Время жить. Часть 17-я. Гимн жизни

«Besame, besame mucho,
Como si fuera esta noche la ultima vez...»
Неувядаемая мелодия, донесшаяся из проезжающего авто, зацепилась за настроение Владимира и заструилась с легким оттенком грусти ото всюду — солнечными лучиками сквозь ряды облаков, еле уловимым запахом цветущих магнолий, и даже шуршанием шин автомобилей, мчащихся рядом с аллеей парка. Хотелось раскинуть руки, взлететь и парить над парком, городом, морем.
«Besame, besame mucho,
Que tengo miedo tenerte, y perderte despues...»
Владимир Сергеевич остановился, наслаждаясь внутренним полетом и мелодией, и посмотрел ввысь сквозь ветки деревьев.

Часть 17-я. «Гимн жизни»— Мужчина, а... мужчина... вы случайно не хотите приобщиться к веселому женскому обществу? Вдруг вы найдете здесь свою половинку?
Скамейка, откуда пришло приглашение, была уставлена банками с пивом, несколько уже стояли на земле и были явно пусты. На скамейке сидели три женщины, которых непляжная погода привела в парк.

— Прошу меня извинить, милые дамы, но пиво в парке — это не мой формат. Да, женскому обществу, я смотрю, и без меня весело!
— Понятно. Ваш формат это коньяк в ресторане? Так пригласите барышень в ресторан. — Во взгляде одной из женщин читалась явная надежда на новое знакомство.
— Мне кажется, дамы, вы себе половинки не в том месте ищите. Почему бы вам не поискать в театре или на выставке какой-нибудь?
— Фи, в театре... для этого не надо было на юг приезжать.
— Так и ресторанов в любом городе много кроме юга. Приятного дня и пополнения веселой компании. До свидания. — Владимир Сергеевич кивнул головой и продолжил свой путь по аллее.

Сзади громким шепотом послышалось:
— Эх, какой мужчинка...
— Да он точно женат или влюблен, только посмотрите, костюм с иголочки, ботинки сияют...

Аллея закончилась, и Владимир Сергеевич свернул на соседнюю.
Ветер быстро гнал по небу рваные облака и тучи, было прохладно. Дождь мог пойти в любую минуту, и парк пустел на глазах. Владимир присел на ближайшую скамейку и почувствовал под собой какой-то плоский предмет. Это оказалась небольшая тетрадка, обложка которой была одного цвета со скамейкой.

Тетрадка почти полностью была исписана стихами, на внутренней стороне обложки красовалась выведенная вензелями надпись «Мои Стихи» Ю. Лаптева. Видно какая-то студентка или ученица забыла. Обидно будет, если ее творчество потеряется.

Решив немного подождать, на случай, если объявится хозяйка, Владимир Сергеевич раскрыл тетрадку на первой попавшейся странице. Он всегда так поступал, выбирая книгу, и этот метод обычно не подводил его, если повествование или стих там нравились ему, то книгу можно было читать. Стихотворение было коротким:

Смотри глазами сердца в этот мир
И восхищайся мигом пробужденья,
Внимай созвучию небесных лир,
Зовущих к высям восхожденья.

« ... — А ты любишь Блока?
— Нет, Блок безнадежен.
— А Есенина?
— И Есенина. Он тоже безнадежен.
— А кого же ты любишь?
— Тебя.
— Глупый! Я про поэтов, про стихи!
— Они все какие-то нечастные. А ты — другая. Ты счастливая. Хочу счастливых стихов о тебе. Для тебя.
— Глупый. Это же классика!
— Пускай! — Владимир обнял свою будущую супругу и поцеловал, и они в этот вечер больше не говорили о поэзии...»

Владимир очнулся от воспоминаний и продолжил чтение. Его забавляла некоторая пафосность стиха, его его неприкрытый оптимизм. Так пишут или от избытка чувств или от недостатка средств. Иногда, и от одного и от другого сразу. И все-таки, что то цепляло. Простота? Возможно. Скорее даже непосредственность и неподдельная вера автора в свои слова:

Живи, твори всем таинством души,
Сияй огнем сердечным сквозь преграды
И пламенем Любви дыши,
Для песни сердца выше нет награды.

« ... —  А ты веришь в Любовь?
— Ты чего? Я же тысячи раз говорил, что люблю тебя?!
— Я о другой. О Любви! Понимаешь? Чтоб до конца жизни рука об руку...
— Нет, такого не бывает. У кого-то обязательно раньше наступит склероз и он забудет, зачем он держит эту ладошку в своей. А бывает ведь и маразм.
— Какой ерунде учат тебя в институте! Так веришь или нет?!
— Верю. Приходится. Иначе ты не будешь со мной гулять по вечерам.
— Да ну тебя!
И только взявшийся непонятно откуда букетик цветов и преподнесенный любимой с колена, вернул в тот вечер ее расположение ... »

Пульс Солнца в каждом миге дня,
Величием космического скерцо,
Жизнь — это чудо вечного Огня!
И это чудо бьется в сердце!

«Стих, как гимн жизни!». Мысли хлынули мощным потоком как сквозь прорванную плотину. «Главное — это жизнь, только в этом и заключена настоящая правда и храбрость! А страх — это упущенное время и потерянная возможность жить... без компенсаций и возврата... Главное — жить! Хотя может это звучит немного помпезно, и все гораздо более обыденно. Жизнь — это то, что мы делаем здесь и сейчас, собираем по крупицам мудрость, что нам предназначена, даруя кому — то надежду, у кого — то ее отбирая, что — то обретаем, что — то теряем.... Да, горечь потерь больно бьет наотмашь, нанося иногда глубокие раны, которые лишь со временем зарастают коростой, но дожди царя Хроноса смывают эту отболевшую коросту, а память об этом со временем заметают снега...»

Странная штука память. Владимир вспомнил, как они — он и Маша, его Маша, та без которой жизнь была не жизнь, как они, тогда еще не женатые, стояли поздним вечером под козырьком какого-то ателье. Шел холодный осенний дождь и Маша замерзала. До ее дома оставалось несколько шагов, только перейти дорогу, но расставаться не хотелось.
— Ноги замерзли, — улыбаясь, пожаловалась она.
— Это мы сейчас исправим.

Владимир расстегнул куртку, снял длинный шарф и бережно обмотал им ноги Маши от коротких сапожек до колен.
— Спасибо, любимый, — поблагодарила она.
И они снова целовались и целовались...

...Сколько прошло времени в этих воспоминаниях и раздумьях, Владимир не ощутил. Лишь крупные и редкие капли дождя, падающие на лицо, смогли вернуть его в реальность жизни. Он встал со скамейки, аккуратно свернул тетрадку и сунул в карман пиджака.

Ветер порывисто дунул и унес плачущую тучу в сторону. Дождик, внезапно начавшись, так же неожиданно закончился. Легкая улыбка коснулась губ Владимира Сергеевича.

Как же погода похожа на нашу жизнь?! То дождь, то солнце, то радость, то боль.... И как бы ты не цеплялся за старое, всякий раз все будет по-новому, и радость, и боль, и грусть, и веселье. И стоит ли, понимая все это, держаться за прошлое, искать следы на том снегу, который растаял уже давным-давно?! Конечно, мы никогда не будем свободны от памяти и нашего прошлого.

«... — А ты будешь меня помнить?
— Что за глупости, ты только что собиралась быть рядом до самой старости!Часть 17-я. «Гимн жизни»
— А вдруг?! А вдруг мы расстанемся?! Обещай, что будешь помнить!
— Не стану! Мы будем вместе, и точка!
— Эх... Ты должен был просто ответить «Да, любимая...», и тогда мы бы были похожи на Ромео и Джульету.
— Пожалуй, «Вова и Маша» мне нравятся куда больше...
— Какой же ты все-таки «неромантик»!
— Пожалуй, так, — Владимир достал из кармана комочек газеты и протянул Маше. — Тут заметка про тебя, прочти!
Маша с интересом развернула обрывок газеты, на котором было нацарапано аккуратным почерком «Выходи за меня замуж!», а внутри было завернуто колечко...»

Память — это мы, наш опыт, оплаченный порой дорогой ценной крови и страданий, взлетами вдохновения и радостью побед. Именно отталкиваясь от этой основы, мы развиваемся, двигаемся вверх. Без нее мы бы потеряли себя, свое «я». Сотни дождей прошли с тех пор, а дорогие нам люди не исчезают, они живут в нас, в нашей памяти, в нашем сердце. И это самый главный повод, чтобы жить и помнить, и со временем это становится бесценно...

Вот и для Владимира давняя глубокая рана зажила, забрезжил рассвет нового этапа жизни, возвещая, что отныне уже все будет по-другому.

— Мужчина, мужчина.... Здравствуйте! — Владимир обернулся и увидел «девушку-лето».

Василий Дмитрук и Юрий Моисеев,