Yanita Vladovitch Счастливая случайность - Гл. 30

Спустившись вниз, Мэри-Бет узнала, что Винченцо уехал в Сиену вместе с Терезой, которая хотела пополнить запасы продуктов.

Ждать она не любила, но выхода не было. Мэри-Бет заглянула на кухню, где ее накормили вкусной «риболлитой», а потом вернулась к себе, прилегла на кровать. Тот факт, что недавний наезд был случайностью, значительно улучшил ее эмоциональное состояние, чего нельзя сказать о самочувствии: левое плечо ужасно ныло, поскольку именно за эту руку схватил Клаудио, когда вытаскивал ее из-под колес. Оставалось лишь надеяться, что болезненные ощущения быстро пройдут.

Уснуть не удалось. Принятое решение жгло, распирало изнутри, стремясь вырваться наружу, а единственный человек, которому она могла поведать счастливую новость, отсутствовал.

Решив занять себя чтением, Мэри-Бет отправилась на поиски библиотеки.
Вскоре комната была найдена, и Мэри-Бет, не глядя по сторонам, направилась к полкам. Почти все книги были на итальянском, но она не сдавалась: уж очень ей хотелось увидеть английский текст.

Когда сзади послышался легкий шелест, Мэри-Бет обернулась и замерла. Из глубокого кресла, повернутого спинкой к полкам, поднялась Колетт. Как всегда у судьбы свои планы: пришло время извинений.

Колетт что-то прорычала (так быстро, что Мэри-Бет ничего не поняла) и поспешила к выходу.

— Колетт, подожди. Мне нужно с тобой поговорить. Пожалуйста. Это важно.
Последнее слово вынудило француженку остановиться. Она обернулась и с вызовом в глазах посмотрела на свою обидчицу.

— Это по поводу происшествия в Бостоне. — Не желая новой ссоры, Мэри-Бет скороговоркой выпалила: — Полиция установила истинного виновника, поэтому я считаю своим долгом извиниться за свои подозрения. Прости, я была неправа, но в тот момент мне казалось, что ты единственная возможная подозреваемая. Еще раз прости.

— Думаешь, услышав твои извинения, я от радости брошусь тебе на шею и сразу обо всем забуду? — с холодком поинтересовалась Колетт, но ярость в ее глазах начала утихать.

— Нет, ничего подобного я не жду, просто не могла не извиниться. Знаешь, Энцо пытался переубедить меня, но мне казалось, что я умнее и вижу тебя насквозь. Что ж, я ошибалась.

— Энцо был на моей стороне? — удивилась Колетт.

— Да. Всегда.

— Понятно. Мне интересно, кто же невзлюбил тебя до такой степени, что захотел убить?
— Не то, чтобы убить, — смущенно пробормотала Мэри-Бет.

— И все же, скажи мне. В качестве компенсации.

— Это была вторая жена моего мужа. Она видела во мне угрозу для своего брака. Вот уж не знаю, почему ей это в голову взбрело?

— Если ты все мне сказала, то я пойду.

— Вообще-то, нет.

— Что еще!

— Я лишь хотела предупредить, что Энцо принадлежит мне, а я не люблю делиться.

— Что?! Ах, вот вы о чем. Он мне не нужен! — заявила Колетт, а потом сквозь слезы добавила: — Эта затея с самого начала была лишенной всякого смысла.

— Ты о чем? — не сдержала любопытства Мэри-Бет.

— Мы с Вито женаты давно, а детей все нет. Амели один раз переспела с Энцо и сразу забеременела. Я подумала… решила, что если пересплю с Энцо, то у меня будет ребенок. А Вито никогда не узнает, ведь они с братом похожи, как две капли воды. Но Энцо не обращал на меня никакого внимания. А вчера Вито начал расспрашивать, и я призналась мужу во всем. Он рассказал мне, что чем-то переболел и теперь полностью стерилен.

— Это случилось давно?

— А тебе какое дело?!

— Понимаешь, перед смертью Амели сказала Винченцо, что не знает, кто отец близнецов — он или Витторино.

— Это случилось, когда Вито был подростком, — сказала Колетт.

Она не только не удивилась, услышав, о связи мужа с Амели, но и не опровергала это, и Мэри-Бет решила, что история с пари тоже настоящая.

— Вы должны, поговорить с Энцо. Ты даже не представляешь, как он страдает из-за этого.
— Я скажу Вито, — бросила Колетт и вышла, не удосужившись закрыть за собой дверь.
Мэри-Бет взяла книгу по истории искусств, но так и не смогла сконцентрироваться на тексте, а десять минут спустя она уже спала в кресле.

Ее разбудили отрывистые звуки, словно кто-то одну за другой нажимал клавиши рояля. И тут Мэри-Бет, словно магнитом, потянуло в музыкальную комнату. Возле рояля стоял Николо и с благоговейным выражением лица вслушивался в звуки, которые издавал инструмент.

Когда мальчик заметил слушательницу, он перестал играть.

— Нет-нет, продолжай, — попросила Мэри-Бет.

Но Коло покачал головой.

— Ты хотел бы научиться играть?

Мэри-Бет видела, что он разрывается между желанием согласиться и отказаться. Наконец, Коло кивнул. Один раз. Несмело.

— Тогда, может, ты попросишь папу? — Ребенок молчал, и Мэри-Бет решилась: — А хочешь, я тебя поучу?

— Хочу.

Мэри-Бет присела на скамейку и похлопала рядышком с собой.

— Садись. Давай проверим, какая у тебя память.

Она нажимала несколько клавиш и просила мальчика повторить. Как оказалось, у Николо хорошая память. И Мэри-Бет решила, что можно провести первый урок нотной грамоты.
Для этого они вернулись в библиотеку. Порывшись в бюро, Мэри-Бет нашла бумагу и карандаш. Когда же Коло увидел эти предметы, его лицо скривилось, и Мэри-Бет испугалась, что он сейчас заплачет.

Сев рядом, она прижала мальчика к себе.

— Милый мой, что случилось?

— Я никогда не смогу научиться музыке, — проронил он.

— Почему? — изумилась Мэри-Бет.

— Я не умею читать, — наконец, произнес Коло.

— Это ничего страшного. Я научу тебя.

Мальчик вырвался из ее объятий и сказал:

— Нет, я не вижу буквы. Леле видит, а я — нет.

Мэри-Бет, наклонив голову, смотрела на Николо. Похоже, малыш страдает дислексией*. Это многое объясняло.

— А кто-нибудь об этом знает?

— Леле. Это наш с ним секрет. Это правда, что я слабоумный придурок? — вдруг прошептал малыш.

— Кто тебе это сказал?!

— Я подслушал, как слуги говорили, что так считала моя мама.

— Милый мой, — только и сказала Мэри-Бет. Ее сердце разрывалась от той боли, которую ему причинили чьи-то неосторожные слова. — Это неправда. — Она не удержалась и поцеловала Коло в черноволосую макушку. — А теперь все же посмотрим на ноты.

— Но…

— Ноты — это не буквы. А вдруг у тебя получится. Давай, попробуем?

— Хорошо.

— Давай сначала выучим названия нот. До, ре, ми, фа, соль, ля, си, до.

— Ты назвала «до» два раза.

— Ты прав, нот семь, но интервал из восьми нот образует октаву. А ты можешь повторить названия в том порядке, который я использовала, или мне назвать их еще раз?

— Могу. До, ре, ми, фа, соль, ля, си. И опять до!

— Умничка! — Мэри-Бет снова поцеловала мальчика. — А теперь давай посмотрим, как они размещаются.

Она начертила пять не совсем ровненьких линий, обозначающих нотный стан, а потом нарисовала восемь овалов. Называя каждую из нот, Мэри-Бет методично закрашивала овалы.

— А теперь внимательно посмотри на рисунок и скажи, ты можешь различить ноты?

Коло наклонился над рисунком и попытался рассмотреть ноты, от усилия даже закусив губу.

— Я вижу их! — воскликнул мальчик. Он сам не мог поверить, что кружочки перед его глазами не разбегаются, не прыгают и не вертятся. Коло называл ноты, обводя каждую из них карандашом. — А еще я могу так! — и он назвал ноты в обратном порядке.

Они увлеченно занимались и даже не заметили, как пролетело время.

Вечером пришла Ванесса с детьми — их пригласили на семейный ужин. И тогда Мэри-Бет вспомнила, что собиралась поговорить с Винченцо. До ужина оставалось всего ничего, но, похоже, она упустила свой шанс. Значит, расскажет после.

Во время трапезы Винченцо был не похож сам на себя. Конечно, он с привычным аппетитом поглощал ризотто, приправленное специями мясо поросенка и даже «риччарелли»**, запивая все это душистым вином, но отвечал, лишь когда к нему обращались.

Один раз их взгляды пересеклись, и Мэри-Бет поняла, то он переполнен радостью, в которую затесалась капелька ярости. Неужели Колетт и Витторино все ему рассказали?
Едва ужин закончился, Винченцо увел близнецов, и Мэри-Бет не стала прерывать их уединение. И пусть он говорил, будто ему все равно, чьи это дети — его или брата — она была уверена, что Винченцо испытал небывалое облегчение, узнав, кто их настоящий отец. Витторино и Колетт тоже ушли сразу после ужина, и остаток вечера Мэри-Бет провела, общаясь с племянниками, Ванессой и родителями Винченцо.

Когда Бель уснула, Мэри-Бет помогла кузине переправить детей в коттедж и там же заночевала. Так что в особняк она попала только на следующий день.

Не в силах перебороть себя, она прокралась в спальню Винченцо: он еще спал.
Мэри-Бет долго смотрела на его мужественный профиль, на черный завиток, упавший на лоб, на мерно вздымающуюся грудь — обнаженную! — простыня едва прикрывала бедра. У нее зачесались руки прикоснуться ко всему этому великолепию, однако нельзя! Сама установила запрет на секс.

И все же Винченцо был так невыносимо прекрасен этим утром...

К черту все!

Мужчина пробормотал что-то неясное и повернулся на бок. Мэри-Бет присела сзади. Она прикоснулась к его животу, и мышцы пресса рефлекторно сжались. Ее пальцы скользнули вверх и, путаясь в жестких волосках.

В следующую секунду Винченцо откинулся на спину и, поморгав, удивленно уставился на нежданную гостью.

— Если мне снится сон, то я не хочу просыпаться, — заявил он хриплым голосом.
— Это не сон, — широко улыбнувшись, сообщила Мэри-Бет.

— Вот и прекрасно!

Винченцо схватил Мэри-Бет за талию и потянул на себя. Она и пискнуть не успела, как оказалась лежащей на постели, а сверху ее придавило сильное и возбужденное мужское тело. Возмущаться? Нет, она лишь счастливо рассмеялась.

Увернувшись от жадных губ, Мэри-Бет прошептала:

— Я должна сказать тебе нечто очень важное.

— Так говори, — предложил Винченцо. Его губы опустились на шею, а руки забрались под трикотажную футболку.

— Я… Я подумала… О Боже, что ты со мной делаешь! — воскликнула она, когда его ладони накрыли полукружья ее груди. — Поцелуй же меня!

— К вашим услугам, синьорина, — усмехнулся Винченцо и припал к ее губам.

Через мгновение он оторвался от ее губ и прошептал:

— Чертова простыня!

— Давай от нее избавимся.

Винченцо приподнялся, собираясь отшвырнуть в сторону этот кусок материи, как друг от двери послышался дрожащий голосок:

— Папа.

Мужчина закрыл глаза, пытаясь сдержать рвущиеся наружу проклятия. После секундного замешательства, он скатился с Мэри-Бет. Придерживая свое единственное одеяние, Винченцо двинулся к стоящему у двери сыну, обещая себе, что в следующий раз обязательно запрет двери.

— Что случилось, Коло?

— Леле. Он стонет во сне и вертится на постели. Мне страшно.

— Я сейчас оденусь и посмотрю. Подожди меня в коридоре.

Винченцо отбросил простыню и потянулся за брюками, а Мэри-Бет уже промчалась мимо него. Когда же он вошел в спальню детей, Мэри-Бет уже сидела на постели и пыталась осторожно разбудить мальчика.

Леле открыл глаза и, посмотрев на встревоженного отца, попытался что-то сказать, но из его горла вырвались лишь непонятные хрипы. Мальчик болезненно поморщился и виновато потупил глаза.

— У него температура, — сказала Мэри-Бет, прикоснувшись ко лбу мальчика губами. — Его нужно в больницу. Я одену Леле, а ты пока обуйся и возьми ключи. Мы сами отвезем его в Сиену.

Винченцо вернулся к себе и, словно на автомате, обулся. На обратной дороге он встретил мать, которая, кутаясь в халат, захотела узнать, что случилось:

— Леле заболел. У него температура. И голос пропал. Я отвезу его в больницу.

— Я с тобой!

— Нет. Со мной поедет Лайза. Она уже одевает Леле. А ты, пожалуйста, позаботься о Николо. Он напуган.

— Позвони, когда что-нибудь узнаешь.

— Конечно, мама. Не переживай, все будет хорошо.

Винченцо поцеловал Евангелисту в щеку и поспешил в комнату сына.

Леле был одет. Подхватив его на руки, Винченцо спустился вниз. На кухне он взял ключи от машины Терезы. Вручив сына Мэри-Бет, Винченцо сел за руль. Через мгновение мотор взревел, и машина рванулась вперед.

Дорога до Сиены показалась ему невыносимо мучительной и долгой.



* Дислексия — избирательное нарушение способности к овладению навыком чтения и письма при сохранении общей способности к обучению/
** «Риччарелли» (ит. ricciarelli) — бисквитное печенье с миндалем, цукатами, медом и ванилью — является сладким символом итальянского города Сиена.




Глава 31 - http://www.proza.ru/2012/06/09/466