Поэтому, наверное...

Теплый осенний вечер окутал сонный город ласковыми лоскутками своего теплого оранжевого плаща, как бы укрывая город от воздействия холодной космической ночи, ледяного блеска звезд, тяжелых капель дождя, которые беззвучными слезинками ложились на промозглый серый асфальт, усыпанный мокрыми следами, побивающимися под еще не сплошным ярким ковром, словно золотом расстилавшемся по длинной аллее одинокого печального парка. Небо было затянуто тяжелыми свинцовыми тучами, словно клубки ваты, рассыпавшиеся на матовой серой поверхности, которая постепенно темнела.
Где-то в стороне над суетившимся огромным городом с его потоками машин, с его сотнями историй, переплетающихся в единую систему, лениво просыпался от долгого дневного сна месяц, открывая свои добрые, светлые очи, чуть прикрытые серебром, сквозь легкую дымку которого струился теплый белый свет, падая на окрасившийся всеми цветами неоновых вывесок город.
Парк был бесконечной лентой золотых аллей, присыпанных сероватым инеем голых веток деревьев, которые переплетались так же, как людские судьбы в этом городе – одна за другую, другая за другую – эта сеть была неразрывна, это было не под силу человеку, лишь Бог был способен разорвать паутину судеб. А мог ли это сделать человек?
Вопрос отнюдь не обыденный, но все же такой острый. Он металлическим привкусом отдавался на языке, заставляя вздрагивать от одной тени его существования. Он миллиардами иголочек проходил сквозь кожу, под кожу, по венам, с потоками крови пробегал мимо сердца. Именно его всегда обвиняют во всех проблемах несчастные влюбленные, верно? Орган, качающий кровь стук за стуком, удар за ударом, нервный импульс по вене, снова удар за ударом.
От этой глупой мышцы зависел ритм дыхания – ровный и мирный, какой обычно бывает летом или весной, когда ты просыпаешься в теплой постели, а на твоей коже невесомыми перышками играют нежные лучики солнечного света, когда приятный запах одеколона и сигарет ударяет в нос, от чего ты морщишься и так мило улыбаешься, поднимаешь взгляд и видишь рядом с собой то, ради чего засыпаешь вечером, ради чего просыпаешься каждое утро, ради чего вообще стоит заставлять глупое сердце биться – родной силуэт, само счастье, такое концентрированное, словно газированное, только оно имеет плотскую форму – невероятно прекрасную, словно вся красота Богом была отдана именно этому существу, именно этому родному и любимому, именно этому, этому, черт его подери, смыслу жизни.
И вроде не в нем ничего такого, кроме бархатной кожи, которая кажется прозрачной при ярком дневном свете, кроме глубоких глаз цвета изумрудной Литвы – совсем такой, как в тот жаркий июльский полдень, когда вы познакомились, - кроме черных, немного вьющихся волос, на ощупь точно атлас. Черты лица совсем не важны, когда твоя душа интуитивно рисует их, даже если на глаза одеть плотную черную повязку. А потом тихое «Доброе утро», и ты улыбаешься, вкладывая в эту мимолетную сонную улыбку всю искренность этой планеты, все то счастье, что тебя переполняет. А разве нельзя это назвать счастьем?
Когда так проходит день за днем, когда ночи тянутся вереницей, проносятся вихрем эмоций, когда нежность сменяется страстью, а та в свою очередь неземной лаской. Когда ты засыпаешь с улыбкой, чтобы утром вновь проснуться от запаха одеколона и сигарет. И тогда больше не важно ничего, совершенно ничего – ни день недели, ни время года, ни мир вокруг. Он сводится только к тому, ко приносит тебе счастье – к твоему центру Вселенной, который так сладко дремлет по утрам, от чего хочется замурлыкать.
Но иногда бывает так, что этот ритм сбивается, что он становится прерывистым, словно легкие бьется в осколки, когда ты вздрагиваешь всем телом от дуновения ветра, когда внутри все рушится, все превращается в ненужный пепел, все становится никчемными воспоминаниями, которые никогда не вернуть. Просто пленки, которая сдавливает сердце, режет его своими глянцевыми краями, оставляя глубокие саднящие кровоточащие порезы, из которых вместе с кровью сочится самая чистая боль.
Она медленно растекается по телу ударной волной, разбиваясь о волнорезы мыслей, каплями попадая на все те чувства, что царили в твоей душе раньше. Заражая каждое из них, медленно убивая, заставляя корчится в агониях последнего вздоха.
Когда ты ночью просыпаешься в холодном поту, вскрикивая и вскакивая на кровати, хаотично оглядываясь и понимая, что ты начинаешь задыхаться без родного запаха одеколона и сигарет. Когда ты сжимаешь простыни до онемения, когда ты колотишь в стену до крови, когда плакать и бороться просто уже нет сил, когда руки опускаются, когда собственная постель становится ненавистной, когда зеленые глаза, раньше такие близкие и нежные, теперь остаются где-то в темных коридорах памяти, словно призраки прошлого, больно раня и без того измученное сердце, рассыпающиеся песком – уже не собрать.
Тогда все, что остается – это последний взгляд, такой уставший и холодной, такой безразличный, в котором больше нет ни нежности, ни любви, ни того блаженства, которое раньше он дарил тебе в полной мере. Такой необходимый взгляд, такой необходимый, чтобы дышать, такой безумно необходимый, словно наркотик.
Когда все твое тело изнывает от ломки без этих теплых, нежных рук, которые раньше изучали твое тело, лаская каждый его сантиметр под покровом черной тягучей ночи, словно деготь, заливающий все вокруг, что после не хотелось даже дышать. Верх гармонии – желание вечности в объятиях, в таких ненавязчивых объятиях.
Но все имеет свойство заканчивается. Заканчивается и это. Несмотря на то, как тебе больно, это заканчивается. Тот голос, что раньше ласкал тебя, обволакивал, успокаивал, теперь отчеканивает лишь «Ты знаешь, мне кажется, я ошибся», и тогда рушится все. С треском! А что ты такого, собственно, сделал?
Любил. Безумно и сладко. Так, как можешь только ты. Так, как больше не полюбит никто. Наплевав на все морали, на мнение друзей и родителей, наплевав на то, что это губит тебя, разлагает, медленно убивает. Наплевав на совесть, разум, мысли. Поддавшись этой сказке, нырнув в нее с головой, утопая в этом безумстве, непотребстве, в этом сладострастном безумии. Любил, черт бы тебя побрал! Любил и будешь продолжать любить.
Будешь ходить каждый день по этому парку, будешь ловить сухие листья, наблюдая за тем, как месяц медленно просыпается от своей дремы, будешь вспоминать каждый день, каждую минуту вашей истории, не в силах поставить последнюю точку. Ты никогда не отпустишь. Даже дойдя до края золотой ленты, кинув последний взгляд на зажегшиеся фонари, на ледяной блеск звезд, на веселое сияние месяца.
Систему судеб, ее паутина способен разорвать и человек. Это ведь так легко. Утонуть в большом городе. Под звуки машин, счастливый смех где-то за спиной, где-то в глубине аллей, которые когда-то подарили тебе самое великое счастье в жизни, но одновременно с тем стали твоим проклятьем. Тогда остается только разорвать этот порочный круг. Тогда остается только набрать побольше воздуха в легких и на выдохе поставить точку в этой истории совсем без happy-end’a, зато реальной, зато искренней.
Поэтому не страшно, поэтому ты даже улыбаешься, поэтому все вокруг становится таким эфемерным, поэтому ты произносишь одними губами «Будь счастлив, любимый», поэтому, наверное, месяц так нежно смотрит, поэтому, наверное, звезды не пугают. Просто всплеск. А потом темнота. Поэтому, наверное, иногда полезно гулять по крышам, пусть и в последний раз…