Кабанья вышка

Жаркое в этом году было лето. Душное. С лесными пожарами. С горькой мглой. Старожилы деревеньки Борки, собираясь по вечерам у дома Лукьянихи, и те не могли припомнить на своём долгом веку такого засушливого лета. Лишь Василь Данилыч, сухонький старичок, бойкий ещё, но чьи годы клонились к девятому десятку, вспоминал, сидя на скамеечке у калитки, что перед второй мировой войной было такое лето. Жаркое, сухое. А вот сентябрь был тогда дождливый. Оттого и грибов в тот год было страсть как много.
Нынче уж сентябрь к середине подвалил, а дождя хорошего так и не было над Борками. Так, иногда, к ночи погромыхивало в небе, розовые молнии освещали засыпающие домики у реки, да только дождь выходил скупой. Постучит по крышам крупными каплями, поманит влагой, ветром деревья поклонит, да через час-другой затихнет. Только болями в натруженных суставах стариков аукнется.
Ждали старики дождя. Настоящего. Проливного. С пузырями в лужах. С ручьями вдоль заборов, с примятой травой на лугах.
Сена на зиму заготовить уже и не надеялись. Да и зачем нынче сено? Больше по привычке косили. Коров на деревне давно не держали. Старикам уже несподручно. А молодёжь вся по городам разъехалась. На все двенадцать домов в Борках имелось две козы, пять уток, да кур с десяток. А вот грибы собирать местные жители любили и умели. Детей своих к этому приучили, и внуков. А без грибов в деревне – какое житьё? Детки приедут - свеженьких поедят. Жареных с лучком и картошечкой. Обязательно с собой возьмут, засоленных в банках трёхлитровых, с укропчиком, петрушкой и листом смородиновым. Да ещё останется насушить на печке беленьких и подосиновых на зиму, для супчика.
Ждали старики дождя, ждали, и дождались-таки. Три дня до октября оставалось. Вторник это был. А может и среда. Ветер с севера подул могучий. Листву золотую с деревьев срывать стал. Ветки ломал. Тучи сизые к вечеру небо закрыли. Дождик покрапал слегка, пыль дорожную прибивая, позвенел по стёклам оконным, чуть приутих, словно набираясь силы небесной, а потом припустил так, будто всю влагу, припасённую за лето, решил вылить на деревню Борки. И смыть её в речку Ворону.
Три дня и три ночи лил дождь. Потом притих. Даже громыхнул грозой напоследок, но не сильно, словно передавая эстафету дождям осенним. Холодным и тихим. А в первый октябрьский день опять выглянуло солнышко. Уже не жаркое, словно ослабевшее после активной летней работы.
В пятницу вечером жители Борков собрались, как всегда, у дома Лукьянихи. Им было о чём поговорить. Не виделись несколько дней. Сколько воды утекло! Первым к калитке Лукьянихи, или Натальи Лукьяновны, признанной активистки Борков, прибыл Павел Алексеевич, хозяин крепкого дома, стоявшего в самом центре деревни и выделявшегося среди остальных высотой в три этажа. Чуть позже к лобному месту подобрались и остальные жители деревни. Павел Алексеевич, оглядев прибывших односельчан, пару раз кашлянул в кулак со значением, словно готовясь объявить крестьянам ленинский закон о земле. Но через паузу высказал радостную, для себя, весть, что к ночи ждёт в гости внучку любимую. Да не одну. А с женихом. И утром отправятся они всей честной компанией по грибы. За реку отведёт он их. Места свои заветные покажет. «Должон гриб пойти, - со знанием дела объявил собравшимся Павел Алексеевич. – Вишь, как распогодилось. Попёрли, должно быть, белые с подосиновиками, поди». Загалдели соседи, засуетились. Одни бурчали, что, мол, рано ещё по грибы идтить. А кто говорил, что и не будет их вовсе после летней засухи. Так до темноты, за спорами и прогнозами, и засиделись у калитки Лукьянихи жители Борков. А где-то к полуночи резанула темноту деревенской улочки светом фар блестящая иномарка. Подкатилась к дому Павла Алексеевича и притихла у ворот. «Ну, вот и приехали мои. Пойду встречать. – Павел Алексеевич поднялся со скамейки и двинулся в сторону дома. – Пойду, накормлю, и спать уложу. Утречком, часиков в восемь подыму их. За грибками». Односельчане, радуясь за соседа, посидели ещё несколько минут. Но ввиду позднего времени, наскоро обсудив влажность воздуха, падение давления, вероятность утренних заморозков и шансы на удачную охоту за грибами, потихоньку разошлись по домам.
Утром, лишь только засинело небо над Борками, из ворот дома Павла Алексеевича на тихую деревенскую улочку вышли грибники. Хозяин в потёртой телогрейке, в вязаной синей шапочке с белым помпоном на голове и с огромной «бельевой» корзиной в руках двинулся первым. За ним, зевая и поёживаясь от утренней прохлады, шла молодёжь: внучка борковского старожила Аня, и друг её, а может и жених, Юрий. Они были тоже с корзинами, но меньшего размера.
У крайнего дома, перед мостом через реку, на скользкой от прошедших дождей тропинке их встретил Василий Данилыч. За спиной старика имелся выцветший за давностью лет походный рюкзак. В одной его руке была корзина, сплетённая, вероятно, ещё до войны, в другой – с ветвистой ручкой палка для поиска грибов, похоже, срезанная чуть позже. Павел Алексеевич с уважением поклонился Василию Данилычу, но не удержался от шутки: «Данилыч с пустой корзиной на пути – это не к добру. Ты хоть кошку-то свою чёрную дома запер? А то выскочит сейчас. Придётся домой возвращаться да спать укладываться». «Дома. Дома кошка. Спит на печке. – Василий Данилыч хмыкнул в бороду, уловив в словах соседа юмор. - А корзину скоро наполним. Чую, есть грибы».
Перейдя речку Ворону по хлипкому деревянному мосту, группа грибников двинулась в осенний лес по едва заметной тропке. Шли шибко, переступали через упавшие деревья, обходили глубокие лужи. Лес был тих и влажен. Где-то через полчаса компания остановились. «К кабаньей вышке идём, что ль?» - Василь Данилыч, обращаясь с вопросом скорее к лесу, чем к соседу, достал из кармана куртки папиросу и закурил. «К ней. – Павел Алексеевич снял с головы шапочку, протёр рукавом вспотевший лоб. – Где-то здесь она должна быть. Не далече уже».
Через несколько минут грибники вышли на поляну. На краю её, среди сосен, стояла деревянная вышка. Рядом с ней находилось несколько стогов пожухлого сена. «А вдруг кабаны где-то рядом, - внучка Павла Алексеевича Аня, глядя на изрытую зверем землю на поляне, взяла за руку своего друга Юрия, и остановилась. – Я боюсь». «Не боись, внучка! – Василь Данилыч первым пересёк поляну. - Егеря корм сюда днём привозят. А кабаны ночью приходят. Они человеческий дух не переносят. Особенно запах табака. Кабаны боятся тебя не меньше, чем ты их».
Перейдя поляну и минуя вышку, компания вошла в лес. Вокруг были осины и берёзы. Под ногами хлюпал мох. «Сейчас выйдем на сухой лес, - Павел Алексеевич остановился у древней берёзы и осмотрелся по сторонам. – Сюда наши деревенские не заходят. Да и кабаны тоже. А место знатное. Грибов бывает – хоть косой коси! Пошли дальше». Минут через десять мох стал суше, берёзки тоньше. «Юрка! Гляди: белый!» – Аня бросилась к невысокой ёлочке и опустилась на колени. «Режь, Анют, – отозвался где-то в стороне голос Юрия, – у меня тут тоже стайка белых». «Пошло дело!» – проверяя ножку огромного подосиновика на червивость, улыбался Павел Алексеевич. Где-то через полчаса корзины грибников были заполнены «под завязку». «Ау! Братцыыы! Хорош уже! – голос Павла Алексеевича разнёсся эхом по влажному лесу. – Айда все сюда. Перекурим, перекусим, и домой двинем». Ломая ветки деревьев и громко обсуждая что-то, к месту сбора двигались Аня с Юрой. Чуть позже, тяжело вздыхая, с полной корзиной белых и не известно какими грибами набитым рюкзаком к месту встречи подтянулся Василий Данилыч. «Ба! Василь Данилыч! Да ты герой сегодня. Набрал больше всех! – Павел Алексеевич, с завистью глядя на односельчанина, поставил свою корзину на землю, расстегнул телогрейку, и достал из внутреннего кармана чекушку водки. – Получай за это полковую!» Василий Данилович принял из рук соседа бутылку, закинул голову, отпил немного, крякнул для приличия, вернул другу сосуд, потом достал из корзины маленький моховичок с пухлой ножкой и занюхал им. Затем поставил на землю корзину, снял со спины рюкзак и пристроил его рядом. «Хорошо-то как!» - произнёс старик, глядя куда-то вглубь леса. Прислонившись плечом к ближайшей осине, он не спеша извлёк из кармана папиросу и закурил, пустив облако дыма сквозь золотистые листья. «Присесть бы куда» - Василь Данилыч осмотрелся по сторонам. И увидел за не высокой ёлкой торчащий из земли серо-коричневый валун. С удовольствием сел на него и ещё раз затянулся папиросой. «Друзья мои! – окликнул он грибников.- У меня в рюкзаке, в кармашке, хлебушко с салом лежит. Доста..!» Василий Данилович не смог закончить фразу, так как валун под ним неожиданно покачнулся и просел. Старик, чтобы не упасть, схватился за него обеими руками, выронив при этом папиросу. «А ведь мог и ё…» - хотел пошутить, твёрже укрепляясь на валуне, Василь Данилыч, но вдруг замолчал, увидев в глазах соратников немой ужас. «Что это вы?» – старик долго смотрел на них, потом перевёл взгляд на дымящуюся на земле папиросу. И только теперь он почувствовал неимоверный холод под собой. Холод, шедший от валуна. Василь Данилыч оглядел его и замер. Под ним был не камень, а ржавая, злая, тяжёлая авиационная бомба времён Второй мировой войны. «Нашла меня, всё-таки, зараза, - Василий Данилович посмотрел на синеющее сквозь осенние листья небо и тихонько погладил ржавый бок бомбы рукой. – Ведь до Варшавы дошёл. С одним ружьём. Да со штыком. Сколько бомбёжек пережил. Осколком зацепило. Выжил. Считал – повезло. А вот – на тебе! На старости лет подарок. А вдруг она наша? Ой как от своих погибать не хочется!» Василь Данилыч продолжал гладить рукой бок бомбы, словно разговаривая с ней, а не с компаньонами-грибниками.
«Вы, ребятушки, вот что, - Василь Данилыч, почувствовав, что ноги стали затекать, потёр руками колени и поглядел на спутников. – Забирайте-ка грибы и валите отсюда. А я ещё поговорю с ней и тоже пойду. Если отпустит.
«Ты вот что, Данилыч, - Павла Алексеевича била мелкая дрожь. – Ты посиди пока смирно. Не шевелись. А я ребят провожу до кабаньей вышки. Они оттуда до дома быстренько добегут. Зайдут к Степану Валентиновичу. Он у нас полковник, или генерал, бывший. Сапёров вызовет. А я сейчас вернусь к тебе». Павел Алексеевич с Аней и Юрием, оставив на земле корзины с грибами, быстрым шагом двинулись в сторону поляны.
Но ни через десять минут, ни через двадцать поляны с кабаньей вышкой не нашли. А где-то через час блужданий по сырому лесу, компания вышла к реке. Павел Алексеевич оглядел местность и понял, что крюк они сделали приличный. И если сейчас же бегом двинуться вниз по течению, то минут через сорок они будут в деревне.
Однако не через сорок минут, а через час с лишним, Павел Алексеевич с Аней и Юрием, еле волоча ноги, переправились по мостику через реку. Обходя дом Василия Данилыча, они остановились отдышаться. И тут заметили, что у калитки на скамеечке сидит сам Василь Данилыч, облокотившись на кривую палку, а у ног его лежали корзины с грибами и даже рюкзак. «Вы, дорогие мои, долго ходите. – Старик хитро прищурился и чуть заметно улыбнулся. – Грибы побросали. Тяжело мне было всё это тащить». «Дык, заплутали мы, Василь Данилыч. А ты-то как с ней расстался?» - Павел Алексеевич присел на лавку рядом со стариком. «Да как? Поговорил я с ней по душам. Повспоминал всякое. Поняла она меня. Отпустила. Когда я встал, она чуть покачнулась и опять в яму сползла. Спряталась, значит. Тогда я грибочки подобрал и к кабаньей вышке поплёлся. Вас там не нашёл. Так и понял, что заблудились. Пришёл в деревню, и сразу к Степану. Так мол, и так. Бомба лежит за кабаньей вышкой. Вызвал он сапёров из Левково. Должно быть, там они уже».
В это время к грибникам подошла Лукьяниха. Наталья Лукьяновна. «Ну, что грибнички? Вижу – удачно сходили. Я всё боялась – дождь вот-вот пойдёт. А вас всё нет». А тут и действительно небо потемнело, и уже по крышам ударили первые капли, потом дождь зарядил смелее, зашуршал по листьям деревьев, а через несколько минут хлынул мощным потоком. Грибники, подхватив корзины, поспешили на терраску Василия Данилыча. Наталья Лукьяновна остановилась в дверях. «Глянь, Данилыч, а дождь-то тёплый. Как летом». В это время где-то за рекой громыхнуло раскатисто, с долгим эхом. «Надо же, гроза какая поздняя, - Лукьяниха поглядела на небо и улыбнулась. – Это к грибам».