Старые фотографии. начало

Старые фотографии, словно форточки в прошлую жизнь. Врассыпную лежат на большом столе, и от них нестерпимо сквозит ностальгией. Прямо в солнечное сплетение, разливаясь тоской. О чём я думаю, дорогой Бог? Разве я успела прожить долгую жизнь и теперь, почёсывая седую голову, имею право о чём-то сожалеть?
Ева подошла к окну и уставилась в декабрьские сумерки. На медленно падающие в белую бесконечность пушистые комочки. Ещё все куда-то бегут нагруженные сюрпризами. Через день улицы опустеют, и люди будут весело резать салаты, и охлаждать шампанское. Она затянулась сигаретой, красным светом в стекле выхватывая отражение. Тёмное каре, тёмные глаза, тёмный изгиб пухлых губ. И снова темнота. Она снова затянулась, и ожило  отражение. Снова пропало в густом дыме. На какой-то миг Еве показалось, что её вовсе нет в этом мире.
- Может, это к лучшему, – тихо подтвердила она свой мысленный поток.
А ведь всё начиналось гораздо  интересней. Она была первым ребёнком в семье, отсюда и имя – Ева. Отец – профессор экономики, известный в определённых кругах человек. Мать – главный бухгалтер в крупной компании. Иван Сергеевич и Наталья Викторовна познакомились в доме отдыха и сразу решили создать семью. Отцу было 45, когда родилась Ева. И она, без сомнения осталась его любимицей, даже через пять лет, после рождения двух братьев – двойняшек. Мать намного младше отца, но особа прагматичная, поэтому всё имущество сразу было записано на неё. Дом Брустлёвых славился своим гостеприимством и любовью к долгим обильным посиделкам, где перемена ароматных блюд сменялась до бесконечности. И прогулки по освещённым дорожкам во дворе делали эту обильность вполне допустимой. Изюминки вроде дичи и богатого выбора алкогольных напитков прилагались.  Ева всегда была звездой на этих вечерах. Родители обожали, когда она, подперев щёку, затягивала совсем недетский романс о чьей-нибудь горькой долюшке. Постепенно подключились подросшие двойняшки Степан и Богдан с акробатическими номерами. Мальчиков с трёх лет возили в секцию спортивной гимнастики. Брустлёвы радовались – дети росли одаренными.
-Ах, какое милое, дружное семейство, - с восторгом отзывались о Брустлёвых их знакомые.
Когда для Евы стали слабеть семейные узы? Она выросла из образа маленького пухленького клоуна. В тринадцать лет её рост сравнялся с ростом матери, размер ноги тем более. При этом она была худой только в груди и ногах. Ещё у Евы испортилась кожа на лице, а ещё больше, по словам родителей «испортился характер» Ева не реагировала на уговоры и стала втихую курить и пропускать занятия. Никто не мог понять, в чём дело и как маленький ангел стал такой букой. Брустлёвы предпочли, чтобы Ева оставалась в своей комнате во время званых ужинов. И Ева молчала, потому что просто не могла рассказать всего, что творилось в её душе. Однажды она вернулась со школы раньше времени. В этот день дома никого не было. Родители на работе. Двойняшки в гимназии. У домработницы выходной. Когда она поднималась к себе, ей послышался какой-то мелодичный звук со стороны гостевой комнаты. Девочка подумала, что ей послышалось, но всё равно решила заглянуть туда. То, что она увидела в чуть приоткрытую дверь, стало страшным потрясением. На кровати лежала Наталья Викторовна, на которой были только красные чулки и лакированные туфли на шпильке и абсолютно голый шофёр, обычно возивший мать на работу. Несколько секунд Ева, открыв рот, не могла оторвать взгляда от белой холёной руки матери ласкающей загорелый пресс мужчины. Потом девочка бросилась прочь. Она выскочила за ворота и долго бежала в сторону парка. Там она до вечера просидела на скамье, равнодушно скользя взглядом по прохожим. Стало темнеть, и Ева была вынуждена пойти обратно. Она понимала, что теперь любой её выбор будет плох. Скажет отцу, семья распадётся. Не скажет, предаст отца. Поговорит с матерью, станет её сообщницей, и всё равно предательницей по отношению к отцу. Для юной души это была неразрешимая задача. И она решила молчать. Чтобы ничего не менялось в её семье. Кроме самой Евы.
Так, каждый раз поднимаясь наверх, она вдыхала аппетитные запахи, слышала смех красивой Натальи Викторовны и уверенный голос Ивана Сергеевича, развлекавших гостей. И думала, что, конечно же, поступила верно, хоть и не честно. А потом отчего-то долго плакала, прислонив лоб к прохладной стене.
Девочка то начинала ненавидеть мать, то винила себя, что знает больше, чем нужно.  Наталья Викторовна исправно выполняла свои обязанности матери, стараясь, чтобы Ева была не хуже других, но к дочери относилась с каждым годом холоднее. Постепенно Иван Сергеевич тоже махнул рукой и всё реже пытался вести с дочерью доверительные разговоры. Двойняшки, видя, что Ева всё чаще отсиживается в комнате, тоже как-то стали отдаляться. Она оставалась для них старшей любимой сестрой, но перестала быть другом.
Исключением стал выпускной вечер Евы. Почти на всех фотографиях члены семейства счастливо улыбались и льнули друг к другу. Этот день был наполнен счастьем. И печалью. Потому что к утру всё вернулось на свои места. Девушка напилась и пропустила рассвет.
Потом Ева не захотела идти по широкой семейной дороге и выбрала факультет психологии. За что выслушала целую серию лекций на тему «Будущее с голым задом».