Сумма нулевых

Сколько не переставляй слагаемые, толку все равно не будет.


Улыбка средневековья


Сложившееся в нулевые российское общество можно по многим чертам отнести к средневековым. Оно жестко разделено. Чиновничество стало отдельным слоем, оторванным от народа. Близость к власти является источником благ. Место в вертикали это доступ к ресурсам, воспринимаемым как собственность. Должность дает источник извлечения феодальной ренты и лицензию на тотальную вседозволенность.


Хотя оно ближе к нравам, структуре и порядкам средневековой Флоренции, нежели Золотой Орды. Жизнь городской республики включала в себя иллюзорную демократию, внешнее соблюдение законов и приличий, покровительство искусствам, и множество иных благ. В ней вполне можно жить без особых опасений. Тайная стража приходила лишь за опасными мятежниками, позволяя прочим вволю развлекаться.


Естественно, реальная власть принадлежала узкому кругу лиц. Политика являлась полем тайных манипуляций и закулисных игр. Ее внешним проявлением были периодические войны с соседями, массовая пропаганда, возвеличивающая правителей, и регулярные экономические кризисы. Меж народом и властью существовал консенсус, состоящий в невмешательстве в дела друг друга при условии уплаты податей.


Старые стены


Метафора нового средневековья глубже, чем публицистический парадокс. Феодальными по сути являются структура управления, экономические отношения и народные нравы. Личная верность почитается больше, чем порядочность и ум. Искусства и пресса служат возвеличиванию правителей и живут на содержании государства. Церковь чувствует себя абсолютным феодалом и партнером власти.


Экономика построена на извлечении прибыли из находящихся в земле ресурсов. В средние века источником благ было плодородие почвы, ныне это содержание недр. Класс, обладающий правами на них, является основным субъектом экономики. Права эти жалует, распределяет и контролирует сама власть. Она же диктует правила поведения в сфере духовности, распространения информации и высокой культуры.


Социальные порядки и носители власти воспринимаются массовым сознанием как данность, не подлежащая изменению. Правитель становится объектом инфантильных фантазий о величии, и отождествляется с магическим защитником. Впрочем, при утрате доверия он вместе с правящим классом быстро превращается в объект садистических фантазий. От которых недалеко и до реальных злодейств.


Послевкусие рабства


Однако, пока плодородие недр позволяет избегать голода. И даже поддерживать качество жизни на достаточно высоком, по сравнению с прошлыми эпохами, уровне. Благополучие проявляется в кажущемся расцвете культуры, являющейся царством симулякров. Имитации дают людям иллюзию насыщенной жизни. Впрочем, тотального промывания мозгов не происходит. Это добровольный массовый конформизм.


Корнями он уходит в предыдущую эпоху. В отличие от сегодняшней, ее можно определить как государственное рабовладение. Строй, подобный древнему Китаю, поздней Римской империи и восточным деспотиям. Рабами государства были все. Само оно персонифицировалось в фигуре обожествленного правителя. Его окружал ближний круг привилегированных лиц. Тайная стража жестоко искореняла крамолу.


Тоталитарное рабство возникло как катастрофический регресс общества после неудачной попытки выйти из феодализма. Буржуазно-демократическая революция разбудила архаичные силы народа, не обладающего должной культурой и уровнем развития, но имевшим за плечами тысячу лет крепостного рабства и кровавых бунтов. В итоге, вместо перехода на более высокий уровень случилось обрушение.


Окончание времен


Память о произошедшей катастрофе, и последовавшими за ней десятилетиями чудовищного кошмара, прочно поселилась в коллективном бессознательном народа. Часто она проявляется через формирование у людей ложных воспоминаний, вытесняющих память о пережитом ужасе. Воображение послушно корректирует реальность, создавая фантазии о великом и прекрасном советском прошлом.


Широкое распространение этих феноменов создает риск повторения катастрофы. Однако, смена поколений делает ее все менее вероятной. Вместе с тем, феодальная власть использует память о прошлом и страх перед ним для своего увековечивания. С одной стороны подчеркивая контраст между прошлым и современностью, с другой же играя на ностальгии по воображаемому величию. Это очень опасно.


Риск внутреннего коллапса накладывается на внешние угрозы. Сегодня они не только не встречают противодействия, но даже не осознаются. Опасность, которую власть предлагает видеть в цивилизованном западе, на самом деле исходит с варварского юга. И с бурно развивающегося востока. При сохранении нынешнего положения, Россия ничего не сможет им противопоставить. Это станет ее концом.


Новая надежда


Однако, новые поколения все меньше подвержены давлению архаичных сил русской коллективной души. Молодые в большей степени чувствуют себя европейцами, чем носителями нашей древней культуры. Они не склонны очаровываться ценностями массового самопожертвования ради величия государственного молоха. Им ближе идеал индивидуального развития, личностного роста и личной свободы.


По мере того, как эти идеи овладевают массами, русский феодальный римэйк становится обречен. Старые страхи не пугают, а идеалы минувшего никого не в силах обмануть. На стороне режима остаются те, кто плохо умеет считать. Либо те, кто просчитался, сделав ставку на карьеру во властной вертикали. И самые расчетливые, надеющиеся напоследок сорвать куш. Но это ненадежная опора.


Возникшее в обществе противостояние фундаментально и неустранимо. Оно не рассосется само. И не может быть подавлено силовыми методами. Его не удастся заболтать. Даже если подкупить или уничтожить лидеров, запугать людей, или резко улучшить их материальное положение, суть дела останется прежней. Это конфликт меж уходящей формацией и новым социальным строем. И его решения не избежать. По счастью, оно может оказаться мирным. И принести весьма неплохие результаты.