Исповедь

Когда ты заходила в здание аэропорта, я был уже мертв. Я умер минуту назад и ждал, когда ты это узнаешь. А ты близоруко рассматривала таблицу расписаний рейсов, не подозревая, что мой самолет уже приземлился. И диспетчеры в панике метались между мониторами, потому что рейс пропал с экранов, и в эфире повисло зловещее молчание. А у тебя в наушниках играла музыка, а на лице блуждала легкая улыбка. Я так давно не видел, как ты улыбаешься. И лишь когда стали съезжаться машины скорой помощи и журналисты, ты поняла что что-то не так. Или еще раньше, когда вместо «Ожидается» на табло прибытия повисла пустота квадратиков.  А я был рядом все время, ожидая худшего, боясь того, что будет, и зная, что оно неизбежно. Я бы отдал все, что имел в этой жизни, я отдал бы свою душу самому Дьяволу, чтобы выжить. Быть искалеченным, переломанным полностью, но живим. И я бы вынес любую боль. Но ты бы улыбалась мне каждый день.
А теперь ты казалась мне камнем. Я только и мог что наблюдать, как ты плачешь. И я боялся, что камень станет хрупким и ты рассыплешься. А я не смогу собрать тебя обратно.
Я следовал за тобой. В молчаливом такси, в темной квартире – я был рядом. И запрещал себе прикоснуться, облегчить твою боль. Потому что тогда я не смог бы сделать то, что должен.
Я грел твой чай, оборачивая свое призрачное тельце вокруг чашки и придавая ускорение молекулам. Чтобы ты пила теплый чай, как любишь. Я грел твои пальцы и целовал ножки, когда ты забывала надеть колготки в  холодной квартире.  Я целовал все цветы на твоем подоконнике, потому что ты забывала их поливать, и просил их цвести еще сильнее ради тебя. Я удерживал твои ручки, маленькие исхудавшие ручки, чтобы они не бились о угол тумбы, когда ты ночью металась в кошмарах. А когда ты засыпала под утро, я сворачивался на твоей груди и слушал биение твоего сердца. И каждый удар был сладчайшей музыкой, свидетельством того, что ты жива.
Я грел души всех, кто был рядом с тобой – случайных попутчиков в метро, автобусах, друзей, родных. Я просил их души быть добрыми к тебе и подарить то, что уже не смогу я. И люди улыбались тебе, говорили «Спасибо» и «Пожалуйста», придерживали двери и дарили цветы. Как я радовался, когда изредка тебе дарили цветы. Каждый цветочек был от меня, в счет тех, что я не подарил когда мог, и тех, что уже не смогу подарить.
Я расчесывал твои волосы, и целовал веки, когда ты спишь. И орал тебе беззвучно: «Дура, хватит плакать, зрение посадишь!».
Я расчищал тебе дорожку, когда ты темным вечером возвращалась домой, скидывал мелкие камушки, чтобы ты не зацепилась об них. И дома я оборачивался вокруг дверных косяков и острых углов, я то знал твою неуклюжесть.
Я был рядом каждую секунду. Когда ты гуляла под дождем и когда сидела в темноте, когда плакала и когда делала жалкие попытки улыбнуться. Каждый новый день был мне наградой и счастьем. Ты была жива, и большего я и просить не смел.
В последнюю ночь, когда я был с тобой, ты улыбнулась во сне, и я понял, что смог, что ты готова жить дальше.