Осколки

Дотронуться до мечты, никого не обидев,
Проснутся и все другими глазами увидеть.
Его словами
I
Иду по темному кварталу, возвращаюсь домой, дышу образами прошлого. Именно в эту минуту больше всего хочу оказаться там, но не в роли участника, не хочу что-либо менять, нет …, я хочу увидеть все со стороны. Я хочу увидеть реальное развитие ситуации, себя со стороны, его со стороны, осмотреть комнату, каждую вещь в ней, расположение мебели, предметов… я хочу пройтись и оглядеться, заглянуть в глаза…. Зачем? Чтобы лучше понять ситуацию, чтобы перестать додумывать. Хочу образом мысли быть рядом с образом прошлого. И вот нас в комнате уже трое: он, я прошлая и я нынешняя. Фактически это три человека с тремя историями, тремя путями, и совершено разными целями и желаниями. Я снова там, но наполнена другими чувствами, все не снова, а новое. Я вместе с ними выхожу на улицу, провожаю их до машины, но не сажусь, а остаюсь одна на ночной улице смотрю им вслед, не прощаюсь, просто хочу пройтись по пустому городу. Иду … иду в мыслях и наяву….
Новое утро, прежнее лицо, но новый взгляд и задумчивая улыбка. Своего рода промежуточное состояние между сном, уводящим в мечту, и реальностью уводящей никуда. Утренний город и снова иду; лавки, вывески, люди, я так люблю заглядывать в лица. Снова всматриваюсь в кого-то и чувствую, что кто-то всматривается в меня, встречаемся, расходимся. И так несколько раз в течение дня, и так изо дня в день. Остановка, мой трамвай. Сажусь, смотрю в окно, выбираю угол зрения, пласт, который все в тех же домах и улицах буду рассматривать сегодня. Замечаю что-то новое, вижу старое. Я люблю рассматривать людей, но не в трамвае. Картинки за окном меняются, мысли застыли на неясной частоте. Моя остановка. Выхожу, привычная тропинка; сегодня я улыбаюсь. Легкая влюбленность в это утро, этих прохожих, в этот момент. Только в таком настрое и с такой легкостью я ощущаю себя собой, это честность. Это то самое настроение, когда мысли, словно снежные хлопья, опускаются одна на другую, и я осторожно ступлю на этот свежевыпавший снег. Шаг за шагом, я читаю невычерпанные мысли:
  Вереницы дней, наполненные похожими и не очень событиями, кружат голову, заставляя забыть самое главное, самое важное – суть жизни, ее основу. Как жернова перемалывают зерна, так человек зажат и смят однообразием быта. Постепенно, останавливаясь на мгновение, понимаешь, что перестаешь дышать и чувствовать, что трудно, очень трудно себе самому сказать «стоп». Остановиться, замереть, затаить дыхание…. Пауза … любому нужна пауза… медленный вдох и выдох. И вот ты приходишь в себя, еще один вдох и ты живой, настоящий. Опасность лишь в том, чтобы выдержать эту паузу, не затянуть и не сорваться раньше. Дыши, ровно и глубоко, слышишь? – дыши…
Другое утро, утро которое началось с дождя. Неласковое и не хмурое, ни теплое, никакое. Просто утро и полудождь - полуснег. Не надеваю капюшон, хочу промокнуть. Остановка, люди, которые ждут и собака. Большая грязная белая собака. Подошла и остановилась рядом. Так близко, наверное, слишком близко. Сладко потягивается, находясь в моей личной зоне. Смешанное чувство возмущения и интереса. Я очень люблю собак…. Она стоит одной лапой в луже и не замечает этого, у нее смешно кудрявится шерсть на ушах. Она добрая и социальная собака, которая хочет быть ближе к людям, быть ближе ко мне. Оставляю ее на остановке, сажусь в автобус. Сегодня нет пласта на рассмотрение, сегодня я закрываю глаза. Снова мысленно хочу перенестись туда, в мою влюбленность, там мне тепло. Выхожу, так много луж… Я старательно и ловко обхожу их, помня о том, что надо быть внимательной. Всегда, везде, со всеми, как он учил меня.
И здесь особый вес имеют слова, все знают, но не все помнят. Играть словами, дарить слова, выражать словами, управлять ими… Я стараюсь, очень стараюсь их взвешивать, отсчитывать, направлять, придавать им форму, размер и цвет, особенно цвет. Но так трудно не оступится тогда, когда из слов строишь мост к чужому подсознанию. Я ошибалась, и не раз. Лишний вопрос, не тот порядок слов или неверный оттенок. И как результат – новая стена между нами. А потом пауза и новый мост, который я старательно строю, чтобы не упасть, камень за камнем – слово за словом. Я так устала, видит Бог, устала! Держать в себе истинные чувства, подбирать слова…. Устала…. Это страх, от которого я всеми силами хочу избавиться, преодолеть, перешагнуть. Я боюсь сказать не то и не так. На закате дня я мысленно отпускаю себя. Закрываю глаза, и потоком мысли и чувства вперемешку проносятся в моей голове. Я признаюсь тебе и себе одновременно. Я говорю что люблю, скучаю, не могу больше находится в отчуждении. Я признаюсь во всем. Этот поток настолько силен, что я утрачиваю чувство реальности. Я не знаю, сплю или нет, я не знаю ни времени, ни обстановки. Поток продолжает уносить меня за грани реального, я засыпаю… и снова резко, как будто кто-то сильной рукой выдергивает меня из сна. Открываю глаза, и только застывшая ночь и мои недосказанные мысли. Липкие, вязкие, мои сомнения и чувства, сила моей любви…. И вот опять и снова, я хочу написать тебе. В голове слово к слову выстраиваю текст, тщательно и честно, хотя знаю, что не напишу - нет смысла, но я по-прежнему продолжаю писать тебе, уходя в дремоту…
Щелчок, утро. Это моя веха. Каждое утро подвожу итоги. Итог сегодня – влюблена. Говорят, что нельзя жить прошлым. Возможно, нельзя жить им все время, но позволить себе слабость воспоминаний помогает пробудить безумство или же мудрость. Хочу попробовать. И вот мой эксперимент к поиску себя.
   Первые дни мая.
Угол Ленинградской и Куйбышева. Я иду по направлению к условленному месту…. За плечами насыщенный день, легкий голод и несколько дней переписки. Я готова, но переживаю. У меня плохое зрение, я боюсь его не увидеть, что там не увидеть ... я боюсь его не узнать или боюсь его реакции? Это приятная тревога. Я пересекаю Фрунзе и начинаю переживать в два раза сильнее — я не вижу его, угол пуст … Плохо, если я пришла первая, очень плохо, если это так. Варианта два — либо его пока нет (хотя, наверное, я слегка, минут на 5 опаздываю), либо он за углом. Я подхожу к Джин Ке, немного сбавляю шаг и с тревогой заглядываю за угол…
Стоит парень спиной ко мне рядом с табачным киоском. Он?
Да, он. Не помню, но, наверное, я его окрикиваю по имени, он оборачивается. Здороваемся, уточняю, куда пойдем. Он ведет меня в сторону Хлебной. Одно из первого, что я слышу — ему неважно кто я и как нашла его. Он ни с того, ни с сего, начинает рассказывать что-то о себе. Он делает это спокойно, без смущения или чувства отчуждения меня как нового человека. Он говорит, я слушаю, нет, я вдыхаю каждое слово, пропитываюсь им. Спустя какое-то время начинаю чувствовать себя свободно. Теперь это не монолог, мы беседуем. Мне интересно, ему тоже, как будто знакомы были и раньше. Нет грани: старый приятель — новый человек. Все так непринужденно. Мы куда-то идем … не знаю куда, не думаю об этом, не думаю ни о чем, кроме того, о чем мы говорим. Понимаю, что он очень занят, живет в быстром и четком ритме, который задает не только себе, но и обстоятельствам, другим людям, чужим планам.
Мы уже какое-то время вместе, не знаю сколько, сколько-то… Я рассчитывала отнять у него не больше часа, который явно на исходе. Робко спрашиваю, сколько у него времени есть в запасе. К моему удивлению говорит, что столько, сколько нужно. Я понимаю, что симпатия взаимная. Чем больше времени вместе, тем больше новых тем, которые актуальны нам обоим.
Дошли до Струковского, сели на лавку. Ловлю порывы ветерка, мысленно фотографирую обстановку, анализирую происходящее. Эта картинка из тех редких, что останутся со мной ...
Мы продолжаем куда-то идти вдоль набережной. Доходим до Полевого спуска, поднимаемся немного выше до лавочки. Я уставшая и банально счастливая падаю на нее. Он садится рядом, меня окатывает теплая волна, безумно хочу прикоснуться к нему, обнять как близкого друга, которого потеряла и нашла. Я смотрю в небо …. Он спрашивает, о чем я обычно мечтаю. С детским энтузиазмом начинаю рассказывать как давно и сильно хочу собаку. Не разделяет моей страсти к этим животным, но с неменьшей детской открытостью сообщает, что у него есть песня, которая называется «Собака». Рассказывает мне о ней, я вспоминаю, что слышала ее. Его глаза блестят, как у ребенка. В красках описывает, что во время слов этой песни: «… и как обычно небо плюётся…» плюёт в зал. Смотрю на него с удивлением, он весь светится. Такой простой и открытый ко всему. Интересуюсь, а что, если он на кого-то попадет? Вижу по глазам, что ему это неважно, абсурдный вопрос. В его детской непосредственности таких мыслей нет.
Мы по-прежнему сидим и о чем-то говорим. Этот человек за 4 часа стал мне родным. Мы отлично понимаем друг друга и тонко чувствуем. Меня не покидает желание обнять его, раствориться в нем. Я понимаю, что влюблена в этого человека, в него, именно как в человека.
Я сильно проголодалась, думаю, где можно перекусить. В кармане только сотня. Вспоминаю, что чуть выше на Полевой есть пиццерия. Предлагаю пойти туда, он не голоден, но мы идем. Уже вечереет. Нашли столик, разделись и сели. Я с интересом окинула его взглядом в полный рост. Смотрим меню. Он ничего не хочет, позволяет мне сделать выбор. Сделали заказ, небольшая пауза, оба устали. Появилась возможность рассмотреть друг друга, стесняюсь. Мы заметно больше молчим…
Когда вышли на улицу, поняла, что мы провели вместе полдня. На улице вечер. Сели в трамвай, за окном огни города, красиво…. Теперь я сытая, усталая и счастливая. Мне кажется, что самая счастливая. Не помню, о чем говорим. Он так близко, я чувствую тепло его тела. Мне кажется, что и он хочет ко мне прикоснуться. Говорю, что если б знала его дольше и ближе, сказала бы, что люблю. Эти слова от чистого сердца, потому что я наполнена этим чувством. Он все с той же непосредственностью отвечает: «А я могу сказать, что люблю тебя. Я люблю тебя». После этого не помню больше ничего. Ни своей реакции, ни его реакции, ни как доехали, ни как прощались, ни договаривались ли о новой встрече. Я не помню ничего. Ну, разве что чувство полной эйфории и мысль о том, что когда разойдемся, я не обернусь ему в след. А он мне?..

II

Столько людей, столько лиц и судеб, столько историй, переживаний слез, радостей. Столько жизней.… Словно ветер поднимает и кружит осенние листы вокруг одинокого человека на вечерней аллее, неведомая рука выбирает людей, пересекая различные жизненные пути. Кто-то дольше, кто-то совсем недолго, кто-то мгновение, а кто-то жизнь. Я тот самый человек на аллее, впрочем как и каждый из нас, я стою с закрытыми глазами и чувствую, как ветер гладит мою кожу, как меня касаются эти разбросанные листья, как меняется обстановка вокруг меня. И я ухожу в глубокое раздумье о том, что имеет человек. Что есть у тебя? Скажи? Остановись на мгновение. Подумай и скажи. Я рассчитываю на искрений ответ…
А что есть у меня? Пожалуй, набросок осознания, что каждый одинок и в своей радости, и в своем горе. Не думаю, что это плохо. А есть ли что-то только хорошее или только плохое? Чистый белый цвет или густой черный? Ответь для себя сам. Я думаю, нет. В мире множество оттенков белого, серого, черного. Много всего относительного. И потому моя безумная больная любовь вполне найдет себе оправдание.
Давай закроем глаза и возьмемся за руки, так мы останемся одни в этом безумном и жестоком мире. Мы будем идти по улицам, но не будем видеть их. Только звуки, только много разнообразных звуков… мы идем медленно, отмеряя и рассчитывая каждый шаг. Мы не боимся оступиться, просто мы аккуратны. Вот небольшая и тихая городская улица. Мы одни, мы идем, мы молчим, не ждем и не ищем. Только слышим шепот домов, и чувствуем тепло друг друга. И так неважно кто мы и откуда, неважно, что было и будет. У человека нет ни будущего, ни прошлого, оно стирается настоящим. Тем самым настоящим, в котором мы сейчас дышим и плачем.
Если нет прошлого и будущего, порожденного временем, то и времени нет. А потому мы идем и вместе с тем живем в другом измерении тривиальной действительности. Не думаем, но помним, что стоит открыть глаза и, мир омоется красками, зазвучит голосами и, если повезет, улыбнется дождем, густым и крепким, как хороший чай. Тогда все снова изменит ход и положение вещей. Из реальности в реальность, из измерения в измерение мы продолжим свой путь. Едва ли мы где–то остановимся, потому что знаем, остановится – значит умереть. И потому идем, держась за руки.
Прямые и извилистые, ровные и мятые… дороги. Их так много, возможно больше, чем людей. Скажи, а ты думал когда-нибудь о том, что у них есть судьба? Им отмерен разный век, суждены ласки и побои разных ног. Кто-то во славе, а кому-то - забытье. И даже любовь… у них есть любовь. Любовь внешняя (человеческая) и любовь внутренняя. Наверняка, у тебя есть излюбленные пути и маршруты, дороги, которым уделяешь более всего своего внимания. И это та самая внешняя любовь. А что до любви внутренней, так ты и сам догадаешься. Им суждено любить. Они пересекаются, сливаются воедино или же расходятся, они грустят на закате и мечтают на рассвете. И лишь ненавидеть они не могут. Потому как ненависть присуща только людям. Ощутив вкус этой мысли, мы замрем ровно настолько, чтобы расслышать тихую улыбку узкой улицы, которая хранит нас в себе в эту минуту как утроба матери.
Знаю, что, держа меня за руку и проходя со мной один путь, ты поймешь – наше настоящее лишено времени и наполнено любовью, не только друг к другу, но и любовью, исходящей от дорог, которыми мы отмеряем меняющуюся действительность. И оттого в эту минуту мы уже не то чтобы люди, но скорее обнаженные души. Нельзя быть человеком, если лишаешься внутреннего баланса ненависти и любви.
Времени нет внутри нас, но оно есть снаружи. А значит, на счет три, мы откроем глаза, почувствуем час, царящий вокруг, и перестанем любить, не оставляя места ненависти. Мы станем людьми. У нас будет возраст, мы не будем думать о дорогах, мы будем уметь ненавидеть и пытаться научиться любить. Будет меняться время суток, и так редко будет идти густой дождь. Это снова будет простой и привычный каждому мир. Мир, в котором нельзя вне времени бродить по измерениям с закрытыми глазами. Но именно тот мир, который породил нас с тобой, научил ходить и забывать об условностях. Он жесток, но честен. И как всегда, открыв глаза, мы разделим этот общий мир на доли, прихватив причитающуюся каждому из нас часть. Мы разбредемся привычными путями, которые попеременно сводят нас и разлучают. Мы будем решать свои важные дела, и служить близким людям. Мы откажемся от развития отношений, определив тем самым для них нишу, поставив ограду, которую не решимся сломать. И только склонив внутренний мир на колени, и подарив душе крылья, мы снова встретимся, чтобы закрыть глаза и оказаться там, где бесконечные дороги дарят любовь.
Мы снова предадимся забвению и пойдем привычным путем. Мы закроем глаза, но не возьмемся за руки. Мы будем идти так близко, чтобы чувствовать тепло тел, но при этом так далеко, чтобы не нарушить границ, нами же установленных. Я доверюсь тебе вполне, и твой голос, привычно спокойный и размеренный будет вести меня от правды к вымыслу, от мечты к фантазии. Ты когда-нибудь обращал внимание на то, как ты говоришь? В твоих событиях невозможно разобрать времен. Слушая, не могу отличить планы от уже состоявшегося, наступившее от не свершенного. И оттого я не знаю границы между двумя правдами в твоих словах. Должно быть, ты так устроен, что едва ли кроме тебя самого, кто-то поймет истинное отношение к тому, кого, как меня сейчас, ты ведешь голосом. И чем больше сказанных слов и сделанных шагов, тем дальше мир и ближе мы. Но мы помним, не хотим, но помним, что есть ниша, колыбель наших отношений. Эта мысль стучит вместе с сердцем, разливаясь по телу с кровью. Я готова уступить и сломать преграду, но ты… ты еще борешься с собой. Мы остановимся на одном из путей. Остановимся? Значит, умрем …. Ты просишь открыть глаза. Знаю, будет больно.
В том мире, в который ты пригласил вернуться, мы стоим на мосту, на красивом и любимом нами мосту. Молчим. Я знаю, ты знаешь, меняешь местами слова и фразы. Так надо. Мне остается принять, не согласившись, принять. И во всем мире, жестоком и таком родном, нет слов, ни единого слова. Молча берешь за руку, я вздрагиваю. И дорога, доныне любимая, становится лезвием ножа, пройдя по которому в конечном итоге, окажемся насаженными сердцем на самый кончик.
Разливающаяся боль не даст вернуться в действительность. И я останусь на ночной улице, в бессилье прислонюсь к дому и со скоростью стекающей по стеклу капли дождя опущусь на корточки. Не думаю, больше не думаю. Закрываю глаза, но измерение не меняется. Я выброшена одной правдой в другую. Плакать или вспоминать? Любить или забыть? Неважно, ты знаешь, неважно. Гул внутри меня и тишина снаружи. Пауза.
Ты не смог оставить все так. Разноцветные чувства вынудили, и ты пишешь: «Прости меня, пожалуйста, я тебе почти ничего не даю. Знаю, если бы сделал по-другому, дружбы не получилось и пришлось лечиться ненавистью. Ты хорошая, в миллионы раз лучше, чем я». Я вчитываюсь, и меня накрывает волна противоречия. Ты бежишь или просто я отстаю? Я пишу, пишу, пишу, … требую, уговариваю, предлагаю, умоляю. Нет … так не выйдет. Я спокойна и ровно дышу, все, что я скажу тебе в ту ночь, что хочу обжечься и сгореть, предложу тебе жалеть о том, что было, а не о том, чего не было. Я ко всему готова, это низкий старт. Думаешь.… Думай…
Меня встречает утро, в котором тебя больше нет, но есть тот, кто всегда рядом. Кто не горит, но греет. Дела и планы. Я как никогда пассивна, знаю, что твое решение не оспорить и даже не стану пытаться. Может хоть раз поплыть по течению? Да, пожалуй, в какой-то момент это самое верное решение. Сегодня мы с ним поедем гулять. Мы пройдемся по его детству, заглянем в окошки, я узнаю о нём больше. Жизненный парадокс. Не теряя внимания к мелочам, быть физически рядом с ним, слушать, узнавать и прятать от него тебя. Зачем? Ты подвел черту, значит можно обернуться назад и рассказать ему, что мы с тобой знакомы. Да, так лучше. Ненавижу ложь, чистую и безукоризненную. Играть - да, лгать – нет. Я скажу не все, не все сразу, но что-то он узнает.
Я рассказываю сухо и без эмоций. Да, знакомы, но не виделись – ты не захотел. Я из светлых побуждений (и здесь ни грамма лукавства) – хотела вам дружбы. Ты бы мог его многому научить… Он недоволен, сомневается, но ничего не скажет, просто примет. Забавно - я принимаю тебя, он – меня. Никто не согласен, но все принимают и молчат. Чувствую некоторое облегчение - жить неделю только тобой, дышать, мечтать, любить и скрывать. Одна игра переросла в другую. Теперь каждый из нас знает столько правды, сколько должен, и, конечно, никто не знает всего.
До выхода остается примерно час, мы собираемся, я молчу тобой. Чувствуется напряжение. Звонок. Резкий всплеск адреналина в крови, легкая дрожь. Беру трубку – ты. Как-то сбивчиво говоришь, что я могу забрать обещанные диски сегодня на базе. Мило, что база недалеко от того места, куда мы едем. Судьба? Как думаешь? Обещаю зайти к тебе, если встретишь.
Одену красное с черным. Пусть так, это не агрессия, а защита. Мне страшно. Просто отдашь и отпустишь? А может это предлог? Я так мало знаю. Нет ничего более завораживающего и пугающего, чем неизвестность. Печальная банальность. Нельзя быть в двух местах одновременно, иначе не побываешь нигде. Поэтому сначала тепло, потом горячо. Другими словами, пока я с ним – я только для него, а потом твоя игра по твоим правилам.
Совершенно незнакомый район, и мы с ним гуляем. Самый красивый человек - тот, у кого горят глаза, кто воодушевлен. Даже удивительно, как сильно меняется человек под воздействием приятных воспоминаний или волнующей действительности. И я наслаждаюсь моим Теплым и родным, его горящими глазами, мы листаем картинки детства и топчем новые для меня дороги. Время летит, и я чувствую, что с каждым шагом до встречи с тобой все меньше и меньше. Волнение, которое присуще конфетно-букетному периоду. Я так люблю это чувство. И вот мы уже идем к тебе.
Вижу силуэт. У различных людей красота становится неудержимо очевидной в различные эмоциональные состояния. И твоя красота - в беззащитном и чистом взгляде, которым ты видишь окружающий мир. Подходим, здороваемся, вы знакомитесь. Оказалось, у тебя с собой дисков нет, ты предлагаешь зайти к тебе и забрать. Удивлена, но это добрый знак. Предлагаешь ему зайти с нами или оставить меня у себя, с обещанием, что проводишь. Я с удовольствием и в предвкушении остаюсь с тобой…. Ты холоден и сдержан. Но во мне это не вызывает страх. Сейчас, в твоем присутствии я по-настоящему спокойна. День течет как мед и льется как вода. И в этот день, во все его периоды и моменты я с тобой, быть может, мы даже вместе. Теперь ты новый, не вырванный из контекста собственной жизни, а включенный в него. Я дышу твоими движениями, жестами, важными и не очень делами. Почти не говорим. Знаешь, присутствие порой больше слов. Ты записываешь обещанную музыку, листаешь фото, вот она – твоя жизнь с разных ее сторон, точнее ее зрительные и слуховые образы. Теперь я знаю больше о тебе, но не тебя. А нужно ли это, как думаешь? Ты заканчиваешь одно дело и начинаешь следующее, единственное, что пугает – когда кончатся дела, мы вынуждены будем разбрестись. Но это будет «потОм», о котором я никогда не думаю.
Возможно ли быть счастливой и пребывать одновременно в страхе? Это схватка, в которой участники попеременно, не прекращая борьбы, меняются масками. Я вполне предчувствую лавину, которая спускается стремительно и предназначена мне одной. Но пока еще есть время, которым я не применю воспользоваться. И вот, распластавшись с одной стороны под оглушительным ливнем своих страхов и ярким солнцем твоего присутствия с другой, я пью этот день, ощущая лишь горькое послевкусие пойманных взглядов. Словно игристое вино в красивом фужере наш день по глоткам обнажает дно, в котором стеклянной радугой переливаются грядущая боль и страсть. Я хочу напиться тобой до «бессознания», но чувствую только жгучую жажду, так бывает, когда эмоциональная потеря опережает реальную.
Последний глоток. Идем. Не свожу с тебя глаз, ищу повод, намек, тень сомнения. Ничего. Я не вижу ничего. Никто не уступит, знаем оба. Всю дорогу домой мы будем сидеть так близко, как это только возможно в наполненном лицами транспорте. Застывшей мечтой ты останешься недвижим, а я всё буду смотреть на тебя, не стесняясь, не боясь, лишь пытаясь спровоцировать. Разойдемся молча и внешне холодно. И только оставляя тебя позади, не найду в себе сил обернуться, но напишу, что люблю. И ты ответишь, что любишь тоже…

III

Засыпать и просыпаться в мечтах. Искать встреч или замыкаться в себе. Дышать, поднимать глаза в небо, любить. Идти по городу, но видеть его другим, незнакомым. Удивляться всему, что встречаешь. Закрывать глаза.…
Меняемся оба – не узнаем себя, не узнаем привычных вещей. Время и пространство отражаются в кривых зеркалах. Как будто все потеряло вес и парит вокруг. Касания руки или простого взгляда достаточно, чтобы передвигать с места на место некогда тяжелые будни. Все происходящее похоже на калейдоскоп: цветное, осколочное и может принимать любые незамысловатые формы. В этом парении я впервые живу, ты - создаешь. Это счастье, открытое в себе, преломленное в другом и возможное только благодаря взаимной жажде. Наш день окончательно теряет временную форму: начинается ночью, продолжается непредсказуемый отрезок времени, прерывается снами, в которых мы осмеливаемся на то, на что не решимся на Яву, и вновь возникает в нас стремительно. Ни начала, ни конца - абсолютная полнота бытия. Мы на ладони друг у друга – обаятельно беззащитны.
Встречаемся, как только можешь часто. Привычные две бутылки пива и надетый капюшон. Идем без цели и без направления, не замечая, ускоряешь шаг, думаю, бежишь от себя, а может и от меня… Беспросветная нагота твоих состояний, я отслеживаю каждое твое сомнение, удивляешься: «Откуда ты такая умная?» - Не знаю, просто это важно для меня, наверное, пробую тебя неосознанно. Все чаще и чаще ловлю себя на том, что хочу прикоснуться к тебе, хотя бы взять за руку, но прекрасно осознаю, что это непозволительная роскошь. И поэтому, когда достаточно стемнеет, я, проходя с тобой бесшумные переулки, ненадолго закрываю глаза, идя на голос.
Несмело, но уверенно в тебе рождаются новые мотивы и отрывки текстов. Я рада, скорее даже счастлива, хочется думать, что имею какое-то тайное, скрытое от всех отношение к этому рождению. Даешь слушать кусочки, которые проросли, еще не целые композиции, только первые ноты. А я боюсь этого – понимаю, насколько важно для тебя, оттого абсолютно теряюсь в адекватности реакции (что говорить, как, а может вообще не говорить?). Подобный страх в себе самом вызывает оцепенение и атрофию, а в другом действует как яд – медленно и верно разрушает межличностные нити. Думаю вот он - первый укус скуки. Со временем более различима становится печаль во взгляде. Ее основа может быть в чем угодно, очевидно только то, что ты ее замалчиваешь, в то время как она тебя точит. Это бесспорно знак, нечитаемый для меня, к сожалению. С одной стороны - желание дать понять, знать; с другой – отсутствие права на это,- вызывают резонанс во мне. Никогда и ничего не говорю в глаза, не уверена, что тебе это нужно, а мне необходимо – поэтому пишу тебе из раза в раз, а ты из раза в раз отвечаешь.
Развитие совместного безумия. Не договариваемся о встречах. Просто случайно сталкиваемся на улице. Я с ним, ты - с кем-то… Не произнося ничего конкретного вслух, читаем в глазах друг у друга голод. Здороваемся, перебрасываемся парой слов, расходимся буквально на несколько шагов, один из нас непременно не выдержит и напишет: «Где? Через сколько?» Это пуля в груди. Не знаю, что и как говоришь друзьям, я испугано лепечу ему правду, неважно, абсолютно неважно. Встречаемся с колкой улыбкой и готовимся к прыжку. А потом снова пауза, внешне короткая, но внутренне бесконечно долгая. С наступлением темноты не нахожу себе места, мечусь из угла в угол, то загораюсь, то угасаю - от воодушевления мелочами до беспросветной апатии. Из всех вспышек нахожу себе только один мучительный выход – написать, спросить о встрече. Капитуляция.
Как только в тебе рождается хлипкое желание развить, ты делаешь стремительный шаг назад. Забавно, что в поиске выхода из нашего единства, решаешь, что реальность дня сменит очарование сумерек. Предлагаешь встретиться засветло. Я не против, давай… Ночь – загадка, день - простота. Поэтому надену белое, свободное, летящее. Удивлен? И я удивлена – никак не ожидала от тебя услышать: «В женщине очень важна женственность во всем». Я не угадала твоих воззрений. Люблю ошибаться – это всегда заставляет удивиться, задуматься, пересмотреть. Безумно интересно в этом свете – как же ты меня воспринимаешь? Только друг (строго по договоренности) или позволяешь себе единовременно (урывками) видеть во мне девушку? Какая я: сильная - слабая; абстрактная – четкая; яркая – серая? Так хочу знать, ищу в глазах или в уроненных словах. Нигде нет. Недоумеваю. Какая жалость, что я никогда не умела читать в мужчинах отношение к себе, если, конечно, мужчина не назначен жертвой. Как всегда - и любопытно, и лучше не знать.
Теперь иногда застаем предзакатное небо, идем, идем, идем… Встречаем твоих знакомых, знакомимся с моими друзьями, не прячемся! Не помню теперь уже, о чем мы говорили, когда ты сдался: «Мне часто говорят, что повезло с женой, а я завидую тому, кто с тобой… одни глаза только чего стоят». Вот это сальто, милый, браво! Теперь вернуть мир себе под ноги – задача практически невыполнимая. И все равно не верю себе. Во мне даже не рождаются мысли, что это не только дружба и не только мой прыжок. Мелочно думать об этом.
 Ночною тропой до Пушкинского сквера. Люди, как всегда какие-то люди, не могу без них, они – атмосфера бытия. Густая, тягучая ночь. Волны реки. Каменистый бордюр, покоренный моими уставшими ступнями. Сзади твой мягкий голос о поэзии, о вкусах, о музе. Закрыть глаза лицом к ветру. Слушать, как читаешь Маяковского. (Кто бы подумал, что когда-нибудь буду «вдыхать» Маяковского с наслажденьем; вот уж действительно: «Никогда не зарекайся»). Ты закончил и замолк, я недвижима вне времени и пространства. Забылась… Очнулась… Поворачиваюсь к тебе, а ты в этот момент протягиваешь ко мне руки, должно быть, чтобы впервые обнять. Я испугала тебя, и ты аккуратно спрятал намерение. Боже! Какая дура! Ну неужели нельзя было затеряться в себе еще на минутку? Так надо. Теперь знаю, что хочешь, но боишься себя. Да, знаю, но что с того? Многого лучше не знать, но только предугадывать. Знание бывает лживее чувств.
IV

Достаточно спорный вопрос – сколько раз в своей жизни человек может испытывать сильные чувства. Сомневаюсь, что существует сколько-нибудь универсальное неписанное восприятие чего-то, кого-то, для всего социума. Достаточно банально и то, что понимание, казалось бы, одних и тех же слов для разных умов принципиально различно, а подчас и диаметрально противоположно. А значит, проходя одним путем, мы с тобой видим (вполне вероятно) абсолютно разные в содержательном смысле детали мира. Нет никакой уверенности и в том, что цвет, который мы оба называем одним словом, видится нам идентичным. Где найти подтверждение тому, что красный в моем понимании не воспринимается тобой как белый или синий? Мысль можно развивать. Не служит ли все это подтверждением того, что куда важнее Чувствовать человека, нежели Знать его? И мы чувствовали. Вот так из банальностей создается кислород. Чувство вины или наслаждения – просто луна или превращение неба. Это время самое лучше – ты так не думаешь, я больше не думаю.
Отрывая взгляд от подножья, простираюсь вперед без отрыва от прошлого. Словно улитка тащу на себе всю столь необходимую и удручающе тяжелую будничность. Бесчисленно много раз алкала освободиться, полная смешная уверенность, что в этом единственно обрету себя – очищенную и возрожденную. До слез наивна по-детски упряма – и в этом так похожа на себя. Завидую блаженным, что умеют ждать и знают, чего хотят - это по истине ценные, дарованные не меньше, нежели избранным, сокровищности. Нет, само собой не так. Но хочется верить, что не все нищи духом. Опять же нельзя не вспомнить о комичной относительности всего вокруг нас, но более всего того, что именно в нас! Есть повод поспорить, но нужно ли.
Итак, по истечении нервов и вымотанности времени, могу несмело, но уже без сил и экспрессии утвердить, что я свободна от болезненности, от тебя, а вместе с тем от жизни и от себя самой. О чем это я? О том, что кровопускание лечебно в умеренных дозах. Избавившись от «тебя», я значительно, если не сказать полностью, утеряла вкус к жизни, скатившись к физическому существованию, бессмысленному и убогому. Как итог: имею свободу и не имею цели. По аналогии с папье-маше –форма, лишенная содержания. Не к этому ли я шла? Нет, не к этому.На том месте, где был твой образ, должен был возникнуть пустырь, ставший основой сооружения здорового мировосприятия и главное - гармонии. А по факту – вместо пустыря мусорное кладбище, вместо основы - сгнивший пол и наконец, вместо здорового восприятия - закомплексованность и непроходящий страх что-то делать или говорить. Мило и банально, неправда ли? По сути всё из этого и состоит.Жизнь банальна по умолчанию.
Вместе с истерической болью и обостренным восприятием каждый выдох мой наполнен был красками, чувствами, палитрой, словом. Теперь дышу ровно, хожу по земле и не бросаюсь с щенячьим восторгом за каждым, кто улыбнулся, НО.
Знаю, знаю. История стара как мир. Но глупо не признать очевидность спиралевидности бытия. Как часто кажется, что вектор движения направлен вперед, однако, это круги по нарастающей. Диаметр круга обусловлен накопленным социальным опытом и расширением кругозора, но это круги. Само собой, спираль стоит понимать и как индивидуальную, осуществляемую конкретным человеком, и как общечеловеческую. Жизнь отдельно взятого индивидуума во многом зачастую повторяет жизнь общества в историческом срезе. И потому нет ничего удивильного в том, что банальные, возможно плоские истории повторяются в судьбах людей на протяжении существования человека, как единицы. И тем не менее, это не мешает каждому снова и вновь воспринимать свою историю как личностнозначимую, не банальную, не плоскую,а наделенную смыслом, красками и более того, как призму мировосприятия. Важно: не миропонимания, а именно мировосприятия.
Через любые события, способные вызвать в нас сильные чувства, будь то подъем или спад, мы выходим на новый виток. И тут одинаково важна как рефлексия, так и своевременность; горячая голова заставит неоднократно промахнуться, а излишне затянувшаяся пауза значительно исказит события. Поскольку память совсем не то же самое, что факт (событие) в отправной точке. И самый худший вариант – когда отправная точка утеряна, память истрепана бесконечным проговором ситуации и при очевидной потребности осмыслить, пережить не от чего отталкиваться – все вычерпанно и пересохло. Мой вариант. Даже если изрядно напрячь память и восстановить хотя бы незначительный отрезок событийного ряда, при отсутсвии эмоциональной окраски этого ряда, делать самодиагностику бессмысленно.
О чем тогда я пытаюсь тебе рассказать? О том, что вся эта недолгая и ничего не значаящая история сумела расслоиться в моем сознании. На данный момент позади уже около 3,5 года, которые попериодно отходили в форме осадка. И к тому моменту, как я взялась за написание этих буквиц, вся событийность выпала последним слоем на мой рассудок. Эта последняя пыль абсолютно серая, но при этом ее состав богат многим и даже очень многим. Занимательно и то, что процесс пережевывания в десятки раз превышает во времени саму историю. И обусловленно это, скорее всего, именно тем, что будь общение дольше – осталось бы значительно меньше всего несделанного и несказанного, а значит и меньше «почвы» для культивации. Но все сложилось так как сложилось. Глиняный раствор замешан, все подготовлено к работе – и вот теперь я могу лепить из твоего образа целую галерею всевозможных фигурок и скульптур. Только вот почему-то все идеи больше похожи на абстакцию из острых линий и дырявых геометрических фигур, нежели на полноценную художественную лепнину. И не то чтобы мне жаль, но эта сбивчивость кажется мне пустой и надуманной. И все это реет во мне флагом позора и ошибок. Примичательно в этом лишь то, что не было рождено во мне никаких обид ни на мир, ни на людей (и тебя в частности), ни на судьбинушку – мачеху, просто никаких обид и уроков. Есть мнение, что судьба это набор индивидуальных ошибок. И у каждого она своя, потому что каждый всю свою жизнь будет наступать на одни и те же свои собственные грабли. Согласна.

V

Не могу позволить себе писать тебе каждый раз, когда чувствую острую недостаточность в порционном насыщении тобой. Держусь из последних сил, мечусь по квартире или пытаюсь заполнить себя приятельскими встречами, дружескими прогулками, пока не наступает ночь, и я не теряю самоконтроль. Уже в кровати, но далека от сна и спокойствия. Любое воспоминание вызывает выброс адреналина, хорошо если после пары часов самоистязания удается забыться сном, но если нет – я пишу тебе с просьбой встретиться, вне зависимости от того, сколько времени. Стараюсь не злоупотреблять этой возможностью, покуда ты, без малого всегда, с трудом, но находишь для нас шанс. Да и если быть откровенной – не так много было случаев, чтобы я среди ночи вырывала тебя из дома.
Сквозь темноту смотрю в одну точку, сжимая в руке телефон. Отчетливо понимаю, что мне не уснуть и не унять себя. На часах далеко за полночь, я знаю, что спишь, но не способна воспринимать хоть что-то как аргумент – я должна тебя увидеть, сейчас же. Без промедления любым возможным путем. Я прошу тебя, ты долго молчишь, нервное влажное ожидание - спишь или нет. Ответ. Согласен. Всего 15 минут очень тихих сборов, не включая света и не выбирая, что надеть, чтобы не разбудить его.
Я на месте, тебя нет. Пять минут, десять минут...на улице июль, но очень холодно. Мне страшно одной, мне страшно, что тебя нет, мне холодно, я отправляю сообщение, ты отвечаешь, что через 5 минут будешь. Да, действительно вижу тебя в далеке. Ощущение собаки, завидевшей хозяина – я бы набросилась тебя обнимать, да у нас с тобой по договоренности ничего ближе любых фантазий, но никак не действий. Извиняешься – ты спал, когда я написала первое сообщение, ответил и не заметил как уснул, второе сообщение выдернуло тебя и сна, поэтому опаздал, но пришел. Я не знаю, как реагировать – что могу значить для человека, который ради встречи заставил себя дважды проснуться. Я обманута безграничным счастьем. Запрещаю себе думать о твоем отношении ко мне, хотя подсознательно верю, что любишь.
Как всегда гуляем по соседним районам без цели, просто чтобы быть вместе, говорить, рассказывать. Многие ничего не значащие осколки простой болтовни помню до сих пор, хотя и не вижу никаких зацепок в этой информации для памяти. Пара часов и мы окончательно замерзли, неизбежно расставание – много пройдено и немало сказано. Уже знаю, что ты подбираешь слова, чтобы проститься на сегодня, но ничем не помогу тебе, я готова молча биться за каждую лишнюю минуту. Вижу по лицу, что ты почти решился сказать – это нелегко, но обязательно. И вот ты говоришь...но вместо ожидаемого прощания я слышу приглашение на чай. Жена? Ее сегодня нет. Шокирована и растеряна. Пригласить в гости - значит впустить человека глубже в себя и свою жизнь – что может быть дороже и интимнее собственной крепости? Мне выпал редкий случай не просто быть с тобой как можно дольше, но заглянуть внутрь твоего дома, прикоснуться к твоей обычной жизни, конечно я согласна – идем. Музыка, экскурсия по квартире и зеленый час с жасмином. Вижу молчаливый вопрос в глазах, не могу понять о чем ты, наверное, впервые. Вариант один – пора уходить, и ты не знаешь как это аккуратно организовать. Ужасно неловко, что не подумала об этом сразу. Говорю, что уже пора, молчишь и смотришь в упор. Проживаем напряженную паузу, и ты резко собираешься. Дорога домой в абсолютной тишине, на привычном перекрестке по-дружески обнимаю тебя на прощанье (редко, но практикую), ты недвижим, никакой реакции, ни лицом, ни телом. Я озадачена, но что могу?
Несколько дней не отвечаешь на мои сообщения, никакой обратной связи. Понимаю, что занят - активно идет запись, но в то же время полная тишина нашептывает страх. Ищу мысль, которой можно было бы привлечь твоё внимание, вызвать хоть какую-то обратную реакцию. Любая провокация через любой вопрос. Что-то подворачивается, этим и пользуюсь. Сухо отвечаешь, что болеешь несколько дней, вызываюсь помочь и получаю отказ – жена заботится. Еще несколько дней молчания – так уже было. Без видимых на то причин, неожиданно и резко новый кризис - знаю наверняка, что твое молчание указывает на разрыв. И оказываюсь права.

VI

Удивительно, насколько упрощается ситуация, когда о ней говорят в сравнении с тем, какой она видится в момент проживания. Несколько маленьких кусочков о том, что оставило след на всю жизнь, о том, что повлияло на восприятие каждого человека, который приходил в мою жизнь позже, на каждую ситуацию, с которой приходилось сталкиваться по прошествии времении. Каждый ориентируется в себе, как может и хочет. Я зависима от людей сильных и ярких, во мне нет воли вызывать себя к жизни, но живу засчет эмоциональных подъемов, даримых людьми. Я холодна к отношениям стабильным и ровным и наркотически зависима от отношений экспрессивных, многоцветных, пусть даже они становятся причиной не только подъемов и эйфории. Даже спустя несколько лет считаю, что ни до, ни после тебя у меня не было равных по силе чувств. Конечно сейчас, проговаривая все это, я не впадаю в недельную депрессию и не считаю, что дело только в том, что я не удалась как женщина или личность – понимаю, что все просто не может сводиться только ко мне одной. Разумеется, все мои комплексы и страхи остались при мне, но я научилась их маскировать, а значит, стала менее уязвимой. Мне стыдно за некоторые свои проявления, но в тоже время я понимаю, что это опыт, который я способна применять в будущем. По сути своей изначально было очевидно то, каким путем пойдет это общение и какой итог будет иметь, и я была согласна на этот путь и эту развязку. Точнее, мне было неважно, потому что я ценила каждый конкретный день, отчетливо понимая, что любые отношения, переходя в разряд стабильных вымирают в той форме, за которую их и полюбили, а значит, жалеть не о чем по определению.
Опять же не могу не понимать, что если бы все закончилось путем естественного отмирания, не о чем было бы и вспоминать, в то время как отношения без логического завершения всегда оставляют по себе глубокий след в образе неразрешенных вопросов из серии «почему?». Даже зная о всех негативных последствиях, я не хотела бы другого завершения. Скорректировать что-то в процессе или сколько-нибудь продлить – да, но завершить иначе –нет. Я вижу все прошедшее двояко – с одной стороны, я знаю итог, сделала выводы, я смотрю на все с позиции «из вне» и с этой точки зрения я мало связана с тем, о чем расказываю, с другой – как бы давно это не происходило, это является частью меня и остается во мне вросшими комплексами. Говоря о себе, я и себя и не себя имею в виду. Суть и в ностальгии, и в саморефлексии. Такая позиция в известной мере усложняет полное эмоциональное включение, что хоть как-то уберегает меня от очередного аппатического приступа в процессе «проговаривания», но в тоже время превращает мое затянувшееся признание тебе скорее в дневниковое брюзжание.
К сожалению, проблема для меня заключается так же в том, что время проходит, не задерживаясь, а я так и осталась «висеть» в состоянии бесконечного поиска и внутренней надежды, что встречу кого-то, кто сможет перекрыть воспоминания о тебе волной новых сильных эмоций и чувств. Я перебираю, перебираю, перебираю людей, получая только разочарования ввиду очевидной ущербности многих персонажей. Едва ли могло быть иначе, но, пребывая в отчаянном поиске, не хочу верить и понимать, что пора успокоиться и остановиться – кто бы мне не встретился и как бы хорош он не был, тобой ему не стать. И я продолжаю с закрытыми глазами размашисто шагать вперед, не признавая, что уперлась в стену и надо бы свернуть.

VII

Несколько дней тишины уверенно перешли в недели тишины. Абсолютно не понимаю, что опять сделала не так, ведь не бывает дыма без огня. Примерно раз в неделю с надеждой отсылаю тебе какое-нибудь провакационное сообщение, готовая к любой реакции, лишь бы она была, но, за редким исключением, ее нет. Отчаяние и упорство – два состояния, которые тогда двигали мной. Ты был очевидно потерян и максимум достигнут, поэтому от замалчивания тебя перешла к бесконечному проговору буквально «по кругу» всего, что могла о тебе вспомнить и сказать, всем, кто способен был это терпеть.
Спустя пару-тройку недель в городе случился праздник, твое участие в котором было ожидаемо, поскольку твой рабочий год был насыщенным и продуктивным. Пропустить возможную «встречу» с тобой я была не в силах, поэтому пришла на концерт. Не будучи уверена, что ты все же выступаешь, отправила тебе вопрос о участии и времени. Ты ответил вскоре и подробно – я была без малого счастлива, приятное ожидание с дозой адреналина в крови.
Сцена была на почтительном расстоянии от публики обнесена металлической решеткой. Я заняла удобное место, где можно было без труда наблюдать весь музыкальный муровейник. Танцуя под любимую песню в исполнении твоих друзей, заметила тебя- был мне рад, более того, совпали вкусы и настроения – мы, стоя по разную сторону решетчетой ограды, двигались в такт музыке и друг другу. Складывалось ощущение, что танцуем друг с другом, вопроеки расстоянию и металлу. Действительно очень светлое воспоминание о дне в целом - тот вечер мы провели вместе – все выглядело приветливо, как обычно, вновь зажигались надежда и фантазия, а большего и не надо было.
 Значительно реже, чем раньше, но ты находил для меня время, и мы вновь бродили. Всего несколько встреч и очередной резкий спад –просишь больше не писать тебе. Я читала твой плевок в том же надбрежном сквере, где ты впервые хотел меня обнять. И разница между этими двумя днями составляла около полутора месяцев. Быстрее разве что в песнях бывает.
А дальше бесконечная ломка, вопли о том, что с тобой жила, а без тебя существую, поиски новых образов, доставляющие бесконечное разочарование, приступы недельной апатии и слезливые выпады в любом месте и обществе. Преданное посещение каждого концерта все больше и больше разрушало меня, я понимала, что падаю и прощаю себе поступки и слова, о которых раньше и помыслить не могла. Но я продолжала раз в неделю что-то писать тебе в пустоту, ходить на все твои мероприятия и накручивать себя в своем одиноком бредовом горе. Ты без тени эмоций игнорировал все мои жалкие попытки, а я только диву давалась и поверить не могла, что так легко и быстро можно сначала любить и «мечтать» о человеке, а потом быть к нему равнодушным, даже не раздражаться им, а быть безразличным. Что ж, я и сейчас не могу понять этого вполне, хотя и переняла от тебя эту манеру строить отношения с людьми. Поскольку ты был недостижим, мифичен и потому идеален как всё несуществующее, я задалась целью научиться чувствовать твои состояния. Стратегия была простой в теориии и практически невыполнимой на практике. Я знала тебя близко, я отслеживала каждую твою реакцию и состояния. Я отмечала выражение глаз, наклоны головы, нестандартное построение фраз в какие-то эпизоды. Словом, я имела большой собранный багаж, который хотела систематизировать и использовать. Это увлекало меня по-настоящему. Вызывать искусственное понимание было невозможным, значит необходимо было участвовать всё в большем количестве разнообразных ситуаций, знать больше людей, больше читать и слушать; чем обширнее становились знания, тем увереннее я приближалась к пониманию твоих отправных точек. Еще один вариант – общаться с людьми, которых ты признавал и постулировал как значимых – мы во многом формируемся нашем окружением. Не сказать, чтоб задача была из легких, учитывая, что они не должны были знать об общих знакомых и истиных целях, но я была в раже и не признавала никаких преград. Так я приобрела несколько приятных знакомств и расширила кругозор. Должна признать, что частично поставленную задачу я достигла – в некоторых ситуациях ловила себя в реакциях и взглядах, которые когда-то так занимали в тебе. Я понимала что ты чувствовал, когда так смотрел и так реагировал. Понимание не было вымученным, оно приходило ко мне внезапно. В такие моменты я была счастлива, потому что они приблежали меня к тебе, позволяя стать твоим маленьким кусочком, по крайней мере, мне хотелось в это верить.
Я упорно отказывала себе в мысли о том, что все утереяно безвозвратно и продолжала отправлять тебе по предложению в неделю. Потом медленно и мучительно, но все же наступало прозрение, я затихала на более долгие временные промежутки, пока как-то осенним поздним вечером тебе не написала моя подруга с просьбой одолжить скотч, и ты, приняв ее за меня, согласился встретиться, чтобы выполнить просьбу. Удивительно, но увидев сообщение с неизвестного номера, ты не мог предположить других вариантов, кроме того, что я изыскала новую возможность до тебя достучаться. Вы прогулялись, ты был вполне похож на себя в манере свободного дружеского общения с человеком тебе неизвестным и незнакомым. Однако мысль о том, что ты был готов встретиться со мной, поразила сильно. По глупости слепой любви, я восприняла это как шанс, наполнившись иллюзией, что по каким-то причинам ты делаешь вид, что я утеряла для тебя значение, но по факту, относишься ко мне как и раньше. Надо отметить, что этот самообман во мне активно подпитывался тем, что все кто знал о вечере в гостях, приведшем к последнему разрыву, толковали его как проявление моего ханжества, мол ты любил и хотел, а я не поняла, не прочувствовала. Не спорю, в тот нежный период я не думала о сексе в принципе, в том числе и с тобой, а ты говорил, что любишь мечтать об этом и фантазировать это, потому как так рождается больше красок для творчества. В том и пребывала.
Как бы там ни было, но иллюзия принесла мне беспокойство и волнение, больше никаких изменений не последовало. Я продолжала болеть тобой, говорить о тебе со всеми, кого видела и падать все ниже. Так я с трудом дотянула до октября или ноября, пока наконец не решилась любым путем заставить тебя встретиться, что бы проговорить все, что гнило во мне. Встреча состоялась. Ты начал с фразы: «сначала я расскажу тебе, а потом, если у тебя останутся вопросы, ты их задашь», и я согласилась. Ты очень сухо и отчужденно говорил о своих делах и занятости, чуть позже перейдя к теме любовницы и ее роли в поддержке творчества и сохранении семьи. Конечно мне не вспомнить, что именно ты тогда говорил, да это и не так важно. В одном твоем получасовом монологе я услышала достаточно для того, чтобы осознать всю глубину глупости своих вопросов – ты дал понять, что в твоей жизни для меня не осталось ни минуты, зато есть кто-то новый занимающий твои фантазии и мечты. Монолог ты закончил вопросом: «Есть что-то, что ты еще хочешь знать?», я отрицательно покачала головой, и ты подытожил: «я так и думал». На том и расстались, но мой ад продолжался, а вместе с ним и твой, поскольку раз в месяц, а не в неделю, но я все же тебе писала. И с детской верностью посещала каждый твой концерт.

VIII

Без изменений, если не считать укоренившиеся комплексы, я добытовала до следующего лета. Видя, что мои приступы апатии становятся более затяжными и сменяются разве что метанием в стенах квартиры, мой Теплый предлагает, наконец, позвонить тебе и позвать на прогулку. Я никогда не звонила, просто смелости не доставало, поэтому сама идея вызвала волну негодования, но вместе с тем была подхвачена – едва ли я вообще могла здраво соображать в тот период.
Ты долго не брал трубку, и я, дрожа и покрываясь испариной, ждала. Спустя несколько бесконечных гудков я услышала твой голос, без особых вводных оборотов предложила встретиться и получила согласие. Не могла поверить – как так: согласие без препятсвий и сомнений. «А знаешь ли ты, с кем говоришь?», - скользнуло в мозгу и сорвалось с языка. Нет? – не хотелось бы расстраивать, но это Я. Надо ли напоминать, что осознав это, ты от встречи отказался, ведь звонка ждал от другого человека, а кто звонит - не видел, поскольку ехал на велосипеде, и у тебя стоял автоответ. Меня окатила чистая сухая истерика, без слез и криков, милейшие нервные смешки и крупная конвульсивная дрожь умершего самоуважения. Еще через пару недель мы случайно столкнулись на улице, не поздоровавшись, прошли мимо. Меня, как водится, захлестнуло свежим адреналином, а ты, как водится, молчал. Все на своих местах. Продолжала страдать и ждать чуда, отправляя периодичные абстрактные сообщения и не получая ничего в ответ. Круг был очерчен, и я упрямо плелась по нему, попутно создавая иллюзию общепринятого нормального бытования. И все было как обычно: ходила на работу,гуляла, общалась, искала и не находила, бывала в гостях, читала и занималась самонакруткой.
Странно, но я практически никогда не встречаю на улицах людей, живущих со мной в одном районе – тебя за то лето я встретила дважды с интервалом в месяц. Гуляя по центру, увидели твою короткую неличную встречу с девушкой. После ты заметил нас и подошел, предложив флаеры на очередной концерт, ничего личного, просто приятельский жест. Само собой, каждая случайность воспринималась как событие. Поэтому даже спустя 4,5 года года я готова говорить обо всем, что по себе оставило хоть какой-то осадок. Да и чтобы не лукавить – думается, что каждое пересечение (на улице или на концерте) формировало тот вечер, когда после летней прогулки я сидела в гостях и смотрела условно-исторический фильм. Внешне спокойна и внутренне уныла обнимала диван, бессмысленно моргая в экран. Раздался звонок, взглянув на номер на мгновение оцепенела, подумав, что обозналась. Твой телефон не был записан - я итак его хорошо знала и именно его я увидела на дисплее. Помедлив еще какое-то время, чтобы собраться и ровно ответить на звонок, сказала уверенное «алло». А вот тебе уверенности не доставало. Очевидно, что ты переживал, поэтому говорил скомканно и отрывисто. Суть всего состояла в приглашении погулять. Обжегшись на молоке, поинтересовалась мне ли ты хотел позвонить, кто будет и зачем все это нужно.Сказал, что будем вчетвером, просто погуляем в парке (который находится абсолютно в противоположном конце города, хочу отметить) и разойдемся по домам. Смысла во всем этом я не видела и отказалась. Ты же вдруг оживился и стал настойчиво уговаривать. Я засомневалась – обещал проводить до дома и уверял, что не о чем беспокоиться. Спорили и торговались несколько минут, и я капитулировала. Все, кто присутсвовал при разговоре, смотрели на меня с жалостью, лишенной снисхождения. Просили одуматься, не слушала. В обговоренное время сошла с маршрутки и увидела Вас. Внутренний испуг проявлялся во внешнем холоде и игнорировании. Весь путь общалась с другом,практически не замечая тебя и твоего внимательного ждущего взгляда; и в этом не было игры, просто защита. Не более двух раз пересеклись словом и стукнулись взглядом.
Но все мгновенно переменилось, стоило нам выйти из метро. Друг в считанные секунды оказался на почтительном расстоянии, ссылаясь на то, что его спутница уже с нетерпением дожидается нас в одиночестве, нельзя же ее томить в ночном парке. Так мы остались по сути вдвоем на аллее. Ты в привычной манере старого приятеля неутомимо заводил разговоры на несчетное количество тем, я сухо отвечала, не проявляя ни малейшей инициативы. Кроме привычной дрожи в твоем присутствии чувствовала заколяющую злость; абсолютно невдомёк как можно из 100% безразличия без колебаний уйти в кристальную дружбу. Казалось, мой оскал только разжигал твое дружелюбие. Дойдя до парка,отыскали магазин и запаслись пивом. Смотрела на все это со страхом, даже при абсолютном доверии тебе, кожей чувствовала, что вечер наперед был окрашен полунамеками.
Отыскав подходящее умеренно уютное место, расположились. Так совпало, что я была в светлом и просто не рискнула сесть на невразумительную парковую лавку. Ты постелил свой рюкзак и подвинулся, будучи внимателен ко всем моим сомнениям. Мало-помалу стала сызнова привыкать к тебе в непосредственной близости. Расслабилась, доверилась, позволила себе прочувствовать счастье – мы были вместе, ты ловил каждый мой взгляд, вечер только начинался. Дешево купленная, если не сказать, отдавшая себя с доплатой. Говорили, шутили, смеялись, без тени памяти о годовом молчании. Просто, легко, открыто, обо всем. Не наблюдая часов, забыла, что последний автобус вот-вот выйдет в маршрут.
Ночь лилась и убаюкивала, я нежилась и была уверена, что год прошел, а я осталась в тебе – впереди новый круг. Достаточно надышавшись парком, пошли по городу - Ночными проспектами мимо спящих домов и зевающих улиц. Шли парами с дистанцией в бесконечный квартал, так, чтобы не только не слышать и не видеть кого-то кроме себя самих, но и позабыть о ком бы то ни было, не ощущая ни в чем постороннего присутствия. Ты все упорнее заглядывал в глаза и все настойчивее выказывал расположение и заинтересованность. Меня это пугало, старалась дистанцироваться, сохраняя границы комфорта, которые ты отказывался признавать. Как только уступила, и мы впервые поцеловались, ты оживился пуще прежнего и стал настойчиво организовывать развозку по домам. Смотрела на все с недоумением – как ты не без усилий спровадил друга к девушке, заявив, что на базу мы заедем вдвоем, коль скоро нам все равно в одну сторону и как констатировал мне, что домой попаду позже – все тобой было уже за всех решено, ты знал, чего хотел и как это получить. Было страшно, но и я хотела весь этот год. Друзья активно сопротивлялись, но ты распорядился, куда везти и буквально выставил их из машины возле подъезда. Все это выглядело занимательным, просто наблюдала, сомневаться ни в чем не приходилось. Ночь была атипичной во всем, но кульминацией стало то, что доехав до базы, ты обнаружил, что ключей у тебя нет. Целая трагикомедия предстала моему взору, пока ты пытался сорвать, взломать или хотя бы раскурочить навесной замок повышенной надежности на собственной металлической двери. Мне оставалось только диву даваться силе желания. Предоставив достаточно времени для попыток, да и просто побоявшись лезть «под горячую руку», дождалась паузы и вкрадчиво предложила прогуляться домой, раз уж «несудьба». Мой вариант даже на рассмотрение принят не был, невзирая на то, что было уже два часа ночи, ты стал звонить другу, у которого были ключи.Дозвонился, договорился, что сейчас заедем. И вот мы снова ловим машину в опустевшем центре родного города. Кто-то везет, какая-то музыка в авто, ты сосредоточен, я ложусь к тебе на колени, мне Тепло. Чуть ли не полпути в обратном направлении, чтобы забрать ключи и еще столько же, чтобы вновь вернуться на базу. Но все эти дороги в чужих машинах у тебя на коленях – неизменно самое нежное воспоминание.

IX

Еще несколько лет после я не говорила об этом никому. На это было действительно много причин различной важности. Сейчас же, когда и послевкусия не осталось, я могу говорить об этом как о быте, а не о чем-то сакральном и бесконечно важном. Это просто свершившийся факт, который имел целый спектр последствий, факт, который стал первым шагом вниз, но вместе с тем принес важный опыт.
Однако, если тогда о тебе в общем и целом я говорила без конца и всем, кого видела, то сейчас я не перестала думать о тебе и видеть во снах, но перестала говорить целенаправлено и лишь изредка упоминаю вскользь, даже имени твоего ни разу не назвав тем, с кем знакомилась много позже. Фактически, восприятие интима диаметрально изменилось – могу упомянуть о близости с тобой, не испытав ничего, но не могу и не хочу говорить о том, кем был для меня и как повлиял. Само собой, я не живу тобой и не думаю о тебе сколько-нибудь часто, но ты навсегда остался во мне, превратившись в набор стереотипов о мире и людях. От скуки временами пытаюсь осознать твое участие и значение для меня в настоящий момент, но ничего не нахожу. Ты был и тебя нет. Нет потребности искать тебя, видеть - вполне устраивает форма и объем текущего положения. Все, что происходит со мной, все состояния и полутона – все отсылаю на опыт в общении с тобой, постоянная саморефлексия, познаю себя и создаю. Вполне достаточно опираться на то,что уже есть во мне, совокупляя это с новым опытом и отношением к миру и себе самой. Ничего не хочу вернуть, не нужны новые витки и попытки, ни тебя, ни меня уже нет и мы, живущие сегодня, не нашли бы о чем поговорить и чем быть друг другу приятными. Это не отрицание тебя из невозможности обладания, это объективный вывод из последней нашей встречи, которой минуло уже 1,5 года. Ты был другим, совершенно другим. Меньше часа ушло на то, чтобы я каждой клеткой осознала и озвучила: «Видимо ты согласился встретиться, чтобы окончательно разрушить мое представление о тебе.» Конечно, цели такой ты не ставил и едва ли тебя вообще волновало, что, собственно, я о тебе думаю и как воспринимаю. Занимательно, что в первую встречу мне нужно было меньше часа, чтобы врасти в тебя, а в последнюю – столько же времени, чтобы испытать отторжение и разочарование. Показательно и то, что за 5 лет я испытала чувства кому-то только дважды и то за последний год. Хотя нет ничего удивительного в том, что все это было ярко и не продолжительно. Тебя нет, но твой образ во мне и в том, как строю отношения в настоящем времени. Я отпустила тебя, встала с колен и отряхнулась. Пепелище непременно развеется и на этом месте снова будет жизнь – моя семья и мои дети. Каждое конкретное частное решение определяет спектр возможностей к действиям в дальнейшем, это очень плотная цепочка, и осознать это вполне смогла только живя так, как жила. Нет, не ты один был мне путеводной звездой, но ты светил ярче многих других, чтобы мне иметь свое настоящее. И я строю его не без трудностей и огрехов, но строю. Не забываю дышать, засыпать и просыпаться. И лишь в острые моменты хочу поговорить именно с тобой, услышать то, что ты бы мог мне сказать или посоветовать.

X

Мы вернулись на базу, вошли, и я стала осматриваться с тихим восторгом и любопытством - меня пригласили в гости в мир, рождающий те песни и чувства, которые я так хорошо знала. Поднялись по лестнице, показал, где можно располагаться и предложил чай. Было некомфортно и неуютно на новом месте, желая поддержать, дал посмотреть диски с фильмами, что-то посоветовал взять с собой. Пока я, забившись в углу, их рассматривала, разобрал диван. И вот тут действительно стало страшно, попыталась тебе донести, что не умею и что это будет впервые, само собой не поверил, да и кто бы отреагировал иначе, когда девице уже 21.
Хоть и была послушна, расслабиться все же не могла, несмотря на твою аккуратность и вполне подходящую обстановку (предварительно убавленный свет и выбранную музыку).  Как себе помочь тоже не знала, поэтому оставалось довериться и присутствовать осознанием каждого момента. Напористо и нетерпеливо снимал одежду, бросая не глядя. Затруднения возникли только с застежкой бюстгальтера, поэтому ей суждено было в ту ночь скончаться. Тогда я ничего не понимала – что и как воспринимать, как вести себя, и что в этой ситуации рассматривать как естественность, просто складывала в сердце все, что чувствовала телом и осознавала головой. За весь истекший год это был мой предел, максимум, который еще день назад был абсолютно недостижим, а сегодня бесцельно достигнут. Мне больше нечего было тебе отдать, но я была уверена, что эта верхняя точка станет отправной для новой, куда более богатой и крепкой волны отношений.
Ты кончил и стал собираться, а во мне не было сил и пошевелиться – опустошенность. Настроение твое кардинально переменилось, как будто ты в одночасье осознал, что на улице уже светает, и нам давно пора быть дома, каждому у себя. С небрежным «собирайся» кинул мне кипу моих вещей и вышел. Пока выключал компьютер, любовалась тобой с порога комнаты. Коридорный свет, освещавший частично твое лицо, создавал иллюзию миража, вызванного дремой. Сказала тебе о красоте, ты удивленно и неловко парировал.
Предрассветное Московское шоссе, на котором решаем ехать или идти, и снова чужая машина, ложусь на плечо, а ты говоришь о таких же ночах, ставших основой песни, которую я могу послушать при желании, главное, чтобы не комментировала на всеобщее обозрение. Понимаю, вполне понимаю, но подсознание ставит блок, потому что все должно быть хорошо, ну теперь-то уж точно, иначе зачем вообще были все эти дни с тобой и без тебя. Доехали, разошлись, и к нам вернулась тишина. Не за что бы не поверила, что не выдумала все это, если бы в теле не осталась боль, кричащая об обратном, а в шкафу - мертвый бюстгальтер. Спустя пару дней поздравила с днем рождения, ничего не получила в ответ и приняла очевидный факт, как свершившийся. Оставалось только бессильно огрызнуться односложным ругательством и наполниться обидой и комплексами, получив пожизненный надрыв. А потом снова непрерываемое тобой молчание, мои походы на все концерты и периодичные абстрактные сообщения. Еще только раз набиралась отчаянья и страха просить о встрече через месяц накануне свадьбы, но свадьба ли, похороны или просто день был бы хороший, ты мне не отвечал. Поводов для надежды в виде эпизодичной радости от встречи на концерте ты мне больше не давал. В каком-то смысле новая волна началась, но она была диаметрально противоположного направления. Долгий период, забитый до отказа ненавистью к себе, тебе и полное отсутствие желания хоть как-то жить, чем-то заниматься, с редкими просветами, когда действительно хотелось улыбнуться тому, что ты где-то живешь, и у тебя все хорошо.
При случайных встречах ты выказывал полное безразличие, при моих попытках хоть как-то пойти на контакт- агрессию. Я твердо знала, что стоит хоть слово тебе написать, и я тут же буду отправлена в черный список. Было тяжело от осознания собственного бессилия и несостоятельности, но замереть, выдержать паузу, перевести дух не представлялось возможным, и я пожирала себя, говорила о тебе, укрепляла стену между нами. И так было еще с год, пока ты не выпустил альбом, который я не рискнула купить у тебя лично, воспользовавшись услугами знакомой. После прослушивания буквально несколько комментариев оставила тебе в сообщении, в ответ на которое ты, к моему несказанному удивлению, поинтересовался, почему я не купила альбом лично. Уверена, что не стоит описывать мое состояние и говорить о вновь народившейся надежде. Немудрено, что спустя несколько недель я набралась духу как-то поздним вечером и предложила заехать к тебе на базу с пивом и едой. Согласился, назначил время, я подкрепилась присутствием подруги и купила обещанное. Однако ничего хорошего не вышло, да и не могло – я была напряжена и агрессивна, ты старался максимально отдаляться в пространстве, занимая дальние от моего местоположения углы комнаты. Все равно приветлив и как всегда способен с легкостью поддержать любую тему,  со мной в беседе, обманчиво близок, и только соблюдение пространственных границ как индикатор действительного отношения.
Уходила ни с чем, но счастливая, полная надежд, снова тот же путь до дома по ночному городу и бесконечные слова о мечтах. Какой-то час в венах спящих улиц и собственная кровать, где по-прежнему мой Теплый. И снова дни, недели, месяцы тишины, хотя концерты я уже не посещала, за жизнью твоей пристально не наблюдала и в приближенной форме проводила подаренное мне время с человеком, о котором ты столько говорил, считая одним из самых близких. Мы никогда не упоминали о тебе, хотя каждый что-то знал. Теперь его мероприятия я посещала, с ним ходила гулять, пила, проводила вечера, встречая ночь, с ним боялась говорить, как когда-то с тобой. И это нельзя было назвать отношениями ни при каком раскладе – не более, чем эпизодичные встречи на вольной основе, по сути, все, что хотела продолжать делить с тобой, но не могла, делила с ним. Замещение как способ быть с тобой. Больная, больная любовь. Одним из вечеров была приглашена на репетицию, которая к моему испугу и возбуждению должна была проходить у тебя на базе, я банально боялась туда идти, однако пришлось, мы обошлись взаимным игнорированием, не считая напряжения при случайных столкновениях в дверях.
И вот уже шло четвертое лето с первой встречи, уже давно не писала тебе чаще, чем на глобальные праздники, жила с недельку в гостях, утонувшая в самом жестоком лете, переполненном до тошноты с трудом разрешимыми проблемами всех возможных характеров. Было тяжело, я не знала, куда бежать от себя и  от того, что душит и разрушает, задыхалась. Мне не спалось, хотя давно уже ночь, кухня, открытое окно  и широкий подоконник, на котором сидела, глядя в пустоту всего происходящего. Не было сил не прекратить жизнь, не продолжать ее, бесцельно написала тебе и в ответ получила предложение встретиться. Не видела, не слышала, не говорила с тобой порядка года – чуть больше или чуть меньше, и тут встреча. Снова тяжело. Дома нет горячей воды, залезла под ледяной душ и в попытке побрить ноги одноразовой бритвой буквально сняла дорожку кожи от колена до подъема, адская боль и ванная в крови. Вот в таком испуганном и подбитом виде вышла к тебе. А твои дела хорошо – новая машина, абсолютное спокойствие в голосе, но в руках сигарета – зачем, почему вдруг?
У тебя туберкулез. Болезненные регулярные процедуры, ты худ и печален, говорил о Высшей силе, о жизни, ее продолжительности, настроениях. Я смотрела и слушала, мне нечего было сказать. Другой человек – уставший, обреченный, печальный с сигаретой в руках и болью в теле. Твои темы не твои, твои интересы и мысли далеки от жизни, наполняющей глаза блеском, но у тебя все хорошо – работа процветает, доход стабильный и в разы выше прежнего, группа популярна, все, к чему стремился, сложилось и устроилось. Все хорошо, но ты печален и пассивно озлоблен. Я не знала человека, которого видела перед собой, я и не хотела быть знакомой с этим мужчиной, не хотела слышать мат и видеть сигареты, не хотела тусклых глаз и безвольных безразличных рук. Мне было больно, когда слышала твои взгляды и позиции, которые за 3 года диаметрально переменились. Я не знала тебя и не хотела знать: «Видимо ты согласился встретиться, чтобы окончательно разрушить мое представление о тебе» . Удивляешься.
Вернулась домой и плакала до рассвета, пока были силы. В ту ночь я поняла, что люблю призрак человека, который давно не живет нигде, кроме моей головы. Твоя боль воспринималась мной остро, я скорбела о ней и о том, что тебя уже нет. Прошло два года с той последней встречи, я ничего  о тебе не знаю, временами смотрю свежие фотографии в общем доступе и грущу о том, кто навсегда со мной в моем мировосприятии и поведении. Неважно каким я видела тебя тогда и каким вижу сейчас, неважно как я оцениваю перемены в тебе – ты жив, ты занимаешься любимым делом, ты как всегда окружен бесконечным числом людей, готовых любить тебя делом и жизнью. Это осталось неизменным, ты - яркий свет, привлекающий и греющий, дающий стимул жить, а не существовать. Ты остался собой, в этом уж точно. И я счастлива, что все у тебя хорошо.