Приключения Алексы Голубикиной часть 4я

***
За что боролись, на то и напоролись. Права народная пословица, ох как права! Лично, на своей шкуре!
Хотели повестку – поимейте! Вручал бумажонку Коробцев сам лично, на утро следующего дня. А там, черным по белому вежливое приглашение явиться для проведения официального допроса в прокуратуру, в четвертый кабинет, к 14.00.
-Ты пойдешь? – спросил Саня, сооружая мне утренний бутерброд с ветчиной и помидорами.
-А куда ж я денусь? – после явления мента мне опять понадобилась жилетка для излития слез. Саня не подкачал. Выслушал, утешил, сейчас вот кормит и задает вопросы.
-Может, все-таки, мне стоит с ним поговорить? – бутерброды ровной стопкой на тарелке, чашка кофе под хлюпающим носом. – Лешка, ведь я тебя знаю, как никто другой! И знаю, что ты воспринимаешь все буквально! И что цепляешься к словам, тоже ведаю.
-А то, что он не имеет права вести дело, находясь в личном контакте с возможной подозреваемой? Это ты тоже знаешь? Я, конечно, афишировать не стану, как и трубить по всем углам, но! Его должны были отстранить от расследования!
-И откуда ты все знаешь?
-Частые посещения сказываются… - вздохнула я, дожевывая очередной бутерброд.
-А разве ты являешься возможной подозреваемой? – поинтересовался Саня.
-Как говорит,… Говорил – поправилась я, – один мой старый знакомый: «Человек виновен, пока не доказано обратное».
-Твой знакомый не прав! Фраза звучит с точностью наоборот!
-Какая теперь разница? Повестка-то вот она! Так что пойдем доказывать свою непричастность. Кстати, и время уже…
Как не хотелось отсрочить, но, увы – половина второго. Настроена я решительно на военные переговоры, так что, если он думает меня запугать, то у него это не выйдет!

Вышло! Еще как! Прям до одури и чуть ли не до обморока. И еще, каким то образом он заставил меня почувствовать себя виноватой и задуматься.… Но, по порядку!
Кабинет знакомый, так что я не заблудилась. Показала дежурному повестку, он куда-то позвонил, что-то уточнил и, с его одобрения я потопала на второй этаж.
Вот дурики! Каким-то образом на первом этаже наличествует даже десятый номер, а второго и четвертого - не сыскать! Но я, как и сказала, прямой наводкой. Стучусь. Приглашают. Вполне вежливо. И кто у нас такой любезный? Товарищ Иванов!
-Привет! – как хорошей знакомой говорит он и даже улыбается. – А ты к Сереге? Сейчас подойдет! Присаживайся! Кофе будешь?
Киваю, киваю, присаживаюсь и отрицательно мотаю головой в прямой последовательности за его вопросами.
-А чего такая кислая? – спрашивает Вася, но ответить ему не успеваю.
Появляется главное действующее лицо. Окидывает меня пренебрежительным взглядом, от которого я сразу чувствую себя виноватой во всех грехах и готова даже признаться и понести наказание. И куда подевалась моя смелость и воинственный настрой? Ох, и попала ты, Алекса!
Вася переводит непонимающий взор с меня на начальника и уступает тому место за столом. Сам марширует к стеночке, сливается с ней и закидывает меня вопросительными взглядами.
-Чего случилось? – спрашивает одними губами, косясь на француза.
В ответ пожимаю плечами. Коробцев что-то сосредоточено ищет в верхнем ящике стола, и видать, находит, так как одаривает меня своим вниманием.
-Так, хорошо… - говорит он. – Давайте вашу повестку.
Это «ВЫ» пугает меня больше, чем строгий тон. А Вася охает и прикрывает рот ладошкой, косясь на меня уже с подозрением.
-Предупреждаю, что вы несете ответственность за дачу ложных показаний или попытку скрыть факты от следствия. – В стальных глазах ни намека на смешинку или розыгрыш. Издевается он, что ли?
-Меня уже допрашивали днесь. Мало? – Интересуюсь я.
-Я?
-Что – я?
-Допрашивал я?
-Нет! – киваю на притихшего Васю.
Сергей поворачивается к Иванову, пристально на него смотрит и задается вопросом.
-Где протокол допроса?
-Так ты ж… Вы ж… -  растерялся Вася. – Вы ж сами его того… порвали…
-Значит, напишем новый. – На стол ложится бланк, Коробцев что-то надписывает сверху и, не глядя на меня, продолжает. – И так, начнем сначала…
Я серею, я бледнею, захотелось вдруг сказать – не пошел бы он побегал перед поездом опять? Это вкратце – мое состояние на тот момент.
-Фамилия, имя, отчество? – начал с начала мент. Что ж, поиграем по вашим правилам, коль так угодно.
-Голубикина Алекса Анатольевна.
-Дата рождения?
-Четвертое февраля тысяча девятьсот семьдесят седьмого года.
-Место?
-Чье?
-Место вашего рождения? – думаю, что ответить, но он сбивает с мысли. – Отвечайте на вопрос, Голубикина!
-Никопольский родильный дом, третий этаж, вторая справа кровать от окна. – Отвечаю.
Старательно записывает. Вася проникается ситуацией и начинает прятать улыбку в пудовый кулачек.
-Вас обнаружили на месте совершения убийства, подле трупа. Что вы можете сказать по этому поводу?
-Обнаружили труп, а меня задержали – цепляюсь к неправильно сформулированному вопросу. Может зря? – в непосредственной близости от места совершения убийства. Проходила мимо.
Вася отвернулся к стеночке и уперся в нее носом. Ржет. Пока беззвучно.
-Вы были знакомы с убитым?
-Да.… Хотя – нет.
-Да или нет?
-Нет, знакома не была. Да, видела мельком.
-Когда, где, при каких обстоятельствах?
-Не помню. В собственной квартире. Пришел поговорить с моим бывшим мужем, при котором, возможно, состоял в должности бухгалтера.
-Имя, фамилия?
-Кого?
-Вашего мужа?
-Я не замужем.
-Бывшего!
-Какого именно?
Вася уже на корточки присел и держится руками за живот.
-С которым вы видели потер.…  Тьфу, - убитого?
-Мойша Абрамович Кац.
-Это фамилия до брака?
-Да.
-А после развода?
-Не имею ни малейшего понятия!
Молчит, думу думает или формулирует вопрос. Вася уже готов прилечь и отдохнуть.
-В каких вы были отношениях с убитым?
Он что, дурак? Я ж ему русским языком!
-В нейтральных.
-Это как? – вскидывает на меня удивленный взгляд.
В ответ пожимаю плечами.
-Место работы и должность.
-Кого?
-Ваша!
-Народный ансамбль песни и пляски имени Довженко. Массовиком-затейником.
Вася издает странный горловой звук. Мент вылупился в упор. А что? Пусть проверяет! Официально наша организация так и проходит по налоговым ведомостям.
Вопросов больше нет, остались одни детали.
-Уведомляю вас – говорит Коробцев официальным тоном – что вы находитесь под следствием. Покидать пределы города без моего разрешения не имеете права. Распишитесь здесь.
Это меня и добило! Не знаю почему, но меня стало колотить, как от озноба. Ручка плясала в моей руке, когда я ставила подпись на каждом листке внизу. Голова закружилась и я чуть было не свалилась на пол, но он успел! Ухватил меня за плечи и прижал к себе.
-Вася, дай воды.
Вася исполнил с завидным рвением. Мои зубы выбивали дробь о край стакана, но лучше уж стакан в зубах, чем зубы в стакане.
-Ты этого хотела? Так?
Я посмотрела в серые глаза и не ответила, только предприняла попытку отстраниться. Он отпустил.
-Отвези ее домой.
-Я сама – попыталась я возразить, но он сделал вид, что не услышал.
-Ей нельзя за руль в таком состоянии. Доставишь до квартиры, потом доложишь. Как понял?
Вася козырнул и открыл передо мной дверь.
-Да, Голубикина, - спохватился мент. – еще один вопрос.
Я оглянулась – француз сидел за столом, не подымая на меня глаз.
-Ты меня любишь?
-Это к делу не относится. – Сказала я и закрыла за собой дверь.

-Вася, можешь быть свободен! – Смилостивилась я, когда мы оказались на улице. – Я самостоятельная девочка, доеду.
-Ну уж нет! – не поддался на провокацию Иванов. – Вдруг столбик фонарный решит вам дорогу перебежать, а я потом отвечай? Да мне, что случись, начальник голову отвернет, на чем фуражку носить стану?
-На плечах! – подсказываю я.
-Не, там погоны, так что плечи отпадают. Придется выполнить приказ.
Как галантный кавалер, Вася открывает передо мной пассажирскую дверь и ждет, пока я усядусь. Поехали.
-И какой кошке вознамерилось перебежать вам дорогу? – Вася едет медленно, старательно вертя головой по сторонам и пристально разглядывая каждый знак, который встречается по пути. – Он два дня, как буйно помешанный, орет на всех, почем зря…
-Хм… - Отвечаю, уставившись в окно. Не очень-то охота вводить постороннего человека в курс своих переживаний.
-Вылупится на вашу фотографию и сидит, сидит…
Какую фотографию? Откуда фотографию?
-Ты о чем, Вася? – заинтересовалась я.
-Как о чем? О нем же! Я вот, с утра по шапке получил лишь за то, что не постучался.… Ну и стал случайным свидетелем тому, что начальник проливает слезы над вашим изображением.
-А откуда у него моя фотография?
-Так это… - Вася переводит взгляд с дороги на меня и ухмыляется, заговорщицким шепотом сообщая. – Он ее из дела спер! Ребятам в лаборатории пришлось попотеть, что б сделать карточку более четкой, да еще и увеличит так, что б под рамочку…
-Из какого дела? Под какую рамочку?
-События девяносто девятого года помните? Тогда, когда вашу квартиру обокрали?
-Ну? – смутно стала припоминать я. Дело не в том, что это было давно, в том, что все, что со мной происходило за всю жизнь и не упомнишь! Тем более, к посещениям отделения милиции отношусь, как к чему-то обыденному, как к необходимому злу. Что ж я виновата, что практически все, что случается, каким – то образом касается меня?
-Тогда еще, когда воришку задержали, помимо магнитофона и ваших украшений нашли у него дома и фотографию, где вы с подругой в Сочи, на берегу моря. А когда спросили, зачем он еще и фото прихватил, знаете, что он сказал?
-Ну?
-Что в тот момент, когда увидел фотографию, поклялся себе, что обязательно поедет отдыхать в Крым. А фото захватил как путеводитель: очень ему захотелось отыскать те скалы, на фоне которых вы были сняты. Так что, воришка отдыхает, а фотография была подшита к делу, как улика.… Вот теперь наш начальник запаковал ее в рамочку и поставил на письменный стол.
-Что-то не видела никакой …
-Так она ж у него в кабинете! – прервал мои сомнения Василий. – Он как на повышение пошел, так и переехал! А мне четвертый, в наследство, так сказать…
А я и не знала! Мент он и есть мент! Форма да погоны! Ну, еще и фуражка на голову для формирования хотя б одной извилины и чтоб солнышко глазки не мучило – козырек!
-И большим начальником стал?
-Ну, как сказать… Старшим следаком.
-А ты?
-А я опер, просто опер… - вздохнул Вася.
-А откуда ты родом, Вася? – поинтересовалась я. Все-таки, что не говорите, а на Украине свой, особый говор. Так вот Вася не обладал такой мягкостью, но очень старался, и это резало мой музыкальный слух.
-Что, так заметно? – огорчился Иванов. Я неопределенно пожала плечами. Он продолжил. – Из Дмитрова я. Городок такой, недалеко от Москвы.
-И каким ветром тебя сюда занесло?
-Собственным желанием… Я окончил юридический. Со мной на курсе училась девушка…
-Так ты следом за ней, что ли? – догадалась я.
-Ну да.… Вот уже три месяца, как сменил гражданство.
-И как, успешно?
Вася пожал плечами и обреченно ответил.
-Пока кругами.… Замужем она оказалась.
Ну, это не препятствие!
-А ты не знал?
-А я не любопытен. От природы…
-А вот я расплачиваюсь за проявленное любопытство. – Сказала я. – Так что и не знаешь даже, что лучше, ведать или же наоборот…
-Анекдот такой есть, - отозвался Вася, правильно предположив, по отношению к кому я проявила недозволенный интерес. – Старый, правда, но в тему. Рассказать?
-Давай! – одобрила я.
-«Мужик, пьяный в умат приходит домой. – Начал Вася. – До получки осталась неделя, а в кармане денег ровно столько, что б хватило на завтра опохмелиться. Ну, ложится спать с чистой совестью, а наутро шарит в брюках, а там – пусто! А голова-то болит! Он, не долго думая – гуся подмышку и на рынок. Продал, полечился и домой притопал. А дома жена его спрашивает:
-Вася, ты нашего гуся не видел случайно? С утра ищу – пропал.
-Видел, - говорит Вася, - наш гусь улетел в теплые края. А если ты будешь совать свой нос в мои карманы, то и козел в горы уйдет!»
Да уж, любопытство до добра не доводит, а вот, кстати, и мой дом. Вася притормаживает, выпускает меня из машины и торжественно вручает ключи:
-Миссия выполнена! Разрешите откланяться?
-Разрешаю!
Козырнув, Вася покидает доверенный объект, а я, попеременно, то вздыхая то охая, поднимаюсь на второй этаж. И думу думаю. А вдруг и правда, в том, что я прочла, нет ничего такого? Может, Коробцев прав? Вот даже и Саня говорит, что слишком уж я буквально все воспринимаю, да и к словам цепляюсь неимоверно? Фотография, говоришь? На рабочем столе? Была бы на стене приклеена, я б решила, что мент в «дартс» развлекается, целя дротиками в мое изображение. А на столе? Это хоть о чем-то говорит, а, Алекса?

Саня, проявив терпение, дождался таки меня. К тому же, зная, что утихомирить меня можно, лишь задобрив чем-то вкусненьким – расстарался на славу. Не знаю, может, он ожидал, что я буду огнем плеваться или стены рушить, по крайней мере, вид у него был именно такой. Но его надежд я не оправдала – села себе тихонечко на стульчик и скромненько взяла с тарелочки семгу, запеченную с какими то безумными травами, и даже жевать стала с подобострастием. Минуты две он следил за тем, как я ем и не бузю, а затем не выдержал.
-Ну и? Как все прошло?
-Думаю, я удовлетворила ментовское любопытство.
-И?
-Что - и? – не поняла я.
-Ты ему даже рожу не расцарапала?
-Нет, а должна была?
-Ну, Лешка, от тебя то чего хочешь можно ожидать! Я так даже думал, что придется за тобой ехать и на поруки забирать, под собственную ответственность! С твоим-то характером! А когда француз твой позвонил и сказал, что ты скоро будешь дома, так я вообще решил, что все… Вещички собрать… Тапочки там и прочее.
-Какие тапочки?
-А нанесение телесных повреждений при исполнении? Статья, между прочим! Мы с Антохой уже распределили дни, когда будем тебя навещать.
-Да я к нему даже пальцем не притронулась! – возмутилась я.
-Вот-вот, что меня и удивляет! Стареешь ты, что ли?
-А не пошли бы вы все погулять? – Отмахнулась я. Беззлобно…

***
Время, затраченное на то, чтоб обучить Григория держаться на лошади, не стоило затраченных на то усилий! И результат пятидневных попыток был тем – же, что и с начала – то есть – нулевым. Лично я выдохлась. Причем на столько, что решила-таки поговорить с режиссером, гениальному замыслу которого не суждено воплотиться в реальности. Увы!
-Ну что мне его, привязать что ли? – спрашивала я Славика, добившись аудиенции. – Ты же хочешь, что б во вторник мы уже работали на сцене с лошадью!
-И что делать? – подняв на меня глаза, спросил шеф. Вид его был настолько огорченным, что мне стало его жалко.
Инициатива наказуема! Сколько раз я об этом слышала!
-Или дай еще время или придется кое-что изменить! Но с Григорием этот номер не пройдет!
-У тебя есть конкретное предложение?
-Есть! – сказала я. И как потом об этом пожалела! и зачем я только сунулась? – смотри…
Лошадь оставалась, только вот мы с Гришкой немного поменялись ролями. Если мальчик не полез на лошадь, это могу сделать я, не так ли? А уж втащить его в седло, посадить позади себя и шагом вывезти за кулисы большой проблемы не представляет. Не далее, как сегодня с утра такой вариант мы с Григорием опробовали, посоветовались и направили меня парламентером.
Шеф выслушал, хмыкнул одобрительно и заявил:
-Ну вот, а что я говорил! Вот это будет сюрприз! Мы тебе такой костюмчик сварганим, и корону! Зал будет в шоке! И все-таки, как я до этого додумался? Цены мне нет! За два дня управитесь?
Если учитывать, что сегодня воскресенье, завтра выходной – мы можем апробировать непосредственно на сцене, то, думаю – да!

Для зала это действительно стало сюрпризом, и еще каким! И не только для зала, но и для меня!
Вчера все прошло без сучка и задоринки! Конячка слушалась, стояла там, где ее поставили, ожидая терпеливо пока я не воздам должное Григорию, а затем так же спокойно увозила меня за кулисы, с партнером за спиной. Единственным неудобством было то, что Гришка цеплялся за мою шею двумя руками, рискуя удушить. Но, минутку потерпеть можно. Самое главное – скрыться со зрительских глаз, а за кулисами стряхнуть его небрежно на приготовленный матрац, служивший мне до этого верой и правдой. Теперь уж я рассчитаюсь за все свои падения!
Но так было вчера. А сегодня…
Как и полагалось, конь выгарцевал на сцену испанским шагом, неся на своей спине меня, обряженную в немыслимые кружавчики, которые едва прикрывали мои прелести. На голове – величавая монаршая корона, на плечах – полупрозрачный плащ, усыпанный звездочками и попоной растекшийся по лошадиному крупу. Дело за малым – доскакать до Гришки, привязанному цепями к бутафорскому дереву, грациозно слезть с лошади и попытаться его освободить. Попытка должна окончится удачно и мы с Григорием удаляемся со сцены под дружные аплодисменты и гиканье. А кто впереди кого сидит в седле – это уже мелочи.
Чем мне импонирует режиссерский талант нашего шефа – так это тем, что он не скупится на правдоподобные декорации. Тем более – что их в нашем здании – полный подвал. И лес, как лес, согласно замыслу. И дерево, к которому прикован Гришка - в три обхвата, а не палка от швабры. И даже птички на все голоса распелись. Все это окидываю одним взглядом, гордо выпрямив спину. На дальнейшее у мерина были свои планы.
Что ему не понравилось – не имею ни малейшего понятия. Может быть подсветка, настойчиво бившая в глаза. Может – сама музыка или темнота в зале. А, может, его испугали цепи, которыми в ожидании спасения громыхал мой партнер? Со мной он не советовался (мерин, имею в виду. С Гришкой мы все отрепетировали заранее), дико заржав – стал свечкой, рассекая копытами воздух. С-перепугу я прилипла к конской шее, напрочь позабыв про повод, который теперь мне заменили жгуты гривы. Буряк протанцевал до края сцены на задних ногах, потом сильным толчком взвился в воздух и, перемахнув через два ближайших от сцены столика, прыгнул в полумрак зала.
-Ты куда? – обиженно вскрикнул Гришка.
-А-а-а! – ответила я.
Буряк на ходу крупом толкнул официанта, помыслившего перекрыть нам дорогу до двери. Отброшенный сильным толчком несостоявшийся спаситель отлетел в сторону, увлекая за собой столик, за который так опрометчиво зацепился.
Две секунды и мы уже цокаем вниз по мраморной лестнице, охранник у входной двери вылупил очи на меня и на сопровождение сзади. А надо сказать – за нами последовали все, кто был на тот момент в клубе. Не присутствовал только Гришка – никто не догадался отмотать его от дерева.
Буряк прямым маршрутом чешет к выходу не обращая внимания на крики «стоять» вопящим начальственным голосом обалдевшего Славика позади. Только ходу поддал.
-От-т-к-к-рой д-д-верь! – пытаюсь я докричаться охраннику, обомлевшей статуей застывшему у выхода. Как ни странно, он понимает, что я пытаюсь сказать и выполняет с завидным рвением. Буряк галопом выносит меня в ночь. Не пришлось даже головы пригнуть, проем позволяет, к тому же я прилипла к конской шее, намотав на руки целые канаты гривы.
В быстром темпе поворачиваем направо и по Первомайской, в сторону окраин. Направление выбирает лошадка, лично я ни в чем участвовать не намерена, буду только сидеть и повторять сдавленным скачущим голосом:
-Сни-ми-ми-те ме-ме-ня-а!
Изумленные прохожие на призыв откликнуться не спешат, а может, просто не успевают – очень уж быстро мы проносимся мимо. Но то, что провожают меня обалдевшими взглядами – точно. Могу только представить, как выгляжу: корона съехала на ухо, тоненькие бретельки бюста, не выдержав скачки, лопнули, плащ, завязанный на шее, несется над спиной звездной тенью, ярко накрашенное лицо перекошено от ужаса, еще и клич с натяжкой на индейский! Вот прохожие и шарахались в стороны с отрытыми ртами, некоторые даже пальцами у виска покручивали, но мне не до этого, я уже в силах только пищать жалобно:
-Сни-ми-ми-те ме-ме-ня!
Так мы пролетаем два квартала, но на пересечении с К-Либкнехта, Буряк решает изменить направление и прокатить меня в Старую Часть города. Дорожка с горки, сзади – никого, или он устал или надоело, но мы перешли на легкую рысь. Нет уж, будем ждать полной остановки – гриву я из рук не выпущу ни за что! А сигать с коня даже при такой скорости – чистое самоубийство!
На чью-либо помощь рассчитывать нечего – мы не в центре, а на окраинах жизнь вымирает уже к одиннадцати. Машин у нас мало, но вот одна практически поравнялась с нами.
-Катаемся? – раздается слева знакомый голос.
Осторожно поворачиваю голову и наблюдаю Иванова, высунувшегося в окно служебной машины.
 – Или лошадку угнали? – уточняет он, но, по-видимому, меня не узнает.
Я говорила, что фонари отключают рано? Да еще и узнать меня в таком обряде и слившейся с лошадью, для этого необходимо обладать кошачьим зрением. Но, вот он, мой спаситель, - решаю я!
-Вася! Васенька! Сними меня, пожалуйста!
-Алекса, ты что ли? – охает Вася и, приглядываясь, до половины высовывается в окно. – Ха, а кто ж еще? Можно было догадаться! И чего ты там делаешь? Вечерний марафон? И что это на тебе надето?
Только тут он разглядел, что в принципе не надето ничего, присвистнул, в особенности, когда увидел, что верхняя часть моего костюма безнадежно сползла в район пупка.
-Ни финты себе? А ты откуда такая нарядная?
-Вася, твою мать! – не выдержала я. – Ты остановишь эту чертову лошадь или нет?
Буряк уже начинает нервничать – я это вижу по тому, как он поворачивает голову и косит глазом в сторону попутчика. Мы потихонечку начинаем наращивать скорость. Вася ныряет в салон, что-то обсуждает с невидимым мне собеседником, вновь высовывается из окна и протягивает руку, пытаясь ухватить коня под уздцы.
Мерин вполне справедливо расценивает это действие, как посягательство на свою свободу, шарахается в сторону и резко прибавляет ходу. Невидимый водитель тоже поддает газу, пытаясь вести машину вровень с нами. А я уже не способна держаться в седле, меня так растрясло по дороге, что если Буряк вознамерится испугаться и понести – придется искать хорошего травматолога. Вася уже чуть - ли не вываливается из окна, но надежды не теряет. И ему удается!
Машина неожиданно виляет и Вася, вместо того, что б ухватится за повод, двумя руками обнимает лошадиную шею. Он же сейчас вывалится! Но нет, его надежно придерживает за ремень казенных штанов чья-то рука.
-Твою мать! – Орет Вася в конское ухо. – Стоять, скотина! Я ж щас навернусь! Стоять! Кому говорю! П-р-ру! П-п-ру!
Я уже плачу, нет – рыдаю навзрыд, заранее прощаясь и со своей и с Васиной жизнью. Интересно, напишут ли его маме, что он погиб при исполнении?
Вася продолжал заваливать Буряка трехэтажным матом, не скупясь в выражениях и крепко обняв конскую шею, словно строптивую любовницу. Но выдохся, а может, и слова закончились, и он сказал последнее, что еще не произносил:
-Скотина ты! Конь с яйцами!
От такого несправедливого обвинения мерин опешил и остановился, резко осаживаясь на зад.  Машина по инерции поехала дальше, а Васю, так и не разомкнувшего цепких объятий, выдернуло из окна не хуже пробки. А вот я руки разжала! И сползла на асфальт по лошадиной спине, как по горке. И уже на твердой поверхности разлеглась аккуратненько, раскинув ручки в стороны, и приготовилась помирать.
Кто-то прильнул к моей груди (ох и Вася, охальник!), а затем бешено затряс, причем так, что я едва не долбанулась затылком об асфальт. Разлепляю очи и вижу.… Нет, не Васю – тот стоит в обнимку с Буряком, нашептывая что-то в тугое лошадиное ухо. Я вижу Коробцева, собственной персоной, который завис надо - мной коршуном и уже руку приготовил, что б похлопать меня по щеке. Руку я перехватила.
-Не вздумай меня ударить. – Произнесла я.
-Ты…Ты.… Тебе жить надоело?
-Пока еще нет! И поэтому, умоляю, Коробцев, слезь с меня! Иначе ты меня раздавишь! Тяжело ведь!
И в самом деле, при попытке привести меня в чувство он навалился на мое пострадавшее тело всем весом. А дяденька он не маленький и очень даже накачанный. А ребрышки у меня тоненькие и хрупкие! Так что одно другому категорически противопоказано!
Коробцев обдумал мои слова и внял: поднялся, уцепился за мою руку и рывком придал мне вертикальное положение. Тут он разглядел верхнюю половину моего костюма (вернее, ее полное  отсутствие), метнул быстрый взгляд на Иванова и скоренько стянул с себя свой форменный пиджак.
-На вот, прикройся! – Серж набросил китель на мои плечи и повернулся так, что б отгородить меня от возможных взглядов своего подчиненного.
Я послушно прикрылась, но пиджак оказался настолько тяжел, что норовил сползти с плеч на землю. Тогда я просунула руки в рукава и предприняла попытку застегнуть пуговицы. Не получилось – мои пальцы безнадежно заплутали в широких и слишком длинных рукавах.
-Сережа! – позвала я. Он обернулся. – Сережа, ты мне не поможешь? Застегни, пожалуйста!
Будь его воля, он спеленал бы меня этим пиджаком так, что б я и носа наружу не казала! Но тут уж пришлось ограничиться теми пуговицами, какие были.… Застегнул. Стою, как дура, хлюпаю носом и заблаговременно подготавливаю речь для собственного шефа. Необходимо только добраться, а уж на месте я ему все выскажу! Вот только как дойти-то? На коня я под дулом пистолета не полезу, пешком - не далеко, конечно, но думаю, пока дойду, соберу за собой целую демонстрацию из прохожих. Выгляжу я как.… Как Пьеро! Причем и личико такое же грустное. На плечах пиджачок, в который бы влезли две меня. Из-под пиджачка вьется на легком ветру шифоновый звездчатый плащик. Черные лаковые сапожки на двенадцатисантиметровой шпильке.… Да.… По сцене, вприсядку, еще ничего, но по нашим дорогам я пройду метров двести…
Француз глаз с меня не сводит – уставился, как баран на новые ворота.
-И что думаешь делать дальше? – спрашивает он. – Может, отвезти тебя домой?
-Домой? – вздыхаю я. – В таком виде? А можешь подбросить в клуб?
-Хоть на край света! А с лошадью что делать?
Коробцев оборачивается и мне тоже удается посмотреть на то, как Иванов, найдя, очевидно с мерином общий язык, нежно почесывает конскую морду. Мерин прядет ушами и покачивает башкой, очевидно соглашаясь с тем, что нашептывает ему на ухо Вася.
-А мы можем его здесь привязать, вон, к тополю! – предлагаю я. – Пусть Славик сам за ним чешет! Лично я и близко не подойду к этому монстру!
Вася, посоветовавшись с Буряком, выдвигает встречное предложение:
-А давайте я его отведу? А то мало ли, сопрут еще.… Да и страшно ему будет, наверное…
-Давай так! – произносит Коробцев. – Садимся в машину, привяжем его, да вон хоть к фаркопу, и поедем потихонечку! А он пусть себе топает!
-Что вы? – закрывает мерина собой Иванов. – Капля никотина убивает лошадь! А вы хотите, что б он выхлопными газами задохнулся? Нет уж, мы пешочком, а вы можете ехать! Доставлю в лучшем виде!
-Ладно, - кивает Серж, - только мы уж поедем медленно, позади, а то мало ли чего? Так что, давайте, выдвигайтесь в путь.
Иванов, не переставая почесывать лошадиную морду, начинает движение и даже запевает молодецким голосом:
-Мы пойдем с конем по полю  вдвоем. Мы  вдвоем с конем…
Я шкандыбаю до машины, падаю на переднее сиденье и, Коробцев, развернув автомобиль, тихонечко трогается следом за Васей, освещая дорогу.
Когда проезжаем еще оживленный центр, удивленные граждане пытаются выяснить друг у друга, что же натворила бедная лошадка, раз ее ведет под уздцы мент, а сзади конвоем дежурная машина с включенными мигалками. Сколько версий, мама дорогая! Если б мерин понимал человеческую речь, сгорел бы от стыда от таких предположений!