Потому что я - Вампир Глава 3

Потому что я - ВАМПИР
Дунаева Алёна

Продолжение...

Глава ТРЕТЬЯ.
28.3.12
 Я чувствовала себя не очень хорошо и вовсе не потому, что не давала покоя ноющая боль от ссадин и ушибов, после полуденного полёта с велосипеда, который уже навряд ли можно было эксплуатировать. Когда я вернулась, мама ещё спала, а отец пока что не вернулся. Так что мне никто не мог помешать спрятать своего разбитого железного «пони» обратно в «Хламовую комнату». В ушах по-прежнему звенело, видимо я хорошо ударилась головой. Не удивительно, ведь иначе трудно было объяснить рационально всё то, что я увидела. Но, что я увидела? Ровным счётом ничего! Возможно, увидела всё то же, что и остальные, только после удара в моёй голове что-то замкнуло, вот я поняла и восприняла всё несколько не стандартно. Наверняка я просто не заметила, как тот незнакомый мужчина шагнул мне под колёса, с непривычки к такому чистому и головокружительному воздуху. Просто расслабилась и стала рассеянной. Такое ведь с каждым бывает! Я только надеялась, что с тем человеком, на которого я наехала, было всё в порядке, и он не пострадал от удара, ТАК сплющившего мой велосипед. Если верить моим глазам, тот оказался целым и невредимым и смог сам, незаметно скрыться в толпе. Меня мучили угрызения совести. И за аварию, и за то, что заставила занервничать совершенно чужих мне людей. Не спорю, я была довольно груба с Рэйнольдом, но, не смотря на это, он пришел мне на помощь. Парень он был забавный, но не в моём вкусе. Впрочем, как и всё остальное, вызывавшее во мне хоть какие-то отголоски.
Травмы были незначительные, и в принципе, если не приглядываться, не заметные. На это я и рассчитывала. Ведь если бы родители узнали, что я грохнулась с велосипеда, было бы столько воплей и причитаний, без которых я вполне обошлась бы.
Обед прошел в гордом одиночестве. Лёгкий салат и освежающий апельсиновый сок самое то, что мне тогда хотелось. Тщательно пережевывая каждый кусочек, я продолжала думать. Мысли хаотично метались в моей голове, создавая в ней гул.
«Если в течение ближайшего часа меня не стошнит, - настраивала я саму себя. Уж что-что, а с самовнушением у меня проблем не было. - То, значит, сотрясения в этот раз мне удалось избежать». - Медленно, кусочек за кусочком, поглощая свой обед, я то и дело бросала взгляд на наручные часы. Минуты тянулись медленно и непринуждённо, будто устали от однообразного ритма собственных шагов и решили изобразить что-нибудь новенькое, более лиричное с вкраплениями тревоги. Бессмысленная трата времени. Всё равно к окончанию обеда они вернулись к прежнему более привычному для них такту.
Прибавив отцу работы - скинув ещё грязной посуды в раковину, медленным размашистым шагом я прошлась по столовой, измеряя расстояние от двери в кухню до выхода в холл, растягивая удовольствие свободы действий. Тишина, царившая в доме, меня ничуть не смущала. Я привыкла подолгу оставаться наедине с собой, в мертвом молчании и абсолютном покое. Торжественно пересекая холл, я думала, чем же можно занять себя и, войдя в гостиную, поняла, что телевизор смотреть не хочу. Огромное по всем параметрам пространство было залито светом, хотя лучи солнца уже не проникали в него через четыре больших окна (солнце находилось высоко над домом). Тонкие прозрачные паутины занавесок и раздвинутые плотные шторы позволяли свету и духу улицы беспрепятственно проникать в комнату, будто стирая все границы в виде стен и перенося всю комнату в бескрайние пространства природы, окружавшие дом. Снова захотелось вдохнуть поглубже и от этого желания вновь закружилась голова. Я обвела взглядом гостиную, в которой свободно могли вместиться человек пятьдесят. Моё внимание привлек большой домашний кинотеатр, висевший по правую сторону от меня, на стене за которой находилась богатая библиотека, оставшаяся от прежней хозяйки дома (а не камин, сглаживавший угол между торцевой стеной и смежной с гостиной и библиотекой). В центре комнаты стоял комплект из большого мягкого дивана и двух кресел тёплого молочного цвета, а между ними стеклянный журнальный столик, где под пультом от кинотеатра уже покоилась местная утренняя газета. Она была сложена пополам, но на части страницы, смотрящей вверх, пестрила фотография парка, очень красивого парка. А под ней жирным шрифтом выделялся заголовок: «Йеллоустонский парк уже побил собственный рекорд посещаемости...». Вблизи Джексона вообще было много заповедников, и самым знаменитым из них был парк Йеллоустон, в котором по случайности, а может и по закону пакости, мне ни разу не довелось побывать. Я много слышала о нём и читала. Ещё учась в школе, даже делала по нему доклад, за который получила «отлично». В своё время я, вообще, мечтала работать в подобных местах, где повсюду дикая природа, свежий воздух и чувство безграничной свободы от людей и внешнего мира в целом. Но если учесть последние новости, Йелоустон больше под это описание не подходил. И очень жаль! Мой тяжелый полный сожаления вздох отразился на чёрном экране кинотеатра, висевшего с небольшим наклоном вперёд, искажая мои и без того далёкие от идеала пропорции. Отмахнувшись от своего отражения, я направилась к библиотеке, подобной которой я ещё не видела. В ней были собраны книги со всего мира. Правда, как сказала мама: «Все раритетные издания были переданы в местный музей, в соответствии с завещанием прежней хозяйки». Судя по широким пустотам на одном из старых деревянных стеллажей, в высоту достающего до самого потолка, а в ширину достигавшего шести-семи футов, этих «раритетных изданий» и неё было предостаточно. Однако от их отсутствия библиотека ничуть не оскудела. Свет из окон, количественно и качественно схожих с гостиной и кухней, почти не проникал в окна и не только из-за того, что те были плотно зашторены. Солнце путалось своими лучами в макушках густых деревьев вокруг дома, чьи заросли к счастью заканчивались у гостиной, от чего в помещении становилось довольно прохладно и мрачновато. Посреди библиотеки располагался старинный, под стать стеллажам, диванчик всего на пару персон, обитый дорогим красным бархатом. Закруглённые деревянные подлокотники были покрыты теснением из мелких узоров, изображавших терновые заросли. Прямо перед диванчиком стоял письменный стол из красного дерева. Грубая обработка тоже говорила о не молодом возрасте изделия. На нём стояла настольная лампа, годившаяся мебели этой комнаты во внуки, а то и правнуки. Скорее всего это уже были доработки отца, так же как и органайзер с ручками и карандашами и стопка чистой бумаги стандартного формата А4, вероятно предназначавшейся далеко не для распечаток, так как ни принтера, ни компьютера в библиотеке не было. Я зажгла большой свет, негромко щёлкнув выключателем у двери. Люстра под потолком была в полнее обычной - не такой уж и старой, но и современной её не легко было назвать. В одном из углов стояла строительная стремянка. Наверное, с её помощью предыдущая хозяйка дома добиралась до книг на самых последних полках под потолком. Моё, также не идеальное, зрение не позволяло увидеть наименований книг находившихся на пятой полке (высота каждой полки составляла приблизительно фут, а пол и первый книжный ряд отделял маленький шкафчик с типичными дверцами в высоту занимавшие около трёх футов пространства внизу стеллажа). Не смотря на нехарактерные для моего возраста проблемы со зрением, глазомер у меня на такие вещи был настроен хорошо. Если я хотела изучить библиотеку как следует, нужно было сбегать в комнату за очками, с не очень мощными окулярами, зато позволявшими мне читать с утра до вечера без головной боли. Обычно, вместо очков я надевала линзы, но пары остались всего две, а в городе мы с мамой пока что не встретили магазинов, где они бы продавались. Поэтому эти две пары я приберегала на выход, которого, как я  тайно надеялась, не предвидится в ближайший месяц. Торопливо вернувшись вниз уже с очками, плотно сидевшими на моей переносице, я принялась сканировать взглядом цветные переплёты. Книги на полках оказались самыми разнообразными - от классики до научных работ. Из тех, что я успела просмотреть, старшей оказалась Библия одна тысяча девятьсот тринадцатого года издания. Несмотря на возраст, она отлично сохранилась и не выглядела на свои истинные девяносто девять лет. Некоторые полки отводились исключительно под иностранные книги, изданные на чужом языке, и если мои знания были достаточными для определения каких именно, то это были книги на французском, немецком, итальянском и славянском языках. Мне снова стало жаль, но на этот раз от того, что этих языков я не знала даже в той малой степени, чтобы перевести их названия.
Все книги были рассортированы по названиям в алфавитном порядке. Кроме одного единственного стеллажа. В нём, на первый взгляд, не было никакой тенденции в расположении произведений. Новые книги, изданные или переизданные за последние десять лет на равных соседствовали с теми, что издавались ещё в пятидесятые - шестидесятые годы двадцатого века в Чикаго, Нью-Йорке, Далласе, Сиэтле, Денвере, Финиксе, Сан-Франциско и многих других мегаполисах Соединённых Штатов Америки. Большинство из них были романами, но встречались и историческая проза, и даже мемуары... В общем, художественная литература. И если бы я не заметила на полках относительно современные бестселлеры, такие как «Дневники вампира» Лизы Смит и «Сумерки» Стефании Майер, ни за что бы не догадалась, что все книги на этом стеллаже связаны по одной простой причине: они все до одной были о вампирах.
Около трёх сот книг об этих загаданных существах (как иначе можно было назвать этих мёртвых кровососущих). Я не знала, как и отреагировать. У миссис Пэйтонс явно был пунктик на вампирах. Хотя, у каждого свои предпочтения, как в еде, так и в литературе. Однако удивительно, что такая весьма пожилая женщина... Отец как-то показал мне одну единственную, оставшуюся в доме, её фотографию, забытую внуками при переезде (папа бережно положил фото в коробку ко всем остальным забытым молодёжью мелочам в надежде, что когда-нибудь они за ними приедут... по крайней мере, он поступил бы именно так), и на ней женщине было далеко за восемьдесят. Возраст выдавали, казавшиеся редкими, прозрачные седые волосы, дряблая обвисшая буквально пропитанная морщинами кожа, мутная старческая пелена на когда-то ярко голубых глазах и натянутая улыбка, явно казавшаяся ей неуместной и бессмысленной. Вспоминая это изображение, мне становилось трудно представить её сидящей на старом диванчике позади меня и читающей такие молодёжные вещи как те же самые «Сумерки».
«А может, эти книги она хранила для своих внуков? - предположила я, приподнявшись на цыпочки, чтобы дотянуться до одного из изданий в глянцевой серо-голубой обложке. Книга со всех сторон была плотно сдавлена своими соотечественниками, но мне лень было прибегать к помощи тяжелой металлической стремянке и я, отчаянно цепляясь кончиками пальцев за гладкую поверхность, пыталась извлечь её из стеллажа. - Вот упрямая! - от сосредоточенности и напряжения я несильно прикусила губу. Судя по тому, что обложка была всё ещё яркой, пёстрой (не смотря на цвета, использованные для её оформления) и блестящей, книга была почти новой. По правде говоря, я бы и не заметила её, если бы она не стояла немного глубже остальных на своей полке. Её словно с усилием затолкали внутрь, не намериваясь когда-нибудь ещё доставать оттуда. С каждой неудачной попыткой любопытство разгоралось с большей силой и, в конце концов, я не выдержала. Вытянула книгу со всеми близлежайшими... а те потянули за собой другие. Они больно отомстили мне по голове одна за другой. - Да что же это такое?! - несмело открыла я глаза и убрала руки, безуспешно пытавшиеся защитить от ударов, с головы. Последняя книга рухнула прямо передо мной, к счастью не задев и без того пострадавшую меня. - По-моему, я и за год не получала столько, сколько получила здесь за одно сегодня!» - Меня трясло от возмущения и заболевшей от ударов головы. Но всё прошло, как только я увидела ту самую «упрямую» книгу у своих ног.
Бережно сложив остальные произведения обратно на полку, я поспешила к столу, на котором меня ждала книга. Едва я коснулась её обложки, снова меня пробрал холод. Название книги на первый взгляд казалось довольно мирным и не напоминало о вампирах. Однако напомнило, почему я разлюбила читать. Чтение - это свободный полёт, контролируемый только действием - «лететь», а места, образы на протяжении этого полёта складываются из тех лиц, которые есть в голове. А что могло быть в моей голове? Места, которые мне не удалось забыть даже спустя многие годы; лица, которых мне так не хватало в моей жизни, те, что были и оставили мне на память только... воспоминания... мою собственную память. Это доставляло мне лишнюю боль и долгие ночи, проведённые на мокрых от слёз подушках. Мне стало страшно. А вдруг это снова случится? Вдруг я снова открою книгу и увижу там ИХ - тех, воспоминания о которых до сих пор не могу выбросить из головы (хотя они наверняка и не помнят уже, кто такая Колин Робинсон, и что она делала в их прошлом)?
Я опустила взгляд на книгу. В серо-голубых тонах всё заливало небо. Кучерявые облака, перерастающие в дождевые тучи, заполняли весь фон, и лишь местами проблёскивало голубое небо. По центру страницы была проведена чуть заметная линия, отражавшая правую сторону фона на левую, подобно зеркалу. Справа этой тонкой почти символической линии кончиками морщинистых пальцев касалась старая, но явно женская рука, с аккуратным маникюром. С другой стороны, будто отражаясь, аналогично линии касались пальцы молодого мужчины. Его рука не выглядела рабочей, что давало возможность предположить, что человеку, чья рука была запечатлена на обложке слева, принадлежала парню не старше двадцати пяти лет, богатому и не нуждавшемуся в физически тяжелой работе. На самом верху книги, вполне заурядным шрифтом было выведено название и имя автора: «”Приговор - быть человеком” Камелия Пэйтонс».
«Камелия Пэйтонс? - отозвалось в моей голове. Я невольно оторвала взгляд от обложки и побеспокоила свою память. - Это случайно не бывшая владелица нашей резиденции? - Фамилия совпадает, а имя я как-то не запомнила, когда родители рассказывали мне о ней (не слишком хотелось знать что-либо о доме, из которого мы так или иначе скоро снова уедем). Но помнила, что невольно отметила его про себя, ведь такое имя мне встретилось впервые. - Не знала, что дама увлекалась писательским ремеслом!» - или в своё время просто прослушала этот факт, как и многие другие. Я осматривала обложку в поисках хотя бы малюсенького намёка на содержание сюжета, но глаза, то и дело возвращались к названию: «Приговор - быть человеком». Не хотелось начинать читать книгу, а потом бросать на полпути из-за скучного сюжета. Было бы действительно обидно, если я потратила столько усилий и пожертвовала своей головой только для того, чтобы достать её и сказать: «Извините, не мой формат». Разумеется, не составило труда догадаться, что книга о вампирах. И это уже был огромный минус. Вампиры, оборотни, загробная жизнь и прочая мистическая белиберда меня никогда не впечатляла, потому что я считала себя умнее этих страшилок для детей. Однако эта книга досталась мне слишком трудно, и я просто обязана была её прочитать.
Решительно вдохнув воздух, в котором пыль, от уроненных мною книг, уже успела улечься по своим местам, я распахнула книгу. Но всё, что я успела увидеть это текст вверху страницы, написанный столбиком (предположительно стихотворение). В тот самый момент в холле хлопнула входная дверь. Это был отец. Он не подал голоса, как делал это обычно, так как, судя по тишине в доме, он наверняка догадался, что мама всё ещё спит. Сняв очки и оставив их рядом с книгой на столе, я вышла к нему на встречу через прямой выход в холл из библиотеки. Отец находился в приподнятом настроении.
- Привет, солнышко! - задорно поприветствовал он меня, как ребёнку распушив на голове собранные в хвост волосы. Отец старался говорить не очень громко, беря в расчёт хорошую акустику нашего дома, но ему это давалось с трудом. Было что-то эдакое, о чем ему не терпелось рассказать. Он держался из последних сил, однако всё-таки держался.
- Как прошел день? - спросила я, в надежде, что что-нибудь в его слова проскользнёт невзначай, открыв секрет его прекрасного настроения, но раскусив мой коварный план, он погрозил мне пальцем и как в детстве, символически закрыв рот на замок, выбросил ключ бескрайность своего воображения. Я закатила глаза и покачала головой. - Пап, умоляю тебя, хватит!
Отец вернулся немного раньше ужина и как раз успел помыть посуду, к тому моменту, как я нарезала всё необходимое для его фирменного овощного рагу. Никто кроме него не мог приготовить это блюдо так необычно. То ли всё дело в порядке добавления ингредиентов, то ли в пропорциях специй, которые папа обязательно туда клал, то ли просто в своеобразной духовной составляющей, ведь когда отец готовил, то вкладывал в блюдо (это касалось не только овощного рагу) душу, чего я делать, разумеется, не умела.
Он порхал по кухне, окрылённый своей радостью. Но стоило мне только подумать о том, что бы попытаться расколоть этого шпиона, папа напоминал мне, что рот закрыт, а ключ потерян. Так он бы и молчал на протяжении всего процесса готовки, если бы (НАКОНЕЦ!) не проснулась мама. Творчество, особенно ночное, наподобие сегодняшнего, отнимало у неё много сил и времени на их восстановление.
- Ммм! - протянула мама, заворожено вдыхая дивный аромат грядущего ужина. - Как вкусно пахнет! - Она появилась на кухне во всём своём великолепии, будто собралась куда-то в гости к сплетнице-соседке, перед которой ни в коем случае нельзя упасть в грязь лицом. И это говорило о том, что встала она минимум минут за тридцать до того, как спустилась к нам. Я с любопытством тут же переключила внимание на отца. Он даже спиной почувствовал мой, сверлящий его, взгляд. Непонимающая, в чём дело, мама смотрела то на меня, то на него и по мере того, как она начала догадываться о сути происходящего, её взгляд скользил туда-сюда всё быстрее, что даже у меня голова закружилась. Отец нарочно тянул время... Мама не выдержала первой. - И что они ответили?
«Они? - раздалось у меня в голове. - Кто они? На что ответили?» - Я поняла, что ничего не пойму без объяснений, которых не дождусь раньше, чем отец ответит маме. В уголках опущенных глаз папы появились лукавые лучики и, не прошло и секунды, как по всему дому разнеслось его торжествующее:
- Меня взяли без испытательного срока! - Я сжалась от силы его голоса, с которой мои уши отказывались мириться. Но судя по тому, как расцеловала его мама, это означало что-то хорошее не только для него (что речь пойдёт о хорошем, и так было ясно по его хорошему настроению). Вопрос заключался в другом: что именно хорошего в этой новости. Моё лицо выдавала меня без остатка. Я соображала, как могла.
- Речь идёт о работе? - неуверенно поделилась я предположение и только тогда родители снова меня заметили. Оставив в покое маму, отец подскочил ко мне и, подняв на руки, закружил над полом.
- Лучше! - Он всё же решил, что я восприму эту новость лучше, если буду стоять на ногах, поэтому опустил меня обратно и чмокнул в макушку. - Речь идёт о постоянной работе, моей постоянной работе! Меня взяли в штат! - Я поняла причину, по которой отец поставил меня на ноги. Напряжение импульсами пробегало по моему телу, не позволяя отключиться. Я не могла поверить своим ушам. Казалось, это всё происходит не со мной.
- Скажите мне, что это не сон... - едва не плача и чуть дыша от волнения, промямлила я. Мама не сильно ущипнула меня за руку, но попала как раз по одной из ссадин, полученных при падении с велосипеда сегодня днём, и внезапная боль вернула меня в, казалось бы, уже потерянное сознание. - Так значит... - более живо произнесла я, оставляя кому-нибудь из родителей закончить эту долгожданную фразу, что бы я лучше могла запомнить её.
- Это значит, что мы остаёмся в Джексоне!...
Помню эти слова, произнесённые мамой... Помню, как растянулась на чём-то холодном... Помню яркий свет от медицинского фонарика, которым проверяли реакцию моих зрачков... Помню слова врача со скорой: «Она в полном порядке, - обнадёживающе говорил он. - Просто перенервничала»... И даже в том состоянии, не понимая смысла услышанного, я отчаянно пыталась не отключаться полностью, ища во всём сказанном фельдшером одно единственное слово «сотрясение». Но так и не услышала. Из этого следовало только два выхода: либо я всё-таки отключилась и пропустила это слово, либо мужчина со скорой просто его не сказал.
30.3.12

Продолжение следует...