ноги грозили подкоситься в любую секунду. Я просто оцепенел от ужаса, не в силах даже осознать, что это происходит здесь со мной, а что самое главное, что это происходит наяву…»

– Какого черта? – в голос произнес я. Такое впечатление, что эти стро-ки были написаны вовсе не мной. Мало того, что я совершенно не помнил, что писал такое, хоть это и могло объясниться моей странной амнезией, касающейся вчерашней ночи. Но вот само содержание, написанное на пожелтевшем листе, походило больше на какой-то рассказ ужасов, нежели на, привычные моему перу детективы.
Но, помимо меня, этого написать не мог никто. И я продолжил читать.

«…За дверью послышались шаги. Хлюпающая, медлительная, неуклю-жая и леденящая кровь походка. Вдобавок к ней примешивались еще ка-кие-то странные звуки. Металлические. Словно шедший тянул следом за собой тяжелую цепь.
–О, нет! Это оно! – взмолился я, забиваясь в темный угол и дрожа всем телом.
Я оглянулся по сторонам. Выхода не было. Я находился в старом тесном чулане без окон, без пути к отступлению. Затхлый тяжелый воздух кружил голову. Но к запаху плесени и пыли примешался еще один. От него мое сердце застучало с еще большей силой. Я даже чувствовал, как оно отчаянно бьется о грудную клетку. Это был запах болотной тины и трупный смрад…»

– Так-так. Это даже становиться интересным, – прокомментировал я, все больше сомневаясь, что сам мог это написать.

«…Шаги раздались возле самой двери. Сквозь щель у пола я даже видел упавшую тень. Следом за ней появилась вода, которая, пробравшись из-под двери, медленно направилась в мою сторону. Я сжался всем телом, пытаясь вдавить себя в угол стены, но зловещая вода продолжала подбираться ко мне все ближе и ближе. Вот она уже у самых носков моих ботинок. Еще чуть-чуть и она таки настигнет меня. Но тут раздался скрежет и дверь отворилась…»

На этом моменте текст обрывался, не удосуживаясь раскрыть читателю, кого увидел герой книги в дверном проеме. Даже я сам был заинтригован, хоть сам же это и написал. Ощущение того, что надо мной кто-то зло подшутил, не покидало меня ни на секунду. Перевернув лист, я надеялся увидеть там еще какие-либо записи, но он был пуст. Больше ничего не было, лишь номер страницы – «123» мелкими цифрами был отпечатан под основным текстом.
– Что же, в конце концов, тут происходит? Где остальные страницы?
Но мне никто не ответил. В памяти, правда, что-то вяло шевельнулось. Я вцепился за это ощущение, пытаясь вспомнить хоть что-то. Прочитанное зародило в моем сознании слабое чувство чего-то знакомого, того, что я уже видел, знал. Но, как я ни старался, вспомнить никак не мог. От этого стало просто невыносимо. Так бывает, когда силишься вспомнить необычное имя или сложное название. Ответ будто крутится у тебя на языке, но никак не хочет прийти окончательно. Это занимает все твое внимание и от этого чрезвычайно сложно избавиться. Ты просто исходишь от безрезультатных попыток вспомнить, и это просто изводит тебя. Именно так сейчас со мной и было.
Бросив эту затею, я плюхнулся на кровать. Единственную страницу от моего незаконченного произведения я бережно сложил и спрятал во внут-реннем кармане своего пиджака, висевшем на спинке кресла. Некоторое время я так и сидел, – бессмысленно уставившись в пол, не в силах понять, что же на самом деле произошло. Кто похитил мою незаконченную книгу и почему я не помню ничего о том, как я ее писал?
Я бросил взгляд на телефон. Сняв трубку, я принялся слушать мертвецкую тишину. Аппарат не работал. Взглянув на часы и убедившись, что еще не слишком поздно, я спустился вниз.
Боже! Эта старуха пугает меня все сильнее. Спустившись в холл, я обнаружил ее все за той же стойкой. Миссис Дотсон словно каждый раз знала что я сейчас покажусь из дверного проема и презренно наблюдала за каждым моим шагом. Или может быть она неподвижно стояла так весь день напролет? Невозможно! В ее-то годы? Хотя…
– Миссис Дотсон? – неуверенно начал я. От бывшего моего оптимизма и жизнерадостности не осталось и следа. Почему-то у меня возникла боязнь перед этой старой каргой. Боязнь разговаривать с ней, находиться с ней рядом, смотреть в ее сощуренные глазки.
– Кхм, миссис Дотсон, – продолжил я, прокашлявшись, – Я хотел по-благодарить вас за то, что вы выполнили мою просьбу. Э-э, телефон будет для меня как раз кстати…
Старуха произвела странный звук, словно свист или вздох, а уголки ее морщинистого рта при этом медленно поползли вниз.
– Э-э, кхм, а как скоро его подключат?
– Завтра.
– Просто замечательно! – Изобразить восторг мне совершенно не уда-лось, да я и не очень старался. Глядя в лицо старухи, можно было подумать, что ее тошнит от одного моего вида. Какой кошмар! Что, в самом деле, я тут делаю? Пора выметаться отсюда! Работа над книгой пошла, значит, я спокойно смогу завершить ее и в более приятном месте! Книга…
– Миссис Дотсон, не могли бы вы уделить мне еще минутку вашего внимания? – позвал я старуху, наблюдая, что та намерилась уйти в подсобное помещение.
Та издала тихий рык-ворчание, которое я расценил как согласие.
– Прошлой ночью из моего номера пропала одна, очень важная для меня вещь. Я все перерыл, но не смог ее найти. Не могли бы вы сказать мне, что…
– В моем отеле нет места для воров, мистер Питерсон, – рявкнула ста-руха.
– Я не хотел обидеть вас, или ваш, хм, отель. Просто я никак не могу понять, как…
– Мистер Питерсон, если вы что-то потеряли, вам следует просто хорошенько поискать. Никто посторонний не мог подняться на ваш этаж без моего ведома, так что не следует обвинять кого бы то ни было в том, чего они не делали.
– Но, я никого не обвиняю. Мне просто непонятно как рукопись могла пропасть из закрытой комнаты.
– Это ваши проблемы, мистер. Всего доброго, – и старуха исчезла в дверном проеме.
Мне не оставалось ничего другого, как подняться обратно в свой номер.
«Мог ли сделать это кто-то из соседей? Но я не видел никого другого, в этом затхлом домишке. Не могла же пачка бумаг просто раствориться в воздухе?!»
С такими мыслями я стоял у окна и смотрел на, покрытую лужами улицу. Дождь недавно закончился, и теперь взошедшая луна холодным светом отражалась в темной воде. Да, прежняя жизнь вновь начинает овладевать мной. Опять я проспал практически весь день и не добился никакого результата. Конечно, книгу писать я начал, но какой от нее прок, когда даже я сам не помню, о чем писал и к тому же, она бесследно пропала.
С затихающим шумом удалилась одинокая машина, и помимо нее в этот час снаружи не было видно ни одной живой души. Ветер вяло шевелил верхушки облысевших деревьев, разнося по округе опавшую листву и прочий мусор. Кусок какой-то бумаги прилип к влажному стволу одинокого фонаря и теперь никак не желал вновь отдаваться на волю ветра.
Сначала я не придал этому никакого значения, но вскоре мне стало интересно, добьется ли ветер своего, сорвет ли лист с фонаря. И тут, внимательно приглядевшись, я заметил аккуратный печатный текст. Желтый оттенок бумаги, характерные для моего стиля отступы и абзацы… Это была страница моей книги!
Шквал мыслей разом пролетел в моей голове. Не став даже задумы-ваться, как могло произойти, что мою пропавшую рукопись теперь носит ветер по городским улицам, я ринулся вниз. Перемахивая через три ступе-ни разом, я выскочил в холл. Старухи на месте я не увидел, да и мне особого дела сейчас до нее не было. Распахнув входную дверь, я очутился на мокрой улице. Лист бумаги, из последних сил цепляющийся за край фонарного столба, сильным порывом ветра все же сорвался и, подхваченный холодными потоками, стал уноситься прочь от меня. Я рванул следом. Не замечая холодных брызг, потревоженных моими ботинками луж, сильного, пробирающего до костей ветра, я мчался за листком. Но тот все дальше и дальше отдалялся от меня. Я не мог никак понять, ведь бежал очень даже быстро, но догнать свою цель так и не смог.
Тяжело дыша, я остановился у края улицы. Сердце бешено колотилось, легкие разрывались от нехватки кислорода. Подняв взгляд, я заметил, как лист вильнул, и скрылся в сгущающемся мраке. Дальше бежать было бессмысленно. Его я уже не догоню, а лишь заработаю себе воспаление легких. Пока я бежал, то холода не замечал. Но теперь, взмокший и уставший, я искренне пожалел, что не накинул сверху курточку, или, на крайний случай, пиджак. Рубашка прилипла к телу и теперь меня била мелкая дрожь. Последний раз бросив взгляд туда, где скрылся лист моей рукописи, я поспешил обратно в гостиницу.
А та стояла мрачнее тучи. Два желтых огонька – окно моей комнаты, в которой я забыл выключить свет, и окно в другом крыле, придавали зданию вид громадного чудища со злобными светящимися глазами…

Закрыв дверь на замок и щеколду, занавесив окна и, на всякий случай, подперев дверь еще и стульчиком, я улегся в постель, размышляя о том, что со мной произошло за последнее время. Как бы я не подходил к этому вопросу, разумного объяснения все не находилось. Я, как человек, не верящий ни в случайности, ни во что бы то ни было невероятное или сверхъестественное, старался найти ответ на происходящее, который бы меня удовлетворил. Но этого не получилось.
Нет, оставаться здесь больше нельзя. Но что мне делать с похищенным рассказом? Ведь его могли только похитить, сам пропасть он не мог. Его нужно непременно найти, или найти того, кто затеял со мной столь глупую шутку. Скорее всего, к этому мог быть причастен человек, который мог знать меня, испытывать ко мне неприязнь или зависть. Мало ли. Также вполне вероятно, что этот самый человек может находится в этом здании, или жить где-то неподалеку.
Мне вспомнился свет из окна в противоположном крыле гостиницы. Значит, там кто-то живет, а главное – еще не спит, хотя и час уже был до-вольно поздний.
– Наверное, мне стоит малость потолковать с этим жильцом, – прого-ворил я, поднимаясь с кровати.

Темный коридор скрипел старым деревянным полом. Было тихо, лишь этот скрип, да порой завывания сквозняков, пробирающихся сквозь многочисленные дыры и щели, доносились до моего слуха. Я держался в тени, как вор, стараясь делать как можно меньше шума. Впереди, тонкой полоской, падал желтый свет, исходя из под двери номера, к которому я стремился. Было что-то странное в моем приближении. С каждым шагом я все меньше и меньше желал продолжать движение. Разум заставлял не поддаваться панике, пытаясь убедить меня, что ничего опасного тут нет. И ему это пока удавалось, хотя и с большим трудом.
Я подошел к двери. На всем этаже свет горел лишь в двух комнатах: моей и этой. Значит, я пришел, куда нужно. На старой двери криво свисали позеленевшие медные циферки, образующие номер «36». Минуту поколебавшись, я неуверенно постучал. Никакого ответа. Я стоял и ждал, что все же кто-то подойдет и откроет дверь. Но с противоположной стороны не раздавалось ни единого звука. Я постучал еще. На этот раз более настойчиво. Снова никакого результата. Может, там никого нет? Тогда почему горит свет. Я осторожно прислонился ухом к, колющейся облупившейся краской, двери. Прислушался. С комнаты номер «36» раздавался слабый, еле уловимы звук. Что это? Рычание? Похоже на рык не очень крупного, но и не маленького зверя. Может это собака?
Я аккуратно надавил на ручку. Дверь не поддалась.
«Может, я смогу заглянуть в комнату через щель между полом и две-рью? Расстояние там небольшое, но что-то рассмотреть я все-таки смогу»
С этими мыслями я нагнулся вниз, неловко пытаясь умоститься и за-глянуть внутрь.
Это было не так уж и легко сделать. В конце концов, я умудрился изо-гнуть голову таким образом, что мой правый глаз оказался как раз на уровне щели, и я мог разглядеть небольшой участок освещенного пространства. А там…
Там было совершенно пусто. Нет, в комнате, конечно, находились и старая, побитая молью за долгие годы, софа, и разваливающийся комод, и покосившееся окно, свет из которого я и видел, прибывая на улице. Но здесь не было видно никого, и ничего, что могло бы издавать это злобное рычание. Не виднелся и сам хозяин комнаты.
Я повернул голову, в надежде увидеть еще что-то, но угол обзора был слишком мал. Я вглядывался в темную часть номера, пытаясь разглядеть странные очертания, которые я там заметил. Я смотрел так пристально, что начали болеть глаза. Тень шевельнулась, и меня оглушил дикий лай. Последнее, что я видел, перед тем как с воплем упасть на спину, это вонючая, слюнявая пасть громадной собаки, так неожиданно появившаяся возле самой двери.
Я лежал на спине, задыхаясь от испуга. Правой рукой я прижал груд-ную клетку, опасаясь, что мое сердце сейчас просто разорвется. В ушах стоял противный звон, к которому примешивалось собачье лаянье, постепенно затихающее, словно источник этого шума быстро удалялся.
Не знаю, сколько времени я провел на полу в коридоре, но, когда я собрался с мыслями, свет в номере «36» был уже потушен, и оттуда не доносилось ни единого звука. Подходить ближе, или прислушиваться я не стал. Как раз наоборот, прижавшись спиной к противоположной стене, я медленно стал отходить от зловещей двери, словно та могла наброситься на меня, сделай я одно неверное движение. Когда дверь была уже на порядочном от меня расстоянии, я развернулся и побежал в свою комнату.
Только тут я смог кое-как успокоится и окончательно перевести дыха-ние.
– Да что, черт возьми, происходит в этом гребаном здании?!
Я пнул ногой кровать, от чего та противно скрипнула. Подняв глаза, я увидел свое в зеркале отражение. Лицо мокрое от пота, рубашка грязная, волосы взлохмачены… Но, было еще что-то странное. Я подошел ближе к зеркалу, разглядывая свою правую щеку.
– Боже, что это такое?
Я стер багровые пятнышки на своем лице, от чего те размазались в мелкие кровавые полосы.
– Кровь? – удивился я, – Откуда?
Да, это действительно была кровь. Я побежал в ванную, умылся и вновь глянул в зеркало. Щека была чистая, не считая суточной щетины. Никаких царапин или ран, совершенно ничего такого, откуда могла бы взяться кровь.
– Тогда это не моя кровь… – в голос произнес я. – Что все это значит? Откуда не мне чужая кровь?
Немного остыв, я стал рассуждать логически.
– Если кровь не моя, значит, она могла попасть на мое лицо лишь од-ним путем, а именно из пасти той зверюги. Я хорошо помню, как меня об-дало жуткой вонью и мерзкой слюной этой скотины. Возможно, перед этим пес ел мясо или что-то в этом роде, что-то, в чем содержалась кровь. Скорее всего, капли именно этой крови и попали мне на щеку. Да, так все и было.
Меня всего перетрясло при вспоминании произошедшего.
«Что не день, так новые ужасы, – подумал я, ложась в кровать. – При таких делах мне никаких нервов не хватит… И все же, здесь происходит что-то странное…»

…я видел себя как будто со стороны. Вот он я, стремглав бегу за чем-то во мрак городских улиц. Да.… Это именно то, что мне нужно! Беги! Беги! Ты правильно понял, чего я от тебя хотел. Не останавливайся, и ты достигнешь того, за чем гонишься, а я достигну тебя…
Нет, почему я остановился? Так не пойдет! Вперед!
Нет, не уходи! Черт…
Я сам доберусь до тебя…
Я сделал шаг навстречу самому себе. Воздух вновь оказался каким-то вязким, тяжелым, неподатливым. Я сделал еще шаг. Вверх взмыла тина истлевшей бумаги.
Как тяжело идти.… Но я доберусь!
Я протянул вперед руку. Гниющую, покрытую струпьями руку. Чужую руку утопленника.
Я так близко.… Лишь бы не мешал этот назойливый звон. Пусть он прекратиться и тогда я завершу то, что начал.… Лишь бы звон прекратил-ся…
 
















Глава 4
Звонок

Звон.… Ну когда же он прекратится? Сколько может это продолжаться? Голова раскалывается. Еще немного, еще совсем немного, и звон прекратится! Да! Вот тогда я снова смогу спокойно продолжать спать…
Эти странные, вялые, туманные мысли лениво ворочались в еще сон-ном мозгу Хэнка. Так бывает, когда внешний раздражитель мучает тебя, пытается вытащить из цепких объятий сна, который никак не желает тебя отпускать. Ты, с тупым упрямством продолжаешь надеяться, что вскоре все прекратится, и ты вновь сможешь насладиться тишиной. Но, как назло, время тянется мучительно долго, а, следовательно, неимоверно долго продолжает свое действие «раздражитель».
Так было и сейчас. Я не мог сообразить, что со мной происходит, и от-куда взялся этот противный звук. Поначалу, одурманенному сном, мне казалось, что это упало тяжелое звено старой якорной цепи. Упало на бетонный пол, издав мерзкий звон. Звено это крутанулось, касаясь бетона своим вторым концом, из-за чего звон вновь повторился. А потом это произошло еще раз! И еще, и еще, и еще! Неугомонное звено вертелось и подпрыгивало на полу, не желая угомониться. Разламывая мне голову на части тупой, пульсирующей болью…
Болезненно разлепив сонные глаза, я стал приходить в себя. Звон… Откуда он раздается?
Я приподнялся на локте, щурясь от головной боли и утренних лучей солнца, падающих из-за занавесок. Шум исходил от пластикового телефо-на, так «любезно» проведенного в мою комнату.
Проклиная все, на чем Свет стоит, я поплелся к аппарату и снял трубку.
– Алло! Алло! – раздался в трубке громкий голос с истерическими нотками. Он звучал так громко, что мне пришлось немедленно отдалить трубку от уха, в опасении, что моя бедная голова не сможет пережить еще один такой громогласный выпад. К тому же качество звука оставляло желать лучшего. К голосу говорившего то и дело примешивались посторонние шумы и шипения.
– Алло?! – вновь повторил звонивший.
– Да, слушаю вас… – родной голос показался мне чужим. Он был охрипшим, а связки, казалось, не знали движения уже долгие дни. Они словно слиплись и не особо хотели возвращаться к подвижности.
Я прокашлялся и повторил:
– У аппарата. Слушаю вас.
– Алло! Хэнк, это ты?
«Кто, черт подери, это мог быть? – Я удивился и разозлился одновре-менно – Кто узнал где я, и что самое странное, как смогли раздобыть этот номер? Телефон-то провели совсем недавно, да и я никому не говорил, куда отправлюсь, уезжая в Холмвилль»
– Да, это я. А кто спрашивает? – нехотя ответил я.
– Слава Богу, Хэнк! Нашелся наконец-то! Мы тебя уже все обыскались.
– Я и никуда не пропадал. Скажите, с кем я разговариваю?
– Слава Богу, слава Богу…
– Назовитесь, – я начинал терять терпение. Из-за низкого качества связи, я не мог узнать в звонившем ни одного из своих знакомых, но эта манера разговаривать подтолкнула меня к мысли о том, кто это мог бы быть. И я не прогадал.
– Хэнк? Ты не узнал меня? Это я – Марти!
Марти был моим, как это модно стало называть, менеджером. Я писал книги, а он занимался всем остальным. Договаривался с издательствами, тянул с них деньги для меня, оттягивал по возможности сроки сдачи материала. В общем, делал для меня все, чтобы облегчить мою жизнь как писателя. Но на практике получалось далеко не так радужно. Особенно для меня. Конечно, он мог выпросить для меня лишнюю неделю или две, когда у меня наступал творческий кризис, и я не мог выдавить достойного сюжета. Но в результате я получал не заветные четырнадцать дней спокойствия и возможности закончить начатую работу, а мучительные полмесяца беспрерывного нытья и надоедания по телефону. Марти постоянно жаловался, что я не ценю его стараний, не хочу писать, подрываю, данное им издательству, словно. Он верил в меня, но не понимал, что своими упреками и пожеланиями скорее приступить к работе, только отбивал все мое желание и вдохновение.
Но он не желал ни понимать этого, ни сдаваться в своих бессмыслен-ных стараниях «расшевелить» меня. И вот, стоило мне уехать из города, поселится в захолустном отеле никому не известного городишки, чтобы хоть на время избавится от давления со стороны большинства, а в первую очередь, со стороны Марти, так он вынюхал где я, и не замедлил вновь приступить к «обработке».
– Марти. Рад тебя слышать, – траурным голосом прокряхтел я, закатывая глаза.
– Хэнк! Где ты? Что происходит?
– Марти, раз ты узнал этот номер и сейчас разговариваешь со мной, значит, ты прекрасно осведомлен, где я нахожусь.
– Да! Но что ты делаешь в этом Хилв… Холлвилле?
– Холмвилле.
– Не важно. Так что ты там делаешь?
– Книгу пишу…
– Это безрассудство. Уехать в такую глухомань, чтобы… Постой-постой. Ты приступил к новой книге? Хэнк, это правда? Ты не подшучиваешь надо мной?
– Нет, – бросил я, не желая особо разглагольствовать.
– «Нет», в смысле не подшучиваешь, или «Нет», в смысле не присту-пил?
– Не подшучиваю.
– Правда? И ты действительно вновь начал писать?!
– Да.
– Но это же просто замечательно! Я и не надеялся услышать такие чу-десные новости! Хэнк, это… Это замечательно!
– Ты повторяешься.
– Неважно. Это так здорово! Я…
– Марти?
– …даже поверить не могу…
– Марти!
– …что смогу сказать этим червям из издательства что…
– МАРТИ!!!
– А?
– Ты не мог бы говорить немного потише, у меня голова раскалывается.
– ДА! Конечно! Без вопросов! – согласился Марти, при этом, не убавив тон ни на грамм. – Меня просто-напросто живьем сгрызают своими требованиями эти зануды из издательства. Сил больше нет уверять их, что ты вскоре сможешь предоставить первые наброски. Я уже исчерпал практически все свои уловки и хитрости, а они все наседают и наседают, наседают и наседают. А тут такие новости!
– Есть правда одна проблемка, – неохотно начал я, стараясь не подно-сить близко трубку к уху, в то же время умудрится сделать так, чтобы Марти меня слышал. Но тот видимо не услышал меня, или пропустил мои слова мимо ушей. Он тараторил без умолку, не замечая ничего, что ему говорили. Возможно, отсоединись я, Марти смог заметить это через добрых десять минут, а то и целых двадцать.
– Марти, ты меня можешь выслушать, или нет? Я говорю, у меня воз-никла проблема.
– Я внимательно слушаю тебя, Хэнк! Если у тебя проблемы с наличкой, скажи, я пришлю тебе денег. Или может, ты вернешься обратно? Нет, если ты желаешь остаться – я не буду протестовать. Видимо ты знаешь лучше, что делаешь, хоть я и не понимаю, зачем тебе это. Главное, что ты начал писать, и скоро книга будет готова! А все остальное – это мелочи, верно Хэнк? Если ты…
«Нет, это уже даже не смешно! Мало того, что моя голова болит, словно она треснувший кокос, так еще и этот… кхм, так еще и Марти не дает мне слова вставить!»
– Рукопись пропала! – рявкнул я, как раз посреди очередного предло-жения со стороны менеджера устроить для меня первоклассные удобства в Холмвилле.
Повисла молчаливая пауза. Я блаженно прикрыл глаза, наслаждаясь заветной тишиной. Но та, к моему глубочайшему сожалению, продлилась совсем недолго.
– Прости, Хэнк, я тебя не расслышал. Что ты говорил?
– Рукопись исчезла.
– Как исчезла? Куда?
– Хотел бы я знать…
– Ты подшучиваешь надо мной, Хэнк?
– Мне не до шуток.
– Как это произошло? Ты ее где-то забыл? Потерял? Ее украли? Ты…
– Она просто исчезла, и все тут.
– Рукописи сами по себе не исчезают, Хэнк. Ты точно помнишь, где ты видел ее в последний раз? Может ты положил ее в чемодан, или спрятал в шкаф? В чемодане смотрел?
– Три раза.
– А в шкафу?
– Марти, рукопись пропала и точка.
– Досадно… Но это не беда! Ты же сможешь все переписать, верно? Конечно сможешь! Память у тебя отменная, да и ты же ее сам написал! Это займет немного лишнего времени, но ты справишься!
«Отменная память? Тогда почему я ничего не помню, о том, что писал? Я даже свои сны в последнее время запомнить не могу…»
– Так что, Хэнк, – тем временем продолжал Марти, – надеюсь, вскоре насладится твоим новым произведением! О чем, кстати книга? Нет-нет, не говори, а то еще испорчу себе впечатление. Ладно, мне тут бежать надо. Я тебя потом еще наберу! Рад, что у тебя все хорошо! Жду книгу! Все. Пока. До скорого!
Не успел я попрощаться, как в телефонной трубке раздались короткие гудки.
«О моей временной амнезии рассказывать не стоит. Это факт. Но, как объяснить Марти, что я не могу вспомнить ни строчки с написанного мной текста? Нужно отыскать рукопись. И прежде всего из-за того, чтобы выяснить, кто замешан в этой дурацкой авантюре. Но прежде необходимо поесть! Я просто умираю с голоду. И принять таблетку от головы, иначе она попросту взорвется»   
         
На дворе стояла мрачная неприветливая погода. Над головой низко нависали серые тучи, растекаясь гадкой жижей по всему небосводу. Холодные лучи солнца рассеивались в мелком моросящем дожде. В такую погоду необходимо сидеть дома возле полыхающего камина, укутавшись в теплое одеяло, и коротать время за кружечкой горячего чая и в обществе интересной книги. Даже собакам не хотелось показывать свой нос на улицах в столь зябкую и мрачную погоду. Но мне было все равно. Я находил в этом даже положительные стороны. Холодные прикосновения капель, которые, казалось, не падают с неба на землю, а беспорядочно мельтешат то вверх, то вниз, давали желанное облегчение для моей головы. Боль очень медленно, но уверенно утихала, что приносило мне немыслимое облегчение. И хоть я весь промок и продрог, мне нисколько не хотелось возвращаться обратно в номер. В этот затхлый, полный странных, пугающих звуков номер. Мне начало казаться, что этот отель постепенно сводит меня сума, каким-то непостижимым образом действуя на мое подсознание, мои мысли, поступки, на мой разум… Я еще никогда не встречал столь загадочного и неприятного места. Но все же, что-то держало меня, не давало покинуть его.
По мере того, как головная боль проходила, я стал замечать окружаю-щие меня вещи. Как ни странно, на улицах Холмвилля в такую погоду было куда больше людей, чем в солнечный и ясный день, моего первого знакомства с городом. Но все они, будто сговорившись, разом стали угрюмыми и еще более недружелюбными. Серый цвет лица был, видимо, особенной чертой Холмвилльцев, а скупость поношенный и старых одежд могли говорить об упадке этого городишки. Странно, но как только я приехал сюда, мне не показалось, что здесь все прибывает в таком уж сильном запустении. Сейчас же я стал замечать выбитые окна покинутых жилищ, испачканные стены обветшалых домов, многочисленный мусор неубранных мостовых и много чего прочего. Не мог же Холмвилль дойти до такого состояния всего за пару дней? Или мог? Может я просто не обратил тогда внимания, всецело поглощенный последним теплым днем наступающей осени? Возможно, так все и было… Еще одна странность…

Я чуть было не прошел мимо кафе, в которое так стремился. Погло-щенный своими раздумьями, я прошагал мимо маленького заведения, но вовремя опомнился, и вошел внутрь.
  – Мистер Питерсон! – радостно поприветствовал меня Роберт Пере, хозяин заведения. – Как я рад вас видеть! Я надеялся, что вы зайдете и на следующий день, после вашего последнего визита, и уж было подумал, что вы уехали, как вот те на, вы вновь появляетесь в дверям моего кафе! Что ж вы стоите? Прошу, проходите.
– Здравствуйте, мистер Пере, – произнес я, намереваясь еще кое что добавить, но толстячек не дал мне этого сделать.
– Для вас я Роберт. Просто Роберт!
– Тогда для вас я – просто Хэнк.
Мы пожали друг другу руки, скрепив это дружеское соглашение. Почему то в обществе этого человека мне становилось очень спокойно. Мысли и переживания, терзавшие меня еще пару минут назад, молниеносно испарялись, и вот уже я не мог вспомнить, что именно меня так сильно волновало.
– Роберт, я голоден как волк! Честное слово, я готов съесть целого слона, и даже не самого маленького. У тебя ведь есть жаренные слоны с яблоками? Ведь есть? – я лукаво подмигнул хозяину кафе, наигрывая чрезвычайную серьезность. Роберт весело расхохотался, от чего я не смог дальше строить из себя «мистера серьезность» и тоже засмеялся.
– Поверь мне, Хэнк, у слонов очень жесткое мясо и просто пуленепро-биваемая кожа. А еще они костлявы. Так что лучше я принесу тебе большую порцию картофельного рагу с запеченной индейкой. Индейка пойдет?
– Еще бы! – согласился я, но тут же добавил, – Раз нет слонов…
Роберт снова весело засмеялся.
– Только нужно будет немного подождать. Это не яичница с беконом, но я справлюсь быстро. Может подать кофе, пока обед будет готовиться?
– Отличная идея. Кофе у тебя что надо.
Через минуту я блаженно попивал черный напиток, наслаждаясь его вкусом и запахом, а с кухни уже доносился приятный звук готовки.
– Я запихнул индейку в духовку, так что могу некоторое время побол-тать с тобой. Если ты не против? – Роберт уже выдвинул стул, и собирался сесть возле меня, когда задал этот вопрос.
– Конечно я не против. Наоборот, я даже за! – согласился я, приглашая мужичка присесть. Кофе в моей чашке закончился, и я долил себе еще, из принесенного  хозяином чайничка.
– Вот это я понимаю кофе, – и я ничуть не лукавил. Это был, пусть не самый лучший кофе в моей жизни, но уж в первую пятерку попадал точно.
– Главное любить свое дело и у тебя оно будет получаться, – улыбнулся мистер Пере, – Вот, допустим, я люблю кофе, – и он получается у меня отменный, люблю готовить, – еда выходит тоже ничего, да и удовольствия мне приносит уйму.
– Это и заметно. Мне кажется, вы единственный в этом городе, кто способен улыбаться.
– Почему же? – удивился Роберт. – Есть еще и вы.
Я улыбнулся, но улыбка моя быстро повяла. Неожиданно накатили те странные чувства, которые преследовали меня в отеле. Мистер Пере это тоже заметил.
– Что-то не так, Хэнк? – насторожился он.
Я еще немного помолчал, сомневаясь, говорить мне то, что я думаю, или делиться мыслями все же не стоит. Но я сказал.
– Знаешь, Роберт, со мной в последнее время происходят странные вещи…
– Странные вещи? – поднял одну бровь мистер Пере.
– Я не могу объяснить тебе, что именно, но все эти… хм, события… В них кроется что-то странное, непонятное и, и пугающее.
– Что именно с тобой происходит? Тебе угрожают местные? Или у тебя проблемы с…
– Местные? С чего им мне угрожать? – удивился я.
– Ну не знаю, – сконфужено пожал плечами Роберт, – Мало ли какие недопонимания или претензии могут возникнуть к чужаку в нашем городе. Ты уже и так убедился, что народ тут не самый дружелюбный.
– Да, это так. Но спешу тебя уверить, что никаких проблем с местными у меня нет. Хотя…
– Окей! Давай вернемся к тому, что тебя беспокоит. Так что именно происходит?
– Много чего. Я начал писать свою новую книгу…
– Так ты писатель? – выкрикнул Роберт, но тут же поспешно извинился, предлагая продолжать.
– Я начал писать свою книгу, и провел довольно большую работу. Но, проснувшись утром, я не смог вспомнить ничего с того, что написал. Со-вершенно ничего, понимаешь?
Роберт отрицательно покачал головой, но я продолжил.
– Как я не старался вспомнить, но у меня ничего не выходило. Я не мог вспомнить ни единого слова. Помнил, что писал, что просидел добрую половину ночи, что пил, курил, писал. Но что именно писал, – я вспомнить не мог.
– Разве бывает такое? – спросил толстячок, но было видно, что он ве-рит моему рассказу.
– Я и сам не мог поверить в это. Да и сейчас в полной мере не могу объяснить случившееся. Возможно, это какая-то редкая форма коротко-временной амнезии, или что-то в этом роде. Никакого другого объяснения я найти не могу.
– Возможно, – согласился Роберт.
– Но и не это самое странное, хотя и страннее уже некуда. Очнувшись утром, я обнаружил, что моя рукопись пропала! Дверь была закрыта на за-мок и дополнительно защищена от проникновения с помощью внутренней щеколды. Так что, будь даже у возможного  грабителя ключ от моего номера, он не мог бы попасть внутрь, не выбив дверь и не разбудив меня. А дверь то была цела. И через окно в комнату тоже никто попасть не мог.
– Это уже становится интересным.
– И вдобавок ко всему, – я отхлебнул остатки кофе, – дальше произо-шла еще одна вещь. Я нашел один уцелевший лист, недописанного расска-за, торчавший прямо с пишущей машинки. Прочтя содержимое, я так и не смог вспомнить, что именно это написал я. Да и стиль был совершенно не мой.
– Но ведь никто другой не мог этого написать? Или… А что если вор все же каким-то хитроумным способом проник в комнату, и, чтобы запутать тебя, подложил отрывок совершенно другого произведения?
– Зачем это ему? – хмыкнул я. – Откуда он мог знать, что у меня отшибет память?
– А вдруг он заранее запланировал все это? Ты, Хэнк, говорил, что пил в тот вечер. Преступник мог подсыпать в выпивку некое вещество, которое лишало бы тебя памяти и усыпляло.
– Исключено!
– Почему? Вполне ведь возможно, – не сдавался Роберт.
– Во-первых, он никак не мог знать, что в тот вечер я буду пить именно этот виски. Дело в том, что я и не собирался его открывать. Он хранился у меня для определенных случаев, и грабитель не мог рассчитывать, что я приложусь именно к этой бутылке. Это раз. Во-вторых, ему было бы чрезвычайно трудно подложить фальшивый отрывок текста, вставив его в печатную машинку, по той простой причине, что я уснул прямо на ней, и проснулся бы от малейшего движения у моего лица. Это два. И три, и, между прочим, самое главное, – какой резон ему было заведомо травить меня, подсыпать вещество, отнимающее память и все прочее, не имея веской причины на это?
– Но он ведь украл твою рукопись? Вот и построил все ради этого.
– На тот момент я даже не начинал писать и ничего не планировал, так что никто не мог знать, что я что-то напишу. И тем более, какой смысл воровать незавершенную рукопись у не очень известного автора. Это бес-смысленно.
– Да… – наконец согласился мой собеседник. – Но рукопись пропала. Куда же она могла деться?
– Хотел бы я знать ответ… – пожал плечами я.
– Это странно. Очень странно…
– А вчера вечером, – вдруг вспомнил я, – я стоял у окна и смотрел на улицу. Ветер гонял многочисленный мусор по мостовой. Но вдруг, посреди прочих бумаг, листьев и старых газет, я заметил еще один лист из своей рукописи. Это был именно он, ошибиться я не мог.
– И что было на этом листе? – в глазах Роберта читался нескрываемый интерес.
– Не знаю… Я погнался за ним, но ветер был сильнее меня и, в конце концов, я сдался.
– Черт возьми! – выкрикнул Роберт сильнее, чем того требовала ситуация.
– Я тоже так думаю.
– Нет! Жаркое! Я совсем забыл о жарком! – с этими словами мистер Пере побежал на кухню, а я вновь остался один. Кофе закончился, и я уставился в окно. В нем виднелся большой кусок улицы с широкой дорогой и тесными, покрытыми плесенью домами напротив. Жители медленно ползли взад и вперед, создавая видимость бесцельного блуждания. Видимость массовки, декораций. Однотипность рутинного и тоскливого зрелища разбавил, подъехавший с грохотом и лязгом, грузовик. Его левая сторона была плотно обклеена различными рекламными плакатами, который от времени, солнца и дождя выцвели и превратились в желто-серое месиво. Такое часто можно было встретить на фонарных столбах неблагополучных улиц, но на машине я такое видел впервые. Правда, большого значения я этому не придал, тем более что в зале кафе разлетелся божественный аромат горячей еды. Мистер Пере вышел из кухни с тарелками в руках, и мое внимание всецело переключилось на содержимое этих самых тарелок.
Еда была просто отменная! Или это я был очень голоден, или Роберт и в самом деле знал толк в готовке, рагу и индейка показались мне просто божественными. Я уплетал за обе щеки, а мужичок все говорил и говорил. Рассказывал обо всем и ни о чем. Выдвигал все новые теории по поводу пропажи рукописи и моей потери памяти, разглагольствовал и мировых проблемах и погоде. Но мне было приятно его слушать. Я не хотел, чтобы он умолкал. Его голос успокаивал меня.
Вскоре моя тарелка опустела, и пришла пора прощаться. Я долго уговаривал Роберта Пере, чтобы он взял с меня полагающую сумму, но тот никак не хотел этого делать. В конце концов, я настоял на своем, прямо таки всучив ему купюру в руки. Тот нехотя взял деньги и быстро засеменил в подсобку за сдачей.
Меня привлек шум мотора. Грузовик у дальнего тротуара зарычал  за-веденным мотором, и приготовился отъезжать. Я еще раз окинул взглядом его, обклеенный различными вывесками и объявлениями кузов, как мой взгляд зацепился на одном подозрительном предмете. Это был желтый лист бумаги, значительно новее и чище всех остальных. На ровной поверхности теснились аккуратные строчки печатного текста…
– Не может быть… – выдохнул я. Но это было именно тем, о чем я по-думал. Это была страница моей книги.
Не думая ни о чем, я вскочил со своего стула и бросился на улицу. В этот момент грузовик, издав громкий хлопок, двинулся с места. Я бежал, махая руками, крича на всю улицу, но водитель или не замечал меня, или просто не желал останавливаться.
– Эй! Эй! Стой! – кричал я вдогонку грузовику. – Да остановись же ты! Черт!!!
Водитель не остановился. Разогнавшись, он внезапно сбавил ход и свернул направо.
– Я это так не оставлю! Ну уж нет!
Я бросился в проулок, как раз наперерез движению грузовика. Я бежал изо всех сил, сбивая на своем пути грязные мусорные баки, пугая помойных котов и разбрызгивая лужи.
Я опоздал буквально на мгновение. Грузовик прошмыгнул как раз пе-ред моим носом. Водитель упорно не желал меня замечать. Задыхаясь от нехватки кислорода после быстрого бега и согнувшись от боли в боку, я не мог крикнуть ему, да и вряд ли это во второй раз помогло бы.
К моему везению грузовик вновь повернул. И на этот раз налево! Зна-чит, у меня вновь появился шанс выйти ему наперерез. Не став тратить время, я вновь побежал. Теперь мне приходилось преодолевать многочис-ленные повороты запущенных подворотен, перемахивать через небольшие деревянные изгороди, что чрезвычайно замеляло скорость передвижения. Да и силы мои были на исходе, что также сказывалось отнюдь не благоприятно.
Когда я, отдуваясь и пыхтя, выбежал на дорогу, грузовик был уже далеко. Я оказался на краю Холмвилля, а прямо передо мной лежали запущенные, давно не обрабатываемые и заросшие поля. Извилистая дорога змеей тянулась к реке, видневшейся вдалеке. Там же возвышались краны и другие странные сооружения речных доков. Именно туда и ехал грузовик.
К докам было добрых две мили, а продолжать погоню я уже не мог.
«Раз грузовик поехал туда, – думал я, – значит у водителя в доках ка-кое-то дело. А раз так, в списке регистрации будет значится и имя водителя и номер машины, не говоря уже о том, что и сама машина, возможно, будет находится там»
– Решено, – уже вслух произнес я. – Завтра я наведаюсь в доки!

 
















Глава 5
Доки

…Я видел как другой я бегу следом за удаляющимся грузовиком. Весь мир вокруг, казалось, прогибался и плыл, будто находился за гигантской выпуклой линзой. Воздух был вязкий и тяжелый. Звуки доносились словно издалека. Но тот второй я не сдавался. В своих глазах я увидел настойчивость и готовность во что бы то ни стало добиться своей цели. Но грузовик удалялся, пока не свернул, окончательно оторвавшись от другого меня.
В воздухе поплыли черные ошметки…
Грузовик мчался по грязной дороге, подпрыгивая и кряхтя на каждой кочке. Я уже было решил проснуться, как неожиданно вновь увидел себя, выскочившего из-за соседнего угла.
«Да! Не сдавайся! Иди ко мне! Я жду тебя. Иди ко мне, протяни руку…»
Но грузовик вновь свернул, а я вновь потерял себя с поля зрения.
«Ты на верном пути! – сказал я сам себе чужим, слабым голосом. – Ты все верно понял. Я жду тебя! Приди ко мне…»

***

Я скривился. Просыпаться совершенно не хотелось. Не хотелось шеве-литься и даже просто разлеплять глаза. Но я проснулся, и уснуть уже точно не смог.
В голове противно шумело. В последнее время этот шум стал с прискорбной периодичностью навещать меня каждое утро. Правда к нему любили примешиваться еще и звуки молотка или разрывающегося телефона. Странно, но мое самочувствие с каждым днем тоже ухудшалось. Может это связано как раз из-за недосыпания? Возможно. Тем более что каждую ночь мне сняться жуткие, изводящие сны, полные каких-то переживаний, тревог. Но, что самое странное, ни один из этих снов я вспомнить не мог. В мозгу что-то лениво шевелилось, но окончательно проясниться никак не хотело.
– Что за ночка… – прохрипел я, растирая затекшую щеку. Повернув шею, позвонки в ней оглушительно хрустнули, отдавшись острой болью в голове. – Нужно принять ванну, и чем быстрее, тем лучше.

Душ гудел, отдаваясь всеми трубными раскатами. Такое ощущение, что я находился на концерте чудака, смастерившего орган из водосточных труб, и теперь, ни грамма не смысля в музыке, он пытается сыграть замысловатую симфонию. То и дело, среди этих гудящих звуков я улавливал странные сочетания, которые в любом другом случае (не находись я один в своем номере) я счел бы за голоса. Списав это на шум в голове и полусонное состояние, я вышел из душа.
Но освежиться мне там не удалось. Вода имела отчетливую и стойкую болотную вонь, от которой меня, в последнее время мутило. Странно, но я даже стал побаиваться воды за те дни, которые провел в Холмвилле. Это было особенно необычно, если учесть что раньше я каждый день уделял как минимум час на бассейн. Любил утром поплавать в прохладной водичке.
А сейчас что-то изменилось. И откуда эти перемены взялись, я не знал.
– Об этом я подумаю после, – самому себе заявил я. – А пока меня ждут более важные дела.
Вчера я решительно настроился отправиться в доки и, в конце концов, разобраться, кто стоит за этой неуместной шуткой надо мной и моим произведением. Туда можно было отправиться пешком, путь был не особо длинный, но удобнее, естественно, было доехать на каком-то транспорте. Вот только на каком? Может, в городе существует рейсовый автобус, проезжающий мимо доков? Надо спросить у миссис Дотсон.
От мысли, что придется снова заговорить с этой мерзкой старухой, меня аж передернуло. Но я быстро взял себя в руки и вышел из комнаты. Тем более что меня интересовал и еще одни немаловажный вопрос.

– Миссис Дотсон, – стараясь не смотреть старухе в глаза, начал я. – Я знаю, что вы не особо рады моей персоне, и что также не испытываете удовольствия от общения со мной…
Неужели я заметил тень ухмылки на ее сморщенном лице?
…Но все же. Не могли бы вы сказать мне, кто сейчас занимает номер «36»?
Старуха пристально взглянула на меня. Я хорошо заметил, как этот вопрос зацепил ее и, может быть, даже застал врасплох. Она испытывала меня своим сощуренным взглядом, казалось, целую вечность, когда-таки решила снизойти до ответа.
– Этот номер пуст. В нем никого нет.
Теперь настала моя очередь удивляться. Чтобы не переть напролом, я решил зайти со стороны.
– Жилец уже съехал? А не могли бы вы назвать его имя?
– Съехал?...
Она переспросила или утвердила. Нет, наверно все-таки первое.
– Да. Позавчера ведь комната номер «36» была занята?
– Нет.
– Но… – Не говорить же мне ей, что я шпионил под дверями этой комнаты? Нет, есть другой способ обойти этот деликатный нюанс. – Я видел свет в окне, когда возвращался в гостиницу с прогулки.
– Вам померещилось.
– Прошу меня, конечно, простить, но я точно помню свет в номере «36». Тем более, что все остальные окна были темны в тот вечер. Я не мог ошибиться…
– Вам ПОМЕРЕЩИЛОСЬ, мистер Питерсон. – Старуха так  произнесла эту фразу, что мне стало просто страшно. Ее костлявые пальцы вцепились в крышку стола, за которым она стояла и, казалось, проткнут того сейчас насквозь.
– Эээ, – опешил я. – Но, я помню шум и той комнаты, звуки.
– Какие звуки? – старуха уставилась на меня еще пристальней.
– Лай. Собачий лай.
– Гех-гех-гех!
О Боже! Это отвратительные булькающие и хрипящие звуки были ее смехом. Уж лучше тот лай бешеной собаки, чем этот смех.
– Мистер Питерсон, – уже серьезно и злобно произнесла старуха. – В моем отеле нет животных, как и постояльцев в 36-ом номере. Вам, навер-ное, что-то приснилось. Идите-ка лучше проспитесь, а то выглядите просто отвратительно!
И это ОНА мне говорит? Нет, больше я с ней не хочу обмениваться ни словом. Но я точно знаю, что в том номере горел свет, значит, его кто-то включил. И, если отрицание того факта, что в комнате никто не проживает можно было еще списать на замыкание выключателя или еще что-то, что привело к включению света, то столь уверенное отрицание, что там не находилось никаких животных, не могло не вызвать подозрения. Конечно, она имеет полное право не разглашать такой конфиденциальной информации о посетителях, но зачем врать и утверждать обратное. Тем более что я видел и слышал то, что видел и слышал. И совершенно ни к чему списывать это на мое помешательство. Хотя, если все будет продолжаться в том же духе, я точно сойду с ума…

Я шагал по улицам, пытаясь расспросить прохожих, на чем я могу до-браться к докам. Если в первые дни жители Холмвилля казались мне не-приветливыми и замкнутыми, то теперь они вообще не отвечали на мои вопросы. Некоторые даже не оборачивались, когда я к ним обращался, будто меня и вовсе нет. Пришлось идти пешком. Купив пачку сигарет в ближайшем киоске (предложение взять деньги за товар, торговец услышал отлично, а вот на другие мои вопросы начисто оглох), я отправился к докам. Дорогу, после вчерашней погони, я помнил, но на этот раз решил идти по тротуару и не углубляться в вонючие переулки.
Шел долго, выкуривая одну сигарету за другой. Вообще-то я терпеть не могу курить на ходу. Одно дело, когда делаешь это за чашечкой кофе, стоя у распахнутого окна или на веранде, но никак не при ходьбе. А сейчас мне было все равно. Я даже не заметил, что мне это неприятно. Уж очень много неприятных вещей с каждым днем все больше нависают надо мной.
Подняв, наконец, голову, я окинул взглядом пыльную дорогу, уполза-вшую змеей вдаль, к видневшимся впереди докам.

Пыль мелкими облачками поднималась над землей при каждом моем шаге. Почва здесь была глинистая и совершенно не плодородная. Во всей округе из растений можно было увидеть лишь неприхотливый бурьян и прочий сорняк, а дорога, ведущая к докам, превратилась в труднопреодо-лимое препятствие, размытая многочисленными дождями. Сейчас же, когда выглянуло солнце и высушило почву, ямы и борозды на дороге засохли, в стократ усложняли мое передвижение и мгновенно испачкали и обувь и штаны.
Я шагал одолеваемый усталостью и жаждой, когда услышал нервный шум двигателя у себя за спиной. Обернувшись, я заметил грузовик, скачу-щий со стороны города в моем направлении. Приглядевшись, я убедился, что авто было похожее на то, которое я видел вчера, но это, к сожалению, была другая машина.
Поднимая столб пыли, грузовичок, а точнее это был древний пикап, все ближе приближался ко мне. Я махнул рукой, останавливая машину. В принципе, я мог этого и не делать. Водитель и сам остановиться, увидев путника на столь пустынной и не оживленной дороге. Но я ошибся. Грузовик, прибавив скорости, с ревом промчался мимо, оставив меня одного в густой туче пыли. Откашливаясь и размахивая пыль руками, я презрительно уставился на удаляющуюся машину.
 – Козёл! – в сердцах выкрикнул я, и зашагал дальше.
От доков меня отделяла какая-то сотня-другая метров. Но уже отсюда я видел, что там практически никого нет. По правде говоря, я не видел ни одной живой души. Но ведь там кто-то был? Самый разгар рабочего дня, да и получасом ранее я сам видел, как пикап с козлом-водителем въехал на территорию этих самых доков.
По мере моего приближения, я увидел, в каком запустении и упадке находится это место. Стальные ворота, в которые упиралась дорога, про-ржавели и покосились. Было даже удивительно, что они до сих пор держатся на петлях и открываются. Колючая проволока в кое-каких местах разорвалась и, скрутившись, свисала безобразными прядями. Подъемный кран, некогда служивший для переноса груза с судов на сушу и обратно, покосился и теперь угрюмо наблюдал за умирающими доками. То тут, то там из глинистой земли торчали куски покореженной арматуры, какие-то ведра и штыри. И все это дело обильно и щедро покрывала многолетняя ржавчина.
«Как здесь вообще можно работать? Место выглядит совершенно за-брошенным» – подумал я, приближаясь к главным воротам.
– Эй! Есть тут кто? – крикнул я и стал ждать. Ничего не происходило. Я оглянулся. Справа от меня, в нескольких метрах над землей, возвышалась деревянная будка. По-видимому, в ней должен был находиться сторож. Но, то ли его сейчас не было на месте, то ли он уснул, но мне так никто и не ответил. Нет. Спать он не мог, так как не прошло еще и тридцати минут, как сюда заехал грузовик, а, следовательно, кому-то требовалось отворить ворота.
Я позвал еще раз, но и сейчас никто не удосужился мне ответить. Я глянул на стальные ворота. С наружной стороны никаких замков или засовов не обнаружил. Попробовав толкнуть, я понял, что эти самые засовы расположены как раз с другой стороны.
«Что же делать? Мне просто необходимо попасть туда!»
Что ж, можно обойти доки по периметру. Судя по общему состоянию, вряд ли внешняя ограда полностью цела и невредима. Так оно и было. Не успел я пройти и двадцати шагов, как обнаружил достаточно крупную дыру в сеточной ограде. Дыра была как раз такого размера, чтобы я мог протиснуться. Что я и сделал.
«Что дальше? – мне было необходимо найти вчерашний грузовик. – Надеюсь, он все еще здесь. Очень на это надеюсь!»
Я вышел на большую площадку посреди доков. Слева вяло текла широкая темная река, от которой противно несло рыбой и тиной. Справа находились те самые ворота. Следы от покрышек на земле показали мне, что машины, которые сюда заезжают, как правило, сворачивают направо, к большему грязному ангару. Именно туда я и направился.
Странно, но я до сих пор так никого и не встретил. Но чувство, что за мной пристально наблюдают, покидать меня совсем не хотело. Мало того, оно многократно усилилось. С такими темпами я вскоре стану параноиком. Хотя, я незаконно вломился на охраняемую территорию, шатаюсь здесь как какой-то вор или шпион, и хочу еще чувствовать себя при этом спокойно и непринужденно?
– Так, вот и ангар, – тихо произнес я, подобравшись к большому ржа-вому сооружению из широких стальных блях с цилиндрической крышей. – Ага! А вот и грузовик!
Слева из-за угла выглядывало две пары круглых фар. Наверняка это были те две машины, одну из которых я видел вчера, а вторую повстречал сегодня. Я уже было собрался отправиться прямиком к ним, как тут раздался мерзкий грубый голос, словно человеческой речью говорила охрипшая лягушка.
– Эй, ты! Чяго тут делаешь?
От неожиданности я подпрыгнул на месте. Сзади, выходя из-за угла ангара, показался здоровый детина в грязной одежде, с рыбьими, на выкате глазами и с серым, будто асфальт, лицом. Это был тот самый человек, прибивавший недавно телефонный кабель в моей гостинице.
– Я… Э-э-э… – Я не знал что сказать, растерявшись, словно десятилет-ний мальчик, застуканный за мелким хулиганством или воровством. Я нервно осматривал приближающегося мужчину, не в состоянии понять, что здесь делает этот работник телефонной службы. Или кто он такой?
– Я хотел… Я просто зашел, чтобы… э-э…
– Чяго тебе здесь надобно? – квакнул громила. – Это охраняемая тер-ритория! Какого черта ты здесь шляешься, мразь?
«Что? Что себе позволяет этот прямоходящий бизон? Ну уж нет, такого я терпеть не намерен!»
Но, взглянув на широченные плечи, руки – кувалды и рост, в сравне-нии с которым я выглядел жалкой букашкой, я все же решил стерпеть такое к себе обхождение.
– Простите меня за столь неловкую ситуацию, – начал я дипломатич-ным, мягким тоном, который был явно чужд этому не самому удачному представителю «гомо сапиенс», – Дело в том, что на пропускном пункте никого не оказалось, а ворота были заперты, и я…
– Если ворота заперты, значит, мы никого не хотим видеть и никого не ждем, – отрезал детина все тем же противным, совершенно не подходящим его огромной статуре, голосом.
– Я подумал, что мог бы…
– Нехер тут думать, чмо! Проваливай ко всем чертям отсель!
– Простите, – в конце концов не выдержал я, – но что вы себе позволяете? Как вы со мной разговариваете?
– Скажи спасибо, гнида, что я еще с тобой разговариваю! А то набил бы тебе морду, да и дело с концом!
– Вы всех посетителей так встречаете?
– А посетители не вламываются к нам как какие-то поганые воры!
– У меня не было выбора, – я вдруг заметил, как угрожающе сжался грязный кулак этого мужлана. В сжатом состоянии, он казался, чуть ли не больше всей моей головы. Тут я понял, что стоит поубавить обороты и что-то срочно придумать. – Я, э-э-э, ищу одного человека…
– Да? И кого же это? – на грязном лице моего собеседника появилась ехидная ухмылка.
– Э-э… – Думай, Думай!!! – Мне нужен начальник доков! Да! У меня к нему дело.
На мое удивление, детина зашелся в хлюпающем смехе. Я так и не по-нял, что именно послужило причиной этому.
– Начальник, стало быть, тебе нужен? А что за дело, интересно полю-бопытствовать?
– А это уже мое личное дело, – я напустил на себя серьезный вид, но это не помогло. Мужлан сразу раскусил мой блеф. Может быть, дрожь в голосе выдала меня, или то, что здесь и в помине никакого начальника не было. Но мужик резко перестал смеяться. Его глаза почернели, не предвещая ничего хорошего. Ничего хорошего для меня, конечно.
– Ладно-ладно! Я уже ухожу, – сдался я, медленно отступая от навис-шей угрозы, в лице этого неандертальца. Я даже услышал, как хрустнули костяшки его пальцев.
Я все пятился, смотря в свирепое немытое лицо. Казалось, что он может напасть на меня в любое мгновение.
– Проваливай, гнида! – крикнул тот мне в след. – Чтоб я тебя здеся больше не видел! Ты меня понял?
Я ничего не ответил. Не стал рисковать. Лучше не разъярять зверя. Я вылез через дыру в сетке, зная, что свирепый взор неотрывно следит за каждым моим шагом. Отошел на безопасное расстояние и скрылся за бли-жайшим углом, аккурат там, где разрослись широкие колючие кустарники.
«Очень странно, – подумал я, переведя дыхание. – Почему тот тип так разозлился, увидев меня. Такое впечатление, что он что-то скрывает, что-то охраняет. Что-то такое, чего совершенно не стоит видеть посторонним. Но не лист же из моей книги? Или все-таки его? Тогда зачем оставляет его на виду у всех, на кузове грузовика, который каждый день бывает в городе, и который я запросто мог бы заметить? Нет. Это полная бессмыслица, бред какой-то. Если это шутка, – то она зашла уже слишком далеко. Угрозы и весь вид этого детины были совсем не шуточными. Но… Что он все-таки здесь делает? Если он работник телефонной службы, какого черта он забыл в доках? И почему ведет себя так, будто это его личная собственность? Да и к тому же, где все остальные работники? Ладно. Допустим, он тут работает на самом деле. Тогда каким образом он появился в гостинице и стал заниматься чертовым телефонным кабелем??? Можно поговорить с миссис Дотсон, но та вряд ли что-то скажет. В последнее время, у меня такое впечатление, что стоит мне раскрыть рот в ее присутствии, она непременно плюнет в меня какой-то кислотой. Этот вариант отпадает. Но об этом типе нужно разузнать непременно. Возможно, именно он стоит за всем тем, что со мной происходит в последнее время. Книга пропала из моего номера, а он был в гостинице, видел меня. А теперь объявляется и там, куда привела меня одна из пропавших станиц утерянного произведения. Только кто сможет мне помочь в моих поисках?.. Мистер Пере! Точно! Он достаточно давно живет в Холмвилле и наверняка знает что-то и о доках, и о людях, которые тут работают, и, возможно, об этом экземпляре. Решено! Завтра я зайду в кафе и детально все расспрошу, а пока… Я обязан добыть эту страничку! Не зря же я потратил столько сил и времени. Но прежде необходимо дождаться темноты.

Холодный свет луны то освещал все вокруг, то вновь скрывался за тя-желыми черными тучами. Было холодно и вдобавок начал моросить мел-кий дождь. Где-то в глубине хилых доковских построек и ангаров замаячил одинокий желтый огонек.
– Так, этот тип внутри. Наверняка укрылся от слякоти. Это хорошо. Готов поспорить, он уверен, что я убрался подальше от этого места и от него самого. Это тоже мне на руку. Теперь стоит дождаться, когда туча опять скроет луну, чтобы быть полностью уверенным, что меня не заметят.
Долго ждать не пришлось. Небо затягивало все больше и больше, так что луна показывалась значительно реже.
Пригнувшись и стараясь производить как можно меньше шума, я стал красться к большому ангару, туда, где стояло два пикапа. Прошмыгнув под освещенным окном, я оказался прямо перед машинами, теснившимися под небольшим навесом от дождя. Обойдя вокруг первой, я ничего не обнаружил, а вот на кузове второй было именно то, что я ищу. Желтый лист из моей рукописи!
Я протянул руку, срывая приклеенный листок, когда холодная луна выглянула из-за проплывающей тучи. Все вокруг на миг осветилось. Я увидел свою тень, отбрасываемую прямо на машину. Но не только свою. Возле нее, а точнее прямо за моей спиной возвышалось что-то большое и массивное!
Удар. Резкая боль в районе затылка и темнота…
Лишь капли холодного дождя падали на мое лицо, бесчувственно ле-жавшее в расплывающейся грязи.
 
















Глава 6
Пробуждение?

Дождь размеренно и монотонно барабанил по стеклу. Завывания ветра за окном то усиливались, то удалялись куда-то вдаль мрачных улиц. Тихо скрипели старые балки на чердаке, подбадриваемые холодным сквозняком.
Я лежал. Спал ли я? В тот момент я не мог сказать этого со стопроцентной уверенностью. Мне казалось, что я уже не сплю, но глаза открывать я не осмеливался. Было такое впечатление, что я где-то далеко и смотрю на себя со стороны, причем не вижу себя. Измученный разум на этот раз не терзали ни надоедливые мысли, ни постоянные вопросы. Даже периодический стук, теребимой на ветру, форточки не раздражал меня. Все было.… Как же это лучше описать? Безразлично. Да! Именно! Все было безразлично.
Но вот, словно потревоженная врачами душа вернувшегося к жизни пациента, я стал приходить в себя. Тут и нахлынул этот поток звуков, вос-поминаний и вопросов, без которых мне было так хорошо. Сразу дикой болью разразилась мигрень. На виске яро пульсировала венка, раскалывая голову на две части. Вместе с болью пришло желание вспомнить, что со мной произошло.
Странно. Зачем мне это вспоминать? Любое мысленное усилие, и моя голова просто лопается от боли. Но нет же, подсознание уперто пытается вернуть все на свои места. И не важно, что сам я этого не желаю.
Глаза по-прежнему закрыты, но мозг уже начал лениво работать. 
« Где я?»
«А не все ли равно…»
«Нет! Что произошло?»
«А какая разница…»
«Большая! От чего так сильно болит голова?»
«Безразлично…»
– Замолчи! – вдруг выкрикнул я, сам не осознав, к кому именно обра-щаюсь. Головная боль не замедлила полоснуть новым раскаленным разря-дом. Я, в муке, прижал голову руками сильнее к подушке.
«Подушка! Значит, я у себя в номере!»
«А где тебе еще быть?»
«Заткнись! Я в своем номере или, по крайней мере, в чьей-то постели»
«Зачем тебе это? Забудься…»
Я жалобно застонал, не в силах справиться с болью. Меня мутило, и я в любой миг мог потерять сознание…

«…Я вновь видел себя как будто со стороны. Воздух опять стал похож на вязкую жидкость, в которой плавали бумажные огарки. Я лежал на земле под проливным дождем. Размокшая глина и грязь все больше всасывали мою голову в сои объятья. Никого, кроме моего бесчувственного тела, на старых доках не было. Я оглянулся и окончательно убедился в этом. Я сделал шаг навстречу к своему телу. Идти тяжело, очень тяжело, словно ступаешь по илистому дну под толщей воды. Но добраться необходимо! Да! Вот еще шаг, и еще, и еще. Я совсем близко! Вот моя рука, покрытая язвами и струпьями рука утопленника, протянулась к моему плечу. Скользкие, источенные червями пальцы коснулись моего плеча… Небольшое усилие… Мое тело, глухо шлепнувшись, перевернулось на спину, и я увидел себя с мерзким, искаженным ненавистью и злобой, лицом миссис Дотсон!»
С криком я подскочил на постели, отчетливо улавливая то ликование, которое испытал утопленник. Да, я запомнил этот сон. И я вспомнил все остальные!
Мне стало по-настоящему страшно.
 
















Глава 7
Тучи сгущаются

«Что все это может означать? Сны такие реальные, такие ощутимые, что мне трудно даже поверить в их нереальность! Да и как могут во сне постоянно являться события, которые предшествовали в тот же день? Как может изо дня в день, а вернее из ночи в ночь, сниться связные, имеющие один и тот же смысл, видения? Это попахивает шизофренией. Но я не могу отвергать то, что видел эти чертовы сны!»
По вспотевшему лбу бусинками стекали капельки пота. Руки мелко дрожали, но голова мало-помалу прояснялась.
«Все же, сны слишком реальны, словно сам я находился там, и смотрел на себя со стороны. Или, быть может, этот «кто-то» влез в мою голову, и я смотрел его глазами?! Бред! Бред. Бред…»
– Нет, – медленно проговорил я, не узнав при этом собственный голос, – всему должно быть логическое объяснение! Всегда есть объяснение. Только какое?
Я рукой дотронулся до раскалывающегося затылка. На нем небольшим пятнышком запеклась кровь.
– Вот оно! Все из-за удара, – и тут я вспомнил, где и при каких обстоятель-ствах получил эту травму. События всплыли в моей воспаленной памяти с тяже-стью подымаемой пушки с морского дна. Я вспомнил вечер, дождь, доки… громилу.
– Дерьмо, – прокряхтел я, морщась от боли. – Скотина!
Вспоминать ненавистную уродливую физиономию было просто невыносимо. Но как же он смог так тихо и незаметно подкрасться ко мне? Прошло всего лишь несколько секунд, прежде чем я получил удар. Я должен был по любому услышать шаги или, хотя бы, скрип открывающейся двери. Не выжидал же он меня под проливным дождем, не зная к тому же, вернусь ли я опять в доки.
Так это или нет, но этот верзила чуть было меня не угробил.
Поняв еще одну необычную деталь, я нервно оглянулся по сторонам. Это была моя комната в гостинице.
Как я попал сюда?
– Что за чертовщина? – я окончательно запутался в том, что со мной происходит. С каждым днем появлялось все больше вопросов, на которые я ни как не мог найти разумного ответа. Сны, леденящие мою душу, мое загадочное появление в комнате, сам Холмвилль со всеми его жителями, гостиница, звуки в пустых комнатах, пропажа книги…
– Книга! – я взглянул на свою руку. Листа, найденного мной вчера, в ней не было. Но, осмотревшись вокруг, я заметил желтый комок бумаги у самой входной двери на полу.
Не обращая внимания на пульсирующую в голове боль, я кинулся к пергаменту. Да! Это страница из моей книги. Слегка размытые от дождя буквы, поведали мне еще одну небольшую часть, написанного мною рассказа. От этих строк мое сердце бешено заколотилось. Заколотилось от страха!
«Я видел себя как будто со стороны. Воздух опять стал похож на вязкую жидкость, в которой плавали бумажные огарки. Я лежал на земле под проливным дождем. Размокшая глина и грязь все больше всасывали мою голову в свои объятья»
– Боже мой! – выдохнул я, не в силах поверить тому, что вижу. – Текст, написанный мною несколькими днями ранее, повествовал о том, что произошло со мной только вчера! Но ведь это просто невозможно!
Не став тратить время, я продолжил читать:
«У самой кромки черной реки появилась мрачная фигура. Из-за проливного дождя и туч, закрывших свет луны, не было возможно разглядеть, кто это был. Фигура пошевелилась и сделала неуверенный шаг к моему бесчувственному телу. В движениях незнакомца наблюдалась необъяснимая, несвойственная обычным людям, странность. Словно он несколько месяцев просидел в инвалидном кресле и только сейчас впервые встал на обессилевшие ноги. Хромая и ковыляя, фигура все ближе и ближе подходила ко мне. К раскатам грома и шуму дождя примешались новые звуки – звон старой якорной цепи…»
– Так-так, – последняя строчка вызвала у меня смутные воспоминания. Я достал из внутреннего кармана еще один фрагмент своего рассказа, нашел необходимый участок и прочел:
«…за дверью послышались шаги. Хлюпающая, медлительная, неуклю-жая и леденящая кровь походка. Вдобавок к ней примешивались еще ка-кие-то странные звуки. Металлические. Словно, шедший тянул следом за собой тяжелую цепь»
Я взглянул на номера страниц и убедился в своей догадке. Страница, которая была в моем пиджаке, имела номер «123», а новая носила 120-ой порядковый номер. Значит, это предыдущая часть, к сожалению, без двух недостающих страниц. Отложив 123-ю страницу, я вновь вернулся к 120-ой.
«Выглянувшая луна, на короткий миг осветила таинственную фигуру, которая уже вплотную приблизилась к моему телу. В это тяжело поверить, но надо мной, протягивая вперед руку, возвышался утопленник! Истлевшая кожа, торчащие клочьями остатки волос и изодранная одежда говорил о том, что труп пролежал на речном дне не один год. Все бы да ничего, если не один факт – утопленник ходил, как живой человек! И именно в этот момент своей мерзкой скользкой рукой переворачивал мое бесчувственное тело на спину!»
На этом рассказ вновь обрывался. Но я ясно помнил, что увидел этот утопленник в моем сне! Это было лицо старухи Дотсон. Как она связана со всем этим?
– Я больше не стану заговаривать с этой ведьмой! – в сердцах выкрикнул я пустоте комнаты. Руки стали мелко дрожать.
Пошатываясь, я вышел из комнаты. Каждый шаг отдавался гулким скрипом, каждый скрип – новой болью в голове.
«Мне просто необходимо это, мне нужно поставить ее на место и выяснить все тайны, которые скрывает старуха».
Я буквально вывалился в холл. Меня стало шатать еще сильней, словно я был пьян. Миссис Дотсон, как всегда, презрительно смотрела на меня из-за своей стойки, и как всегда, в ее взгляде читалось неприкрытое отвращение.
– Отвратительно выглядите, мистер Питерсон, – на сей раз она первая начала разговор, и меня всего передернуло от ее голоса.
«Мне кажется, или она издевается?»
По всему было видно, что старуха отлично знает, что со мной произошло прошлой ночью, и не упускает шанса подтрунить надо мной.
– Как?... – голова жутко болела, каждое слово требовало больших усилий, – Как вчера я попал в комнату?
Старуха сощурила свои поросячье глазки под толстыми линзами, разглядывая мое лицо с таким видом, будто хотела убедиться, не сошел ли я с ума.
– Вы обпились, мистер?
– Как я вчера попал в комнату? – я так рыкнул, что обычный человек тут же потупился бы. Но миссис Дотсон не повела и бровью.
– Как я понимаю, вчерашняя ночь выдалась на славу?
«Да чтоб тебя, ведьма!»
– Черт подери, ответьте на мой вопрос!
С секунду старуха молчала, а потом сказала так, словно ее заставили съесть пригоршню дерьма:
– Я не видела, как вы вошли.
«Что??? Да ты все врешь, ведьма!»
– А как же уверения, что без вашего ведома никто посторонний в гостиницу войти не может? – я был уверен, что этим вопросом поставлю старуху в тупик. Но не тут то было.
– Посторонний войти не может, а вы пока что мой жилец. Так что вас я не видела.
– Миссис Дотсон, давайте оставим эти игры! – при этих словах я грузно облокотился на стойку. Мне в нос тут же ударила волна старческого смрада, исходившего от пожилой женщины.
– Идите проспитесь…
– Я знаю, что вы с тем здоровяком решили сыграть со мной злую шутку. Вам это удалось. Теперь прошу вернуть мне мой рассказ, и я больше не буду беспокоить вас своим присутствием.
– О чем вы?....
– Хватит! – заорал я, – Верните то, что вы украли, иначе я пойду в полицию!
Старуха молчала.
– Вам нечего ответить? У меня достаточно доказательств, чтобы вас упечь за решетку! – какие именно доказательства есть у меня, я пока не знал, но надеялся, что уверенность моего голоса сыграет положительную роль.
– Вы больны…
«Боже мой! Да сколько можно!»
– Кто он?
– Вы о ком, мистер Питерсон?
– О том мужлане, который якобы работает в телефонной компании.
Старуха уставилась на меня, словно не понимая, о чем я говорю.
– Тот человек, который прибивал телефонный провод несколькими днями ранее.
– Видимо, у вас не все дома, мистер. Телефон был проведен во всей гостинице много лет назад.
Я сдался. Ничего добиться у этой ведьмы у меня не получиться. Молча, я развернулся и грузно поплелся к себе в комнату. Каждая ступенька деревянной лестницы казалась непреодолимым препятствием. Но я все-таки добрался до своего этажа.
Шагая по коридору, я невольно бросил взгляд к потолку, где тянулся телефонный кабель.
То, что произошло дальше, перестало быть для меня реальностью. С этого мгновения я перестал быть уверенным в своем психическом здоровье.
Телефонный кабель, совсем недавно, по моей же просьбе, прибитый к стене, казался старым и изношенным. Многочисленные слои краски, наносимые на сте-ны, и следовательно, попадавшие на кабель, облупились и беспорядочно свисали, удерживаемые паутиной. Все это украшал многолетний слой пыли.
– Этого не может быть… – выдохнул я, не в силах поверить тому, что вижу. – Я сошел сума.
Ноги предательски подкосились, и я мешком рухнул на землю.
«Боже мой, что здесь происходит? Какого черта! Это уже не смешно, совсем не смешно!».
Думая это, я подсознательно понимал, что подстроить такое человек вряд ли способен. Но что, в таком случае, это может значить? Не приснилось же мне это, в самом деле? Или приснилось?.. Мне кажется, будто грань между сном и явью становиться все менее заметной.
– Я схожу сума… – констатировал мой слабый дрожащий голос.
Руки неловко помогли туловищу подняться, но ноги грозились в любую минуту вновь подкоситься.
– Стоп! – возглас был настолько яростным, что миссис Дотсон вполне могла расслышать его на первом этаже. Но меня это сейчас волновало мало.
– Нужно взять себя в руки! – говорил я сам себе, словно какой-то безумец. – Ну же! Соберись!
Наконец я понял, что оставаться здесь больше нельзя. Нужно срочно покидать эту зловещую гостиницу, этот проклятый город и убираться куда подальше. Еще немного и Холмвилль окончательно сведет меня сума. Я этого не допущу! Стоит пожертвовать своим трудом, чтобы сберечь свою жизнь!
– Ничего, – утешал я сам себя, заходя в номер, – возможно, если я вернусь домой, моя память восстановиться, и я смогу заново переписать то, что начал здесь, и закончить книгу без риска для моего душевного состояния. Да! Так и будет! Я немедленно отсюда убираюсь!
Я наспех затолкал свои немногочисленные вещи в чемодан. Кое-как запихнул в него тяжеленную пишущую машинку и собрался выходить. Уже переступив порог, ставшей ненавистной, комнаты, я вдруг кое-что вспомнил и вернулся.
Необходимо предупредить Марти, что я возвращаюсь. Пусть он встретит меня и заранее организует мне отдых. Домой возвращаться не хотелось так же сильно, как и оставаться здесь. Поэтому номер люкс, в первоклассном отеле, с джакузи и холодным шампанским, будет именно тем, что мне сейчас требуется!
Я снял трубку телефонного аппарата и набрал номер редакции. В это время Марти всегда был на своем положенном рабочем месте и усердно работал над тем, чтобы я, и он в том числе, никогда не нуждались в деньгах.
В трубке стояла тишина. Я надавил на кнопку сбрасывания. Прозвучали короткие гудки.
«Значит, телефон работает. Странно. Попробую еще раз»
Я вновь набрал номер. Опять тишина. Я продолжал упорно вслушиваться в пустоту, в надежде, что гудки все-таки соизволят раздаться. Вместо этого, неожиданно и громко в трубке прозвучал неприятный женский голос, записанный на диктофон.
– Набранный вами номер не числится ни за одним из абонентов. Проверьте, пожалуйста, правильность набора.
– Что за? – возмутился я. Уж что-что, а номер собственной редакции я знал отлично.
Я вновь набрал номер, медленно и с расстановкой, глядя на каждую цифру, нажимаемую на аппарате.
– Набранный вами номер не числи…
Я швырнул трубку с такой силой, что та, врезавшись о крышку стола, отлетела и безвольно повисла, раскачиваясь на закрученном проводе.
Хлопнув дверью, я потащил чемодан по направлению к лестнице. Когда я собирался уже шагнуть на первую ступень, ведущую в холл, мое внимание привлек знакомый звук. Это было собачье рычание, доносившееся из комнаты «36». Только на этот раз к рычанию примешивались отвратительные звуки не то чавканья, не то какой-то возни. Меня всего передернуло от отвращения и страха. Пересилив себя, я отвернул голову и двинулся вниз. Вслед мне прозвучал очень громкий и звонкий лай.
«Что ты теперь мне скажешь, старая карга?» – подумал я, вспоминая как настойчиво миссис Дотсон утверждала, что в ее гостинице нет никаких животных. Но мне уже до этого нет никакого дела. Я убираюсь отсюда и не хочу и секунды больше созерцать ни сие здание, ни ее хозяйку.
– Уже уезжаете, Мистер Питтерсон? – раздался старческий брюзжащий голос, в котором, тем не менее, угадывалась все та же, плохо скрываемая издевка.
Я не счел необходимым отвечать на этот вопрос. Во-первых чемодан, который я волок следом за собой уже и так красноречиво давал ответ на поставленный вопрос, а во-вторых, сейчас мне казалось, что взгляни я хоть краем глаза на старуху, меня непременно стошнит.
Выходя из гостиницы, чемодан предательски застрял в проходе, что заставило обернуться меня, забыв о тошнотворном предчувствии.
Меня прошиб холодный пот. На одну долю секунды мне почудилось, что за стойкой стоит чудовище в образе миссис Дотсон, только с черными провалами вместо глаз и черным, неестественно широко разинутым ртом. Ее тень, отбрасываемая светильником на заднюю стенку, росла словно сама по себе, вытягивая ко мне длинные руки с когтистыми тонкими пальцам.
Я моргнул, и видение тут же улетучилось, словно ничего и не было. Только сердце, перед этим буквально остановившееся от дикого ужаса, стало поспешно наверстывать пропущенные удары, колотясь словно ошалелое.
Мои глаза совершенно ясно говорили о том, какой шок я сейчас испытал, но миссис Дотсом смотрела в них, как ни в чем не бывало, лишь презрительно кривясь своим безгубым ртом.

Я вылетел на дорогу, не отдавая отчет в том, что именно собираюсь делать. Слепой инстинкт управлял сейчас всеми моими действиями. Инстинкт самосохранения. Будь движение на дороге чуть более оживленным, меня бы непременно кто-то сбыл. Но, видимо, умирать мне еще рано.
Противно визгнув покрышками, возле самых моих ног остановилось, отрепанное жизнью такси.
– Ошалел? – крикнул водитель, пытаясь вылезти из-за руля.
Я не стал дожидаться, пока он это сделает. Рывком бросившись к задним дверям, я поспешно затолкал чемодан и втиснулся сам в крохотный салон авто.
– Ану вылазь! – рыкнул водитель, грузно разворачиваясь в мою сторону. –  Я те щя покажу, как под колеса бросаться, живо…
Он осекся, смотря на две стодолларовые купюры, протягиваемые мной. Я могу поспорить на втрое большую сумму, что это с лихвой преувеличивает месячный доход этого толстого таксиста. И такие деньги не могут оставить его равнодушным.
– На вокзал! – бросил я, онемевшему от неожиданности водителю, – Живо!
На это раз таксист ничего перечить не стал. Хрустнув в толстых пальцах новенькими купюрами, он надавил на акселератор и помчал меня в пункт назначения.
Я не могу сказать, как долго продолжалась поездка. Я смотрел в проплывающие мимо серые улицы, не замечая ни домов, ни прохожих. Время как будто остановилось, а точнее стало вязким и тягучим. В голове было пусто, лишь дрожь в руках время от времени выводила меня из сонного ступора.
– Приехали, – рявкнул водитель, упорно не желая смотреть мне в глаза.
Не поблагодарив, я вылез из машины и уставился на здание вокзала. Оно, казалось, пришло сюда из седого прошлого. Обветшалое и наполовину разрушенное, оно было старательно обвито плющом, причем, по-видимому, лишь он один удерживал здание от полной разрухи. Странно, но я не заметил этого плачевного состояния, когда приехал сюда впервые, в ту недавнюю далекую ночь. Хотя, в сравнении со всем тем, что происходит со мной, это всего лишь цветочки.
Внутри здание вокзала выглядело точно так же, как и снаружи, – просто плачевно. Одинокий свет тускло пробивался через маленькое окошечко кассы.
– Здравствуйте, мне необходимо…
– Билетов нет! – прозвучал противный женский голос, с другой стороны окошечка. Как я не старался, разглядеть говорившую мне так, и не получилось.
– Но, я даже не сказал, куда мне нужно…
– Билетов нет никуда.
– Послушайте, мне срочно нужно выехать отсюда, и я даже слушать не хочу, что билетов нет.
– Билетов нет.
«В этом городе что, все такие?»
Я решил пойти другим путем. Достав из кошелька пятидесятидолларовую банкноту, я аккуратно просунул ее в окошко.
– Я был бы вам весьма признателен, если бы вы еще раз посмотрели.
Купюра осталась неподвижной, а из-за окошка вновь раздалась та же фраза, все тем же голосом, словно запись на автоответчике.
– Билетов нет. И не будет.
– Но как это возможно? – не выдержал я и яростно стукнул кулаком о дере-вянный подлокотник у окошка, – не вешайте мне лапшу на уши! Мне нужно убраться отсюда, и я сделаю это, сколько бы вы не отпирались.
– Железные пути сняли. Ремонт дороги. Приходите через месяц-другой, а пока билетов нет!
Дверка на окошке со стуком захлопнулась, а мои руки безвольно повисли.
 
















Глава 8
Воспоминания

Не обращая больше внимание ни на что вокруг, я поплелся к выходу из здания вокзала. Чемодан с грохотом и гулким стуком тащился следом за мной. Я не мог уехать из Холмвилля на поезде. Автобусного, или какого-либо другого сообщения, по всей видимости, также не было. Оставалось идти пешком. Идти до тех пор, пока меня кто-то не подберет, или пока я замертво не упаду, вконец свихнувшись и обессилев.
Стоило этой мысли, вяло шевельнутся в моем усталом разуме, как вокруг все вдруг изменилось. Сумрачное, серое утро внезапно стало грозной лунной ночью. В мгновении ока стемнело, словно кто-то «сверху» клацнув рубильником, выключил свет.
Странно, но я не удивился этому. Полил дождь. Холодный ветер трепал мою одежду, которая вмиг промокла и отвратительно прилипала к телу. Я бесцельно шагал вперед, плохо понимая, что делаю. А вокруг, тем временем, менялась не только погода и время суток. Менялась сама местность, где я находился! Вместо, наполовину разрушенного, вокзала вырос ржавый амбар. Вместо старых, утопших в земле колей – такой же старый и дырявый забор. Холм просел и превратился в зловонную реку. Я очутился в доках. Рука непроизвольно сжала ручку чемодана. Но того и след простыл, словно по мановению волшебной палочки он, незаметно для меня, растворился в воздухе, не оставив по себе и следа.
Пока я поворачивал голову, чтобы воочию убедиться в исчезновении моего багажа, окружающая ситуация вновь изменилась. Нет, я по-прежнему находился на территории доков, дождь лил все также, а ночь была в самом разгаре. Если можно так говорить о ночи вообще. Но я сам больше не стоял на своих двоих. Я лежал ничком на мокрой земле, а раскисшая грязь то и дело норовила затечь в ноздри. Отплевываясь и чертыхаясь, я начал подыматься. Но не успел я встать даже на четвереньки, как в нос мне ударил жуткий трупный смрад, а прямо перед собой я увидел две, частично истлевшие ноги.
Утопленник стоял прямо надо мной, протягивая к моему лицу худую руку с длинными крючковатыми пальцами.
Заорав во все горло, я рванул с места. Ступни предательски скользили по мокрой земле. Я падал, подымался  и вновь бежал. Стук сердца бешено колотился в моих ушах, заглушая все прочие звуки. Лишь жуткое чувство, что вот-вот рука утопленника вцепиться мне в шею, заставляла бежать все быстрее и быстрее.
Земля под ногами внезапно стала твердым асфальтом, и я обнаружил себя посреди ночной улицы Холмвилля. Вдали послышался скрежет пок-рышек, и мне, прямо в лицо, ударило два столпа яркого желтого света. Лишь чудом я избежал столкновения с, быстро несущимся автомобилем, поспешно отпрыгнув в сторону. Как только пикап скрылся из виду, в нос мне опять ударил ядовитый трупный смрад. Я бросился в темноту, пони-мая, что еще мгновение, и я просто сойду сума! Тьма поглотила меня…
…ноги, подымающие меня на второй этаж гостиницы, отдавались ужа-сной болью при каждом шаге. Ступеньки, казалось, становились все выше и выше. Из последних сил я вывалился в мрачный коридор, вертя головой в поисках укрытия.
«Оно приближается!» - лишь одна мысль сейчас металась в моей голо-ве.
Я бросился вперед, надеясь, что в этой безумной гонке я не потерял ключей от своего номера. Добравшись конца, там, где находилась дверь в мою комнату, я увидел лишь голую стену, отпечатавшую на себе годы сырости и запустения. На удивление и раздумья времени больше не оставалось. Оно уже подымалось по, скрипящим на весь дом, ступенькам. Я лихорадочно начал дергать за ручки всех дверей, до которых только мог дотянуться. Одна поддалась! Это был старый чулан для швабр и ведер. Я протиснулся внутрь и поспешно захлопнул дверь. Мое сердце бешено билось, норовя выскочить наружу. Руки мелко дрожали, а ноги были ватными и совсем не хотели меня слушать. Я просто оцепенел от ужаса, не в силах даже осознать, что это происходит здесь со мной, а что самое главное, что это происходит наяву.
За дверью послышались шаги. Хлюпающая, медлительная, неуклюжая и леденящая кровь походка. Вдобавок к ней примешивались еще какие-то странные звуки. Металлические. Словно шедший тянул следом за собой тяжелую цепь...
–О, нет! Это оно! – взмолился я, забиваясь в темный угол и дрожа всем телом.
Я оглянулся по сторонам. Выхода не было. Я находился в старом тесном чулане без окон, без пути к отступлению. Затхлый тяжелый воздух кружил голову. Но к запаху плесени и пыли примешался еще один. От него мое сердце застучало с еще большей силой. Я даже чувствовал, как оно отчаянно бьется о грудную клетку. Это был запах болотной тины и трупный смрад.
Шаги раздались возле самой двери. Сквозь щель у пола я даже видел упавшую тень. Следом за ней появилась вода, которая, пробравшись из-под двери, медленно направилась в мою сторону. Я сжался всем телом, пытаясь вдавить себя в угол стены, но зловещая вода продолжала подбираться ко мне все ближе и ближе. Вот она уже у самых носков моих ботинок. Еще чуть-чуть и она-таки настигнет меня. Но тут раздался скрежет и дверь отворилась…

Пронзительно заорав, я проснулся.
Перед глазами медленно улетучивалось истлевшее лицо утопленника, уходя обратно в глубины ночных кошмаров.
Несколько минут я сидел неподвижно, боясь даже дышать, и лишь прислушивался к частому биению сердца, которое постепенно успокаива-лось. Еще через какое-то время, к моему сознанию начало доходить то, что произошло накануне. Или то, что мне приснилось?.. Я окончательно запутался, не в силах раздели сон и явь.
Что это? Удивительно-реалистичный сон, или же бред психически не здорового человека? Скорее уж второе. От этой мысли меня покоробило, но не признать этого я не мог. Со мной явно что-то не в порядке. Почему я не могу вспомнить, как ложился вчера спать, или как я добрался в гостиницу с вокзала? Или же я вообще не был на вокзале? А это чудовище в моем сне! Это уж точно никак не могло происходить в реальной жизни!
Я постарался сосредоточиться, но вспомнить детали так и не смог, как и не смог объяснить тот факт, что лежу сейчас в своем номере, в своей постели. Мозг отчаянно пытался найти хоть какие-то объяснения случившемуся и, в результате, я смог убедить сам себя, что вчера, я никуда вовсе не ездил, а нахлынувшая усталость свалила меня с ног, из-за чего я и не запомнил, как ложился спать.
Я опустил ноги с кровати, и они тут же уперлись во что-то твердое. На полу лежал мой чемодан, весь в грязи и мокрых пятнах.
– Чёрт возьми! – выругался я, осознавая крах всех моих само-убеждений. Чемодан – прямое доказательство, что вчерашнюю ночь я провел совсем не в гостиничном номере.
– Нет-нет-нет… – запричитал я, не желая осознавать того, что моя крыша безвозвратно уезжает от меня. – Нет! Я не сумасшедший! Я не сумасшедший. Я не сумасшедший…
- Почаще говори себе это! – прозвучал чей-то голос в моей голове.
Я сидел и убеждал себя в своей нормальности, прекрасно понимая, что глубоко заблуждаюсь. Встрепенувшись, я бросился к телефону, набрал знакомый номер Марти и стал ждать.
После минутной тишины, в трубке зазвучал металлический женский голос:
   – Набранный вами номер не числиться ни…
В ярости я швырнул трубку об стену. Пластмассовое изделие разлете-лось в дребезги, оставив на стене солидную вмятину и облупив старую штукатурку.
В соседней комнате, там, где располагалась уборная, гулко загудели водопроводные трубы. Гул стал нарастать, и мне даже показалось, что сами стены и пол начали мелко дрожать. Я пулей вылетел из номера, не желая оставаться там ни секундой дольше. Пусть лучше я буду ночевать на улице под проливным дождем или в мусорном баке. Неважно где, лишь бы не здесь! Пусть лучше меня собьет машина, прирежет ночной бандит, лишь бы все это прекратилось…
Я свалился с лестницы. До двери, ведущей на улицу, оставалось несколько шагов. Но я остановился, не решаясь двигаться с места. Миссис Дотсон уставилась на меня взглядом, в котором читалось привычное отвращение с явной дозой насмешки.
– Вы, мистер Питтерсон, как я погляжу, решили остаться? – полюбо-пытствовала она, противно щурясь.
Я же, словно затравленный зверь, прикрывающий спину, стал проби-раться к выходу, стараясь держаться от старух как можно подальше, словно она вот-вот вцепиться мне в горло. Я молчал, не в состоянии выдавать из себя ни единого звука, лишь тихо крался и не отрывался от, провожающего меня, взгляда старой ведьмы.
Вырвавшись таки на свежий воздух, я рванул вперед, не замечая недовольные взгляды немногочисленных прохожих. По правде говоря, видок в тот момент был у меня не самый презентабельный. Торчащая из штанов рубашка, мятый пиджак, заляпанные грязью брюки, а также добротная щетина и мешки под глазами говорили о том, что вся моя внешность точно соответствовала душевному состоянию.
Сначала я бежал, расталкивая на ходу холмвилльцев, потом шел, не замечая ничего вокруг, потом уже просто тащился, изнемогая от усталость. И каким же было мое удивление, когда вконец выбившись из сил, намотав не один круг по городу, я очутился прямиков возле той самой кафешки с добродушным хозяином.  Брякнув дверным колокольчиком, я вошел внутрь.

По истечении получаса, сытно поев и отогревшись горячим кофе, я рассказывал мистеру Пере о своих злоключениях, решив не скрывать от этого человека ничего, даже подозрения о своем безумии. На мое удивление, Роберт отнесся к моему рассказу очень серьезно. Не стал высмеивать меня, как сделал бы любой другой на его месте, не стал советовать взять путевку в ближайшую психиатрическую лечебницу. Он просто слушал. Слушал, что-то отмечал себе в уме, изредка кивал и подливал кофе мне в чашку. 
– Расскажи мне больше об этой старухе и том гормиле, о которых ты упоминал, – попросил он, выслушав мой рассказ.
Мне тяжело было объяснить все то, о чем я думал, и я понимал, что в полной мере этого сделать не смогу. Я попытался описать весь тот необъяснимый ужас, который я испытываю перед старой ведьмой, все те невероятные вещи, к которым она неведомым мне образом причастна, все те странности, которые происходят со мой, и что всегда в них замешаны или старуха или тот ублюдок, кем бы он ей не приходился.
Но я сам понимал, что мой рассказ был мало похож на рассказ умст-венно-здорового человека, поэтому я перешел больше к описанию внешности этих двоих, чтобы скрыть от мистера Пере явность своего безумия. Но хозяина кафешки мои описания заинтересовали. Мало того, он видимо что-то знал об том мужлане с доков.
– Мне кажется, – неуверенно произнес Роберт, прикидывая что-то в голове, – что я догадываюсь, о ком ты говоришь, Хэнк!
– Неужели? – удивился я. В последнее время мне казалось, что все то, что происходило со мной, никем другим не замечается, словно все это происходило в какой-то параллельной вселенной из дешевых фантастических фильмов.
– Да-да! И больше того, я могу помочь тебе узнать больше об этом странном субъекте.
Я весь и полностью превратился в слух, стараясь не пропустить ни од-ного слова. А Роберт Пере тем временем говорил:
– Лет пять или шесть назад, если мне не изменяет память, во всех газетах трубили об одном ужасном инциденте. Дело в том, что Холмвилль был очень тихим и неприметным городком, в котором никогда не происходило ничего необычного. Но тот случай всколыхнул общественность как взрыв ядерной бомбы!
Хозяин кафе вздохнул, вспоминая те неприятные события. Я же сидел весь как на иголках.
– Так вот, – продолжил Роберт. – В то время с улиц города стали про-падать люди. И не важно, кто это был, мужчина или женщина, ребенок или взрослый человек. Люди пропадали все чаще и чаще, и полиция ничего с этим не могла поделать. Как сейчас помню уверенные заявления копов, что они положат этому конец. Но люди продолжали пропадать, а ни преступник, ни тела жертв так и не были найдены.
Роберт вновь замолчал, отдавшись воспоминаниям.
– Ну? И что же было дальше? – не выдержал я.
– Дальше? – мистер Пере словно очнулся от мимолетного забвения. – Дальше один случай помог выкрыть убийцу, только открывшаяся правда оказалась уж больно мерзкой и ужасной. Один постоялец небольшой гостиницы в Холмвилле позвонил в полицию, жалуясь на своего соседа. По эго словам, с комнаты напротив исходила жуткая вонь и неугомонный собачий лай, докучавший ему днем и ночью. Копы, хоть и не особо хотели, но были вынуждены съездить и проверить этого соседа. Когда же стражи правопорядка приехали на место, им никто открывать не стал, хотя было ясно, что внутри со своими собаками находиться и сам постоялец. Выбив дверь, копы обнаружили жутчайшую картину. Я до сих пор вздрагиваю, вспоминая те жуткие фотографии, которые были напечатаны в газетах.
Копы нашли множество человеческих останков, практически полнос-тью обглоданных псами. Тот урод убивал людей, чтобы потом скармливать их своим собакам, с которыми жил в одной комнате, и сам мало чем от них отличался. Помню, какое тогда было большое судебное разбирательство. Но суд признал убийцу невменяемым и отправил в Холмвилльскую психиатрическую лечебницу.
Мистер Пере замолчал, давая понять, что на этом его рассказ оканчивается. Я же, уставший и запутавшийся во всем происходящем, не сразу понял, к чему он все это рассказал.
– И? – осторожно начал я.
– И, судя по твоим описаниям и моим воспоминаниям, человек прибивавший телефонный кабель в твоей гостинице и псих-маньяк из прошлого – это одно и то же лицо! Уж больно твое описание его внешности напомнило мне фото из тех газет.
– Но как это может быть? – удивился я. Ведь его отправили в психушку, из которой у него только два выхода: или на электрический стул или гнить там до скончания дней его.
– Так-то это так, – Роберт задумчиво почесал подбородок, – но мой тебе совет, – сходи и узнай все сам. Я не знаю, что дальше случилось с этим извергом, но в больнице должны были сохраниться какие-то записи. История болезни, или что там у них. В любом случае, эта зацепка может привести тебя к правде.
 Я задумался над этими словами. Возможно, мистер Пере прав. Нечего отдаваться безумию. Все должно иметь объяснения, и я докопаюсь до правды!
Когда я уже собрался уходить, Роберт Пере неожиданно окликнул меня, сказав:
– И еще одно! Когда ты пойдешь туда, в больницу, не стоит врачам рассказывать все то, что ты говорил мне.
 
















Глава 9
Психиатрическая лечебница

Я вышел из кафе. Оказывается, я пробыл там порядочное количество времени. На улицы Холмвилля начали опускаться сумерки, а по мостовым загулял противный холодный ветер. Я, на сколько это вообще было возможно, потеплее закутался в свой легкий пиджак и, подняв воротник, зашагал в нужном мне направлении.
Роберт Пере объяснил мне, как добраться до лечебницы, и я, решив не тратит время попусту, сразу отправился именно туда. Хоть путь был не так уж и близок, и темнело очень даже стремительно, я был переполнен решимости больше не возвращаться в проклятую гостиницу. В этот момент мне уже было наплевать на личные вещи, оставшиеся в номере. Лишь мысль о моей утраченной книге не давала покоя. Я больше не переживал о том, что ее украли, наоборот. Я теперь сомневался в том, что вообще когда-либо писал ее. Нет, конечно, отдельные листы, надежно спрятанные в кармане на груди, ясно давали понять, что произведение видело свет. Вот только откуда оно взялось? И каким таким невероятным образом оно в точности повторяет события, которые со мной приключаются уже после того, как они были выложены на листах бумаги?
Эти мысли полностью заняли меня, и я совсем не заметил, как добрался к самому краю города. Здесь, в западной его части, расположилась старая, если не сказать – древняя, психиатрическая лечебница. Как и все здания в Холмвилле, она была обветшалая, запущенная и, казалась полностью заброшенной. Лишь редкое движения в черных проемах узких окон говорило о том, что там кто-то есть. Или что-то…
Ржавые ворота, когда-то изысканной ковкой и свежей краской укра-шавшие парадный въезд в лечебницу, теперь создавали в точности проти-воположное зрелище. Краска облупилась, некоторые прутья были изогну-тыми и торчали во все стороны, а остальные покрылись добротным слоем ржавчины и теперь, между их переплетениями, застряли многочисленные подгнившие листья. Два старых дуба, корявых и узловатых, угрожающе нависли по обеим сторонам ворот, словно предостерегая случайного путника об опасностях, притаившихся за этими зловещими стенами. Всю картину дополнял жуткий скрип старых петель, при каждом порыве свистящего ветра.
Лечебница же, взирала на меня своими черными окнами-глазами, словно громадный паук на, попавшую в его сети, муху. Почему-то, у меня сразу возникло ощущение, что попади сюда один раз, человек больше ни-когда не увидит нормального мира. Это место поглотит, убьет и раздавит любого, до кого сможет дотянуться. Но выбора у меня не было, и я пошел вперед.
Никакого звонка или сигнала на воротах не было, поэтому я, протис-нувшись сквозь дыру в ограде, направился прямо ко входу.  Я постучал в массивные дубовые двери. Никто не открыл. Постучал еще раз. Подождал. Принялся стучать настойчивее.
«У них тут, видимо, кругом принято открывать только после того, как начнут двери выламывать» - злился про себя я, не переставая кулаком вы-носить дверь. В конце концов, терпение тех, кто был внутри, не выдержало, дверь отворилась и на пороге показалась женщина.
Хотя женщиной ее назвать было очень сложно. Я и сам не сразу понял, кто передо мной находиться. Широкий низкий подбородок, узкий лоб и страшно выпученные глаза придавали этой «даме» сходства с черепахой переростком. А грязная, изношенная одежда с кожаным передником в бурых пятнах вообще делали ее похожей на алкоголика-мясника. На секунду мне показалось, что среди этих пятен на переднике есть даже следы крови. Отгоняя нахлынувшие мысли, я представился:
– Хэнк Питтерсон, – я попытался придать своему голосу непринужденность, но это получилось у меня из рук вон плохо. Голос дрожал и грозил сорваться в любую минуту.
Женщина непонимающе уставилась на меня, явно пытаясь сообразить, что мне от нее нужно.
– И? Чего вам надо, Хэнк Питтерсон? – даже голос ее имел мало общего с женским голосом.
– Э-э, я расследую происшествия, которые имели место быть в ваше… нашем городе несколько лет назад, – я запнулся, вовремя вспомнив, как «дружелюбно» здесь относятся к чужакам.
Попытка выдать себя за частного детектива была очень слаба. Я это понял, когда представил себя со стороны – растрепанного и грязного, с опухшим, от ночных кошмаров лицом. В целом я выглядел как типичный постоялец этого заведения.
Женщина измерила меня оценивающим взглядом. Но мне показалось, что в ее голове так же пусто, как и в пересохшем колодце, и она не способна здраво оценить что либо. Поэтому я взял дело в свои руки.
– Ночка выдалась бурная, – нарочито бодрым тоном бросил я, даже умудрившись подмигнуть. Женщина никак не отреагировала.
– Так что вам нужно? – наконец спросила она.
Я понял, что дурачиться и строить из себя непонятно кого перед ней также бесполезно, как и разговаривать с ней о негативном влиянии на об-щественность современных тенденций в политической жизни левых пар-тий.
Я в двух словах попытался объяснить, что конкретно мне нужно, но явного успеха добиться не мог.
– Мне нужна информация о вашем пациенте, попавшему в лечебницу пять или шесть лет назад. Это был нашумевший маньяк, скармливающий своих жертв псам, – Я старался говорить официально, но пустой взгляд женщины меня пугал и вводил в замешательство, поэтому я то и дело запинался.
Наконец-то она двинулась с места, давая возможность мне пройти внутрь. Дверь за мной затворилась, погрузив меня в густой мрак.
Старая тусклая лампочка за металлической решеткой слабо освещала грязный коридор. Вернее, она его вовсе не освещала. В дальних углах не возможно было совершенно ничего разглядеть. Лишь на фоне черных стен проступали слабые силуэты еще более темных дверей, ведущих, по всей видимости, в палаты больных.
Отовсюду разносились приглушенные стоны, хрипы и тихий кашель. Один раз даже показалось, что откуда-то из глубин подвалов я слышу еле уловимый человеческий вопль боли и ужаса. Но, может это разыгралось мое воображение? Усиленное, к тому же, нестерпимым смрадом медика-ментов, пота и мочи.
Женщина вела меня по темному коридору туда, где свет был немного ярче. Это была довольно яркая настольная лампа, стоявшая на старом письменном столе. Женщина уселась за него и вновь уставилась на меня своим пустым взглядом, явно ожидая от меня какого-то действия.
– Как зовут? – наконец крякнула она.
– Хэнк… Хэнк Питтерсон, – в недоумении произнес я.
– Не вас, его. Пациента.
И тут я понял, что ничего конкретного сказать не могу, лишь то, что поведал мне мистер Пере.
– Видите ли, я не располагаю большей информацией. Знаю лишь, что к вам он попал по тому нашумевшему делу, и что было это 5-6 лет назад.
Женщина крякнула и принялась рыться в пыльной стопке бумаг. Спу-стя десять, томительно долгих, минут, когда я стал натурально бояться всех тех звуков, доносившихся из камер больных и темноты, которая казалось, стоит отвернуться, принималась незаметно подбираться ко мне сзади, женщина нашла нужную папку.
«Дело №0036» – прочитал я частично вытершуюся надпись.
«Дело №0036 – Иврин Стоун. Острая шизофрения. Маниакальный синдром. Лечащий врач – Гаррисон  Пирс».
 – Гаррисон Пирс… – задумчиво произнес я, ни к кому собственно не обращаясь. Имя казалось мне смутно знакомым. – Вы позволите ознако-миться с документами?... Мисси?...
Женщина невидящим взглядом своих рыбьих глаз уставилась в меня, словно пытаясь понять, какие именно цели я преследую. А может, она ду-мала, все ли хорошо с головой у меня самого. Уж слишком сильно дерганые повадки, бегающие глаза и срывающийся голос выдавали мое нынешнее душевное состояние. Я мысленно молился, чтобы она не стала сейчас задавать вопросы об удостоверении и прочей ерунде, которые выдали бы меня с головой. Но медсестра (или кем она здесь была), видимо решила не утруждать себя лишним любопытством, и просто молча сунула папку мне в руки.
– Могу я взять эти документы с собой? На время? – спросил я. Взгляд, который я встретил, произнося эти слова, дал ясно понять, что стоит еще одной подобной глупости слететь с моих уст, как меня мигом отсюда вы-прут. А то и служителей правопорядка позовут.
– Э… Копии снять тут…
«Какие копии? – тут же мысленно отругал я сам себя. – Закрой рот и воспользуйся моментом»
– Я посижу немного здесь, ознакомлюсь с делом.
Не дожидаясь ответа, я направился к небольшой деревянной скамье, у самой стены. Свет туда доходил слабо, но для чтения кое-как годился. Шагая к скамье, я ощущал, как пристально наблюдает за каждым моим шагом медсестра. Ужасное, холодящее чувство того, что в этот самый миг за мной наблюдает мерзкая миссис Дотсон, вдруг заставило мое тело сжаться. Руки мелко задрожали. Не в силах овладеть собой, я резко обернулся.
Черепахоподобная медсестра без интереса перебирала какие-то бумаги, совершенно не смотря в мою сторону. Леденящее кровь чувство, между тем, медленно утихало.
«Чем быстрее я разберусь со всем этим, тем быстрее смогу убраться отсюда, – почему-то мне казалось, что именно так и будет, что эта тайна  и мрак, склубившийся вокруг меня, удерживают меня в Холмвилле, не отпускают из своих цепких объятий, – Возможно, я еще смогу спастись…»
Я уселся на холодную скамью и открыл историю болезни под номером «0036»:

«Дело №0036
Имя: Иврин Стоун
Диагноз: Острая шизофрения. Маниакальный синдром.
Лечащий врач: Гаррисон  Пирс
14 октября 19..»

Последние цифры даты были стерты. Не специально, видимо, кто-то пролил кофе на папку, а потом решил вытереть следы своей неуклюжесть. Чернила размокли от горячей жидкости и стерлись вместе с остатками кофе. Дело было в другом. Как медсестра, зная только, что мне нужна история болезни пациента 5-6-летней давности, сумела безошибочно определить нужную папку, на которой, к тому же, нет даты? А если она изначально знала, о ком идет речь, зачем тогда спрашивала имя пациента?
Перевернув пожелтевший лист, я обнаружил записи врача, которые больше походили на страницы из личного дневника, нежели на медицин-ские записи. Видимо доктор любил записывать все свои мысли касательно каждого из пациентов, чтобы лучше разбираться в сути болезни каждого из них.

«14 октября
Сегодня нам доставили того самого, печально известного маньяка. Люди уже окрестили его «псарником», «живодером» и даже «оборот-нем», но я не увидел в его глазах той животной свирепости, которая бывает в подобных случаях. Сказать по правде, меня сильно удивило то, что я увидел. А увидел я большого ребенка. Запуганного, замученного упреками и негодованием ребенка. Нет, это был большой, если не сказать – громадный, человек, но глаза… Глаза выдавали его с внутреннюю сущность. Я сразу увидел это, стоило мне один раз взглянуть на эти потухшие глаза…

16 октября
Уже два дня пациент находиться в камере. За все это время я не слышал от него ни единого звука. Это странно. Как правило, люди, спо-собные на те зверства, которые сотворил этот человек, полностью безумны и совершают свои злодеяния, ведомые голосами, неудержимой жаждой крови и убийства. Такие, попав в лечебницу, проявляют буй-ность, агрессию, порой даже стремление к суициду. Но этот ведет себя на удивление тихо, ни с кем не разговаривает, не кричит, не пытается вырваться или предпринять что-либо еще. Необходимо продолжать наблюдение...

24 октября
Больше недели я наблюдал за пациентом. С того момента, когда его доставили к нам, ничего кардинальным образом не изменилось. Стоит, правда, отметить, что теперь можно сделать предварительное заключение. По всей вероятности, больной страдает dementia proecax (шизофренией в острой форме) с небольшой долью маниакального синдрома. Весь день он проводит за тем, что изображает на стенах палаты странные символы. Точнее сказать один символ, повторяет его вновь и вновь. Но что он означает, я не знаю, а пациент по-прежнему молчит. Лишь ночью мне удается услышать от него человеческую речь. Как только он засыпает, его начинают одолевать мучительные сны. Он постоянно повторяет что-то на подобие: «мама, не нужно…», «я не хочу, мама», «пожалуйста, нет!».
Видимо, в детстве пациент получил душевную травму от своей матери, что в дальнейшем послужило развитию психического расстройства и заболевания.

5 ноября
Сегодня произошло нечто странное. Медсестра разбудила меня по-среди ночи. Мой пациент проявил несвойственную ему буйность. Стал метаться по палате, кричать что-то невразумительное о своей матери, а потом разбил голову о каменную стену палаты. Я смог вовремя оказать первую помощь, но ушиб слишком тяжелый. Возможно, присутствует черепно-мозговая травма…»

На этом записи Гаррисона Пирса обрывались. В паке присутствовали еще некоторые бумаги с, непонятными для меня, записями: результатами тестов, анализов, каких-то умозаключений и прочего. В самом конце лежал маленький листик, вырванный из записного блокнота. На нем был изображен странный символ, нарисованный явно на быструю руку простым карандашом:







На обратной стороне виднелись, вкривь и вкось, нацарапанные слова. По всей видимости это был стих, только на каком языке? Первый куплет гласил:
 
Сагас вирбас анэра кас,
гилгаба адефа ибэс пае олги фас.
Наисо поилисе, Адем карудес,
амен апи кас!

«Полная бессмыслица» - подумал я и не стал читать дальше. Найден-ный листик, между тем, незаметно водрузил себе в карман.
Вероятно, именно об этом символе шлось в записях доктора. Но, следовало убедиться.
– Скажите, – произнес я официальным тоном, насколько это было во-обще возможно при данных обстоятельствах, – Могу ли я осмотреть палату, в которой находился… – я прищурился, высматривая имя пациента на папке, – Ирвин Стоун? Если, конечно, она сейчас не занята?
Было просто физически ощутимо, с какой неохотой и раздражительностью медсестра потянулась за большим медным ключом, висевшим за ее спиной на большой широкой доске с крючками. Там же находились ключи и от остальных палат.
Женщина грузно поднялась со своего места и, шаркающей походкой, двинулась вглубь мрачного коридора. Я засеменил следом. Шли не долго. Остановились у одной особо грязной, ржавой и заплесневелой металличе-ской двери, из замочной скважины которой свисали серебряные пряди старой паутины. Сразу ясно, что после своего последнего посетителя, палата была полностью необитаема.
Ключ в замке противно лязгнул, и дверь медленно отворилась, сопро-вождаемая жутким скрипом.
То, что я увидел внутри, собрало в себе все, что было обязательной ат-рибутикой множества фильмов о психах и маньяках. Царство грязи, плесени и жуткой вони дополнялось каменными стенами, полностью исцарапанными странными символами, точно такими же, какой был изображен на рисунке. Мне стало дурно от этого вида, и ноги чуть было не подкосились.
«Мне срочно необходимо поговорить с доктором  Пирсом» – мелькнуло у меня в голове.
– Скажите, могу я поговорить с Гаррисоном Пирсом, лечащим врачом пациента? – я изо всех сил пытался придать голосу твердость, но все мои усилия были тщетны.
Женщина уставилась на меня тупым взглядом.
– Его нет, – коротко произнесла она.
– А когда…
– Доктор Пирс пропал 6 лет назад. После этого его никто не видел.
Голова закружилась еще больше.
– А… А что случилось с его пациентом?
– За несколько дней до исчезновения доктора, пациента забрали в го-родскую больницу с травмой головы, которую он сам себе нанес. После этого, я не знаю, что с ним случилось. К нам его так и не вернули.
Я стоял, не зная, что и сказать.
– Мне нужно работать, мистер, – рявкнула медсестра, явно пытаясь выпроводить меня отсюда.
– Могу я еще немного задержаться здесь, осмотреть все более тщательно? – По правде сказать, я просто хотел остаться один и прийти в себя. 
Нехотя, женщина вышла из палаты.
Некоторое время я тупо стоял, не видя перед собой, ровным счетом, ничего. Исчезновение лечащего врача этого психа не могло быть просто совпадением. И я был готов биться об заклад, что с больницы тот попросту сбежал, нашел доктора, который так мучил его больное сознание своими вопросами и прикончил, как и остальных своих жертв.
Тут мое внимание привлекло большое бурное пятно на противоположной стене. Подойдя ближе, я ужаснулся. Это был след запекшейся крови! А под ним… Под ним виднелись письмена! Такие же, как и на записке!
Сзади послышался какой-то шорох. Я резко обернулся.
Огромный кулак угодил мне прямо в нос. Последнее, что я увидел, пе-ред тем как потерять сознание, это пара выпученных свирепых глазищ Ирвина Стоуна.
 
















Глава 10
Городская библиотека

Запах болотной тины и смрад разлагающейся плоти просачивался в мой номер. Я не знаю, как очутился в своей комнате. Последнее, что я помнил, это жуткое, изуродованное лицо утопленника, открывшего дверь в кладовую, в которой я прятался. Теперь же я находился в своей комнате, а утопленник скребся по ту сторону двери, издавая протяжные хрипы и стоны, словно пытаясь сказать мне что-то, но я его не понимал.
Я оглянулся. Номер был тот же, который я снимал, но, казалось, постаревший еще на несколько лет. Обои со стен практически облезли, и теперь свисали беспорядочными прядями. На полу беспорядочно валялись какие-то листы. Приглядевшись, я понял, что это страницы моей книги. Странно, но я не испытал никакого удивления. Подобрав несколько листов, я смахнул с них пыль и принялся читать.

«…дверь прочная. Я надеюсь, тварь не сможет проникнуть сюда.
Мои мысли путались, не в силах объяснить то, что со мной происходило. Это напоминало страшный сон. Сон, в котором я никак не мог проснуться. Вдруг раздался странный звук, заставивший меня резко обернуться. Некоторое время не мог сообразить, откуда он исходит, но вскоре понял, что звуки идут из-за стены, прямо напротив кровати. Звуки становились все громче, словно кто-то скребся с другой стороны.
«Может эта тварь ищет другие пути, как подобраться ко мне?» - мелькнуло у меня в голове, но я сразу же откинул эти мысли, так как утопленник по-прежнему ломился во входную дверь, и быть в двух местах попросту не мог. Но, что же это тогда? Шум за стеной усилился. Я все вглядывался в грязную, засаленную гладь стены, как вдруг она начала мелко вибрировать. Полетели мелкие крошки штукатурки и кирпича, а сама стена пошла многочисленными трещинами.
В ужасе я отступил на шаг назад, не отрывая взгляда от стены. Наткнувшись сзади на кровать, я потерял равновесие и грохнулся на нее. Трещины на стене, тем временем, переросли в значительную щель, которая продолжала расширяться. Я оцепенел от ужаса, не в силах больше пошевелиться. И вдруг, с треском и звуком рвущейся кожи из проема показалась человеческая рука со скрюченными пальцами. Я захотел заорать, но не смог даже вдохнуть.
Раздался вой, не то человеческий, не то звериный, и в расщелине поя-вилась вторая рука. Теперь они обе вцепились в края стены, пытаясь разд-винуть их, чтобы протиснуть в комнату своего хозяина. Вот уже появилась лысеющая макушка…
Мое сердце колотилось так, что каждый удар отдавал жуткой болью, грозя убить меня в каждую секунду. 
Из стены показался человек, но выбраться до конца он не мог. Протя-нув ко мне свою руку и подняв голову, он завопил жутким голосом. Черный провал рта, таких размеров, каких не бывает у нормальных людей, и пустые глазницы не смогли обмануть меня. Из стены пытался выбраться изуродованный Роберт Пере, хозяин кафе в Холмвилле»

С диким криком я свалился с кровати. Сердце колотилось все также неудержимо, по лицу градом струился пот, а легкие сгорали от нехватки кислорода. Перед глазами улетучивались последние кадры сновидения.
Резким толчком я перевернулся на спину, а ноги сами стали отталки-вать меня от злосчастной стены. Но она была цела и невредима. Ничего сверхъестественного не происходило, и за дверью не раздавалось никаких звуков, лишь приглушенный лай собаки раздавался откуда-то издалека.
Я вытер лицо рукой. Это не помогло. Я никак не мог прийти в себя после этого кошмара, и не мог понять, как я вновь очутился в этом дьявольском номере. Последнее что я помню,  так это психиатрическую лечебницу, символы и стихи на стенах палаты Ирвина и… самого Ирвина, который выбил из меня, и без того шаткое сознание. Но не принес же он меня сюда на руках? Хотя, не стоит задумываться по этому поводу. Теперь я уверен, что окончательно потерял рассудок и не могу адекватно воспринимать реальность. Нужно лишь выяснить, кто сотворил со мной это. Нужно выяснить, выяснить любой ценой.
Я стал подыматься, как заметил во второй своей руке клочок бумаги. Я бросил его как ошпаренный, а сердце, понемногу уже приходившее в семя, вновь заколотилось в бешеном ритме.
Страница моей книги из сна!!!
- Как это возможно? – недоуменно воскликнул я, поднимая листок с пола, и убеждаясь в том, что моя догадка верна, – Боже, что же со мной происходит?
Я распахнул дверь, пытаясь скорее покинуть это место, и сразу же очу-тился на улице Холмвилля. Дорога была пустынна. Я оглянулся по сторо-нам. Гостиница, в которой я остановился, была в двух кварталах от того места, где я очутился.
Я побежал в ближайшее отсюда место – кафе мистера Пере. Мне каза-лось, что я уже должен был быть на месте, но знакомая вывеска так и не появилась. Я продолжал свой путь, пока не понял, что уже пропустил нужное мне здание, и повернул обратно. Пройдя несколько шагов, я увидел газетную лавку и жилой дом, между которыми и находилось кафе Роберта, но… Но его здесь не было! Не было в прямом и переносном значении. Жилой дом и газетная лавка стояли плотно друг к другу, и никаких намеков на то, что здесь когда-либо могло находиться еще что-то, обнаружить мне не удалось.
Схватившись за голову, я упал на колени и заплакал.
Сколько времени я провел в таком ничтожном состоянии, я не знаю. Следующее, что я помнил, было  то, что я обнаружил себя возле старой психиатрической лечебницы. Но сейчас она была пустынна и безмолвна. Табличка на воротах лечебницы красноречиво говорила о том, что та была закрыта несколько лет назад.
Я вновь очутился на улице Холмвилля. Я стоял то совсем один, и вокруг не было ни одной живой души, то среди толпы одинаковых серых людей, куда-то спешащих и совсем не замечающих моего присутствия. То лил дождь, то дул ветер, то был день, то была ночь. Я стоял, стоял, стоял…
– Стоп!!! – заорал я и все вдруг прекратилось. Я очнулся на той же улице, но теперь ясно понимал, где я нахожусь. Несколько случайных прохожих с возмущение обернулись на мой возглас, но на них мне было наплевать.
– Так, соберись, - сказал я сам себе, - Тебе еще предстоит работка. Нужно найти этого Ирвина и понять, что значат те символы и стихи на стенах его палаты. Стихи… Символы… Возможно, кто-то сможет помочь мне понять, что они значат?
Я потер лоб рукой, стараясь не упустить ясность рассудка, которая но-ровила вновь от меня ускользнуть. Я говорил громко и вслух, чтобы слова не потерялись в путающихся мыслях. Прохожие странно на меня поглядывали, но мне по-прежнему было все равно.
– Вот оно! Наверняка в городской библиотеке найдутся люди, способ-ные объяснить природу этого символа и смысл стихов.
Узнав дорогу к библиотеке, я сразу же направился прямиком к ней.

В читальном зале меня встретили непонимающими и, слегка испуган-ными взглядами. И не удивительно. Всем своим видом я давал понять, что я псих, но все-таки старался держать себя в руках.
– Извините, вы не могли бы мне помочь? – обратился я к довольно молодой девушке. Она пыталась найти предлог уйти, но, не найдя его, неуверенно кивнула.
Я достал листок с изображением символа и текстом стиха, на обратной стороне и протянул его девушке.
– Я изучаю древние символы и хотел бы поинтересоваться, можете ли вы помочь мне расшифровать, что значит этот.
Девушка взглянула на протянутый ей рисунок, но в руки его брать не стала.
– Это… это, скорее всего, что-то из области эзотерики, – наконец произнесла она.
– Эзотерики? – переспросил я, что сразу разрушило мою ложь по поводу исследования древних символов.
– Эзотерика – наука об избавлении от одержимости, – девушка подозрительно покосилась на меня.
– Э-э… да, конечно. Значит, этот символ может означать…
– Его могли использовать совместно со стихом на обратной стороне листа, для изгнания дьявола из человека или же от избавления какой-либо другой одержимости.
– А что конкретно могут значить слова в стихе?
– Это не стих, а заклинание, написанное, к тому же на языке, которого я никогда раньше не встречала, – сказала девушка, отступая от меня на шаг.
– Могли бы вы, все же, взглянуть повнимательнее, может вам удастся найти что-то знакомое, способное расшифровать смысл надписи?
– Да, – неуверенно произнесла девушка. Теперь я точно знал, что она боится меня, – Я, я сейчас вернусь, только возьму справочник по древним языкам.
И она поспешно удалилась.
Я подошел к большой пачке бумаг, находившейся на соседнем столе. Это была подшивка старых газет. Я стал листать их, без всякой цели и смысла, как вдруг наткнулся на фотографию, заставившую меня вздрогнуть. На фото был изображен Ирвин Стоун. Я уже было подумал, что наткнулся на ту самую статью, о которой говорил мистер Пере, но я ошибся. Заглавие гласило:
«Пациент городской психиатрической лечебницы, скандально известный маньяк-убийца Ирвин Стоун, на чьей совести множество жертв, вновь вкусил крови»
Далее шла сама статья:
«Ирвин Стоун, маньяк, скармливающий своих жертв собакам, смог сбежать из места принудительного лечения. Как говорят нам сотрудники городской психиатрической лечебницы, пациент в приступе бешенства ночью разбил себе голову, после чего санитары были вынуждены переправить его в госпиталь, откуда он смог легко сбежать.
Попав на свободу, маньяк не воспользовался возможностью, чтобы на-всегда скрыться от властей. Его черная душа пожелала крови в еще более жуткой и мерзкой форме. Пробравшись ночью на кладбище, он откопал могилу своей матери и пытался сжечь ее останки, но был вовремя замечен за этим ужасным занятием кладбищенским охранником, который и вызвал полицию.
Власти не смогли позволить этому извергу вновь попасть в лечебницу, с которой он мог бы повторно сбежать, и приговорили его к электрическому столу. Останки печально известного маньяка нашли упокоение в безымянной могиле на том же кладбище, где покоится и его мать – Изабелла Дотсон»
Я выронил газету, которую держал в руках. Те стали безудержно тряс-тись.
Ирвин Стоун, взявший фамилию своего отца, на самом деле был сыном миссис Дотсон, хозяйки гостиницы, в которой я остановился! И, что самое главное, они оба были много лет как мертвы!
 
















Глава 11
Безумие

Я поднял глаза, и увидел, что девушка, с которой я недавно общался, направляется ко мне в сопровождении охранника. Ее обеспокоенный взгляд не предвещал ничего хорошего для меня, поэтому медлить я не стал.
Вырвав газету из подшивки я, сломя голову, бросился к выходу.
- Эй ты! Стой!
Услышал я крик охранника. Тот припустил за мной, но я был уже у самой двери. Вылетев на улицу, я помчался вперед, не задумываясь о том, куда принесут меня мои ноги. В голове вертелось лишь одно, - мой бедный разум преследуют призраки мертвецов. Как бы глупо и нелепо это не звучало, но это было так. Где-то в глубине сознания я понимал, что это всего лишь мое воображение, следствие сильного психического помешательства, но ум не захотел брать власть над эмоциями. Теперь, я как одержимый, хотел распутать этот клубок тайн, странностей и ужаса, который мне приходиться переносить каждый раз, когда я проваливаюсь в сонливое беспамятство.
Я немного притормозил. Ясно же, что охранник не стал бы гнаться за мной по всему городу. Но, пока я это понял, мимо пролетело несколько кварталов. В боку сильно кололо, а легкие жадно вбирали в себя смолистый воздух.
Я еще раз взглянул на старую газету. Из статьи я узнал, что Ирвин, по-мимо прочего, убил еще и собственную мать, - миссис Дотсон. Но это произошло еще до того, как его арестовали. Это прискорбное открытие было сделано в результате следствия и многочисленных допросов. Если верить интервью со следователем, который вел это дело, Ирвин объяснял свои поступки тем, что именно мать заставляла убивать всех тех людей. Когда же его спросили, почему он не перестал убивать после смерти матери, он ответил, – «Она никогда не отпустит меня… Она в моей голове… Она кричит на меня. Заставляет убивать…».
Именно поэтому Ирвина поместили в психиатрическую лечебницу, откуда ему удалось сбежать.

На небе собирались серые тучи, полностью заслонив собой, и без того, тусклое солнце. Где-то вдалеке уже были слышны раскаты приглушенного грома. Я шел в гостиницу. Не могу точно сказать, зачем я это делал, в тот момент я не отдавал себе отчет в своих поступках. Возможно, мне казалось, что я смогу найти там какие-то ответы. Или, быть может, меня направляла туда другая сила. Теперь нельзя с уверенностью сказать, что именно это было.
Я очутился на пороге старого здания. Теперь оно выглядело еще более запущенным и грязным. Если бы я не снимал там комнату, я бы с уверенностью сказал, что оно заброшено. Толкнув дверь, я вошел внутрь.
Миссис Дотсон находилась на своем прежнем месте. Она молчала и лишь презрительно скосила на меня свои мертвые глаза. На лице стала расползаться мерзкая улыбка, обнажив редкие гнилые зубы и черную про-пасть рта. Было похоже на то, словно она догадалась о моем открытии, и это доставляло ей огромное удовольствие.
Я прижался спиной к стене, и бочком стал пробираться к лестнице. С каждым моим неуверенным шагом свет в холле становился чуть тусклее, а тень старухи, казалось, наоборот, разрасталась все больше и больше. Нако-нец, я добрался до ступеней и незамедлительно стал подыматься.
Когда я оказался на своем этаже, вокруг уже все ходило кругом. Взгляд не мог сфокусироваться на чем-либо конкретном, а коридор напоминал не помещение жилого дома, а внутренность корабля, подвергшегося сильной качке. Я, то и дело не мог устоять на ногах, и перебегал от стены к стене, пытаясь добраться до своего номера.
Ключ в замочной скважине не хотел поворачиваться, а мне с каждой секундой становилось все тяжелее устоять на ногах. Раздался щелчок, дверь распахнулась. Крик ужаса вырвался из моей груди. Из стены, вытягивая ко мне полуразложившиеся руки, пытался выбраться мистер Пере. Провалы глазниц были устремлены именно ко мне, а беззубый рот открывался, словно пытаясь сказать мне что-то. Но я слышал лишь, холодящие кровь, завывания.
Я попятился назад, но, не сделав и дух шагов, наткнулся спиной на что-то холодное и мокрое. Сзади, распуская зловонье и тлен, возвышался утопленник. Мое сердце грозило остановиться в любую секунду.
Я бросился вправо, изворачиваясь от цепких пальцев мертвяка. Сзади послышался поспешный звон цепей и быстрое хлюпанье. Я попытался бе-жать, но ноги не хотели шевелиться. Я спотыкался, падал, вставал обратно, чтобы сделать еще шаг, но вновь падал. Потом полз и вновь пытался встать. Стены вокруг вспучивались, сбрасывая старые картины и облупливая остатки древней штукатурки. Они вздымались как вода, под которой плывет гигантский кальмар.
Впереди я увидел открытую дверь, из которой струился слабый поток света. Не думая о том, что это комната «36», из которой постоянно доносился собачий лай, я поспешил укрыться в ней.
Из последний сил, я ввалился в комнату и быстро повернул ключ. Тя-жело дыша и держась рукой за сердце, я сел на пол. Сзади раздались странные хрипы. Я обернулся. Передо мной стояла большая собака. Черная шерсть была вся в крови, а глаза отливали белым мрамором, словно животное  давно ослепло. Собака хрипела и кашляла, пытаясь выплюнуть, застрявшую в горле кость. Хрипы становились все громче, пасть раззевалась все шире, а натужные конвульсии, казалось, способны убить животное.
Вдруг раздался жуткий треск, и пасть пса разорвалась, продолжая рас-ходиться трещинами по шее и дальше по всему телу. Из пасти показалась человеческая рука, затем еще одна, и еще, и еще…
Перед глазами все поплыло. Последнее, что я запомнил, - это призрак мистера Пере, появившегося из стены в номере «36», и невесть как очутившегося здесь утопленника, который протягивал мне желтые страницы моей книги.


***

Холодные языки дождя лизали мое лицо. В небе громыхали раскаты грома. Я открыл глаза. Несколько секунд я не могу прийти в себя, находясь в полнейшем забвении. Вскоре, ко мне начали возвращаться воспоминания, от чего мне стало еще хуже.
Я лежал на сырой земле где-то за границами Холмвилля. Вдалеке виднелись тусклые городские огни. Было темно, и я не мог четко разглядеть, где именно нахожусь. Сделав несколько неуверенных шагов, я наткнулся на что-то твердое и холодное. Ощупав руками свою преграду, я ужаснулся. Это было каменное надгробие, а, стало быть, я находился на кладбище.
«Что я здесь делаю?» – лишь одна мысль пронеслась у меня в голове, а пальцы сами собой сжались в кулаки. И только тогда я заметил, что в моей руке что-то есть. Это были страницы из моей книги, но прочесть их я не мог. Уж слишком сильный лил дождь, а на небе было видно ни единой звезды. Я находился в практически кромешной тьме.
Не зная, как поступить дальше, я бесцельно побрел вперед. Но, не пройдя и двадцати метров, я наткнулся на небольшую часовню. Дверь была открыта, и я незамедлительно прошмыгнул внутрь.
В часовне было тепло, сухо и, даже в некотором роде уютно. На стенах жирным светом горели многочисленные свечи, слегка теребимые вездесу-щим сквозняком. Я оглянулся, но никого не увидел. Видимо ночной сторож задремал где-то в маленькой коморке.
Я подошел ближе к свету, расправил промокшие страницы и стал чи-тать:

«…теперь я это знал. Призрак старухи преследует меня, сводит меня с ума. Я не могу позволить ей погубить меня точно так-же, как она погубила всех тех несчастных людей. Я должен покончить с ней, и тогда весь мир сможет узнать правду. Я должен буду отправиться в полицейский участок и рассказать о том, что труп мистера Пирса, - врача из психиатрической лечебницы, уже много лет лежит на речном дне возле самых доков. Что мистер Пере, хозяин кафе, так и не смог найти упокоение, замурованный в стене гостиницы… Все они, и доктор Пирс, и Роберт… Все они пытались сказать мне, заставить понять что, на самом деле происходит. И теперь я знаю это. Я знаю и теперь не стану бояться. Я отправлюсь в участок, я открою правду миру!
Но это все будет потом. Сейчас же мне нужно разобраться с этой ведь-мой. И теперь я знаю, как можно покончить с ней. Ее сынок сам дал мне ключ от этой загадки, и то, что не смог сделать он – завершу я!»

Дальше я прочесть не смог. Дождевая вода сильно размыла чернила и текст превратился в бурое месиво. Я стоял, вглядываясь в строчки, и никак не мог понять, к чему пришел герой моей книги, или же я сам. Что необходимо было сделать, чтобы покончить со всем этим. И тут я понял. Ирвина, после того, как он сбежал с лечебницы, застукали на этом самом кладбище. Он пытался… Он пытался сжечь останки своей матери. Вот что мне нужно сделать! Разрыть могилу и покончить с этой ведьмой раз и навсегда.
Я оглянулся по сторонам. Часовня была пустынна. Я не увидел никаких инструментов: ни лопаты, ни лома, ни чего бы то ни было, что могло бы  помочь в моей грязном деле.
Я вышел во двор. Сразу за часовней виднелся старый ржавый трактор, а возле того, – вот так удача, большая лопата. Я обшарил кабину, найдя коробок спичек и небольшую канистру, наполовину полную горючего. Теперь у меня было все, что нужно. Оставалось найти только саму могилу. Поразмыслив некоторое время, я подумал, что место и номер могилы, скорее всего, должны быть указаны в кладбищенском реестре. А тот, без сомнения, находится где-то в часовне.
Вернувшись обратно в помещение, я обнаружил небольшой комод, неподалеку от алтаря. На нем висел железный замок, но вид у того был далеко не самый надежный. Да и кому вообще могли понадобиться эти записи. Пара ударов лопатой, и замок со скрежетом отвалился. Я достал большую пыльную книгу и вскоре нашел необходимую запись:

«Изабелла Дотсон 1884-1958, могила №113»

Год смерти 1958! Все сходиться. Эта ведьма мертва уже 6 лет!
Через полчаса я уже был у нужной могилы. Я чуть было ее не пропус-тил. Заросли сорняка и полыни практически полностью скрыли надгробие от человеческих глаз.
Убедившись, что я нашел именно  то, что нужно, я принялся за работу. Механическими движениями я все глубже уходил в сырую землю, пока острие лопаты не наткнулось на что-то твердое, – крышку истлевшего гроба. Пришлось еще немного повозиться, пока я смог отодрать прогнившую древесину.
Из гроба, пустыми провалами глазниц, на меня смотрел пожелтевший скелет. Дождь усилился, а сердце загрохотала с удвоенной силой. Даже ветер стал завывать громче, раскачивая верхушки деревьев и ломая ветки. Казалось, все вокруг сопротивляется мне, пытается помешать совершить задуманное. Вдруг я почувствовал сильную слабость, колени стали подкашиваться.
«Мне необходимо выбраться отсюда» – закружилось у меня в голове при одной лишь мысли, что я нахожусь в разрытой могиле наедине с останками ведьмы.
Я начал карабкаться вверх, загребая руками землю, обламывая ногти. Я боялся повернуть голову назад, ведь мне теперь отчетливо казалось, что кто-то держит меня за ноги, не пуская наружу.
Сделав последний рывок, я выкатился на поверхность. Руки отчаянно ныли, а сознание трепыхалось как ночной мотылек. Я собрался для последнего рывка. Опрокинув канистру, я старательно, на столько, на сколько это у меня получалось, вылил содержимое на желтые кости и чиркнул спичкой.
Пламя взревело как раненный зверь. Столб огня вырвался из могилы, как лава из извергающегося вулкана. Огонь загудел и затрещал и, так же быстро, как и появился, он погас. Все вокруг успокоилось. Ветер стих, пос-ледние капли дождя тяжело упали на мокрую землю. Мои глаза закрыва-лись. Я был больше не в силах бороться с этим.
Впереди показался мужчина. Он не спеша подошел ко мне и присел на корточки, чтобы быть наравне с моим лицом. Это был Ирвин Стоун, сынок ведьмы, которую я только что сжег. Но теперь в его глазах не было той ненависти  и злобы. Он… он даже улыбнулся мне.
– Спасибо Вам, – произнес он, слегка картавя. – Вы смогли подарить покой не только мне, но и многим, кого она замучила. Теперь и я смогу уйти.
– Как? – еле выдавливая из себя слова, прохрипел я, – Как все это могло произойти?
– Я не знаю. И никто не знает. Она любила убивать и заставляла меня делать это. Даже после ее смерти я не смог избавиться от этого. Она жила во мне и контролировала меня. И… И после моей смерти ничего не изменилось. Но теперь, я могу быть свободным и могу уйти. Мы все можем уйти! Пошли с нами.
– Нет, – простонал я, – нет, нет, нет! Я не пойду!
– Пойдем, там будет лучше, поверь, мне.
– НЕТ!
Ирвин протянул мне руку. Все уже покрылось молочной пеленой. Найдя в себе крохи последних сил, я оттолкнул его руку и провалился в беспамянство.
 
















Глава 12
Конец

В палате было светло. Никакие посторонние звуки не доносились из-за стальной двери. Ничего не мешало покою единственного пациента в этой палате. Беспокойно-спящий человек был пристегнут плотными кожаными ремнями к кровати. Ремни надежно удерживали его руки, ноги и даже голову.
Он находился здесь уже несколько дней. А с той самой ночи, как его сюда привезли, человек больше не приходил в сознание. Лишь иногда, находясь в своем странном, словно летаргическом, бреду, он начинал кричать что-то бессвязное, пытался куда-то бежать, бросался на стены, раздирая пальцы и разбивая в кровь голову, чертил странные знаки и письмена. Его поместили в палату для буйных, пока не решиться дальнейшая судьба этого человека, ведь врачи впервые столкнулись с такой, ранее неведомой, формой шизофрении.
Сейчас же пациент лежал спокойно, лишь иногда дергая бровями и что-то тихо бормоча себе под нос. Рядом, на маленькой тумбочке, лежал недавний выпуск газеты с, успевшей уже нашуметь, новостью. Вот что там было написано:

«Бла-бла, бла-бла.
Вчера, на пригородном кладбище Холмвилля, был обнаружен человек, который раскопал и сжег останки Изабеллы Дотсон, похороненной там 6 лет назад. Ранее, точно такой же поступок пытался совершить, печально-известный маньяк-убийца, – Ирвин Стоун. Но тогда, вовремя замеченный, он не смог совершить своего гнусного дела. На этот раз, его дело довели до конца.
Следствие показало, что человек, совершивший это, никто иной, как известный в определенных кругах, писатель Хэнк Питерсон. Около недели назад он, не поставив в известность никого из своих близких или же знакомых, приехал в Холмвилль. Следствию так и не удалось выяснить, для чего ему это было нужно, но выяснились другие, не менее интересные факты.
Ранее, в поведении мистера Питерсона, ничего не говорило о его пло-хом психическом состоянии. Но как только он появился в Холмвилле, приступы паранойи и шизофрении взяли над ним вверх. Оказывается, он жил в заброшенном здании, которое когда-то, при жизни покойной миссис Дотсон, было гостиницей. В этой же гостинице орудовал и маньяк Ирвин Стоун. Возможно, благодаря этой темной славе, это здание и было выбрано пошатнувшимся разумом писателя.
Полицейские утверждают, что смогли разыскать и допросить водителя такси, который подвозил Хэнка Питерсона, при прибытии того в Холмвилль. Водитель заверяет, что тот не показался ему подозрительным. Вел он себя вполне нормально и никаких странностей не выказывал. Одно водителю показалось странным, зачем пассажир попросил довезти его именно до этого заброшенного здания. Но тогда водитель не обратил на это должного внимания.
Полиция не смогла проследить точное перемещение мистера Питерсона после этого, но, благодаря случайности, стало известно, что он зачем-то ездил в старые городские доки, которые также много лет не работают. Было принято решение проверить окрестности в поисках улик. Никто не подозревал, что этот инцидент поможет сделать еще большее открытие. В небольшом заливе, немного отходящего от русла реки, был обнаружен труп взрослого мужчины, прикованного цепями к арматуре на дне. Экспертиза показала, что это, пропавший несколько лет назад, доктор психиатрической лечебницы – Гаррисон Пирс, который, по странному стечению обстоятельств, был лечащим врачом Ирвина Стоуна. Что это? Обычное совпадение, или же страшный рок? Наверное, это навсегда останется загадкой, так как Хэнк Питерсон не пришел в себя, и по-прежнему остается во власти безумия.
Но и это еще не все. Следствие также установило, что перед тем, как отправиться на кладбище, именно мистер Питерсон поджог бывшее здание гостиницы. Вовремя потушить пожар не получилось, здание сгорело дотла, но, это дало возможность сделать еще одно жуткое открытие.
В стенах дома были замурованным многочисленные человеческие ос-танки. Судя по всему, они принадлежали жертвам Ирвина Стоуна. Одно тело смогли идентифицировать. Это был мистер Пере, державший когда-то кафе на центральной улице. Он также стал жертвой безумного маньяка и был скормлен его псам. Останки, как теперь стало известно, Ирвин Стоун замуровывал в стены, где они хранились до сегодняшнего дня.
Теперь же, благодаря Хэнку Питерсону, история вновь увидела свет. Но мы вряд ли когда-то узнаем всю правду. Единственным источником, который проливает свет на это дело, остается рукопись, которую нашли при мистере Питерсоне, когда тот лежал без сознания посреди кладбища. В этой рукописи он детально описал все, что с ним происходило, все, что показало ему его больное, помрачившееся сознание. Сам же он назвал свое сочинение – книгой, а нам остается надеяться, что этот плод чужого безумия больше никогда не увидит свет».