Коля любил читать

  "Сладки гусиные лапки. А ты их едал?
         Нет, я не едал, а мой батя видал, как наш барин едал".
             Такое я слышал в детстве.

   Коля Бражкин проснулся рано. Вернее, он всю ночь почти совсем не спал. Только задремлет, сразу перед глазами появляется горбушка хлеба, которую он съел еще неделю назад.  Да еще и совсем маленькая сестренка Катя тоже всю ночь плакала. А плакала она потому, что, как и сам Коля, хотела есть. Вчера мама раздобыла,  (за какую-то вещицу выменяла), немного муки и сварила похлебку. Кастрюлька была маленькая, а их четверо, есть еще пятилетний Миша. Только и хватило, чтобы хоть на полчаса утолить постоянный голод.

   Коля любил читать. У него была своя книжка.  Очень интересная книжка. Коля читает: «Утром к столу выходили к восьми часам и основательно подкреплялись беконом, паштетом, овсянкой, яйцами и хлебом с маслом».  Не всё понятно, но -с яйцами и хлебом, значит - еда.

   Еще год назад семья Коли не знала, что такое голод. У них был отец, и хотя уже многие соседские мальчишки часто просили у него поделиться обедом, который ему давала мама в школу, сам он голодным еще не бывал.
   Коля читает: "К часу вся семья как штык должна была собраться за столом на ланч и подзаправиться сандвичами".  А этого Коля совсем не понимал. Он
не знал, что такое ланч, и что такое – подзаправиться сандвичами. Поэтому он и не думал, что те люди и этот раз собирались за столом с целью приёма пищи.

   Когда крестьян в селе «добровольно» стали превращать в колхозников, отец Коли, Петр Трофимович, один из первых вступил в колхоз, а через год с лишним ушел «на казенные харчи». Первый год колхозной жизни прошел терпимо. Привыкшие трудиться на земле крестьяне работали в колхозе усердно, некоторые даже усердней, чем раньше на своей земле, обещали хорошую оплату.  И урожаем на колхозной земле в том году Бог не обидел.

   На заработанные трудодни колхозникам дали пшеницы и других продуктов, правда, не так много, как обещали, но никто вслух не роптал. Мама Коли, уже, будучи колхозницей, родила дочку Катю, работала в огородной бригаде не далеко от дома, зарабатывала трудодни. На второй год урожай был немного слабее, засушливое лето было, но хлеба на трудодни совсем не дали. Правда, сначала на колхозном собрании утвердили нормы оплаты трудодней, хотя и ниже прошлогодних. Но после этого были увеличены поставки зерна в государственные закрома, всё вывезли, на трудодни ничего не осталось. У многих, особенно в семьях с большим количеством едоков, а таких тогда в селах было много, запасы кончились уже в середине зимы, многие жили впроголодь. Да еще по всем дворам прошли продотряды, специально созданные для изымания «излишков» хлеба. Забирали все, что только находили, даже пшено или фасоль. Не помогали ни детские слезы, ни проклятия старух.

  Вот тогда Петр Трофимович в какой-то компании и спел частушку:
«Мы по-новому живем:
Мужиков в колхоз загнали,
Вместо хлеба, жмых жуём,
Скоту раньше отдавали».
  Эту частушку многие в колхозе знали, она немного  и относилась к этому колхозу с названием: «Новая жизнь», но ее вспоминали только в узких компаниях. О том, что частушку пел Петр Трофимович, кто-то донес до начальства, и на вторую ночь его увезли.

   Коля читает: «В пять часов вся семья собиралась на чай с пшеничными булочками, к которым подавались варенье, крем или джем».  Хотя Коля и не
знал, что такое - крем и джем, но, если с булочками, значит тоже - еда.
  После того, как арестовали и увезли Петра Трофимовича, в семье Коли стало совсем худо. Пока спасала корова, сена на зиму было заготовлено достаточно. Корова была молочная, самим хватало и часть молока шло на обмен за продукты, которые у них кончились. В школу Коля уже не ходил, стал хозяином вместо отца, хотя учился успешно.  В конце зимы по селу прошел слух, что от Петра Трофимовича было письмо, но его семье так и не дали, когда спросили почтальона, тот сказал, что никакого письма не было. Видимо в письме было что-то «запретное», оно и нашло свой приют в НКВД, а работникам почты пригрозили.

  Одним утром мама Коли, ее звали Евдокия Ивановна, как всегда, первым делом пошла в хлев с молочным ведром, но хлев встретил хозяйку распахнутой дверью, вернее – сломанной. Коровы в хлеву не было, ее украли, в то голодное время это не было чем-то необычным. Коля уже растапливал печь и первым увидел вошедшую заплаканную мать. Заявление в милиции приняли, но скорее для  порядка, чем для поиска преступников, тем более, когда дело касалось семьи «врага народа». С этого дня семья Коли полностью перешла на голодный паек.
 
  На второй день, после того, как у них не стало молочной кормилицы, Коля полез в погреб, где стояли пустые бочки. В тех бочках еще осенью были квашеная капуста, засоленные помидоры и огурцы. Между пустыми бочками Коля нашел две морковки, мама их сварила. С одной морковки мама сделала кашу для Кати, вторую разделила между Колей и Мишей, сама сказала, что ей совсем есть не охота. Коля, конечно, возражал, не поверил маме, что ей не хочется есть,но сам не заметил, как съел свой кусочек морковки.

   Коля читает: «Обед по традиции был в семь часов и состоял с овощного супа с гренками. На них чаще всего намазывали измельченный сыр, смешанный с взбитыми желтками яиц, перцем и горчицей. Также подавалась дичь, куропатки, рябчики, зайцы, на которых охотились в окрестных лесах, рыба или говяжий бифштекс с рисом и томатной подливой».  Коля удивлялся, зачем на один обед столько еды.

  В соседнем селе жила сестра отца Коли тетя Шура. У нее тоже продуктов было мало, но она еще не голодала. Иногда тетя Шура приносила им то немного муки, то пшена, то картошки. В такие дни у них был праздник, и мама старалась этими подарками кормить семью несколько дней. Однажды тетя Шура долго говорила с мамой Коли наедине. Провожать тетю Шуру Евдокия Ивановна вышла в слезах. Увидев заплаканную мать, а такое случалось очень редко, Коля подумал, что тетя Шура принесла плохую весть об отце. Но оказалось, как он узнал вечером, причиной слёз было совсем другое.

  Оказалось, тетя Шура убедила маму, что спасти Катю и Мишу от голодной смерти, а такие случаи уже были в селе не  редкостью, можно только так, как уже некоторые сделали: отнесли детей на станцию и оставили в проходящем поезде. Говорят, что таких детей подбирают и сдают в приюты, специально для этого созданные в городах. Когда мама об этом сказала Коле, он сначала стал возражать, как это можно, ведь тогда они Катю и Мишу уже никогда не увидят. Но Коля уже достаточно повзрослел за этот год, и понял, что не сделай так, его брат и сестра уже не проживут и десяти дней. И хотя сделать так Коле с мамой было тяжело, они это сделали. И хотя таких больших детей, как Миша, брошенных в поезде, старались узнать, откуда они и отправляли обратно, Катю с Мишей не вернули, они были сильно истощены.

  Коля читает: "По воскресеньям обязательно был ростбиф с хрустящей корочкой и сочной розовой мякотью. Его подавали с йоркширским пудингом". Здесь Коля тоже ничего не понимал, что там было у тех людей по воскресеньям, хотя "хрустящая корочка" вела в воспоминания о хлебе и пирогах, которые были у них раньше. После того, как в семье  не стало Миши и Кати, Коле было совсем нечего делать. С другом Ваней смастерили капкан, установили в лесу и на второй день принесли домой зайца. Даже удивились, в лесу уже давно всю дичь переловили. Две семьи немножко ожили. Правда, через несколько дней в капкан попалась ворона, но они и ворону съели.

   Коля читает: "Гостям предлагали цесарок, шпигованных копченым салом, с грибами и ветчиной, салат из омаров, для которого омаров отваривали до полу-готовности, приправляли солью, перцем и слегка обжаривали на сливочном масле, и, конечно, коронное блюдо английских джентльменов – седло барашка.    Мясо поясничной части следовало разделать с особой тщательностью, натереть чесноком, пряностями и обжарить на шпике, а потом тушить до готовности.    Подавали его с картофелем, отварными овощами и с соусом, для которого растапливали сливочное масло, добавляли сметану, перец, соль, разводили мясным бульоном и проваривали несколько минут». Здесь Коля тоже удивлялся, неужели на земле есть такое обилие продуктов? Но, если так написано, значит - есть, тогда всему написанному верили.

  Кое-как дожили до первых листьев на липах. Кто в семье еще мог ходить, рвали молодые липовые листья, сушили, перетирали в муку и пекли лепешки. Это уже была еда. Правда, один сосед, двадцатилетний парень, не стал ждать, когда мать напечет лепешек.  Пока мать ходила к колодцу, он съел много такой муки, истощённый организм не выдержал . Но у Коли с мамой все обошлось.

   Пришла весточка и об отце.  Эту весточку принес мужик из соседнего села, вернувшийся домой из того лагеря, в котором работал Петр Тимофеевич. Срок у отца был всего три года, он живой и, как сказал мужик, здоровый, и Коля с мамой стали жить в ожидании отца. Потом пошли работать на колхозное поле, а там варили обед, пшенный суп с конопляным маслом и молодыми листьями сахарной свеклы. И хотя в том супе преобладали свекольные листья и вода, но и с такой едой уже можно было жить. Голодной смертью уже никто свою жизнь не кончал.   Через несколько месяцев вернулся и отец, отпустили его досрочно за хорошую работу.

   Коля любил читать. Он читал, и больше всего ему нравилось читать о том, как эти, какие-то странные люди, завтракали, обедали, ужинали и главное, что они ели. Читал и думал: Какие эти люди - обжоры. Очень интересная книжка. Особенно, для читателей с пустыми желудками.

       Июнь 2012