Ангельская пыль для ласкового убийцы 2. 1

Часть 2
Свободное падение

1.
Мы, действительно, не знаем, на что мы способны в экстремальной ситуации. Когда Олегу сказали, что ему нужно снова, в течение двух дней бегать по городу, на пределе своих физических и эмоциональных возможностей, он посчитал, что не в состоянии будет это сделать. После нескольких дней стресса, сил на новый рывок, попросту не было. Тем не менее, шаг за шагом, действие за действием, Олег постепенно стал реализовывать план намеченных мероприятий. Стимул к тому был достаточно сильный. Практически через сутки истекал срок содержания под стражей его обвиняемого и если этот срок не будет продлен, то последствия… О них Олег даже не хотел думать. После того как уголовное дело принесли из прокуратуры и положили на стол Олегу, он мысленно представил все действия, которые ему необходимо будет выполнить в течение ближайших двадцати четырех часов. В теории он успевал сделать все. Но лишь в теории.
Когда Олег зашел в спецчасть «Крестов» и обратился к одной из сотрудниц по поводу оформления документов на Трефилова, та, окунувшись на какое-то мгновение в бумаги, посмотрела на него и сообщив, что его обвиняемый сегодня утром с диагнозом «аппендицит» был доставлен в санчасть для операции, положила перед ним соответствующую справку. У Олега возникло ощущение, что сердце замерло и в груди, все похолодело. Дар речи пропал. Первое, о чем он подумал, это то, что ослышался. Олег даже не отдал себе отчета в том, что переспросил сотрудницу по поводу того, что с Трефиловым. Она, удивленно посмотрев на Олега большими голубыми глазами, окруженными россыпью веснушек, начала ему повторять о том, что у Трефилова аппендицит и он на операции, но Олег уже еле разбирал ее слова. Ему казалось, что девушка, вестник столь тяжелого известия, стала удаляться от него, а ее слова пропали во все нарастающем в ушах шуме. В этот момент в кабинет стремительно зашли, резко распахнув дверь и справка, лежащая перед Олегом, поднялась порывом воздуха и медленно полетела к открытой форточке. Известие настолько парализовало его способность реагировать на что-либо, что он просто смотрел, как листок вылетает на улицу. Его даже не смогла остановить все та же девушка, которая тщетно пыталась ухватить его старыми ножницами. После того, как стало ясно, что листок уже не поймать, они просто оба смотрели, как справка плавно вальсирует за окном, пока она не скрылась из виду. Девушка резко повернулась к Олегу и он услышал ее голос, как будь-то из далека: «Ну что же вы, у вас Трефилов улетел». «Я знаю», – тихо ответил он.
Олег впал в ступор. Он отчаянно подумал, что такого не может быть, что так в жизни не случается. Но слова, которые он услышал меньше минуты назад, говорили совсем о другом. Мозг отчаянно работал, анализируя все возможные ситуации, но из-за паники, ни одна из них не приобретала четкости и законченности. Что еще говорила ему девушка, он уже не слышал. Выйдя в коридор, Олег собрался с мыслями и пришел к единственному и четкому выводу, что срок нахождения Трефилова под стражей продлен не будет. Попросив документы о его госпитализации, Олег вышел на улицу и набрал на мобильном телефоне номер Макарова.
- Александр Васильевич, у Трефилова утром приступ аппендицита был. Он сейчас на операции, на продлении срока присутствовать не сможет, да и оснований для продления, получается, что нет.
- …
- Александр…
- Слышал я, что делать будем?
- Выбора нет, надо освобождать. После операции он все равно никуда не денется, да ему это и не на руку сейчас. Пока он в больнице лежать будет, я все недостатки устраню, еще раз с делом ознакомлю и прокурору направлю.
- Хорошо. Да, документы возьми, что он госпитализирован.
- Уже взял.
- Ладно, тогда возвращайся. И Олег…
- Что?
- Наказания видимо, не избежать.
- Видимо да.
Наказания действительно было не избежать. В отношении Олега была проведана служебная проверка, по результатам которой ему был объявлен выговора, так как он ненадлежащее исполнял свои обязанности, не планировал, не работал и еще много чего не делал.
Весь этот период Олег продолжал работать. Обстановка на работе накалялась с каждым днем. Дмитрий Аркадьевич Кузьмин от злости багровея до самой макушки, на каждом служебном совещании напоминал всем о деле Трефилова и приводил Олега, как кандидата на сокращение. Нервы у Олега расшатались, в семье не ладилось, на работе сосредоточиться не получалось. Череда одних неприятностей сменялась другими. В один из дней, уже после объявления выговора, Олег с Андреем остались в кабинете после окончания рабочего дня.
- Олег, как думаешь, сократят или нет?
- Не знаю, Андрей. Да и думать об этом, если честно, не хочется.
- А надо брат, надо. Ситуация такая, что в любой момент могут взять и уволить. Что делать тогда будешь?
- Тоже не представляю. Кроме того, что эти дела расследовать, ничего не умею. А как выяснилось после проверки, и их расследовать не умею. До этого случая значит, умел, и одним из лучших был. А когда тяжелые времена настали, то каждый сам за себя выходит? Что, за любую провинность за борт скинуть готовы?
- На берег, дружище. Ну, а ты как думал? За места бороться будут все. Большая часть, как и ты же, ничего делать не умеет, кроме как расследовать преступления. Юристы, называется. Кроме милиции, кому мы нужны с нашими знаниями по уголовному закону? Человек за всю жизнь, может, один раз только обратится к нам за помощью. А ты каждый день с этим сталкиваешь. Проживаешь свою жизнь так сказать в негативной призме судеб других людей. Вот тебе и деформация, вот тебе и наша узкая востребованность. Чем больше работаешь в милиции, тем меньше возможность реализовать себя на гражданской службе, если ты конечно в начальники не выбился. Тогда, возможно, и удержишься на плаву. Хотя, среди начальства война за места, еще похлеще, чем у исполнителей. Падать, как я понимаю, никому не хочется.
- А ты, что думаешь делать?
- Надоело, если честно, мне вся эта работа. Думаю, пока не поздно, и возраст позволяет, уволиться и в адвокаты уйти или юристом в контору. Чем больше тут работаю, тем сложнее потом будет на гражданскую специализацию переключиться. Денег, по началу, естественно тоже мало будет. Кто я такой? Но хотя бы этой нервотрепки не будет. С утра и до ночи, без обеда и выходных. Гайки всем закрутили так, что не продохнуть. Уйду, пожалуй. Да и для семьи тоже хорошо будет.
- Давай, дерзай, а сейчас, пожалуй, пойдем по домам.
- Действительно, пользы больше будет. У тебя, кстати, как с Настей.
- Все хуже и хуже. С этой проверкой и выговором у меня совсем «руки опустились».
- Она про выговор знает?
- Да, сказал сразу. Скандал тут же закатила. Говорит мне: «Ты с утра до ночи на работе пропадаешь, а тебе за это еще и выговоры дают!» Дочка все это слышит. Это плохо. На психике потом все отразиться.
- Однозначно отразиться. Настя с тобой разводиться не хочет?
- Говорила об этом. Да, к этому все и идет. Я и сам понимаю, что для женщины это не жизнь. Кому нужен такой муж. Но, если честно, у меня бороться, сил уже нет. Отрешение какое-то от всего. Такое ощущение, что смотрю на свою жизнь через стекло. Я по одну сторону, а все остальное, по другую сторону. Ничего сделать не могу, и желания нет. Все идет своим чередом и, видимо, придет к своему завершению.
- Да ты брат, совсем размяк. Олег, надо держаться.
- А зачем? Смысла, не вижу.
- Ну, если не ради семьи, то хотя бы ради Алены.
- Ты, знаешь, мне кажется ей лучше будет, когда у нас ссоры прекратятся. А ссоры прекратятся, как я понимаю, только с разводом.
- Смотри сам. Ну что, по пиву и по домам.
- Сразу по домам. Неохота ничего.
Олег находился в таком состоянии, когда кажется, что ничего сделать нельзя и все, что бы он ни предпринимал, приведет к результату, более худшему, чем, если он бездействовал. Жизнь в таком состоянии теряет интерес и всякий смысл, и становится пресной и сухой. Яркость красок окружающего мира начинает тускнеть. Постепенно исчезают полутона маленьких радостей, и все вокруг становится серым. Интересы, стремления, желания, все пропадает. Звуки жизни приглушаются, один день становится копией прошедшего дня, и ты погружаешься в болото депрессии. С течением времени, когда выцветет последняя копия прошедшего дня, остается только выключить свет жизни, которая, к тому времени, целиком умещается в комнате. К такому печальному, но логическому завершению, двигалась и жизнь Олега.
Печальное лицо Алены, на котором все меньше и меньше появлялась улыбка, пробуждали в Олеге порыв бороться за себя и свою семью, не сдаваться перед теми сложностями, которые рано или поздно сменяться с полосы тьмы на полосу света. Но ежедневные упреки начальника, трудные дела, которые ему стали поручать и постоянные напоминания о том, что он один из первых претендентов на сокращение, сводили на нет, любое желание «держаться на плаву» и сражаться, во что бы то ни стало. Просьбы, а порой и требования его жены измениться и изменить свою жизнь не приводили к желаемому результату. Все невзгоды, которые взвалились на него, усугублялись жестоким и бескомпромиссным диагнозом, о котором его жена не знала до сих пор. У него и самого, еще не было времени сделать все то, что он запланировал, касаемо данной болезни. Теперь же, когда жизнь с каждым днем теряла для него какой-либо смысл, эти планы казались уже малозначимыми. И однажды, когда жена, в очередной раз выговаривала ему претензии по поводу его безразличного отношения к семье, и вновь ставила ультиматум развода, а он, с отрешенным лицом, молча сидел в кресле, что-то надломилось в нем. Он понял, что устал оттого, что обязан был что-либо сделать и не делал. Ему стало безразлично счастье Насти. Олег поднял голову, посмотрел в глаза жене и, дождавшись, пока она не прекратит говорить, испугавшись его пристального взгляда, четко и сухо сказал ей: «Настя, у меня гепатит «С».